После той горы голова у Конрада потекла, верно говорю, повторил в очередной раз Чунчо. Ну, вспомни, полковник, он же до того был вроде Элиасавесь из себя правильный, вежливый, выкал всем, а что потом стало, а? Ну, ведь так же, а? Так!
Угомонись, Муньос, бросил ему Кукарача, и иди спать. Мы тебя в кубрик не потащим, а иметь дело с капитаном будешь сам, когда он найдёт тебя храпящим на палубе.
Да всё равно скучно с вами, запустил пустой бутылью в воду Чунчо, и шатающейся походкой убрался вниз. Грязные тарелки он оставил нам.
Он славный парень, наш Чунчо Муньос, усмехнулся Кукарача, явно желая сменить тему, помогал нашему делу в Рагне. Вот только он так кичится кражей винтовок и пулемёта, но забывает сказать, что он их продавал. Разменивал верность на звонкое золото. Конечно, большую часть он пускал на новые авантюры, но и на выпивку и баб тратил немало.
Я всегда считал, что за деньги воюют куда лучше, чем за идеалы, не встал я на сторону полковника. Твёрдая и гарантированная оплата всегда привязывает куда крепче идеи. Ведь в окопах, когда тебя жрут вши, в идее очень легко разувериться, а вот мысли о золоте греют даже когда ты по уши в дерьме.
Я считал, что наёмничество изжило себя ещё триста назад.
В прежнем виде, да, оседлал я любимого конька. Делать было нечего, мы отлично сидели на палубе парохода и дымили очередными сигарами, и я решил поделиться с ним своими идеями. Точнее теми идеями, что не давали нам с Миллером спиться от тоски в траншеях, как многим из офицеров, потерявших веру в идеалы на этой войне. Всегда можно вывести идею на новый уровень. Не прежние банды и наёмные армии, скорее, что-то ближе к синдикату или гильдии. Объединение профессиональных солдат со своими правилами ведения войны и чёткими принципами, которые преступать нельзя.
А заодно и мощной карательной армией для тех, кто будет их всё же преступать.
В темноте мне было плохо видно лицо Кукарачи, однако показалось, что он скривил губы в издевательской улыбке.
Возможно, согласился я.
Идём-ка спать, поднялся на ноги полковник, щелчком отправляя окурок сигарки за борт. Такие разговоры не стоит вести на ночь глядя. И толковать о кровавых местных культах тем более.
Я отлично понимаю намёки, особенно высказанные почти прямым текстом, и поднялся следом. Сигару я не докурил и до середины, а потому привычно загасил о подошву ботинка и сунул в карман. Как тут с табаком, я не знаю, но остаться без него совсем, мне не улыбалось.
Мы оставили грязные тарелки и стаканы в раковине на камбузе (малознакомый с корабельной терминологией, кое-что я всё же знаю). Тот был отделён от кубрика лишь формальной перегородкой из пропитанной жиром занавески.
Пусть дневная жара и спала, и наверху царила приятная прохлада, но, когда мы спустились с палубы, меня словно кулаком в лицо ударили. Я даже остановился на пару секунд на верхней ступеньке трапа, привыкая в чудовищной духоте, вони и храпу. Что ж, в этих условиях мне жить ещё, одни святые знают сколько, придётся осваиваться поскорее.
V
Однако путешествие на «Нэлли» оказалось скорее приятным, чего я даже не ожидал. Большую часть времени мы проводили на палубе, даже ели тут, откровенно эксплуатируя Пеппито. Армейские традициигонять молодых в хвост и в гриву явно были в чести и среди рагнийских революционеров. Правда, частенько совесть просыпалась у Эрнандеса, и тот отправлялся на камбуз вместе с парнишкой.
«Нэлли» шла на юго-восток, чётко следуя фарватеру Великой реки. Мимо нас то и дело проплывали деревни и даже небольшие городавсе со своими пристанями. Но пока нигде капитан не давал приказа причалить. Наш пароход обгоняли самоходных баржи, вроде тех, что стояли рядом с лагерем фон Вирхова. Они шли вверх и вниз по реке, везя грузы, людей и животных. Транспортная сеть в Афре развита не очень сильно, из-за разногласий и стычек на границах колоний стянуть её просторы железными дорогами не получалось, а потому в этой части Чёрного континента Великая река оставалась самой удобной транспортной артерией. Несмотря на войну, идущую в Аурелии, договор о нейтральном статусе Великой реки все страны и блоки соблюдали святоникто не хотел таскать грузы по бездорожью, да ещё и с риском угодить если не в зубы к какому-нибудь чудовищу, так на ужин к племени людоедов, науськанному соседом. Поначалу, конечно, непривычно видеть баржи под флагами колоний Альянса, полные рекрутов и ощетинившиеся пушечными и пулемётными стволами, мирно расходящимися с точно такими же, только идущими под флагом Коалиции или Альбийского Содружества. Потом перестал обращать внимание на гербы вообще.
