Его трясло. Храмовник заставил себя успокоиться, но почувствовал, что даже его решимость дрожит. Волосы на его теле встали дыбом от холода страха и возбуждения. В немыслимом лесу вокруг него корни змеились сквозь землю под ногами, словно раздвоенные сети полуночной синевы пронизывали его бледную плоть. Как Бог-Король, далекий и потерянный для него, земля была Кастнером, а Кастнерземлей. Нация конкурирующих несчастий. Живая, дышащая империя, которой можно управлять.
Гром разорвал небеса над темным пологом. Надвигалась буряневидимая и непреодолимая. Слабый свет умирающего солнца и крадущих свет лун пробивался на расчищенную площадку, где уже сгущались сумерки. Вельд превратился в непроходимый лабиринт мрака и ужаса. Кастнер остановил свою жалкую ковыляющую походку, волоча за собой проткнутую ногу. Все пути выглядели одинаково зловещими. Впереди лежало толстое бревноповаленный ствол, весь в наростах, гнездах и дырах. Кастнер заметил, как блеснули его глаза. Изъеденный насекомыми лес кишел паразитами и кишащими, медленными, ползучими тварями этого мира. За лесом раздался хор болезненных скрипов. Из зияющей темноты бревна Кастнер услышал страшный раскатистый смех. Его веселое приглашение было заразительным и спелым с мрачной насмешкой.
Отвернувшись от бревна, которое, казалось, преграждало путь, рыцарь увидел слева от себя огромный дубузловатый и широкий. Именно из этого дерева были сделаны огромные корабли с пушками и осадные машины Империи. Его ветви были прямыми, как виселица. Его кора была грубой и полной ярости, придавая узлам и узловатым бугоркам вид поднимающейся колонны злобных черепов, которые преграждали ему путь, сверкая белым светом от молнии, открывшей небо над ними. Когда гром разорвал воздух вокруг рыцаря, молния ударила в ветви над ним. С оглушительным треском засов расколол огромный дуб надвое. Пламя быстро распространялось по его изгибам и ветвям, пожирая древесину с ненавистной самозабвенностью. Кастнер упивался силой этой сцены. Зрелище бессмысленного разрушения.
Храмовник заковылял назад от сильного жара, повернувшись спиной к яростному аду. Напротив, тропинка уже не была такой уверенной. Деревья, казалось, сливались друг с другом, как одно целое. Кора была равномерно покрыта шрамами и содрана злыми когтями какого-то животного, с дерева сочились соки. Чем больше Кастнер смотрел на скользящие изгибы, на округлую красоту, на арки, на изгибы и изгибы стволов и ветвей, окружавших друг друга, тем сильнее его тянуло туда. Это напоминало ему не о неодушевленных деревьях, а о людях, мужчинах и женщинах, обнимающих друг друга. В противоположном пламени Кастнер увидел свое лицо на каждой мужской фигуре, в то время как девушки были каждой женщиной, к которой он когда-либо стремился.
Нет он чуть не задохнулся и заставил себя отвести взгляд от этого извращения. Справа от себя он нашел бревночто было невозможно, так как оно находилось позади него. Но это было не такпылающий дуб теперь занимал это место. Кастнер огляделся, ища дорогу, по которой вышел на поляну, но ее там не было. Тело. Пламя. Смех. Пламя. Смех. Тело. Рыцарь был потерян во всех смыслах этого слова.
Кастнер закричал, глядя на бурлящие небеса. Он никогда не видел такой бури. Катящиеся гряды облаков, поглощающих друг другарастекающиеся, вздымающиеся и бушующие молниями розового и голубого цветов. Он опустил подбородок и уставился на расчищенную площадку. Он нашел следтраншея, которую большой меч вырезал позади него, пересекалась много раз в безумном узоре. Линии и круги. Черная земля поляны была взрыта в оттиске звезды. Восьмиконечная звезда.
Кастнер потянулся за именем своего Бога-Короля, но обнаружил, что его там нет. Священное имя, которое десятилетиями не сходило с его губ. Его покровитель. Его Бог и его король. Божество, которому тамплиер обещал свою жизнь и службу. Его имя исчезло. Кастнер рухнул на бронированные колени.
Милорд! крикнул он в грозу. Ч не знаю, что случилось. Почему ты покинул меня?!
