Какой интересный шрам, шепнула мне прямо в ухо принцесса, щекоча мне самый низ живота, отчего я, казалось бы, выжатый, как лимон, начал возбуждаться снова, хорошо, что дальше не пошёл.
Пальцы её нежно, но крепко сжались на моём естестве.
Будь со мной грубым, шептала она, то сжимая, то разжимая хватку, отчего я почти перестал дышать. Как будто я трофей в траншее.
И её интерес к шраму, а может, игры с моим естеством пробудили во мне не только страсть, но злость.
Ты хочешь грубости, голубка, получишь её полной мерой.
Я сжал ей запястье, заставив отпустить меня, завёл её руку за спину, принудив перевернуться на живот и ткнуться лицом в подушку. Хочешь по-солдатски, красотка, получай солдатские ласки!
Она поняла, что сейчас будет, когда я отпустил её руку и сжал ладонями ягодицы. Когда я вошёл в неё сзади, она вцепилась зубами в подушку и зарычала от боли, но не сопротивлялась. Я резко толкался в ней, причиняя боль нам обоим. Принцесса стонала, кусая подушку, но не противилась солдатским ласкам. Когда же я кончил и мы снова лежали в постели, она только сказала:
Ты воистину животное, но тынастоящий. А теперь ступай.
Когда вы будете готовы к перелёту? как ни в чём не бывало спросил я, поднявшись с постели.
Думаю, двух дней мне хватит, ответила она деловым тоном, словно мы по-прежнему стояли в приёмной и ничего между нами не было.
Тогда послезавтра в полдень будьте готовы.
Быстро одевшись и пристегнув шпагу, я удалился. Принцесса Шарлотта Ригийская так и осталась лежать в постели, даже не подумав прикрыть наготу.
Её величество королева Анна расщедрилась для принцессы Шарлотты на один из своих личных дирижаблей. Я смотрел на белоснежного красавца с золотым вензелем на боку баллона и гондоле. Он не был таким же большим, как боевыепо размерам и до небесного фрегата не дотягивал, однако даже снаружи выглядел роскошным.
Её высочество на лётное поле привёз лимузин, откуда первым вышел знакомый мне пожилой господин, сменивший старомодный вицмундир на чёрный фрак. Он помог принцессе выбраться из авто и вежливо взял под руку. Со мной вместе на лётном поле были Соварон и Миллер. Оцелотти со своими «дикими котами» покинул Рейс на следующее утро после нашего разговора. Его бойцам добираться до Рагны куда дольше, чем мне, дирижаблей им никто не выделит.
Вручаю вам самое дорогое, что у нас есть, произнёс отрепетировано-прочувствованным голосом пожилой господин во фраке.
Заверяю вас, в том же тоне ответил ему я, что верну вам её высочество вместе с супругом.
Мы вместе прошли по лётному полю к лифту, ведущему в гондолу.
Ваши товарищи поедут с нами? спросила у меня принцесса равнодушным тоном, при этом оценивающе оглядев Миллера и Соварона.
Они пришли проводить нас, ответил я, пропустив её вперёд в кабину лифта.
Кабина была недостаточно большой, чтобы вместить нас двоих, при этом соблюдя приличное расстояние. Так что я предпочёл быстро подняться по лестницам.
Постараюсь прилететь на остров как можно скорее, заверил я Миллера, пожимая ему руку перед тем, как начать подъём. Надеюсь на тебя.
С Совароном и пожилым господином в чёрном фраке мы попрощались куда более официально.
Вы заставляете себя ждать, такими словами встретила меня принцесса, когда я поднялся к ней. Могли бы воспользоваться лифтом.
Тогда вам пришлось бы ждать меня ещё дольше.
Я снова взял её под руку, и мы подошли к трапу, ведущему в гондолу дирижабля. Нас встречал капитан воздушного корабля в небесно-синем, расшитом золотым галуном мундире Гвардейского небесного экипажа.
Добро пожаловать на борт «Ауравиктрикс», приветствовал он нас.
Капитан лично устроил нам небольшую экскурсию по дирижаблю. Оказалось, на его борту имеется большая каютапять комнатдля её высочества с фрейлинами и гувернантками, и одна для меня. Есть мы будем тоже отдельнопринцесса в своих покоях, я же с офицерами «Ауравиктрикс». Не скажу, что меня это не устраивало.