Сновали по Великой реке и суда поменьше, вроде нашей «Нэлли». Они ловко лавировали между громоздких барж, то и дело перекрывавших фарватер, словно играя в пятнашки. И если наш капитангном рассудительный и к авантюрам явно не склонныйчётко следовал правилам поведения на воде, то многие игнорировали их, идя на неоправданный риск. Несколько раз мелькали быстрые пакетботы, которым все уступали дорогу. По большей части быстроходные суда были дизельными и легко обходили всех остальных.
На такой лодочке мы быстро добрались бы куда надо, заметил Кукарача, провожая взглядом очередной обогнавший нас, как стоящих, пакетбот. И осадка у него поменьшепройдёт почти везде.
Но о такой роскоши, как собственный дизельный пакетбот, я мог только мечтать. Какой бы серьёзной ни была порученная мне миссия, она не делала меня настолько важной персоной.
Первую остановку «Нэлли» сделала в деревне с весьма интересным названиемШлюшья. Большая часть командыеё составляли в основном людитут же отправилась на берег с понятной целью. Чунчо с Пеппито и Эрнандесом от них не отстали.
Принесёте дурную болезнь, посулил им на прощание Кукарача, останетесь здесь.
Да не волнуйся ты! крикнул сбегавший по сходням Чунчо, маша рукой. Она к нам не липнет!
Уж что-что, а женщин он выбирать умеет, усмехнулся Кукарача, и ведь, подлец такой, никогда не платит, а они его на руках носят.
Противно смотреть на это логово блуда, произнёс тяжёлым тоном Святой, глядя на деревню, где из домов уже выбирались представительницы древнейшей профессии, встречая очередных гостей. Каждое слово Святого будто пуд весилотак он их проговаривал, и акцент уроженца Экуменической империи в его голосе сейчас звучал как никогда сильно.
Ничего, хлопнул его по плечу Кукарача, когда вернутся, построю на палубе, и будут как миленькие тебя слушать.
Жаль, только мои слова до сердец их не доберутся, вздохнул Святой и ушёл в кубрик, чтобы не глядеть на «логово разврата» и то, что творят там его товарищи.
Дурных болезней тут нет, заявил спустившийся со шканцев капитан. Шлюшья деревня живёт с одногои если кто-то тут подхватит «розалийский насморк» или триппер, то сюда больше ни один корабль не зайдёт.
А мы на какой предмет тут остановились? поинтересовался у гнома Кукарача.
Общаться с командой предпочитал онформальный глава, как старший по званию, среди военных. Я оставался, скорее, его молчаливой тенью: никуда не лез, но всегда держался рядом с полковником.
Угля набрать и воды в котлы. Шлюшья деревня не просто так тут стоитдля небольших кораблей, вроде моей красотки, это завсегда первая остановка. Да и баржи, если не самоходные, многие тут причаливают. Вот когда местные золотишко лопатой гребут.
По виду деревни нельзя было сказать, что кто-то тут гребёт золото лопатой. Она мало отличалась от остальныхразве что домов побольше. Но те, в которых жили, разительно отличались от тех, где принимали клиентов. Первые были крепкими, стояли на прочном фундаменте, и видно, что их регулярно подновляют. Вторые же только для вида подкрашивали и ремонтировали, лишь когда совсем разваливаться начинали, они стояли кривые, кособокие, будто привалившиеся друг к другу пьяницы.
Несмотря на заверение гнома, вскоре тоже сошедшего на берег договариваться о покупке угля, я не пошёл в деревню.
В любви предпочитаешь чувства? спросил у меня Кукарача. Мы вместе сидели в тени от пароходной трубы на полупустой палубе. И как это сочетается с идеей о честном наёмничестве?
