Pulp - Сапожников Борис Владимирович 6 стр.


* * *

Опального экс-кесаря держали вовсе не тюрьме, а под домашним арестом. Максимилиан, собственно, и не покидал резиденции, откуда правил Рагной. Только теперь его личные гвардейцысамые преданные наёмники, полёгшие все до одного во время штурма,  сменились революционными солдатами. И вовсе не вчерашними фермерами с винтовками, какими их считали до самого конца в штабе армии Максимилиана, а опытными бойцами, прошедшими не одно сражение вместе с генералами Леброном, Кукарачей и Элиасом.

Я взял с собой отряд «диких котов», четверо из них несли на спинах тактические щиты. Конечно, никого из сопровождавших нас с принцессой бойцов внутрь особняка не пустили. Они так и остались стоять неподалёку от входа, посматривая на бросавших в ответ недобрые взгляды охранников.

Генерал Леброн выступил с речью этим утром. Он призывал громы, молнии и все мыслимые кары на головы убийц Кукарачи. Намекал на заграничный след. Требовал усилить революционную дисциплину и сознательность. И в нужный момент, когда толпа внимала каждому его слову, призвал народ к милосердию. Это был весьма точно разыгранный, верный политический шаг, но народ, конечно же, снова не понял, что им манипулируют. Использовав знакомую уже мне метафору про реки крови и слёз, в которые нужно добавлять новых ручьев, он призвал внимавшую ему толпу проявить милосердие и дать экс-кесарю покинуть Рагну. В ответ собравшиеся закричали, скорее всего, с подачи кликуш, «Пусть убирается!», «Вернётсяполучит!» и прочую чепуху. Воспользовавшись этим, оставшийся единственным правителем Рагны генерал Леброн подписал указ о помиловании Максимилиана Августа и его пожизненной высылке.

Содержали свергнутого правителя в его собственных покоях, только на окна решётки добавили. Выглядел Максимилиан вовсе не измождённым долгим заключением. Он вообще мало походил на узника. Идеальный костюм, тщательно ухоженные волосы и борода. От него даже пахло дорогим одеколоном! Максимилиан чопорно и довольно холодно приветствовал нас, не выделив ничем супругу, и я понял, почему Шарлотта сравнивала его со снулой рыбой. Никакого интереса он к жене не проявил.

 Ваше высочество,  так как Шарлотта после приветствия нарочито молчала, обращаться к Максимилиану пришлось мне,  мы прибыли за вами, чтобы сопроводить на лётное поле. Нынче же вы покинете пределы Рагны и вернётесь, так сказать, в лоно семьи.

 Благодарю вас,  кивнул экс-кесарь.

Больше он ничего говорить не стал, и я попросил его следовать за нами. Мы спустились на первый этаж особняка, прошли мимо охраны у входа. «Дикие коты» без команды окружили нас, взяв под плотную опеку. Бойцы со щитами встали рядом принцем и принцессой.

 Готовится подлянка,  вполголоса сообщил мне Кот-рыболов, командовавший отрядом.  Автомобиль заставили отогнать почти на полкилометра от ворот и мотоциклеты тоже.

Что генерал Леброн устроит нам какую-нибудь подлость на прощание, я был почти уверен. Не мог он вот так запросто отпустить Максимилиана, а растерзавшая узурпатора у ворот особняка толпа как нельзя лучше подходила для расправы. Леброн сохранял лицо и перед своим народом, приговорившим Максимилиана, и перед мировым сообществом. Теперь оставалось надеяться на «диких котов»и тех, кто шёл сейчас со мной, и тех, кто сидел в засаде, оккупировав несколько окрестных переулков и тупиков. Вторым отрядом командовал сам Оцелоттив случае, если бы на нас напали в особняке, он должен был повести своих людей атаку, поддержав Кота-рыболова.

Конечно же, от автомобиля и мотоциклетов сопровождения нас отрезали. Не толпа возмущённого народа, как я опасался, но приличных размеров отряд под предводительством очень хорошо знакомой мне парочки. Если честно, я искренне надеялся, что ушедшие с Кукарачей Чунчо Муньос и Святой либо сгинули в революционных боях, либо находились в лимузине вместе с генералом. Однако судьба распорядилась иначе, и сейчас они стояли во главе отряда бойцов, перегородивших улицу.

 Стой!  вскинул левую руку Чунчо, правая лежала на торчащей из кобуры рукояти револьвера. Он был типичным рагнийцемсмуглый, небритый, с чёрными, но тронутыми сединой курчавыми волосами, одежду его пересекали два патронташа, на головеневероятных размеров сомбреро.  Дальше ни шагу! Это я говорюЧунчо Муньос!