Её высочество вела себя так, словно ничего не было, не пыталась делать никаких намёков, даже не смотрела лишний раз в мою сторону. Я для неё был всего лишь охранником в опасном путешествии в Рагну. Значит, так тому и быть.
Только в последнюю ночь перед самым прилётом в столицу Рагны, носящую то же имя, что и вся страна, Шарлотта пришла ко мне. Я спал, как и всякий солдат, ценящий время отдыха, однако мгновенно проснулся, как только почувствовал, что кто-то находится в моей каюте. Шарлотта хотела разбудить меня, прикоснувшись к шраму на животе, но тут сработали мои рефлексы. Я ещё не до конца пробудился и отреагировал на её касание абсолютно по-солдатски. Заломил ей руку за спину и ткнул лицом в подушку.
Полегче, невнятно произнесла принцесса, прижатая лицом к мягкой ткани наволочки. Я сегодня не хочу грубости, и уж тем более, чтобы ты уестествлял меня в афедрон.
Простите, ваше высочество, ответил я без тени смущения, отпуская её, но вам не стоит будить меня. Солдатские рефлексы работают раньше, чем включается мозг. Я мог и прикончить вас.
Это было бы романтично.
Я разглядел в темноте каюты её улыбку.
На сей раз мы всё делали размерено и спокойно. Без борьбы, без игры в наездников, без болезненного надрыва в самом конце.
Мы было хорошо с тобой, солдат, сказала принцесса, выбираясь из моей постели. Спасибо тебе. Спасибо, что ты настоящий, а не как все они.
И она покинула мою каюту, а я долго лежал без сна и думал, каково это быть живым товаром. Не человеком, но уже женой и матерью детей, которую только и думают, как бы продать подороже. Я хотя бы могу выбирать свою судьбу, отказать нанимателю, который мне не нравится, послать подальше и не брать его денег. Интересно, задумываются ли девочки, мечтающие стать принцессами, о том, какая жизнь их ждёт?
Антонио Северино де Лебронодин из двух фактических правителей Рагныпредпочитал старомодный мундир веспанского генерал-капитана. С первого взгляда становилось понятно: перед тобой опытный политик, а не пламенный революционер, как Кукарача. Посмотрев на Леброна, я поздравил себя с тем, что не ошибся в выборе кандидатуры для переговоров. Да, Кукарача был моим старым другом, несмотря на то, что он покинул ряды «Солдат без границ», уведя с собой таких же, как сам он, патриотов. Им не нашлось места в моей армии, и я только рад, что избавился от тех, кто был ненадёжен. Ведь нас вполне могли нанять потерявшие немалые вложения в Рагне магнаты Священного альянса, и что бы тогда делал Кукарача со своими лихими приятелями вроде Чунчо Муньоса или Святого? На какую сторону толкнула бы его верностьк Родине или к командиру? Я этого не знал, а потому только рад их уходу, хотя это и серьёзно ослабило мою армию. Леброн был полной противоположностью Кукараче. Старомодный мундир, золотые эполеты, серебряный шарф вместо пояса, веспанские ордена, полученные на фронте и без сомнения заслуженные.
Он слушал замечательно игравшую свою роль принцессу Шарлотту Ригийскую, и я видел по его глазам, что он не верит ни единому слову. Никаких чувств в нём принцессе пробудить не удалось. Генерал был безупречен в своих манерах, жестах и словах. Он сочувственно кивал, подал Шарлотте платок, когда она, якобы расчувствовавшись, пустила слезу, успокаивал её. Это был обоюдный спектакль, единственным зрителем которого оставался я. И очень скоро мне предстояло подняться на подмостки.
Прошу меня сердечно простить, ваше высочество, ответил Шарлотте генерал, однако вынужден отказать вам в просьбе.
Как вы можете быть таким бессердечным, генерал Леброн?! воскликнула принцесса. Вас не мать родила? Вы не можете понять чувств женщины, у которой готовы отобрать самое дорогое! Лишить её права на счастье!
Если бы речь шла только обо мне, приложил руку к сердцу генерал, я бы нынче же утром отпустил вашего супруга. В Рагне льётся слишком много крови и слёз, и я не хочу добавлять в эту реку лишний ручей. Однако властью в стране обладает народэто первая статья конституции Республики, принятой общенародным голосованием. Я лишь слуга народа. И народ Рагны приговорил вашего супруга, простите, ваше высочество, к смерти. Я не властен идти против воли народа.