Ровнять наёмников и проституток давняя идея, пожал плечами я, но точно также можно относиться к профессиональному солдату. Сейчас даже рядовые получают какое-никакое жалование из казны, выходит, они такие же проститутки, как дамочки, что обслуживают Чунчо и остальных?
Не знаю, я всегда дрался за идею.
А Чунчо? махнул я рукой в сторону Шлюшьей деревни, где Муньос как раз пытался обаять миловидную дамочку и, кажется, вполне преуспевал в этом. Ты сам говорил, что он продавал вам краденные винтовки.
Чунчо-то, рассмеялся Кукарача, и я впервые услышал его заразительный, воистину рагнийский, смех, та ещё шлюха, верно! Потому его эти дамочки и обожаютпринимают за свою.
Ближе к полудню к кораблю подошёл большой грузовик, в чьём кузове теснились мешки с углём. Оставшиеся на борту матросы под зычные команды капитана принялись грузить их в трюм, опустошая прямо в угольную яму. Вскоре на палубе стало трудно дышать из-за чёрной пыли, оседающей на кожу и одежду, лезущей в рот, набивающейся в ноздри. Мы с Кукарачей покинули-таки «Нэлли», засев в ближайшем питейном заведении. Оно оказалось приложением к борделю, расположенному на втором этаже, и пока мы сидели, потягивая местное пиво и покуривая сигары, чтобы отогнать мошкару, к нам подсели несколько дамочек с весьма недвусмысленными предложениями. В конце концов, я не выдержал и сходил к бармену, доходчиво объяснив ему, что девочкини самые лучшие, ни самые дешёвые, ни те, что между ниминас с другом не интересуют. Нам нужна выпивка, остальное пускай оставит при себе.
В общем мы нормально посидели, пока команда грузила уголь, а те, кто во время погрузки шлялся по девкам, после мыли палубу. Чунчо сотоварищи, однако, возвращаться на борт «Нэлли» не спешил.
И когда мы отчаливаем? спросил я у капитана, когда мы покинули заведение и поднялись к нему на шканцы.
Сейчас грузовая вахта получит премиальные, прогуляет в их деревне, а как вернутся всеотчалим.
Видимо, Чунчо узнал об этом сразу, как сошёл на берег, а потому с возвращением не торопился.
Наконец, ближе к шести вечера, когда солнце нависало уже над водами Великой реки, подкрашивая их багровым, все матросы поднялись на борт «Нэлли». Чунчо с Пеппито и старым Эрнандесом и тут от них не отстали. Но если матросы тут же отправились кто в кубрик, кто на вахту, рагнийцев ждало нечто иное.
У орудия стройся! как на плацу гаркнул Кукарача, и все четверо его бойцов кое-как сформировали ровную шеренгу. Святой, два шага вперёд. Одетый в коричневую рясу рагниец выступил вперёд. Понявший всё сразу, Пеппито издал страдальческий стон, однако его тут же оборвал окрик полковника:Разговорчики! А следом Кукарача обратился к Святому:Расскажи нашим падким до доступных прелестей и плотских утех товарищам о вреде того времяпрепровождения, которому они предавались в деревне.
Проповеди Святой умел читать длинные и затейливые. Поначалу ими можно даже заслушатьсятак красиво он подбирает эпитеты для обличения порока. Вот только когда длится его речь более часа, а ты не можешь шелохнуться, стоя в строю, проповедь превращается в настоящее мучение. К счастью я не был подчинённым Кукарачи и вместе с самим полковником убрался на шканцы к капитану.
«Нэлли» покинула Шлюшью деревню, и снова потянулись однообразные дни. Интересней всего было, пожалуй, наблюдать за природойкак меняется по мере нашего продвижения на юго-восток. Саванны сменялись равнинами, кое-где стали попадаться купы деревьев, а вскоре и небольшие рощицы. Чем дальше мы шли, тем больше становились эти рощицы, постепенно перерастая в настоящие леса.
До Зелёного пояса уже недалеко, сообщил нам капитан. Чуют мои старые кости, скоро быть дождю.
И действительно, уже ночью начался самый настоящий тропический ливень. Тяжёлые капли барабанили по палубе, в кубрике, где ещё недавно царила удушающая жара, теперь некуда стало деваться от сырости. Вещи толком не высыхали, даже если их вешали на камбузе над раскалёнными плитами. Теперь огонь в них не гасили на ночь: ливень, хлеставший три дня и четыре ночи без перерыва, сильно сбил температуру. После захода солнца на палубе уже не поторчишь, покуривая сигару и попивая кукурузное пойло: слишком холодно стало.