 Что тебе надо, Чунчо?  спросил я, сделав всем знак остановиться, а сам шагнул ближе к нему.

 Отдайте нам этого неудачника и ступайте с миром,  вместо Чунчо ответил второй предводитель отряда. Высокого роста, светловолосый (что не характерно для жителей юга Аришалии), обветренное лицо его имело правильные, но такие тяжеловесные черты, что оно казалось почти уродливым. Поверх одежды он носил коричневую монашескую рясу, за что и получил ещё у меня в армии прозвище Святой. Он оправдывал его каждым своим словом и поступкомболее фанатично преданного делу человека было сложно найти.  У народа нет зла на его супругу, а ты и твои люди ничего дурного не сделали. Вы можете уходить. Максимилианнет!

Интересно, что бы он сказал, узнай, кто взорвал столь любимого им генерала Кукарачу.

 Что же, Святой уже говорит за тебя, Чунчо.

В голосе моём не было вопросительных интонаций. Я пытался сыграть на амбициях бывшего наёмника, однако мне это не удалось.

 Он мне как брат,  положил левую руку на плечо Святому Чунчо,  и он говорит за весь народ Рагны.

Судя по возгласам за спиной Муньоса, отряд это явно одобрял.

 Зачем вам Максимилиан?  спросил я.  Он покинет Рагну и никогда не вернётся сюда

 А-а-а,  скривился Чунчо,  всё не так. Народ приговорил егоон должен умереть, понимаешь?

 Нет,  честно покачал головой я.  Не понимаю.

 Я не знаю, как это сказать, просто чувствуювот здесь!  Он с силой хлопнул себя по груди слева.  Нельзя дать ему уйти!

Без команды «дикие коты» с тактическими щитами прикрыли принца с принцессой, сомкнувшись плечом к плечу и взяв наизготовку укороченные дробовики Сегрена.

 Он хотел нашей земли,  провозгласил Святой, будто одну из своих проповедей начал,  так пускай останется в ней.

И снова его поддержали одобрительные выкрики из-за спины.

 Мои люди не будут стрелять первыми,  сказал я, глядя прямо в глаза Чунчо.  Вина за пролитую кровь ляжет только на вас.

 Я этого не хочу,  прорычал Муньос, внутри его явно шла борьба,  не хочу драться с тобой. Нобуду! Понимаешь, буду!

 Не понимаю,  снова покачал головой я.  Если не хочешь, не дерись. Отойди в сторону, дай мне закончить то, зачем я прибыл. Не надо лить кровь.

 Надо!  рявкнул Чунчо, опередив Святого.  Надо! Я не могу сказать это словами, сам не понимаю, просто чувствую. Это здесь,  он снова приложил себя кулаком по груди,  вот оно не даёт мне отпустить его.  Обвиняющий перст с грязным обломанным ногтем указал на сомкнувшихся «диких котов», примерно туда, где стоял Максимилиан с супругой.

 Тогда доставай револьвер,  сказал я, демонстративно кладя руку на кобуру,  и покончим с этим.

Святой вскинул к плечу устаревшую рычажную винтовку Лефера. Чёрный зрачок смотрел мне прямо в лицо, но я не дрогнулне впервой.

 Так надо!  словно оправдываясь, выкрикнул Чунчо и выхватил револьвер.

Смотреть надо не на ствол оружия, а на руку стреляющегоэто я узнал давно, ещё на фронте. Таким истинам быстро учишься. Палец Святого, опередившего Чунчо, только выбирал слабину спускового крючка, а я уже ушёл в сторону. В правую руку привычно лёг аришалийский «мастерсон-нольт» четвёртой модели. Пальцы левой сжались на рукоятке ножа. Лефер Святого плюнул в меня свинцом, но слишком поздно, я уже рванулся вперёд в сторону. Пуля ушла в «молоко», а я едва не нос к носу столкнулся с Чунчо. Муньос левой отбил в сторону мою руку с пистолетом, я же в ответ вогнал ему в правое предплечье нож. Он попытался схватить меня свободной рукой за горло, я не стал уклоняться. Пальцы Чунчо сомкнулись на моей шее железной хваткой. Мы смотрели друг другу в глаза.

 Давай же!  прорычал он.  Давай!

