Посетителей было мало. Четверо парней сидели за столом, покрытым зеленым сукном, и играли в покер, еще двое-трое цедили двойной бурбон. За стойкой бара стоял монументальный детина, похожий на былинного богатыря. Он протирал стаканы.
Китопасы прошли к стойке, сделанной из орехового дерева, и облокотились на нее.
Логан, обратился Боровиц к кабатчику, срочно требуется спрыснуть радость.
Всем? деловито осведомился кабатчик.
А как же! воскликнул Рыжий.
Логан с привычной ловкостью расставил стаканы и в каждый плеснул виски на два пальца. Следом появилась копченая нерка на кукольных тарелочках и пасифунчики.
Ну, поехали! провозгласил Станислас.
И все поехали. Между первой и второй промежуток небольшой Бог любит троицу В общем, очень скоро движения Брауна обрели широкую и плавную амплитуду, а хмельная радость подняла ему тонус. Но воспитание брало своепосле третьей он перешел на кофе. Держа в правой руке чашку с крепчайшим настоем по-венски, Тимофей обернулся к залу, привалившись спиною к стойке, и оглядел любителей выпить и закусить. Тех явно прибавилось.
Люди в потрепанных комбезах отоваривались у буфетов-автоматов, выбирая горячительные напитки и немудреную закуску. Это и были те, кого звали океанцами, китовые пастухи, кибернетисты-снабженцы, операторы перерабатывающих комбинатов, смотрители планктонных плантаций, прозванные фармбоями, наладчики автоматов, диперы-глубоководники, бродяги-бичи, картежники-шулера и прочий люд. Больше всего в поле зрения попадало белых лиц, загорелых и обветренных, много было смуглых латинос и полинезийцев, встречались азиаты. Раздавались голоса на русском, английском, испанском, на терралингве.
И тут Тимофей словно напоролся на тяжелый, немигающий взгляд длиннолицего хомбре. Глаза у того были серые, словно выцветшие, и странно смотрелись на широком лице с агрессивно выпяченной челюстью.
Длиннолицый усмехнулся, ощеривая желтые зубы, и встал со стулалениво, с оттяжечкой, словно нехотя.
Осторожно, Сихали, не связывайся с ним, тихо произнес Стан. Это Заика Вайсс. На прошлой неделе он убил двоих.
Спасибо, что предупредили, сказал Браун, делая глоток.
Заика Вайсс воздвигся перед ним, чуть расставив ноги, в очень удобной для стрельбы с бедра позиции.
Эй, т-ты! рявкнул он. Что-то я тебя не з-знаю!
Тимофей глянул на китопасов. Шурики изо всех сил делали вид, что ничего не слышат, так увлечены выпивкой. Один Тугарин-Змей набычился, собираясь развернуться и узнать, кто это там шумит, но серьезный Арманто придержал Илью. И Браун понял, что настал момент истиныкаждый мужчина должен сам запрягать своих коней
Нарочито медленно он повернулся к Заике Вайссу. Внутри было странное чувство холодного спокойствия. Такое Тимофей испытал буквально вчера...
Конечно, не знаешь, мистер, сказал он негромко, с трудом перестраиваясь на здешние манеры и «тыкая» человеку, которому не был даже представлен. Я только сегодня прилетел.
Н-нет, г-где-то я все-таки в-видел тебя. Взгляд уж оч-чень знакомый.
Это вряд ли, Вайсс.
Ч-чего? А откуда т-ты тогда з-знаешь, как меня зовут?
Добрые люди подсказали. И добавили, что ты убил двоих на той неделе. Тимофей помаленьку заводился. И не доставай меня, Вайсс. Если приспичило кого-нибудь пристрелить, то поищи в другом месте.
Вайсс явно не ожидал такого поворота событий. Он окинул Брауна острым взглядом.
Да, негромко сказал младший смотритель. Я тот, кем ты считаешь себя.
Еще никогда Браун ни с кем так не говорил. Откуда взялась эта холодная уверенность в себе, нарочитая небреждность, которую он видел только в ВР -вестернах? Но сыграно вроде неплохо
Заика Вайсс снова смерил Тимофея взглядом, и в серых выцветших глазах ясно читалось нетерпение.
Мотал бы ты на бережок, п-пацанчик. Тут таких сосунков на завтрак жрут.
Ты хочешь жрать, Вайсс?
Чего?! Ну-ка, переведи, что ты сказал!
Хочешь сожрать сосунка, Вайсс? Жри. Но если потянешься за бластом, я тебя убью.
Тонкие губы Заики раздвинулись в усмешке:
Тыменя, трусишка?
Он откровенно ухмыльнулся и схватился за шестизарядник.