Ты не покинут
Голос был повсюду. Это был рев пламени. Смех в темноте. Роковое восхищение. Невозможный шторм. Кастнер повернулся, волоча за собой раненую ногу. Он резко обернулся, и лес расплылся в размазанную темноту. И тут он увидел это. На мгновение. На поляне. Прямо рядом с ним. Воплощенный ужас, насмехающийся над смертным ничтожеством. Спотыкаясь, Кастнер остановился, и у него создалось впечатление, что это какая-то жуткая тварь из потустороннего мира. Демон. Горгулья. Демон. Черный, как ночь, с рогами и крыльями адской милости.
Не смотри на меня-а-а-а-а-а-а-а сказало существо голосом, от которого, казалось, разрывалось сердце.
Боль. Невероятная.
Кастнер схватился за голову и испустил вопль искренней агонии. Он прикрыл свой глаз, но жгучая мука продолжалась в глазу, которого больше не было. Он мог видеть молнии в своем сознании. Осколки цвета, не поддающиеся ни названию, ни описанию. Призрачные впечатления от мира, находящегося за пределами чувств и зрения. Он мог чувствовать сердцем. Слушать его умом. Он чувствовал вкус мира, созревшего для разрушения. Это было уже слишком. Это было уже слишком. Пусть это прекратится.
Глава 6
«Мир мольбою взывает и слушает,
Умоляет о чудесах и Прощении,
Выздоровлении и еды для детей,
Но может ли что-то, кроме слёз, предложить милосердная Шалья?».
Путевой храм
Суденпасс
Хохланд
Нидригстаг, имперский год 2420
Поднимите, поднимите его.
Слуга Дагоберта, Берндт, будучи таким же здоровяком, как и он, поднял тело Кастнера с телеги с сеном вместе с латами и всем прочим.
Внеси его внутрь, сказал священник, и его голос был подобен гравию на дороге, идущей рядом с дорожным храмом. Он провел короткими пальцами по своим седеющим волосам. Берндт не ответил: слуга был нем.
У него ещё было вот это, сказал грубый фермер, с трудом поднимая окровавленный Терминус. Дагоберт нырнул внутрь, выхватил из ящика для пожертвований пухлую пригоршню монет и вложил их в руку ошеломленного фермера, который нашел рыцаря Двухвостого Светила без сознания на краю Суденпасса. Он взял двуручный Терминус.
Отнесите его в гардеробную, распорядился Дагоберт, вместе с его оруженосцем.
Когда Берндт топал по храму с рыцарем на руках, подобно оплывшей свече, грохот разбитых доспехов Кастнера привлек внимание прихожан. В основном это были путешественники: кожевники, коробейники, купцы и тому подобное, ехавшие по Суденпассу из Вольфенбурга в Мидденхейм, с несколькими постоянными посетителями с козьих ферм в предгорьях. Потревоженные глаза благочестивых присутствующих были обращены от скульптурной формы Бога-Короля к ужасному состоянию тамплиера.
Прошу прощения, сказал Дагоберт, ковыляя вслед за Берндтом и тамплиером. Прошу вас, братья и сестры, вернитесь к своим мыслям.
Пройдя по храмовой дорожке, Берндт протиснулся сквозь занавески в комнату для переодевания. Эмиль уже был тамкак законсервированное тело в древней гробнице, чудовищность его ран была скрыта бинтами и влажными мазями. Дородная жрица Шаллии сидела рядом со сквайром в своих белых одеждах, давая материнские наставления Жизель, которая ходила взад и вперед со свежими повязками.
Клянусь Голубкой, сказала жрица, что это у нас тут?
Еще один слуга Зигмара, сестра Арабелла, сказал Дагоберт. Боюсь, что он заслуживает вашего внимания.
Положите его на другую койку, приказала жрица. Берндт повиновался. Мне понадобится помощь с его доспехами.
Дагоберт кивнул, отложил Терминус в сторону и подошел к Берндту, чтобы помочь ему управиться с разбитыми латами.
Его раны очень серьезны, заключила жрица, разматывая ткань, сделанную рукой Жизель вокруг глаза храмовника. Объект. Кажется, он все еще там, сказала жрица. Дай мне мою сумку, дитя, Жизель без малейшего раздражения передала жрице ее сумку с инструментами и зельями. Это должно выйти наружу, иначе пойдёт заражение.
Как вам будет угодно, сказал Дагоберт.
Шаллия знает, сказала жрица, это опасно. Он мог потерять больше, чем зрениеи уже потерял его. Ты возьмешь на себя ответственность?
Да, медленно произнес Дагоберт. Да, я так и сделаю.
Выбрав пару щипцов, которые вполне уместились бы на полке кузнеца, жрица погрузила их в развороченную глазницу и попыталась ухватить торчащий из неё осколок. Как только металл щипцов задел камень, рука Кастнера взметнулась вверх, отбрасывая запястье Арабеллы и щипцы от его глаза.
