Полагаясь на мнение Оцелотти, чьи бойцы провели разведку в нужном мне регионе, я отодвинул в сторону снимки.
Самое главное, что они не сумели объединиться даже перед лицом общего врага, добавил он. Просто не захотели. Думаю, даже для атаки на Фабрику их будет непросто собрать в кучу.
Под снимками в папке, переданной Оцелотти, лежал лист бумаги с прикреплённой в верхнем углу фотокарточкой. С неё на меня смотрел человек средних лет с кошмарно обезображенным шрамами лицомони ветвились по левой щеке, сплетаясь в жуткую паутину, ещё два уродовали лоб, рассекая правую бровь. Даже не знаю, где можно получить такие, скорее всего, это результат воздействия магии. На листке был перевод его краткой биографии и лаконичная характеристика, уложившаяся в несколько предложений. Начал я с неё, хотя и знал, что не прочту ничего нового.
Фон Вольг Евгений Борисович, дата рождения (почти одного возраста со мнойотметил я). Родился в столице. Отецвоенный, скончался до начала Великой войны, матьдворянка, погибла (обстоятельства гибели не указаны). Закончил физико-математический и филологический факультеты Славоградского университета. Отлично владеет альбийским, розалийским, веспанским языками. К революционному движению примкнул на третьем году войны, будучи на военной службе в чине старшего лейтенанта. Характервыдержанный. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощаден к врагам Республики. Холост. В связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами и благодарностями командования.
В общем выходит прямо-таки идеальный человек, но если почитать даже краткую его биографию, всё оказывается несколько сложнее.
Столичный студент, два высших образования, причём как по технологической, так и гуманитарной части. Война ломает ему всю жизньон вынужден отправиться на фронт, потому что она в первые месяцы сожрала почти весь офицерский корпус, и теперь каждый грамотный человек на фронте просто на вес золота. Но неожиданно для себя фон Вольг находит свою стезю именно тамв окопах, и начинается его тяжкий, полный крови путь. От имперского лейтенанта, которому ничего не светит без диплома Академии генерального штаба, куда его никогда не отправят из-за того же дефицита кадров, до командира армии Руславийской республики, громящего бывших товарищей. Ему просто по душе его работаубивать врагов, и это определяет его дальнейшую судьбу. Кровавое пограничье запада Руславии, где не скоро ещё наступит настоящий мир, и контроль над Фабрикой, где куются основы промышленной мощи молодой страны. Не обошлось и без каких-то подковёрных интриг, о них можно было прочесть между последних строк в биографии полковника фон Вольга, но в чём именно дело, я, конечно, понять оттуда не смог.
Кого-то напоминает, верно, поднял я взгляд на Оцелотти. Никаких вопросительных интонаций в моём голосе не было и в помине.
Я не хотел бы вспоминать о нём, ответил тот.
Как и с Миллером, с Адамом меня связывало общее прошлое, вот только было оно из того разряда, о котором предпочитают помалкивать, держа его в самом дальнем углу памяти. Мог бытак и вовсе позабыл, но такое, конечно же, никогда не стирается полностью, оно всегда с тобой. А когда думаешь, что плотно похоронил его, тут же всплывает, демонстрируя себя во всей красе, вот как сейчас, к примеру.
И как достал? только и спросил я.
Да так, помахал рукой Оцелотти, мир не без жадных людей. Соварон всё устроил на самом деле. Говорит, не так и дорого обошлось, не такая уж и секретная информация.
Тогда у меня будет ещё одно дело к Соварону, сказал я, складывая снимки лидеров повстанцев обратно в папку.
Дальномер в боевой рубке бронепоезда был явно гномьей работы и улучшен с помощью магии невысокого народа. Служили у фон Циглера в основном представители его расы или полуросликиим удобнее всего перемещаться в тесных помещениях и коридорах. А двигаться приходилось очень быстро.