Прежде чем Тимофей успел что-нибудь понять, в его руке злобно прошипел бластер. Раз, другой. Заика Вайсс осел на пол и, уже мертвый, сидел так пару секунд. Потом тихо повалился на бок. В тусклых глазах застыло изумление.
Механически пригубив кофе, Браун подумал, что это выглядит уж слишком картинно. Да и кофе горчил Все посетители салуна молча глазели на Тимофея.
Вы видели?! торжествующе спросил их Рыжий. Левой рукой! Даже кофе не расплескал!
Здорово, Сихали, похвалил Боровиц.
Из толпы вышел чернобородый китопас.
Сихали? проговорил он. Никогда не слышал такого погоняла. Ты хоть знаешь, кого ты убил?
Брехуна, коротко ответил Браун.
Ты убил Кирстена Вайсса, ганфайтера с Таити-2.
Лучше бы он там и оставался, отрезал Тимофей и опустил бластер в кобуру.
Как ни странно, но после убийства Заики отношения Брауна с китопасами как-то сразу наладилисьэти закаленные, просоленные парни приняли его в свою компанию, будто повязав кровью. Эта спаенная и споенная команда убедилась, что Сихали Браун не трусливой породы.
Незаметно завечерело. Главная улица станции «Стандард-Айленд» ярко осветилась, отовсюду понеслась музыкав «Гранд-отеле» наяривал скрипкорояль, в салуне «Бон-тон» задавала ритм концертная хориола, а перед входом в кафе-автомат сидели рядком человек семь океанцев и терзали губные гармошки, выдувая душераздирающие трели.
Весело тут у вас, заметил Тимофей.
Это не у нас, махнула рукой Наташа Стоун, мы тут и сами временно.
Оказываем шефскую помощь, вставил Шурик Белый.
И делимся передовым опытом, добавил Рыжий.
Не слушай ты этих балаболок, Тимка, сказал Боровиц. Мы тут совсем по другой надобности. Местные стадо китов заприметили накануне, голов двадцать. Вроде как неклейменые. Вот дождемся плавучей базы, да и сгуртуем их всех.
Стан у нас домовитый, проговорил Белый.
Разговорчики в строю!
Хозя-яйственный, не унимался Шурик. На все, что не тонет, готов «Летящую Эн» поставить
Цыц, сказал.
Однажды нашего Тугарина чуть не заклеймилперепутал с кашалотом!
А мне можно в этом в этой гуртовке поучаствовать? решил Тимофей задать глупый вопрос.
Нужно!
Посвятим тебя в китопасы, торжественно сказал Рыжий.
Сунем под китовый фонтан! подхватил Белый.
Китопасы как раз проходили мимо «Бон-тона», когда заунывная мелодия, выводимая хориолой, неожиданно пресеклась. Зато вынеслись на улицу звуки потасовкизагремела роняемая мебель, зазвенела расколачиваемая посуда, кто-то закричал, а в следующую секунду высокий, сухопарый мужчина в изгвазданном комбинезоне спиной распахнул «крылья летучей мыши» и буквально вылетел вон, упал и перекувыркнулся. Следом заведение покинул рассерженный Тугарин-Змей. Его удерживала за локоть Марина, переодетая в джинсы и кокетливую блузку, еще пуще выделявшую ее прелести и красы.
Хватит, Илья! кричала девушка, тормозя обеими ногами. Да стой же ты, китяра ревнивый!
Никто не смеет! прорычал Харин. Тебя обзывать!
Все, все! Марина повисла на великане. Он больше не будет! Он был дурак пьяный, а теперь ты ему сделал внушение Пойдем, Илья! Ну?
Тугарин-Змей остановился, потоптался, ворча, и послушно развернулся.
Вот и молодец! Пошли, пошлиИ врачиня утянула китопаса обратно в салун. Сразу же заиграла хориола, встречая парочку бравурным маршем.
Браун удивился дажеон не испытывал обычной ревности, а уж о тоске с отчаянием и вовсе речи не было. Он прекрасно помнил, как еще вчера Марина извивалась под ним, вскрикивая от удовольствия и требуя: «Еще Еще! О-о-о» Даже нежный запах ее духов не забылся, даже горьковатый вкус атласной кожи ее грудейтам, где их сперва лизнуло море, а потом уже язык Неужто излечился от несчастной любви? Да и была ли та любовь? Или он опростился? Вот что океан животворящий делает!
Да-апротянул Тимофей, сохраняя лицо. Не буду я к Марине приставать, очень это нездоровое занятие
Рыжий хмыкнул и склонился над поверженным, подававшим первые признаки жизни.
