Было еще не совсем поздно, часов одиннадцать вечера, смешно для Питера, где ночи светлые, не то что в Астрахани или Уральске.
О Еве Богдан не думал. Он выяснил достаточно, чтобы заставить это милое создание не то что говоритьпеть дискантом, как это называл Кремнев. Больше его беспокоил тритон.
Когда Сергей Николаевич рассказал о том, что именно было в коллекции Булатовича, Перетрусов серьезно обеспокоился. Он знал, что его петух не единственный в своем роде, что бывают и другие талисманы, и в прошлом году он даже побывал в переплете из-за этих железяк. И вотопять. Может, талисманы, кроме невиданных способностей, обрекают своих хозяев на неприятности? Похоже, что так и есть, никаких сомнений не возникало, что Скальберг погиб именно из-за тритона. Неясным оставалось, держал ли он талисман при себе или где-то прятал. Не у Евы ли? Скорей всего, Ева знала о свойствах предметов. Слишком долго она разглядывала петуха, лежащего на груди Богдана. Только взять не решилась.
Перетрусов долго не мог решитьрассказывать ли обо всем Сергею Николаевичу сейчас или подождать до утра, но заставить себя делать крюк и идти на конспиративную квартиру не смог. Ничего, завтра доложит.
Домой вернулся заполночь и столкнулся в коридоре со стариком Фогелем.
Там к тебе женщина! прошептал старик и пальцем показал на дверь Богдана, из чего можно было заключить, что женщина находилась в комнате.
Молодая? напрягся Перетрусов.
Нет, такая представительная, и Фогель обрисовал руками размеры, какие должна иметь представительная женщина, хотя спрашивали его не о габаритах, а о возрасте. Обворожительная фемина!
А как она без ключа вошла?
Я открыл. Она обещала, что дождется, я не мог отказать даме!
Ты меня уже второй раз подставляешь, дед, прошипел Богдан. Брысь отсюда.
Перетрусов вошел к себе в комнату.
Дама его ожидала действительно представительная, загораживала пол-окна, отчего в комнате стоял полумрак. Света было недостаточно, лицо незнакомки находилось в тени, так что опознать гостью Перетрусов не мог. Двух незнакомок за один вечер многовато.
Здрасьте, тетенька, поздоровался Богдан. Между прочим, нехорошо в чужое жилище без приглашения заходить. Вы кто?
Да неужто вы меня не узнали, Иван Васильевич? изумилась Прянишникова. Видимо, на роду мне написано богатой быть.
Эмма Павловна? обалдел от неожиданности Перетрусов. Так вы не
Не парализованная квашня? Нет, конечно, нет. Просто мужчины гораздо снисходительнее к разбитой горем и апоплексией старухе, чем к бодрой и умной женщине. Я не собираюсь разочаровывать мужчин.
Зачем вы пришли?
Все очень просто, Иван Васильевич. Федор передал мне ваше сообщение и очень расстроил.
А уж как вы меня расстроили, Эмма Павловна. Я думал, вы мне доверяете, а вместо этого наверное, Федор вам рассказал, что произошло?
Поверьте, Иван Васильевич, я и знать не могла, что за проверку он вам устроит! порывисто сказала Прянишникова. Это ужасно, я не знаю, чем смогу компенсировать ваши душевные страдания
Ни за что не поверю, Эмма Павловна. Вы меня разочаровали. Никак не ожидал, что такая умная женщина прибегает к таким низким методам.
Полноте, Иван Васильевич. Федор рассказал, что вели вы себя куда как хладнокровно, и он понял, что вам это не впервой.
Просто у вашего Федора мозгов не больше, чем в моем «моссберге». Он весь в крови был и даже не обратил внимания на это. Зачем вы связались с этими мокрушниками, вы же умнее всех, о ком я слышал!
Сейчас тяжелые времена, мне нужна защита.
Богдан сел на табурет.
Вы ведь не прощения просить пришли?
Вы меня заинтересовали. И Федору понравились. Я готова иметь с вами дело и хочу, чтобы мы позабыли об этом недоразумении.
Договорились, забыли.
Когда вы будете готовы к обмену?
Я уже готов.
Вот как? Я в вас не ошибалась. Так ваш товар
Три бочки спирта. И меловые таблетки.
Эмма Павловна расхохоталась:
А вы шутник, Иван Васильевич.
Я не шучу, Эмма Павловна. Я меняю три бочки спирта и меловые таблетки на вашу гречку. Таковы мои условия. Мне кажется, я имею право на неустойку за ту безобразную историю, в которую вы меня втравили?
