Другая экосистема, говорит старик. Смотрит на Ивана; глаза его начинают оплывать, точно свечи, стекают по щекам парафиновыми дорожками. Понимаешь? По Лицо старика вздрагивает и проваливается куда-то внутрь
Меркулов!
Его трясли за плечо. Иван открыл глаза, чувствуя невероятный, чудовищный испуг. Проспал.
Проспал?! Он вскинулся. В голове застрял мокрый тяжелый кирпич. По ощущениям, он вообще спал не больше минуты. Ивана затрясло. Где? Что случилось? Свадьба?! Что?!
Резкость не возвращалась. Иван видел над собой только размытый темный силуэти не мог сообразить, где находится и что от него хотят. Сердце билось болезненно и часто.
Меркулов, тебя к коменданту! сказал темный. Срочно!
Василеостровская была освещена только дежурными лампочками. Деревянно шагая вслед за проводником, Иван пытался понять, сколько сейчас времени. Много он спал? Опять ночь уже, что ли? Как на многих станциях, где сохранилось подобие порядка, на Василеостровской искусственно поддерживали разбиение суток на день и ночь. Днем работали лампы дневного света, их гудением заполнялась тишина, ночью переходили на дежурное, от аккумуляторов. Иван поморгал, пытаясь избавиться от тумана в глазах. Черта с два. Так плохо ему давно не было.
Держаться, сукин сын. И проснись, наконец.
В каморке, отведенной коменданту и его семье, горела карбидная лампав полсвечиосвещая крупные ладони коменданта, лежащие на деревянном столе.
Не сидится тебе на одном месте, сказал Постышев.
Да.
Я тебя просилодному не ходить? Просил?
Иван кивнул.
И что? Постышев смотрел на него исподлобья умными, пронзительными, как рев пожарной сирены, глазами и ждал ответа. Голова у него была крупная, с редким желтоватым волосом.
А я пошел, сказал Иван.
Зачем хоть? Что я твоей Тане скажу, если что с тобой случится? А?
Иван дернул щекой, но промолчал. Смотрел прямо, не мигая.
Зачем ходил, не скажешь? Ответил бы хоть раз, что ли.
Это приказ?
Черт с тобой, сказал Постышев. Не хочешь, не отвечай. Ты человек взрослый, командир, жених и все такое. Ты хоть в курсе, что пока ты там развлекался, у нас ЧП приключилось?
Да. Света нет.
Света? Постышев присвистнул. Встал. Пойдем. Я тебе покажу, чего у нас теперь нет.
Глава 3Война
Как это случилось, Иван не помнил. Из расколотых, выбитых ударом ноги, как стекла в заброшенном составе, детских воспоминаний единое целое не выстраивалось никак. Зоопарк, помнил Иван. Иногда он закрывал глаза и видел выжженное, как на старой фотографии, светлое небо, черные контуры листьев, наклонные росчерки чугунной решетки. Кажется, это было лето и было солнце. Рядом будка с надписью «САХАРНАЯ ВАТА»от нее идет сладкий горячий запах. Кажется, он тогда уже умел читать впрочем, может, и нет. Иван не помнил. Зато помнил, как беззвучно то ли идет, то ли бежит. Если опустить головумелькают ноги в сандалиях. Если поднять: все сверкает, поет, щебечет и все огромноетакое огромное, что не обхватить руками. И взглядом тоже не охватить. А потом он видит женщину. Почему-то это воспоминание самое отчетливое.
Мама.
И снова бег. Асфальт, растрескавшийся, он видит черные змеящиеся трещины, качается под ногами. Ивантот еще Иванбежит к маме. На ней длинная темная юбка, белая блузка или платье? Она протягивает руки, нагибается, чтобы поймать его в объятия. А он бежит, раскинув руки, и земля начинает крениться.
И никак не добежать по этой наклонной, переломанной земле до мамы.
Мир продолжает заваливаться на бок и на ступени за маминой спиной, на здание с веселым бегемотом на стене и на решетку, на низкое строение кафе наваливается гигантская тень. Наступает, поглощая все. Иван бежит, бежит из последних сил, потому что если успеть и добежать до маминых рук, ничего страшного не случится.
Ничего не случится.
А земля продолжает заваливаться. Вой сирены разматывается жестяной витой пружиной, взлетает в небо. «Атомная тревога!»яростно грохочет громкоговоритель. «Всем спуститься в бомбоубежище. Станции метро открыты только на вход. Повторяю только на вход». От этой разматывающейся жесткой пружины лица корежит, сминает, как фольгу. И они бегут с мамой. В потоке таких же людей со смятыми лицами.