Я приник к дальномеру, смотря, как гротескно выглядящие установки «синего луча» режут землю и тела особо ретивых всадников Шерловского. Чёрный Гусар решил-таки отойти от плана сражения и кинул в первую атаку своих лучших людей. «Чёрные крылья», вооружённые однозарядными бомбомётами, пустили коней в галоп, вскидывая «трубы» на плечи. На что рассчитывал Шерловский этой атакой, мне оставалось только гадать, но идея его провалилась полностью. Гусары в защитного цвета кирасах и шлемах, зато с длинными чёрными крыльями, приделанными к сёдлам, успели проскакать едва ли половину расстояния до вышек, когда по всадникам выстрелили установки «синего луча». Ручные бомбомёты потому и не пользовались особым успехом на полях сражений, дальность выстрела их почти не превосходила винтовочную, а уж о прицельной и говорить не приходится. Видимо, Шерловский считал, что по сложенным из бетонных плит стенам, окружающим территорию Фабрики, большим воротам, способным пропустить два грузовика, и вышкам его гусары точно не промажут. Вот только недооценил лихой наездник дальности выстрела установок.
Лучи смерти, действительно синего оттенка, легко резали всадников вместе с лошадьми. На мёрзлую землю падали кровавые ошмётки, не поймёшь ужечьих тел. «Чёрные крылья» принялись палить из ручных бомбомётов, но снаряды их лишь взмётывали комья земли далеко от стен, ворот и вышек Фабрики. Самые разумные из гусар предпочли спастись, развернув коней, но многих из них срезали лучи смерти, прежде чем всадники убрались от вышек подальше.
Кретин, припечатал Шерловского гном, захотел сам сорвать весь куш, как обычно. Теперь понимаешь, с кем тут приходится иметь дело.
Я воздержался от комментариев, продолжая глядеть в дальномер.
Лучше отодвинься, заявил Циглер, сейчас шарахнет моя малышка.
Он сам последовал собственному совету, так что и я убрал лицо от дальномера.
Выстрел главного калибра я ощутил всем телом. Никогда мне не приходилось бывать ни на флоте, ни в таких вон бронепоездах, ощущения были в новинку. Меня словно хорошенько встряхнуло, волна вибрации прошлась по всему телу, заставив мелко дрожать все кости от пяток до макушки. Не скажу, что мне это понравилось. Я всерьёз задумался о том, что зря полез в бронепоезд к Циглеру.
Давай обратно, крикнул мне гном, сам первым приникая к линзам, мы ж далекоснаряду сколько ещё лететь до цели, успеем глянуть. Если не мешкать.
Я и не мешкал.
Звук взрыва снаряда, ударившего в основание одной из башен с установкой «синего луча», не долетел до нас. Как и недавнее избиение гусар, всё происходило в тишине. Конечно, не в полнойвнутри бронепоезда всё время что-то звякало, жужжало и гремело, однако картинка в линзах дальномера оставалась абсолютно беззвучной. Снаряд начисто снёс половину секции стены, ограждавшей территорию Фабрики, разломал две опоры башни, заставив ту накрениться, а после и вовсе рухнуть наружу. Досталось и воротамодна створка завалилась на землю, вторая только чудом не последовала за ней, повиснув на искривившихся петлях. Я не мог слышать этого звука, но он живо воссоздался в моём воображениизнакомый стон гнущегося металла, от которого сводит зубы.
Сейчас поправим наводку, сообщил мне фон Циглер, и второй подарочек пойдёт. У меня парни хорошие, с военной выучкой, не чета раскрашенным солдатикам Шерловского и бандитам Сивера. Мы своё дело знаем хорошо.
Второй снаряд в самом деле быстро последовал за первым. Он снёс почти всё основание уцелевшей башни и окончательно доломал ворота. Теперь вход на Фабрику для конницы Сивера и Шерловского был открыт.
Командуй, обернулся я к Циглеру, теперь каждая минута на счету.
Тот кинул на меня взгляд, ясно говорящий «не учи учёного», и быстро рявкнул приказ выдвигаться в эбонитовую трубку внутреннего телефона. Бронепоезд, до того напоминавший сонный муравейник, словно ожил. Стук теперь раздавался чаще и звонче, по металлическому полу, который здесь называли на флотский манер палубой, застучали десятки ногкоманда становилась по местам, назначенным боевым расписанием, трижды протрубил гудок, словно бросая вызов всем вокруг. Паровоз дёрнулся вперёд, увлекая за собой блиндированные боевые вагоны и платформы, где разместилась пехота Сивера. С характерным звоном сцепок бронепоезд покатился вперёдк Фабрике.
Началось, прокомментировал увиденное в дальномере Циглер, и я снова приник к линзам.
А посмотреть там было на что.