Что ты там делаешь?! прорычал храмовник, его второй глаз корчился в глазнице, а взгляд блуждал по комнате, как испуганное животное.
Дидерик, успокоил его Дагоберт. Дидерик, это я. Тебя привели в храм.
Когда храмовник поднял голову и огляделся, он вперил в Арабеллу и Жизель испепеляющий взгляд, а затем отпустил запястье Арабеллы.
Я тебя совсем не знаю.
Это леди Арабелла, новенькая в убежище Шаллии от Ховельхофа, сказал Дагоберт. А это Жизель из Хаммерфолла. Она привела Эмиля к нам, слава Основателю. Она сказала, что ее послал ты.
Кастнер впился в Жизель своим пристальным взглядом, заставив сестру-послушницу вздрогнуть от его настойчивого внимания.
Да, сказал он наконец. Ты там была.
Мы ждали тебя, сказал Дагоберт. Прошло уже несколько дней.
Кастнер снова лег, потом повернул голову к забинтованному Эмилю.
А он справится?
Леди Арабелле не нравятся его шансы здесь, в провинции, сказал Дагоберт.
Он нуждается в помощи хосписа в Альтдорфе, сказала жрица. Как и ты.
Я не поеду в Альтдорф, сказал ей Кастнер.
Рана вашего глаза требует извлечения причиняющего боль предмета, сказала ему Арабелла. Я не лгу тебе. Будет больно.
Я познал боль.
Очень много боли, сказала жрица.
Тогда оставь это в покое.
Он загноится и убьет тебя. Ты будешь убит изнутри, добрый храмовник. Ты бы хотел этого? Умереть в постели во время лихорадки и бреда. Не тот конец, о котором мог бы молиться рыцарь Зигмара.
Делай, что должна, мрачно сказал Кастнер.
Сначала ты должен потерять сознание, сказала ему Арабелла. Отец Дагоберт, пожалуйста, принесите нам бутылку вашего самого крепкого спиртного.
Ну, я
Давайте, Отец. Бог-Король хвалит алкоголь как даресли им пользуются в здравии, мире и умеренности. В конце концов, это целебная цель.
Хватит, сплюнул Кастнер. Он пристально посмотрел на жрицу. Просто вытащи его. Даже если это будет так больно, как ты говоришь, я выдержу.
Как тебе будет угодно, сын мой, сказала ему Арабелла. Держите его крепче.
Когда громадная фигура Берндта прижала изломанное тело рыцаря к полу, а Дагоберт прижал его череп к койке, Жизель нависла над ним.
Что я могу сделать? сказала девушка.
Возьми это, сказала леди Арабелла, протягивая ей горсть чистых тряпок. Будет кровь.
Снова взяв в руки щипцы, Арабелла почувствовала, как рыцарь внезапно навалился на них. Его тело содрогнулось, и мрачный стон вырвался из его сжатых губ.
Держите его, приказала жрица. Она взяла острие осколка, который все еще торчал немного дальше от развороченного глаза, и попыталась извлечь его. Стоны превратились в рев и вопли, когда жрица использовала всю свою силу и умение, чтобы вытащить камень из черепа. Дагоберт прижал Кастнера к земле, его лицо было мрачной маской заботы и решимости. Кровь струилась по щеке храмовника, а Жизель изо всех сил пыталась остановить этот поток. Вскоре собравшиеся были покрыты кровью рыцаря, их руки были скользкими от его крови.
Держите его, проворчала Арабелла, чувствуя, как ее раздражение берет верх.
Я пытаюсь, огрызнулся Дагоберт. Он такой сильный. Девочка, помоги мне здесь, сказал жрец Зигмара Жизели. Койка уже была залита кровью.
А почему он не выходит? спросила Жизель, и крики Дидерика пронзили ее насквозь. Мой брат однажды заставил отца вытащить ржавый гвоздь из его ноги. Ему было больно. Он погас, как свеча.
У него сильная воля, пробормотала Арабелла, не меньше взволнованная скрежещущей болью рыцаря. Надо отдать должное.
Даже когда Дагоберт и сестра-послушница все еще держали его голову неподвижно, жрица не могла избавиться от заразительного присутствия осколка. Камень, казалось, застрял в кости впадины, а также глубоко вонзился в череп. Даже ее телесные попытки вывернуть осколок камня на свободу, вызвав у Кастнера самый жуткий вой, который она когда-либо слышала от пациента, не смогли сдвинуть его с места.