Это Орландо, опознал он обидчика врачини, со станции Обход. Тут они, рядом, сразу за полосой
Орландо замычал, разлепил глаза и выдал витиеватую словесную конструкцию, в которой «mother-fucker» сочетался с отборными русскими выражениями. Перегар поднялся удушливой волной.
Лучше бы тебе заткнуться, Ландо!
Надо меньше пить, сделал мудрый вывод Шурик Белый.
Ну, все, отбой, распорядился сегундо. Учтите, Шурики, подниму с рассветом!
Мы прониклись!
Боровиц хмыкнул только, выражая глубокое сомнение, и поманил Тимофея за собой.
Жить будешь в «Гранд-отеле», третья комната. Занимай свободную кровать, и баиньки.
Убеждать Станисласа, как Шурики, в своей дисциплинированности Тимофей не сталего организм давно уже мечтал залечь и не подниматься. И вскоре мечты начали сбываться.
Правда, сразу заснуть не получилосьвзбудораженный мозг не давал телу команду «отбой». Брауну постоянно вспоминался ВикторВиктор в рубке, на спине кита, на берегу
Часа в два ночи Тимофей проснулся в поту, его мучили кошмарыудивительно яркие картины недавнего убийства. Тошнотворный запах крови лез в нос, оглушали крики и хрипы, хотя Заика Вайсс умер молча, да и в толпе не нашлось слабонервных.
Встав, Браун умылся холодной водой и подошел к окну, круглому, как иллюминатор. Раздраил его и впустил в комнату свежий морской воздух. С улицы на потолок прыгали цветные «зайчики»отражения больших экранов уличного информатора. С экрана вещал сам Генеральный Руководитель проекта ТОЗО, Отто Васильевич Фогель, метко прозванный Акулой Фогелем. Акулавесь из костей и железных мускулов, с большим носом и широким ртом, сутуловатый, с могучей впалой грудью и длинными руками, давал интервью спецкору Мировой Сети:
Эксперимент удался, говорил он с напором, мы сумели решить фундаментальную социальную проблему праздности, возникшую более четверти века назад, когда труд перестал быть общественной необходимостью. ТОЗО дала неработающим то, в чем они остро нуждались, большой фронт работ. Никто из переселенцев не преодолевает искусственные трудностив океане достаточно вполне натуральных тягот. Океанцы пасут китов, разводят рыбу, собирают планктон и водоросли. Они добывают железо-марганцевые конкреции, сульфидные отложения «черных курильщиков» и корковые руды с гайотов. Они строят батиполисы и хабитаты, ИТО и СПО, перерабатывающие комбинаты и мезоядерные станции. Все они заняты делом и весьма этим довольны.
Спецкор, высокий худой парень с длинным печальным лицом и грустными глазами старой гончей, робко задал вопрос:
А какие, по вашему мнению, ближайшие перспективы у ТОЗО?
Генрук кивнул большим носом и сказал внушительно:
Тихий океан осваивается строго по проекту. Мы будем планомерно расширять свое присутствие, вовлекать в процесс освоения все новые и новые акватории. Спору нет, мы испытываем серьезное сопротивление преступных элементов, но заявляю с полной ответственностьюзакон будет утвержден повсюду, а бойцы нашей Океанской охраны ликвидируют все преступные группы и бандформирования. У меня есть мечталет через тридцать превратить Океанскую охрану в сугубо мирную организацию
Тимофей Браун поморщился, затворяя окно. Интервью было так театрально, так похоже на выступление художественной самодеятельности, что вызывало раздражение и рвотный рефлекс. Эти картинные позы, этот площадный пафос Тьфу!
Сихали снова залег. До утра.
Глава 4. Гуртовка
Удивительно, как прихотлив разум и нетребователен инстинкт. Животное может спать урывками, покидая лёжку хоть в ясный полдень, хоть в темную полночь. Хищник или травоядное удовольствуются тем спальным местом, какое найдут, будь то трава, песок или голый камень.
А вот человеку разумному, изнеженному хомо сапиенсу, подавай непременно мягкое ложе и чтобы тишина вокруг стояла, мухи с комарами не кусали, а холодный дождь пусть барабанит по крыше, но никак не по твоей собственной стынущей шкуре. Сапиенсу уют нужен и покой и чтобы поспать вволю. Восемь часов, как минимум. Ну ладно, семь. Только чтоб не вставать рано!