Вы столько раз произнесли слово «народ», выбрал я момент для того, чтобы вступить в их диалог, что мне показалось, вы самого себя в этом пытаетесь убедить.
Народ Рагныесть источник власти в Республике, с пафосом процитировал Леброн, и я ещё сильнее убедился в том, что передо мной прожжённый политик, а не пламенный революционер, который верит в подобные слова. Это первый пункт конституции, принятой после того, как наша Родина избавилась от веспанского владычества.
Мундир веспанского генерал-капитана вы носите до сих пор, чтобы подчеркнуть свою свободу? поинтересовался я. Про награды решил не упоминатькаким бы политиком ни был Леброн, а прямых оскорблений он мне не простит.
Это символ преемственности, отделался от меня Леброн.
Народ тёмен, туп и управляем, произнёс я, понимая, что от того, что скажу сейчас, зависит успех всей операции. Конечно, у меня есть запасной вариант, включающий в себя штурм особняка, где содержится Максимилиан, отрядом «диких котов» во главе с Оцелотти. Однако я очень не хотел бы прибегать к немуон был разработан на самый крайний случай. Что народу скажет правитель, даже если этот правитель слуга народа, так тому и быть. Вы ведь хотели бы остаться единственным настоящим правителем Рагны, генерал Леброн?
Я видел в его глазах ответ и решил немного надавитьлишним не будет.
Только не говорите, что вы выше внутренних конфликтов. Вас ведь было трое. Вы, Кукарача и генерал Элиас, но последний оказался застрелен снайпером в своей ставке. Прямо на пороге победы. Ведь это его войска, не ваши, взяли бы штурмом столицу, и кто стал бы главным в вашем триумвиратетоже понятно.
Леброн мог бы начать оправдыватьсякто угодно может подослать к генералу повстанцев убийцу. Однако вместо этого он сказал:
Я ведь знаю, кто вы такой, и знаю, что Кукарача служил в вашей частной армии. Почему вы пришли ко мне, не к нему? Со старым боевым товарищем вам было бы проще договориться, разве нет?
Кукарачаидейный борец, покачал головой я, с ним не договоришься. Он на самом деле верит в вашу конституцию и принципы республики. Из-за этого он ушёл из моей армииради своих идеалов, которые он не предаст.
Я не стал интересоваться ответом Леброна на моё так и не высказанное предложение. Жизнь Максимилиана за жизнь Кукарачи. Я знал, что Леброн согласен, иначе он бы просто не стал говорить со мной.
И за свои идеалы, добавил я, Кукарача сегодня умрёт.
Я не был свидетелем гибели генерала Кукарачи, читал о ней в газетах, где подробностей никто не печатал. Зато на каждой передовице имелось замечательное фото бронированного автомобиля генерала с торчащими из него частями тел. Куда более обстоятельно мне доложили Толстый и Тонкий.
Первым на крышу забрался гоблин. Он осмотрелся, глянул на наручные часы. До прибытия цели оставалось больше четверти часа. В самый раз. Пыхтящий, как паровоз, северянин вскоре вылез из чердачного окна. Точнее сначала показался увесистый чемодан, а уж затем и сам северянин.
Время есть, заверил его гоблин, но не так чтобы много.
Толстый и Тонкий разложили на нагретом солнцем металле крыши довольно высокого даже по меркам столицы Рагны дома содержимое своих чемоданов. Как и положено, у Тонкого он был маленьким, и помещалось в нём прицельное устройство собственной разработки ушлого гоблина. В частной армии «Солдаты без границ» Тонкий был не столько солдатом, сколько инженером-кустарём, разрабатывая самые разные полезные вещицы. Правда, по большей части его изобретения были штучными, поэтому использовал их в основном он сам. Какой дурак возьмёт в руки бомбу, собранную едва ли не на коленке непонятно из чего? Таких среди наёмников «Солдат без границ» находилось не слишком много.