Когда крики рыцаря наконец утихлик всеобщему облегчениюжрица подумала, что сможет оказать большее давление, но, несмотря на все ее усилия, каменный осколок остался на месте. Наконец она откинулась назад, позволяя напряжению в плечах уйти. Она, казалось, была в шоке.
Ты что, сдаешься? спросил Дагоберт.
Богиня запрещает причинять вред от ее имени, сказала Арабелла, и лицо ее было почти таким же белым, как у ее пациента.
Ты сказала, что он подхватит инфекцию, если камень оставить, возразил Дагобер. Ты сказала, что он умрет.
Арабелла перевела взгляд с Дагоберта на Жизель и Берндта.
Он уже мертв, сказала жрица Шаллии, убирая свою руку с его груди. Дагоберт повернулся и приложил ухо к сердцу Кастнера. Там не было никакой жизни, которую можно было бы найти. Я оскорбила свою госпожу, сказала Арабелла. Я должна загладить свою вину, она встала с койки. Мне очень жаль, Иеронимус, но теперь я должна вас покинуть.
Дагоберт поднял ухо от перепачканной кровью груди Кастнера.
А как же Эмиль? с несчастным видом сказал священник, думая о чем-то другом.
Я отвезу своих пони обратно в Ховельхоф, сказала она, и оставлю вам повозку из хосписа. Я больше ничего не могу для него сделать. Отведите мальчика в храм Шаллии в Альтдорфе. Если он переживет это путешествие, Верховная жрица позаботится о нем там. Когда Арабелла ушла, Дагоберт снова повернулся к безжизненному телу Кастнера. Он наклонился и поцеловал рыцаря в лоб. Даже сейчас, в окровавленном трупе воина перед ним, жрец мог видеть мальчика, которого он вырастил.
Девочка, сказал Дагобер, поднимаясь на ноги.
Да, Отец? ответила Жизель, и напряженное выражение подростковой неприязни и раздражения исчезло с ее лица.
Разденьте и обмойте тело для последнего обряда, с трудом выговорил священник, словно выдавая каждое слово. Жизель медленно кивнула. Она вытащила молот Зигмара на цепочке из своей одеждыпростой знак ее простой верыи поцеловала серебро. Я должен послать весточку Великому Теогонисту Лютценшлагеру и Великому Магистру Шредеру из Ордена Рыцарей Двуглавого Светила, продолжал Дагоберт. Берндт, ты пойдешь вперед в храм и капитул с моими посланиями. Они узнают, что один из их лучших учеников и воиновистинный сын Зигмарасегодня потерян для нас.
Есть много таких, кто хотел бы причинить тебе вред, моя тень. Много несчастных богов и их заблудших слуг. Слабый Бог-Король Империи. Ульрик из рода Волков и Зимы. Даже милостивая Дева Шаллия, которая причинила бы столько вреда, сколько она исцеляет своими зельями и инструментами. Они будут резать тебя своей сталью. Они сожгут вас своей верой.
Ты востребован, моя тень. Ты был порожден Хаосом. Осиротев в мире, который ты разрушишь. Крещен в восприимчивости твоих врагов. У тебя есть внимание Темных Богов. Они смотрят на тебя так же, как и я. С ужасом. С надеждой. С возможностью. Ты не можешь отрицать то, кто ты есть: мой подарок миру. Плоть, кости и дух, который движет им дальше. Живой рок.
Однако, чтобы осуществить свою ужасную цель, ты должен жить, мое творение. Живи, моя тень. Темные Боги знают тебя теперь. Покажи им, на что ты способен. Дай им взглянуть на грядущее бедствие.
Глава 6 (II)
«Мне кажется, дорога к проклятию обрывается несправедливо на землях честных намерений».
Драквассер-Роад
Мидденланд
Кляйн Фредерикстаг, имперский год 2420
День и ночь. День и ночь. Глаза Кастнера были сухими, потому что он не мог их закрыть. В дневные часы он терпел скуку окружающего мира, видимую сквозь узкий проем между занавесками хосписного фургона. По ночам ему снились темные видения, проецируемые на темноту за окном. Он чувствовал себя живой смертью. Каждый момент переживался так остро, что было больно думать и чувствовать. Он почувствовал, как его тело исцеляется. Он становился все сильнее. Более могущественным. Принимая на себя грозность, которой даже он, рыцарь, обученный искусству смерти, никогда не наслаждался. Он становился чем-то другим. Чем-то еще. Плоть на его боку и ноге зудела, когда они снова слились воедино. Переломы и трещины теперь были лишь тупой болью, а страшная лихорадкадалеким воспоминанием.