И я не заставил себя ждатьдва выстрела в грудь, и хватка Муньоса ослабла. Он рухнул на колени в уличную пыль. Я выдернул нож из его руки, развернулся к Святому. Тот не стал тратить время на стрельбув лицо мне летел приклад лефера. Я едва успел закрыться предплечьем. Святой был силён как быкмоя рука взорвалась болью и онемела ниже локтя. Хорошо, ещё нож не выронил. Попытайся Святой меня ударить снова, наверное, раскроил бы мне череп, но он ошибсярешил выстрелить. Рванув вниз скобу лефера, он не успел вернуть её на место, зарядив винтовку. Пуля из моего «мастерсон-нольта» пробила ему грудь слева, за ней последовала ещё одна. Святой протянул в мою сторону руку с растопыренными пальцами, словно хотел задушить, как и Чунчо до него. Он сделал шаг, другой и повалился ничком прямо на труп Муньоса. Уличная пыль жадно пила их кровь, превращаясь в грязь.

Рядом плетьми щёлкали самозарядные винтовки «диких котов», изредка грохали сегрены бойцов со щитами. Из переулков и тупиков выбегали солдаты Оцелотти, ведомые им самим. Адам стрелял из револьверов с обеих рук, укладывая одного рагнийца за другим.

 Вперёд!  скомандовал я азартно палившему из карабина Коту-рыболову.  Прорываемся к автомобилю!

Я вовсе не был уверен, что нам не ударит в спину охрана особняка. Это, конечно, профессионалы и в чужую драку не полезут, но мало ли какие приказы они получили? Рисковать я не хотел.

И мы пошли на прорыв. Врагов было большеЧунчо и Святой привели к особняку не меньше полусотни бойцов. Вот только среди них лишь единицы были настоящими солдатами. Остальные же как раз те самые крестьяне с ружьямиохотничьими дробовиками или устаревшими рычажными винтовками Лефера. Мы шли через них, по ним. Я убивал каждым движениембыстрыми ударами ножа и выстрелами из пистолета. Всё время находился в самой гуще врагов. Не профессионалы, они мешали друг другу, и я легко расправлялся с ними. Дважды поменял в пистолете магазин, а когда патроны закончились совсем, бил рукояткой. Сбивал с ног подсечками, использовал врагов как живой щит, прикрываясь ими от атак и выстрелов, но чаще просто резал горло или сухожилия на руках и ногах, охаживал рукояткой «мастерсон-нольта» по головам.

Это была моя стихияближний бой. То, чему меня учили с первых дней на фронте. Прорыв через превосходящие силы противника. И я полностью отдался этой работе, убивая на каждом шагу.

Наконец мы оказались у бронированной дверцы автомобиля. Трое оставшихся «диких котов» со щитамии когда они только одного своего потеряли?  подвели к ней принца с принцессой. Рядом хлопали выстрелы. К людям Чунчо и Святого на самом деле присоединилась охрана особнякато ли не выдержали, всё же мы их соотечественников убиваем, то ли был у них такой приказ.

Как только Максимилиан и Шарлотта Ригийская оказались в салоне автомобиля, я махнул отстреливавшимся из улучшенных автоматических пистолетов Майзера «диким котам» на мотоциклетах. Короткие очереди в три пули валили всякого, кто пытался лезть к ним. В командах не нуждались ни мотоциклисты, ни водитель автомобиля. Они с места рванули по улице, нещадно давя рангийцев, сунувшихся под колёса.

Рядом со мной как по волшебству оказался Оцелотти. В обеих руках он держал дымящиеся револьверы.

 Разделяемся и уходим,  приказал я.  Место сбора прежнее?

 Эвакуация по плану,  ответил он, двумя выстрелами уложив пару рангийцев, решивших, что стрелок отвлёкся на разговоры и не заметит их.

Я сдёрнул с пояса сигнальную ракетницу и выпустил в воздух зелёный столб дыма. «Дикие коты» тут же бросились во все стороны, словно и в самом деле были кошачьей стаей. Бросив побитые пулями тактические щиты, но подхватив раненых, мои люди терялись в кривых улочках и переулках столицы Рагны.

Через несколько минут перед особняком остались только рагнийцыживые и мёртвыеи трупы «диких котов». Я кинул последний взгляд через плечо. Почти белая пыль напилась кровью, став жирной грязью, прямо как во фронтовых траншеях.

 Грязь и кровь,  сказал я бежавшему рядом Оцелотти,  наша работа. Это всё, что останется после нас.

Он ничего не ответилда и не было в том нужды.

* * *

Пыль, пыль, пыль

Вся война в Афресплошная пыль. Оставшиеся ещё со времён колонизаторов дороги худо-бедно поддерживают в порядке, но когда по обеим обочинам безлюдная сухая пустошь, то от пыли никуда не денешься. Колёса грузовиков размалывают песок в мелкую-премелкую взвесь, и та клубится над колонной, делая её видимой за десятки миль. Правда, количество машин и солдат пыль маскирует отлично, но от этого не легче. Особенно тем, кто не столь решителен, чтобы сидеть в головном грузовике. Кузовы все открытые, иначе внутри быстро превратишься в запечённый в собственном соку труп, а всем известно, что головная машина всегда первая мишень. И спаренный крупнокалиберный пулемёт ничем не поможет, он нужен больше для уверенности тех, кто решится-таки сесть в кузов головной машины. Поглядываешь на его воронёные, укрытые до поры дерюгой, чтобы вездесущая пыль не забивалась, стволы, и как-то спокойнее становится. Пускай от нападения тварей, которыми кишит африйская саванна, он убережёт точно.