Хомо сапиенс может явиться домой в четвертом часу ночи после ха-арошей вечеринки и завалиться спать. Воспрянет ото сна ближе к полудню, провалявшись семь часов, и будет думать, что жизнь удалась. Однако уложи его в десять и подними в шесть утрахныкать начнет и брыкаться, ибо кто ж в такую рань встает?! Разве что «жаворонки». Но Тимофей относил себя к «совам»
Боровиц поднял всех ровно в пять. Шурики, залегшие после полуночи, ныли и жаловались, Арманто сыпал просто «оленями» и «оленями безрогими», Харин хмуро сопел, обувая свои ножищи в здоровенные сапожищи, одна Наталья была свеженькой и бодройдевушка священнодействовала вокруг кофеварки, злобно шипевшей и плюющейся кипятком.
А Наташины китопасы все подходили и подходилиТокаши Ашизава, плотный бритоголовый японец в голубых очках. Сухощавый и светловолосый, не по годам суровый Самоа Дженкинс. Коричневый молодой человек великолепного сложенияДжамил Керимов. Плечистый парень лет тридцати с крепкой шеей и смуглой кожейТераи Матеата. Широкий, сутулый, угрюмый Лёва Вальцев. И еще, и еще Все быстроглазые, с четкими, выверенными движениями, жесткие, у всех по бласту, а то и по двак нам не подходи! Двадцать восемь человек работали на «Летящей Эн», и ни одного лодыря, труса или вруна среди них не числилосьтакие тут просто не выживали. Эволюция!
А потом из кухни выплыла Ханичэйл Боровицвысокая и дородная, с несколькими подбородками и пухлыми красными руками. Углядев Тимофея, она решительно заявила, что ее следует называть «тетей Хани».
Как тебя зовут? энергично спросила Ханичэйл.
Тимофей.
А фамилия?
Браун.
Прозвище есть?
Сихали. Вроде бы
Сколько тебе лет?
Двадцать четыре.
Работник?
Да.
Образование?
Высшее.
Что кончал?
Дальневосточный универ.
Женат?
Н-нет
Тут в двери ввалился Станислас Боровиц и заорал:
Что у тебя за манера людей допрашивать? Оглядев китопасов, он осведомился с той же громкостью:Вы еще здесь, фон бароны? Чего расселись?
Тетя Хани тут же накинулась на супруга:
Чего ты орёшь?!
Тот малость присмирел, но, будто по инерции, задиристо парировал:
На работу пора, вот чего! Мы что сюда, сидеть пришли?
Замолчи! рявкнула Ханичэйл. Дай людям хоть кофе допить, кашалот!
Люди мудро помалкивали.
Кофе импробурчал Боровиц, сбавляя громкость. Графья нашлись А какавы с марципанами им не подать?
Постепенно негодование Станисласа перешло в неразборчивое ворчание и затихло, а лицо сегундо приобрело скорбное выражение.
Кушайте, мальчики, ласково прожурчала тетя Хани, кушайте!
Допрошенный Браун сел, нахохлившись, у столаспать хотелось ужасно. Наталья тут же сунула ему чашку с бодрящим напитком, черным как смола.
Настоящий кофе, сказал Станислас назидательно, должен быть крепкимтаким, чтобы в нем гребной винт не тонул!
Внезапно вспомнив, что его сильно обидели, главный смотритель насупил брови.
Тимофей отхлебнул горяченького и признал, что кофе настоящийсонливость он сдирал, как наждачка ржавчину.
Не выспался? ласково сказала Наташа. Ничего, сегодня пораньше ляжем
Пойдем на своих, вступил Боровиц, с шумом отхлебывая бодрящий напиток. Парни с Обхода обещали помочь на «Скаутсабах». Илья, за тобой вид сверху
Тугарин молча кивнул, цедя кофе из кружки размером с ведерко.
Сихали, обратился к Брауну главный смотритель, ты на каких ходил?
Младший смотритель не сразу допер, о чем его спрашивают. Наталья опередила его:
На «Бронко» он ходил. И на «Орках».
Вот и славно, у нас как раз «Бронко». «Орок» три всего. Ежели по осени отгоним стадо в Петропавловск, на китобойный комбинат, хозяйка грозилась всех на новые «Орки» пересадить
А это уж как себя покажете, важно сказала Стоун.
«Орка»это вещь! оценил Белый.
Допивай быстрее, посоветовал ему сегундо, и шагом марш.
«Бронко» была старой северодвинской разработкой, удачным проектом одноместной субмариныпростой и дешевой. С маломощным моторным реактором, она могла развивать узлов тридцатьсорок, а пиробатовая броня позволяла погружаться на полкилометра максимум. «Орка» же развивала и пятьдесят узлов, и больше, могла глиссировать по поверхности и даже выпрыгивать на скорости из воды, пролетая полста метров. И глубин достигала абиссальныхдо шести кэмэ.