«Тринадцать минут до закрытия гермодверей», звучит голос.
«Двенадцать минут»
Пойдем, я тебе покажу, чего у нас теперь нет, Постышев встает.
Дизельнаяотдельная комната, с выводом выхлопных газов наружу через систему труб. У дверей стояли двое: одинс калашом, другойс самодельным дробовиком. Иван опять пожалел, что не купил тогда двустволку. Сделал бы обрез в конце-то концов
Обрезхорошая вещь. Быстрее всего у оружия изнашивается ствол, а его вручную не сделаешь, нужен специальный станок и знающий оружейник. Поэтому тут свои хитрости. Если аккуратно отпилить стволы охотничьего ружья, будет отличное оружие ближнего боя. К тому же останется два запасных ствола нужного калибра.
Пока вылазки на поверхность давали возможность пополнять запасы патронов, но скоро эту возможность перекроют. Разве что разграбить какой-нибудь армейский склад Заманчивая мысль, кстати. Иван покачал голо вой. Где бы его еще взять, этот склад
Самое интересное, что личные волыны были только у Ивановых бойцов, а также у станционной дружины, остальное оружие хранилось под замком у коменданта. На случай вторжения.
А тутсразу два человека с оружием, причем те, кому в обычное время его и видеть не положено.
Где Сазонов? спросил Иван у коменданта.
Ушел в погоню
В погоню?
Иван помотал головой. Похоже, со сна он еще плохо соображает. От недосыпа стучали зубы и колени подрагивали. Зараза. Иван едва сдерживал себя, чтобы не прислониться к стене для лучшей опоры. Или вообще лечь на пол и закрыть глаза. Вокруг все было искаженное, подергивающееся, в призрачной обостренной дымке, когда слабый свет кажется слишком ярким, а выцветшие цветакричащими. В груди болело. Глаза резало.
«Много от меня сейчас толку, поморщился Иван. Погоди, не о том думаешь».
Что за погоня? повторил он.
Постышев дернул головойне сейчас. Шагнул в дизельную мимо охранников.
Иван последовал за ним.
Видишь теперь? сказал Постышев, не оборачиваясь. Иван посмотрел в широкую, усталую спину комендантанадо же, а пиджак у него совсем расползся, куда жена смотрит. Потом огляделся. Они были в дизельнойотдельной комнате, выкрашенной некогда в отвратительно зеленый цвет, как обычно бывают окрашены служебные помещения. Потолок, изначально белый, сейчас желтовато-серый от старости, в черных полосах гари. Металлические и пластиковые баки с соляркой у стены.
Из потолка выходила заржавевшая, закопченная труба, через несколько загибов спускающаяся вниз, к дизель-генератору. Через нее выпускали выхлопные газы. Еще одна трубадля забора воздуха с поверхности.
Неопрятные связки кабелей. Распределительный щит распахнут, пучки проводов в изоленте торчат, будто волосы из носа.
На стене самодельная надпись «Место для курения», на фанерной табличке зачеркнуто и дописано почерком Постышева «Поймаю, убью!» и подпись «комендант». Точно под надписью на полу стояла банка с окурками. Иван пригляделся: трупов рядом с банкой не обнаружилось.
Пока никого не поймал, видимо.
Дальше Иван увидел стол с конторкой, на нем зеленую толстенную папку технических инструкций на все случаи жизни; рядом стул.
Второй стул почему-то лежал на полу.
Постышев сдвинулся с линии Иванова взгляда, подошел к стулу. Наклонился, поднял его и селлицом к центру комнаты.
За минуту до этого Иван думал, что просто широкая спина коменданта заслоняет все. М-мать. Как быстро исчезают иллюзии. Иван помолчал, повернулся к Постышеву.
Ну? спросил комендант.
В какую сторону они ушли? Сазонов с ребятами? Давно? если Сазонов преследует похитителей, стоит ему помочь. Так, стоп! Надо позвонить на Адмиралтейскую Пусть перекроют туннели.
Пробовал уже, сказал Постышев, почесал подбородок, посмотрел на Ивана снизу вверх. Комендант постарел лет на двадцать сразу. С усилием усмехнулся. Связи нет.
Ни с кем?
Ни с кем.
Плохо дело. Только сейчас, глядя на остатки креплений, Иван начал осознавать, насколько все фигово в этой жизни.
Черт, сказал он. И зачем только этим уродам понадобился наш генератор?
* * *
Не бывает немотивированных решений.