Вы немного забываетесь.
Эмма Павловна, вы у меня в комнате, вошли сюда без моего разрешения и приглашения, я буду в состоянии объяснить происхождение вашего трупа. У меня и свидетель имеется. И на этом мы расстанемся. Я был заинтересован в сотрудничестве с вами до тех пор, пока вы не поступили как нет у меня приличных слов для этого. Я вам предложил вполне приемлемые условия: из трех бочек спирта можно сделать восемь бочек водки, а если разлить ее по бутылкам, то получится в общем, смотря в какие бутылки разольете. Таблетки можно продавать вообще как любое лекарство, с вашими талантами два мешка этих таблеток можно превратить в состав гречки. Соглашайтесь или проваливайте ко всем чертям, я уже хочу спать.
Эмма Павловна сказала:
Определенно, я не ошиблась, когда назвала вас Грозным. Ваши требования и резоны нахожу приемлемыми, считайте, что сделка состоялась. Также я полагаю, что наше недоразумение тоже разрешилось к обоюдному удовольствию. Товар заберете вот отсюда
Эмма Павловна протянула Богдану клочок бумажки с адресом.
Кстати, у меня тут подвязочка одна образовалась сказал Богдан. Есть весьма любопытный вариантик.
Обсудим через неделю. Место?
Предлагаю Эрмитаж.
Прянишникова изумилась:
Эрмитаж?
Там во внутреннем дворе можно пройтись и поговорить.
Хорошо. В час дня.
В час дня.
Спокойной ночи.
И вам того же.
Все, рыба заглотила наживку.
1920 год. Май.
Они столкнулись случайно, опять в Эрмитаже, но по причине пошлейшей и доставившей неудобство обоим. Первого мая всех сотрудников петроградской милиции в обязательном порядке вывезли на экскурсию в музей Революции.
Несмотря на то что экскурсовод из кожи вон лез, чтобы рассказать всем об истории Октябрьского переворота, большинство скучало и жалело, что если уж в кино не повели, то могли какой-нибудь египетский зал показать. Революция еще слишком свежа была в памяти, и каждый способен рассказать экскурсоводу раз в десять больше, чем этот парнишка мог знать.
Курбанхаджимамедов, стоявший ближе всех к выходу, начал потихоньку пятиться и вдруг на кого-то наступил. Он резко обернулся и практически уткнулся носом в чей-то седой затылок.
Что же вы, това сказал затылок, быстро превращаясь в лоб, а затем и лицо Александра Николаевича Бенуа. Да-с, сказал художник, узнав Курбанхаджимамедова. Товарищ Иванов?
Курбанхаджимамедов, как назло, был в сапогах, галифе, в кожаной куртке поверх гимнастерки и в кожаной фуражке со звездой. К лацкану куртки прикреплен красный бант.
Здравствуйте, товарищ Иванов, издевательски сказал Бенуа.
Здравствуйте, сквозь зубы процедил поручик.
Что же вы не заходите? Я думал, проверку на лояльность я прошел, можно было не изображать из себя заговорщика и бандита.
Я не понимаю
Да бросьте, все вы понимаете. Не понимаю только, зачем вашей конторе потребовалось сначала сдавать коллекцию, потом снова забирать.
Я значит, она была у вас?
Вот только не нужно снова, хорошо? рассердился Бенуа. Кажется, я начинаю понимать. Вы сдали коллекцию в музей без одного предмета, чтобы проверить, как работает система учета. Затем решили проверить мою лояльность новой власти. А теперь что проверяете?
Рядом был темный закуток, в который Курбанхаджимамедов грубо втолкнул Александра Николаевича, заткнув ему пол-лица ладонью.
Ты! Ты! Надул! Тварь!
Бенуа не на шутку испугался.
Стоять тихо, не то шею сверну, жарко, словно возлюбленной, прошептал Курбанхаджимамедов на самое ухо художнику. Отвечай коротко и по делу. Коллекцию похищали?
Да.
Но вернули?
Да.
И когда я приходил, она была в музее?
Да.
Гурбангулы застонал от ярости.
А потом снова забрали чекисты?
Я думал, это проверка.
Нечем! Нечем тебе думать! И все вы не способны на мышление, потому и пошло все прахом! Тритон! Тритон был в коллекции?
Да то есть нет! Нет!
Нет? Или да? Или опять пытаешься надуть?
Не было тритона! Единственный предмет, который отсутствовал в описи!