Совместная атака красных курток и крылатых гусар выглядела весьма эффектно. Одетые в кирасы защитного цвета и шлемы, с длинными винтовками, заменявшими им пики, с небольшими крыльями, прикреплёнными к сёдлам, гусары восседали на могучих конях, впору рыцарям прежних войн, той кавалерии, что наводила ужас на врагов на поле боя. Они палили на скаку по защитникам Фабрики, пытающимся выставить хоть какой-то рубеж обороны на месте упавших ворот и разнесённых снарядами бронепоезда секций стены. Солдаты в серых шинелях падали один за другим, не успевая даже оружия вскинуть. Кони красных курток были пониже и выглядели не столь могучими, однако в резвости не уступали гусарским скакунам. Кавалеристы Сивера неслись, вскинув длинные сабли или выставив их перед собой, готовые рубить всякого, кто окажется достаточно близко, и вряд ли кто-то сумеет пережить хотя бы один удар.
И снова я слышал конский топот и храп, выкрики людей, звон оружия, громкие выстрелы длинных гусарских винтовок, хотя и не мог. Все эти звуки породило моё воображение, дорисовав их у меня в голове. Я слишком хорошо знаю, как выглядит умелая кавалерийская атака, и слишком хорошо знаю, чем она заканчивается. Но в этот раз всё было совсем иначе.
Для начала под ноги всадникам посыпались дымовые шашки, и спустя минуту, не больше, всё заволокло густым, как молоко, туманом.
Что за начал было Циглер, оторвавшись от линз дальномера, но лишь для того, чтобы увидеть мой пистолет, смотрящий ему в лицо.
Дальше тебе смотреть не стоит, честно сказал я, и прежде чем гном успел выдернуть из кобуры свой майзер, всадил ему пулю в лоб, а после ещё дважды нажал на курокпросто для верности. Черепа у гномов прочные, и сами они весьма живучи, с одного выстрела пристрелить их насмерть удаётся не всегда. Я не хотел испытывать судьбу и действовал наверняка, превратив голову Циглера в кровавое решето. Внутри бронепоезда стоял такой шум, что никто не услышал ни выстрелов, ни звука падения тела.
Отодвинув труп фон Циглера-Амасийского в угол боевой рубки, я снова приник к линзам дальномера. То, что я там видел, можно было назвать бойней или резнёй, кому какое слово нравится больше.
На смену быстро отступившим солдатам в серых шинелях пришли две шагающих боевых машины, вооружённые скорострельными пушками и спаренными пулемётами. Больше всего они походили на округлые бочки для воды, поставленные на собранные из металлоконструкций ноги, напоминающие ноги насекомых. Передвигались эти шагатели медленно, переваливаясь с ноги на ногу, словно разбуженные среди зимы медведи. Очень злые медведи, готовые нести смерть всему живому. Длинные очереди спаренных пулемётов срезали гусар с красными куртками не хуже синих лучей смерти. Скорострельные пушки швырялись осколочными снарядами, убивая и калеча всадников вместе с лошадьми. И снова воображение услужливо дорисовывало мне все звуки, которых я не слышал.
К боевым шагателям присоединились солдаты, одетые в тяжёлую штурмовую броню незнакомого вида, вооружены они были ручными пулемётами и стрелять умудрялись на ходу. Видимо, доспехи воинов не только защищали их, но и благодаря конструкции увеличивали силу, давая возможность вести из пулемётов прицельный огонь с рук.
На кавалеристов, потерявшихся в дыму, обрушился настоящий шквал огня, разорвавший строй, в первые же мгновения уничтоживший десятки атакующих. «Чёрные крылья» и другие гусары отвечали из своих длинных винтовок, но без особого результата. Пули бессильно щёлкали по корпусам шагателей, не причиняя никакого вреда. Пехоте, даже защищённой бронёй, приходилось хужеодин за другим на землю повалились несколько солдат, сражённые меткими выстрелами гусар. Но на общий ход сражения это никак не повлияло.
Поддержи атаку орудия бронепоезда, шедшего на всех парах, и высади он вовремя десант, быть может, повстанцам и удалось бы захватить Фабрику. Но я позаботился о том, чтобы этого не случилось.