Бывают скрытые желания, которые наконец себя проявили.
Куда дальше, командир? Егор Гладышев смотрел вопросительно. Ищуще. Конечно, пока не так, как на ИванаИван, Иванядзе, Фигадзе, но уже видны первые ростки святой веры в старшего, знающего все и вся, которые позже дадут обильные всходы. Сазонов выдержал паузу. Этому он тоже научился у Ивана.
Дай подчиненному увидеть, как ты принимаешь решения.
Дай ему осознать, насколько это непросто.
Пусть он проследит весь путь мысли на твоем лице и поймет, что сам на это не способен
Потому что это правда.
Большинство людей не могут принимать самостоятельные решения, они боятся первобытной силы, заложенной в «делаю, как считаю нужным». Хочу и делаю. Люди боятся ошибки, опасаются сделать хуже, чем уже есть. Это слабость, инфантилизм. Того хужеглупость! Способность принимать решения и потери, ними связанные, формировать, лепить мир под себякачества лидера.
В левый, сказал Сазонов.
Сначала нужно придумать, очертить, фактически вылепить, как из глины, голыми рукамичеловека, которым ты хочешь стать. А потом настоящего себя, из плоти и крови, втиснуть в задуманный образ. Где надоподрезать, где надоподложить вату. Очень просто. Это называется не самовоспитаниенет, к монтерам красивости! Это называетсянамечтать себя. Хочешь, чтобы люди воспринимали тебя как сильного человека, веди себя как сильный человек.
Не притворяйся.
Люди прекрасно чувствуют фальшь, но если намечтать себя сильного, никто не заметит подмены.
В левый, повторил Сазонов.
А если они поперлись по другому туннелю? Гладыш почесал затылок под каской. Чо тогда?
Тогда мы лажанулись, ответил Сазонов. «Чертов засранец, вечно бы ему спорить».
Ага, сказал Гладыш. Потом до диггера дошло. Открылся рот, некрасивый, с гнилыми пеньками. И чо делать?
Желаешь выбрать самостоятельно? вкрадчиво спросил Сазонов. Этот прием он позаимствовал не у Ивана, а у главы службы безопасности АдмиралтейскойЯкова Орлова. Прошлая встреча была скажем так, запоминающейся. Почему нет? Выбирай.
Гладыш закрыл рот. Буркнул что-то, потом с надеждой посмотрел на Сазонова:
Левый, значит?
Сазонов пожал плечами.
А я разве не так сказал?
Понял, Гладыш кивнул. Шумно отхаркнулся, вытер небритую рожу рукавом и пошел вперед, в темноту, рассекая лучом фонаря сумрак туннеля.
* * *
Иван прислонился лбом к перегородке. Прикрыл глаза. Ощущение надвигающейся катастрофыгигантской, клацающей, в холодном полированном металле и старой медистало сильнее. Он почти слышал гул и скрежет ее разболтанных, несмазанных механизмов. «Не о том думаешь, одернул себя Иван, думай в другую сторону. Думайвелел он себе. Как и кто это сделал.
И для началазачем?
Украли самое ценное, что было на Василеостровской. Украли ее сокровище, ее солнце. Дизель-генератор освещал станцию днем, заряжал аккумуляторы на ночь И сейчасна остатках батарейдежурное освещение пока горит. И будет гореть, чтобы не вызывать панику.
Но паника все равно начнется. Шила в мешке не утаишь. Свидетелями последней агонии Василеостровской станут умирающие от недостатка света морковь, капуста и прочие овощи. Считая, половина рациона накрылась, а это почти все витамины. Цинга. Голод.
Катастрофа.
Теперь понятно, куда исчез Сазонов. Вернее, непонятно. Где он теперь? Если погоня была удачной, то где дизель?
Мой автомат разобран», вспомнил Иван некстати.
Вокруг диггера кипела работа. Люди входили и выходили, изображая бурную деятельность. Забегали как тараканы.
Смотрите! сказали сзади.
Что там? Что?
В дизельную набились станционные менты. Каста, блин. Развели суету сует Работнички. «Проколы системы охраны!» «Черт! Надо же!» Голоса сливались в невнятный угрожающий гул. Иван стоял у стены, локоть слегка отставил, чтобы не задеть поврежденные ребра. В левом боку медленно пульсировала боль.
Конечно, это не его дело. Люди Иванаэто разведчики, диггеры, ориентированные на заброску в зону врага (будь то чужая станция, или разрушенный город наверху), им порядок наводить не с руки. И выяснять, кто прокололся с охраной дизельной (и станции, получается, тоже) не их забота.