Тихо! Тихо! Курбанхаджимамедов снова закрыл художнику рот. Теперь соберись и вспомникто именно вернул коллекцию? И без фокусов! Ну, вспомнил? Сейчас уберу руку, и ты скажешь.
Ск Скальберг, выдохнул Александр Николаевич.
Молодец. Только дышать будешь, как я скажу! А если вздумаешь крутить, не обижайся Голос Курбанхаджимамедова дрогнул, и лицо сделалось скорбным. Если вздумаешь крутить, тогда не обижайсяэто будут последние минуты твоей жизни Понял?..
Из Эрмитажа Курбанхаджимамедов летел как на крыльях. Наконец-то. Если долго долбить в одну точку, то стена в конце концов должна сломаться.
Поручик знал, что Скальбергфамилия заместителя начальника уголовного розыска. Все его любили и уважали, он был удачливым агентом, и не раз Гурбангулы приходилось возить группу задержания по адресам, которые давал Скальберг. Но непохоже, чтобы он пользовался предметом: глаза были одинаково серыми, одевался бедно, жил впроголодь, но самое главноепродолжал работать в угро.
Зачем впахивать, ежедневно рисковать жизнью, если у тебя есть возможность жить безбедно? Что делать здесь, в голодном, нищем городе? Либо Скальберг не знал, как пользоваться тритоном, либо был окончательным идиотом. Но на идиота он никак не смахивал. Значит, не знал, как применять артефакт?
Что-то не вязалось. Не имело смысла человеку, не знающему о свойствах предмета, изымать его из коллекции. Либо все похищать, либо ничего.
Поручик перепроверил сведения, полученные от Бенуа. Влез в канцелярию ГубЧК, одурманив часовых, отыскал нужные документы, ту самую опись «найденных» предметов. На этот раз художник не вралвсе совпадало, коллекцию сдал именно Скальберг. Но почему-то лишь четырнадцать предметов из пятнадцати! Не на память же он тритона взял!
Ответ был где-то рядом, Курбанхаджимамедов это чувствовал, но именно из-за дразнящей близости тритона успокоиться и как следует поразмыслить никак не получалось. Поручика охватывало лихорадочное желание действовать, бежать нужно было схватить мерзавца и пытать до тех пор, пока не сознается, куда он дел тритона. Впрочем, от этой идеи Гурбангулы быстро отказался и решил прибегнуть к наблюдению.
Наблюдать за Скальбергом оказалось куда как не просто. Сыскарь до мозга костей, он постоянно петлял, шнырял и менял направление движения. Как ни пытался поручик установить слежку, к каким только приемам ни прибегал, Скальберг сбрасывал «хвост» минут через десять. Город он знал много лучше Курбанхаджимамедова, что вызывало одновременно и восхищение, и злость.
Очередная встреча с Белкой была назначена в его берлоге, в Лигово.
За каким лешим ты сюда вообще забрался? спросил Курбанхаджимамедов, спускаясь с обрыва по крутой лестнице к маленькому домику на сваях.
Ментам сюда ленивее выезжать, к тому же здесь ушей меньше, случайных людей нет. Сегодня придется кое-кому язык укорачивать, я хочу узнать конкретно, что этот язык успел намолоть.
Оказывается, посты, которые выставил Курбанхаджимамедов, принесли поразительную новостьодин из наводчиков, мелкий пацан, что раньше в шестерках у Живого Трупа Бальгаузена бегал, стучал в уголовку.
Представляешь? Я всех на сходку зову, день ангела свой отметить культурно, а эта тварь как узналсразу на Лассаля когти навострил. Ладно, там Генка-Солома стоял, вот и срисовал. Каков ублюдок, а? Чуть не через парадную дверь вышел! Как, останешься посмотреть на усекновение языка?
Без меня, я тороплюсь. Что по тритону?
Белка скуксился:
Че-то показываю ее портрет, показываю, а никто не узнает.
Продолжаем спрашивать.
Слышь, поручик, а ты уверен, что эта твоя ящерица все еще в Питере?
Я ни в чем не уверен. Не хочешьсоскакивай, я другого кого-нибудь найду.
А че ты такой обидчивый, как барышня кисейная? Уже весь Питер про твою ящерицу знает, а никто не видел. Даже Федору, говорят, сказали, и то ничего.
Что еще за Федор?
Это, брат, фигура. Ты с ним встречи не ищи, если захочетсам найдет. Самый главный в городе барыга, главней только Петросовет.
Боишься его?