Пыль, пыль, пыль

Грузовик трясётся, деревянная лавка давно отбила мне зад, и с каждым новым ударом мне кажется, что я стал староват для всего этого. Дороги, проложенные ещё колонизаторами, конечно, стараются поддерживать в порядке, вот только война постоянно вносит в этот порядок свои коррективы. Ухабы и выбоинынапоминание о недавних боях. Дороги, само собой, чаще всего становятся целью обстрела всех сторон конфликта. И первой под огонь попадает головная машина.

Надо ли говорить, что сидел я именно в ней?

Пыль, пыль, пыль

У меня не было ни малейшего желания глотать её, а потому я едва ли не первым уселся на лавку в кузове головного грузовика, сразу заняв лучшее место. Уже сидевшие в сёдлах имошаги проводили меня взглядами, в которых легко читалось уважение. Их предводительвсадник в светлом халате и чёрном бурнусе, пока ещё не закрывающем лицо, подъехал к моему грузовику и остановил своего злого, грызущего удила жеребца рядом со мной.

 Ты смелый,  сказал он. Розалийским вождь имошаговплемени всадников-кочевников африйских саванн и пустынь, в чьих жилая так смешалась кровь людей и орков, что причислить их к одной из рас было довольно сложновряд ли владел так уж уверенно, а потому говорил короткими фразами.  Настоящий мужчина. Не то что эти йа хорг,  ругался он на своём языке.

 Не люблю глотать пыль,  честно сказал я в ответ.

 Ха!  воскликнул вождь.  Настоящий воин!

Он отсалютовал мне винтовкой и вернулся к своим имошагам, что-то весело говоря им. Остальные всадники ответили хохотом и репликами не пойми в чей адрес, которые вызывали новые приступы смеха.

Сейчас они прикрывали нашу колонну, скача по бездорожью, к которому привычны их лошади. Кони имошагов сильно отличаются от скакунов, что разводят в Аурелии. Это полудикие, злобные твари, с когтями на копытах и острыми зубами. Я своими глазами видел, как один такой зверь вырвал кусок из плеча у придурка, что решил на спор погладить его. Дурень отправился в лазарет, а оттуда, скорее всего, домой, слишком уж неприятной была его рана. Лошадь же флегматично пожевала кусок кровавой плоти и выплюнула себе под ноги.

Я откинулся на деревянный борт кузова и глянул в сторону города. Самого Луисбурга ещё не было видно, зато чёрные столбы дыма я разглядел сразу. Значит, уже недолго осталось трястись, стоит провести оставшееся время с толком. Я прикрыл глаза и попытался задремать, верный старой военной максиме: солдат спит, служба идёт.

Вообще-то, я в последнее время редко сам выбирался на задания, всё больше времени проводя на островной базе «Солдат без границ». Большую часть административных дел я без зазрения совести сгрузил на плечи Миллера, а сам занялся отбором кандидатов. Лишь раз в месяц мы с Миллером садились в кабинете и обсуждали наши деласколько мы заработали, сколько потеряли денег, людей и техники, как идёт работа на базе, что делать со шпионами, выявленными Оцелотти. С последними обычно было два варианта работы: либо пичкать откровенной дезинформацией, чтобы скомпрометировать окончательно и бесповоротно, а после этого попытаться перевербовать, либо, как любил образно выражаться тот же Оцелотти, отправить под пирс. Море, омывавшее нашу островную базу, приняло уже не один труп.

И всё же были задания, на которые я всегда ездил сам. Когда от скуки, чтобы совсем уж не заржаветь, занимаясь только экзаменами новичков, когда из-за того, что хотели именно меняведь одного присутствия лучшего наёмника Эрды среди «Солдат без границ» иногда хватало, чтобы погасить конфликт. Не раз и не два наёмники с другой стороны или даже солдаты регулярной армии складывали оружие, как только узнавали, с кем им придётся воевать. Это было просто смешно, но я никогда не отказывался, раздувая свою репутациюв конце концов, именно благодаря ей «Солдатам без границ» платили в несколько раз больше, чем всем другим наёмникам. Но был и ещё один повод участвовать в деле именно мнеи он тоже был напрямую связан с моей репутацией.

Назад Дальше