Смотрите! повторили сзади. Иван, все еще погруженный в свои думы, обернулся. В углу комнаты стоял мент. Заметив, что Иван смотрит, он присел на корточки и откинул брезент. Даже отсюда было видно, что на полу перед ним рисунок. Иван встал и на невыспавшихся, больных ногах прошел через комнату. Увидел рисунок и озадачился.
Командир! окликнули его.
Иван кивнул, глядя на знак. Чтобы это значило?
У вас тоже народное творчество? спросил он.
Как? Кузнецов опешил. Н-нет. У нас вообще-то человека убили.
Иван медленно повернулся, посмотрел на Кузнецова:
Шутишь?
* * *
Человек лежал на голом полу, безвольно откинув голову. На лице застыло знакомое Ивану выражение «я що, крайний?», такое же он наблюдал на этом лице несколько часов назад. В виске Ефиминюка было аккуратное точечное отверстие. Один-единственный потек крови
Пришли его сменить, а тут такое, дружинник махнул рукой. Эх, люди
Иван присел и посмотрел внимательно. Из виска Ефиминюка (не ста вить психов в дозоры!) торчала едва заметная при таком свете металлическая полоска.
Чем это его?
Спицей, сказал Иван. Удар с близкого расстояния, сильный, причем он удара явно не ожидал. Свой?
Да кто его знает, кто у него свой, в сердцах ответил Солоха, диггер из Ивановой команды, который сегодня был дежурным по станции. У него ж вечно все было не как у людей. Я вот все не врублюсь, чего они пулемет не взяли?
Иван пожал плечами:
А смысл? Его тащить себе дороже.
Ну дизель же они тащили.
Верно.
«Кто тебя убил? мысленно спросил Иван у мертвеца. Та я що, крайний?словно бы ответил тот. Резонно. Неужели это все те же, с дизелем?
Думай, Иван.
Выходит, они шли фактически по пятам за Иваном. После того как он прошел блокпост (и шарахался полночи по платформе), они убили Ефиминюка и прошли в дизельную. Так? Значит, через оборотный туннель? Или спустились через ВШ? Ну, это вряд ли. Там лестницы давно сгнили
Забрали дизель и пошли дальше. А куда им идти? К Адмиралтейской, больше некуда».
Иван выпрямился.
Где Сазонов, черт, когда он так нужен?!
Солоха наклонился и откинул полу куртки та-ак. Иван моргнул.
На груди мертвого, на белой (относительно) майке был нарисован красным знакомый знак. Интересные пироги с котятами. Выходит, чтобы выдернуть спицу из виска, времени не нашлось, а знаки рисоватьтак запросто?
Интересное кино.
Грубо намалеванная звезда в круге. Что это за знак?
Даже странно, издевательство какое-то, сказал Солоха.
* * *
Постышев ворвался чуть ли не бегоми сразу к трупу.
Коммунисты, что ли? С Купчино? Которые туннель роют?
Иван покачал головой:
Непохоже. Смотрите, звезда неправильнаяона нарисована не как советская звезда, а как пентаграмма скорее. И вписана в круг. И вот эти знакивидите? Думаю, надо позвать Водяника, он объяснит лучше, чем я.
Ладно, сказал Постышев. Спросим у профессора.
Водяник долго разглядывал звезду, потом предложил любопытным удалиться из комнаты к чертовой матери. Постышев поднял брови. Затем, разглядев что-то в лице профессора, кивнул. Комендант по-медвежьи, тяжело поднялся. Посторонние уходить не желали, так что Постышев, немного по орав, выгнал любопытных. В дизельной остались только эти двое и Иван.
Так что, Проф? комендант повернулся к Водянику.
Отлично. Так гораздо удобней работать. Никто не мешает, не путается под ногами
Постышев молча посмотрел на профессора:
Мне не до шуток, Григорий Михалыч.
Если бы я хотя бы, черт побери, шутил! Как думаете, Глеб Семеныч, почему я попросил удалить всех?
Я все еще жду ответа, напомнил Постышев. Глубокие, как марсианские каналы, морщины рассекли его лоб. Что эта звезда означает? Ради чего я тут народ матом крою?
Иван достал из кармана зажигалку. Курить он так и не научился (табак был с поверхности, поэтому дорог. Заядлые курильщики сушили водоросли, кто-то навострился выращивать марихуану), а вот в заброске зажигалка незаменимая штука. Эту соорудили из автоматной гильзы местные умельцы. Хорошая вещь.