Опасаюсь. Но Федору, говорят, неинтересно. Не видел, не знает. Может, ну ее, твою ящерицу?
Курбанхаджимамедов посмотрел на Белку с брезгливой жалостью, как смотрят на умалишенных или калек.
Белка, знаешь, на чем ты погоришь?
Кто погорит? Я?
Именно ты. Потому что и душонка у тебя мелкая, и мозги, и интересы. И погоришь ты на какой-нибудь мелочи, потому что весь твой хабарэто меха, обручальные колечки и столовое серебро.
Белка набычился. Он не любил, когда поручик говорил ему такие вещи (а Курбанхаджимамедов повторял их при каждом свидании). Поручик регулярно напоминал, что время, отпущенное Белке на вольницу, очень короткое. Ментам просто некогда, потому что таких, как Белка, много. Но война закончится, причем быстрее, чем кто-то думает. И вот тогда большевики возьмутся за ликвидацию бандитов, и давить будут нещадно.
Нету таких, как я, сказал Белка. Меня все боятся.
Гиен в саванне тоже все боятся.
Че за гиены?
Собаки такие африканские, падальщики. Страшные, как смертный грех. Всю ночь хохочут, как сумасшедшие, и никогда в одиночку не ходят, только стаей. Убьет лев быка, а они тут как тут. И если лев один, а гиены почувствовали убоину, то приходится льву уходить и добычу оставлять. Иначе гиены нападут и сожрут его вместе с быком. У гиен челюсти такие, что кость быка перекусывают. Но если львиный прайд, то есть стая, вместе, то гиенам ловить нечего. Так что боятся тебя до поры до времени. А потом погоришь ты на каком-нибудь мелком деле, вон как Живой Труп и стукач его.
Ты меня что, с этим сявкой равняешь?!
Все мы перед кем-то сявки. Вон ты Федора какого-то опасаешься, а он, может, и не слышал про тебя ни разу, и неинтересен ты ему. Ладно, пора мне. Осторожнее тут.
1920 год. Штурм Зимнего.
Насчет Евы Богдан ограничился общими данными: живет напротив Скальберга, в квартире некоего Эбермана.
Эбермана? расхохотался Сергей Николаевич. Тесен мир. А ведь я этого сукина сына арестовывал. Там вообще домишко интересныйна втором этаже Манин бордель, на первомопиумный притон.
А чего их не накрыли?
Так у Скальберга там прихваты были, ты чего! Он от одних проституток сведений получалвыше крыши. А вот что у Эбермана племянницавпервые слышу. Может, сожительница?
Не удивлюсь.
Про вчерашнее открытие Богдан рассказывать пока не стал. Зато о визите Прянишниковой поведал во всех красках.
Гневу Сергея Николаевича не было предела.
Ой, дурак, ой, дурак, корил он себя. Всех надула, змея!
Не отчаивайтесь вы так, Сергей Николаевич.
Да как не отчаиваться? Эта мерзавка провела всех: меня, Сальникова, Кирпичникова и даже Филиппова, а тот был ушлыйнасквозь каждого видел. И врачей тоже провела.
Или подкупила.
Да хрен редьки не слаще. Получается, она все эти десять лет изображает из себя немощную, а сама вон какие дела проворачивает. Все, Богдан, пора меня списывать. Я, милый мой, отслеживаю судьбу каждого преступника, которого вел когда-то. Каждого! И тебе советую. Если кто и завяжет, то может ремесло или инструмент другому передать, всегда приятно узнать старый след, а по старому следу и новый легко отыщешь. А эту ехидну, мегеру, фурию я ее просто со счетов списал. Она даже говорить не могла, и лицо у нее перекособенилось ну, мегера
У меня вопрос. Прянишниковасамая крупная рыба. Я так понял, что у нее схемы и планы всех складских помещений города. Будем ее доставать или оставим плавать? Вы, помнится, говорили
Я много чего говорил, но она из меня дурака сделала.
Так, может, мы ее тогда в дурах оставим?
Как?
Еще не знаю, но она ждет от меня масштабных дел. Застоялась в стойле, рвется в бой. Ворует с масштабом, а сдать не может. Вы-то в таких делах лучше смыслите, а я пока
Что?
Ну вы же мне дали задание. Буду продолжать работу. Вы там как, кстати, Баяниста еще колете?
Ах, да нахмурился Кремнев. Я же тебе рассказать хотел, да ты меня своей Прянишниковой совсем с толку сбил. Нет, Баянист заказчика не выдал, и на этот разокончательно. Зажмурился Баянист.