Условный стук рукояткой револьвера в дверь боевой рубки оторвал меня от наблюдения за разгромом кавалерийской атаки. Из ворот Фабрики как раз вышел третий шагатель, побольше первых двух размерами, вооружённый компактной установкой «синего луча». Использовать его уже не было никакой надобностиатака гусар и красных курток захлебнулась, и они рассеялись в редеющем дыму, спасая свои шкуры. И всё же третий шагатель угостил их напоследок несколькими лучами смерти, уничтожая сбивавшихся в небольшие группы всадников.
Я открыл дверь, и в рубку протиснулся Оцелотти. Покосился на труп фон Циглера и задвинул его ещё дальше, чтобы не мешался, размазав кровь, натекшую под телом по палубе и перепачкав ею свои щёгольские остроносые туфли. Правда, на одежде и обуви Адама и без того хватало крови, и вряд ли хоть капля её принадлежала самому Оцелотти. От него несло пороховой гарью и смертью, а значит, он выполнил приказ.
Орудия и ходовая кабина под нашим контролем, доложил он.
Проблемы?
Только с пиктами,ответил Оцелотти. Очень уж шустрые ублюдки, да и знали внутренние помещения куда лучше нашего.
Сколько?
Трое, отчитался о потерях Оцелотти, и ещё один вряд ли доживёт до рассвета. Два проникающих в живот, слишком круто даже для одного из моих ребят.
Проникающее ранение в животсамая страшная рана, даже вода жизни далеко не всегда справляется с нею. Ведь убивает не только сама рана, но и заражение, а с ним инъекции чудесного лекарства мало что могут поделать. Чтобы вылечить такое ранение, нужно погрузить несчастного в искусственную кому, вызванную водой жизни, и делать уколы примерно два раза в сутки, молясь всем святым, чтобы помогло. Помогало далеко не всегда.
Чёрные куртки?
Оцелотти вместо ответа только выразительно провёл пальцем по горлувопрос с диверсантами атамана Сивера был решён радикально.
А что сам Сивер?
Сидит под арестом, усмехнулся Оцелотти, передадим его фон Вольгу в подарочной упаковке. Уродливый ублюдок может примерять генеральские погоны.
В жизни полковник фон Вольг выглядел ещё уродливее, нежели на фотокарточках. Глубокие шрамы, избороздившие его лицо, оказались даже глубже, чем могли передать снимки. Командующий охраной Фабрики был одет в серую шинель хорошего сукна, перетянутую портупеей. Что интересно, он носил красные кожаные перчатки и такого же цвета сапоги. И то и другое вряд ли часть офицерской формы в Руславии, однако фон Вольгу до этого дела не было. Головным убором он также пренебрегал, хотя на улице было ощутимо холодно.
Хорошая работа. На экуменике фон Вольг говорил почти без акцента. Не ожидал от наёмника.
Я сам пришёл к тебе, пожал плечами я, зачем же мне было лгать?
Фон Вольг возвышался надо мной, хотя и не могу пожаловаться на низкий рост. Макушка моя оказалась где-то на уровне его плеча, так что приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. фон Вольг намеренно подошёл поближе, чтобы разница в росте ощущалась сильнее.
Кому вообще можно сейчас верить, философски заметил полковник, пожимая плечами. Время такоепредательское.
К нему подбежал лейтенант, коротко отдал честь, покосился на меня и что-то спорил на руславийском. Фон Вольг бросил одно слово на том же языке, и лейтенант так же бегом удалился.
Недалеко от нас стояли окружённые солдатами с Фабрики синие куртки Сивера. Когда бронепоезд, управляемый «Дикими котами», въехал в заново установленную дымовую завесу и остановился там, его тут же взяли в кольцо вышедшие с территории громадного завода бойцы. Возглавляли их штурмовики со своими ручными пулемётами, но большую часть составляли обычные солдаты в шинелях и с длинными винтовками. Синие куртки соскакивали с платформ и тут же оказывались под прицелом. Тех, кто пытался сопротивляться, быстро утихомирили, остальные сложили оружие и стояли сейчас вместе с обслугой бронепоезда, держа руки на виду, чтобы не провоцировать охрану.
Отправляю в расход, объяснил фон Вольг. Там дальше, он махнул рукой куда-то в сторону Фабрики, большое болото, даже в самые лютые морозы не замерзает. Там много всякой сволочи гниёт. Осуждаешь? хитро покосился на меня полковник.