У Толстого в деревянном чемодане, обтянутом кожей африйского буйвола, лежал разобранный ракетомёт «Змей». Пошедшие в серию как замена лёгким полевым орудиям в борьбе с танками и бронемашинами, ракетомёты не успели сказать своего слова в войне. Слишком тяжёлыми были «Змеи»и если один человек комплекции северянина ещё мог управляться с ними, то как минимум трое должны были носить боеприпасы. Так что отличие от полевого орудия во фронтовых условиях оказалось невелико. А вот для того, что поручил Толстому и Тонкому командир, «Змей» подходил как нельзя лучше. Тем более что этот ракетомёт был улучшен гоблином. Тонкий убрал щиток за ненадобностьюстрелять в них никто не будет, поработал со спусковым механизмом, как и с лежавшими в том же чемодане двумя зарядами. Целью их станет не танк, а всего лишь бронированный лимузин, значит, столько взрывчатки, как обычно пихали в ракету, уж точно не нужно. Освободившееся пространство в снаряде Тонкий заменил в одном случае зарядом шрапнели, во втором жезапаянной капсулой с белым фосфором, чтобы при попадании точно никто не выжил.
Толстый собрал «Змея», подумав, зарядил его отмеченной красным ракетой. Стрелять второй раз он не хотел, шрапнели же доверял куда больше, чем горючим веществам. Вечно алхимики что-то намудрят, а потом оправдывайся перед командиром, зачем второй раз стрелять пришлось. Лучше решить вопрос сразус одного выстрела, как любил северянин.
Тонкий спорить с выбором напарника не сталне его дело. Гоблин давно понял, когда можно соваться с советами к северянину, а когда лучше засунуть своё мнение поглубже вместе с не в меру длинным языком. Гоблин приложил к глазам прицельное устройство, напоминающее бинокль, но немного больше размером. Мир перед ним расцвёл серо-чёрным цветком прицельной рамки с красной точкой в центре. Тонкий высматривал в него кативший по улицам лимузин генерала Кукарачи. Тот и не думал скрываться, на капоте большого чёрного автомобиля ещё экуменического производства трепетал небольшой республиканский флаг. По нему и узнавали лимузин любимого народом Рагны генерала. Стоило красной точке прицела зафиксироваться на автомобиле, как по краю рамки поползли цифры. Устройство, собранное гоблином, работало безотказно, показывая расстояние до цели, силу и направление ветра. Глядя на цифры, гоблин прикидывал поправки, которые должен взять при стрельбе Толстый. Ориентиры они выбрали ещё два дня назад, когда определились именно с крышей этого дома.
На два твоих пальца от окна на втором этаже, произнёс Тонкий.
Из голоса гоблина ушли все шутливые интонациисмерть была делом слишком серьёзным, чтобы шутить с нею.
Автомобиль генерала выехал из-за поворота, снова попав в прицел. Он не набирал скорость, потому что до следующего поворота улицы было не больше полукилометра. Идеальное место для того, что задумали Толстый и Тонкий.
По моей команде.
Красная точка намертво приклеилась к автомобилю. В углу прицела мелькали нужные гоблину цифры, и он скомандовал:
Огонь!
Толстый нажал на спусковой крючок мягко, словно из пистолета стрелял, а не отправлял в полёт ракету. Отдача увела опустевшую трубу «Змея» вверх, но северянин справился с нею и уже потянулся ко второму снаряду. На всякий случай. Ракета же, полыхнув пороховым зарядом, устремилась прямо к автомобилю генерала Кукарачи. Она врезалась машине в бок, точногде рассчитывал гоблин, между водительской и пассажирской дверцами. Вышибной заряд разнёс броню, разорвав её на куски, а следом грянул второй взрыви салон лимузина заполнила шрапнель. Смертоносные куски металла превратили всех, кто был внутри, в кровавое месиво, где одного человека не отличить от другого.
Автомобиль швырнуло в сторону, подбросило на месте. По инерции он проехал ещё с десяток метров и остановился. Дверца водительского сидения упала на землю, а следом за ней из салона вывалилась чья-то оторванная рука.
На звук взрыва быстро начала стекаться толпамногие смотрели, как едет по городу столь любимый народом генерал Кукарача, и теперь они выбегали на улицу, чтобы упасть на колени перед его раскуроченным лимузином в пыль. Потомки веспанцев, от своих дальних родичей из Аурелии рагнийцы унаследовали бешеный темперамент. Мужчины, женщины и особенно многочисленные дети плакали в уличной пыли рядом с исходящим жирным дымом лимузином генерала Кукарачи.
И никто не обратил внимания на гоблина и северянина, не спешивших присоединиться с общему плачу, а наоборот, торопящихся покинуть место нападения. Но они ведь явные чужаки в Рагне, что им до генерала, пускай проваливают поскорее.