Скоро новая деревня, сообщил нам капитан. Угольная. Там борделей нет, надолго останавливаться не будем.
Причина, почему представительницы древнейшей профессии не устроили здесь ещё одного аванпоста, была проста и очевидна. Чем дальше мы плыли на юго-восток, к истокам Великой реки, тем меньше нам попадалось кораблей. Первыми пропали баржиони перестали попадаться нам ещё пока по берегам тянулись равнины. Затем и пароходы, вроде нашего, стали редкостью, а послеих и вовсе как ливнем смыло. Остались только редкие пакетботы да рыбачьи лодки, ведущие себя всё более нагло, словно считая, что теперь именно они хозяева всей реки. И всё же, раз деревня, где пароходы заполняют ямы углём, стоит на берегу, значит, торговля им идёт, и не только такие, как мыслучайные гости в этих местахбороздят тут Великую реку.
Угольная деревня встретила нас тишиной, как будто там вымерли все. Однако, завидев «Нэлли» из нескольких хижин вышли люди. Они разительно отличались от обитателей Шлюшьей деревни. Если в первой жили смуглые мужчины и женщины, чертами лица чем-то отдалённо напоминающие уроженцев юга Аурелии, то здесь нас встретили чернокожие, каких мне прежде видывать не приходилось. Я дрался против розалийских солдат из колоний, которые, вроде бы, где-то здесь находятся, но никогда мне не доводилось видеть людей с кожей какого-то почти стального цвета. Может быть, под не таким ярким и жарким солнцем Аурелии они теряли этот оттенок.
Все принявшие сходни «Нэлли» и оставшиеся стоять на небольшой пристани Угольной деревни мужчины были молодыми, крепкими, и все носили оружие. В основном рычажные «леферы» с «мартелями» и ещё какие-то длинные, явно местного кустарного производства. Почти все мужчины щеголяли голыми торсами, накинув на плечи шкуры каких-то хищников или просто вязанные плащи с капюшонами. Штанам же предпочитали набедренные повязки, а обувь и вовсе плели из тростника, наверное. Возглавлял их одетый вполне прилично чернокожий, вооружённый длинным копьём, которое, скорее всего, было даже не оружием, но служило для обозначения его статуса.
По совету капитана, мы с Кукарачей спустились вместе с ним по сходням. Видимо, военных тут уважали, и гном решил, что наше присутствие добавит ему авторитета на переговорах. Как только мы сошли на берег, капитан обратился к вождю с короткой речью на местном наречиия не понял ни слова, однако раз нас пригласили в большой и самый крепкий из домов деревни, значит, начало переговорам положено.
Мы расселись за круглым столом: вождь, чья одежда аурелийского покроя смотрелась странно, мы с Кукарачей и наш капитан. Кроме вождя от местных, был ещё кто-то вроде жреца или шаманачернокожий в длиннополом балахоне, скрывающем его фигуру полностью. Он брил голову начисто, сняв даже брови, а на носу его красовалась стальная оправа от очков, но почему-то без линз. Наверное, очки тут считались признаком мудрости. Выглядело немного комично, если не ловить взгляд самого шамана или жрецавнимательный и весьма недружелюбный. Каждый раз, когда он смотрел в глаза, казалось, что это хищник, оценивающий тебя. Прикидывающий, добыча ты или же достойный противник.
Мы продадим вам уголь, радушно заявил вождь, легко переходя на язык Аурелии, у нас его полно в ямах лежит. Хорошо, что он не портится.
А отчего же его так много? спросил Кукарача. Скверные времена настали?
Прежде к Большому мосту шли баржи одна за одной, посетовал вождь, говорил он довольно свободно, особенно когда привыкаешь к манере коверкать слова, он жрал людей как Я-Те-Вео. Ненасытная утроба!
Большой мостединственный мост через Великую реку, за который постоянно идёт самая настоящая война. Без перерывов она длится уже больше десяти лет: контроль над переправой оспаривают Коалиция и Альянс, не желая уступать стратегическое преимущество. Воистину ненасытная утроба у войнысколько в неё жизней не кидай, а ей всё мало будет. Здесь кровь льётсяне хватило, теперь ей и Аурелию подавай.