Зигмар, благослови нас, прошипел Кастнер. Эмиль не нашел в себе сил повторить. Это боевое стадо. Наберись смелости, мальчик. Ты не смог убить ребенка, но Бог-Король счел нужным проложить путь к врагам, которых ты убить сможешь. Эти зверисами дети Хаоса. Мы сдерём с них шкуры во имя Зигмара и снова принесем свет в эту темную часть его Империи.
Осторожно и бесшумно Кастнер вытащил Терминус из седельных ножен и слез с Оберона. Сняв свой крестоносный щит с седла на боку коня, Кастнер просунул руку сквозь толстые кожаные ремни. Даже во мраке на потрепанной поверхности щита отчетливо виднелся имперский крестсимвол единства земель Зигмара, когда Бог-Король собрал племена с севера, востока и запада Империи вместе с подземными гномами под одним знаменем. Эмиль тоже спустился вниз, взял свой арбалет и натянул тетиву обратно на защелку.
Кастнер отрицательно покачал головой.
А тебе обязательно? Я не возражаю, что ты охотишься за нашей вечерней трапезой с этой несчастной штукой, но разве ее можно использовать для убийства врагов Бога-Короля?
Разве это не настоящая охота, милорд? ответил Эмиль, вставляя болт в паз. Кастнер не одобрял арбалет. Это было не рыцарское оружие. С другой стороны, болт арбалета смог бы пробить и толстую пластину его брони. Или толстую шкуру зверолюда, если уж на то пошло. Он оглянулся на шумное торжество вокруг стоячих камней. Храмовник с подозрением уставился на сморщенного шамана, проводившего свой примитивный ритуал над бойней на алтаре. Такие примитивные существа призывали потусторонние силы, от которых рыцарские доспехи давали столь же мало защиты, как и от арбалетного болта.
Тогда твоей первой добычей может стать эта рогатая тварь в центре камней, сказал Кастнер оруженосцу.
Вы думаете, он ведет это стадо? спросил Эмиль.
Надеюсь, это ненадолго, сказал Кастнер.
Мне нужно подойти поближе.
Кастнер посмотрел вниз, на Терминус, на лезвие огромного меча, затененное окружавшей его темнотой.
Давай вдвоём.
Эмиль подумал об оленях и кабанах, на которых он охотился в лесу.
А они не учуют, что мы идём?
Кастнер кивнул на вьючную лошадь сквайра и на вонючий труп Юриана Спартака, висевший на ней.
Нас скрывает зловоние разложения, сказал храмовник. Он снял шлем крестоносца с луки седла Оберона. Дерись хорошо, сказал он Эмилю. Знай, что Бог-Король с нами в этом отчаянном месте. Что он сражается на нашей стороне в грядущем кровопролитии. По моему сигналу.
Эмиль кивнул:
Удачи вам, милорд.
Когда твой меч направляется Сигмаром, удача не играет решающей роли, сказал Кастнер. Помни это.
Лицо Кастнера исчезло за шлемом. Медленно ступая по грязи и трясине и ведя за поводья Оберона, Кастнер двинулся вперед на боевого пастуха. Подойдя ближе, он увидел, что драки, пьянство и танцы горцев маскируют их приближение. С гнилостным зловонием Спартака, скрывающим сладкий запах их нетронутой плоти от шамана и его боевых псов, рыцарь и его оруженосец добрались до внешнего круга стоячих камней. Грубо вырезанные руны и символы почитания демонов, забрызганные старой кровью, покрывали древние обелиски. С лишенных листьев ветвей навеса над головой свисали висячие клетки из окаменевшего дерева. В каждом содержался жалкий экземпляр. Пленники-мужчины, женщины и детибыли собраны звериными охотничьими отрядами, чтобы принести свежую жертву своим нечестивым богам и плоть для своих урчащих желудков. Псы войны, охотившиеся на них, были закованы в землю цепями под пленными. Они постоянно прыгали, грызли клетки, рыча и лихорадочно пуская слюни из пасти.
Звук уродливой смертивлажный и пронзительныйпрорезал напыщенность звериного сборища. Рискнув выглянуть из-за стоячего камня, Кастнер увидел шамана, раскинувшего руки, держащего свой посох и истекающее кровью сердце в своих отвратительных когтях. Он что-то блеял звездам, а вокруг его грязного одеяния роилось потревоженное облако мух. Шаман ткнул посохом в сторону клеток, призывая еще одну жертву к своему темному алтарю.
Повернув шлем, Кастнер выглянул из-за другой стороны своего камня. Из-за раздутого ствола больного дуба показался неуклюжий зверочеловек, стена мускулов и жестких черных волос. На его шарообразных, лохматых плечах помещался крупный рогатый череп. Могучие рога быка доминировали над чудовищной головой, в то время как его длинная морда несла проклятие существа, порожденного демоном на скоте. Из его ноздрей повалил пар, когда он разогнал рев и звериное веселье. Несколько пьяных в стельку зверолюдей не смогли убраться достаточно быстро, чем вызвали из груди чудовища раскат грома. Сокрушающий череп кулак обрушился на голову первого козла, и зверочеловек рухнул в грязь. Второй был схвачен за мохнатые плечи и отправлен в бессознательность воловоголовым зверем. Все это также произошло под рёв и праздничное блеяние стада. Твари расступились перед зверочеловеком, оставив на его пути только боевых псов. Бык яростным пинком переломил копыто одной из охотничьих собак. Туша взмыла в воздух, прежде чем ее обрушило обратно на землю на цепочке, прибитой кольями. Через несколько мгновений скрежещущие дворняги распластались на лесной подстилке, скуля от покорности.
Кастнер наблюдал, как бык слушает наставления скверны от своего блеющего шамана. Ворвавшись в висячие клетки и заставив их скрипеть и раскачиваться, монстр вызвал рыдания и полные обреченности вопли заключенных внутри. Люди были сломлены. Они наблюдали, как их число сокращалось, один за другим забивались они на алтаре и раздирались на кости для пиршества отвратительного стада. Только одна из них, казалось, сохранила в себе остатки борьбы. Судя по ее виду, это была всего лишь девушка. Кастнер наблюдал, как ее ноги метнулись к чудовищу из висячей клетки. Девушка подавилась смехом.
Отойди от меня! От тебя воняет, крикнула девушка. Бык потянулся к ней, но она уперлась ногами в клетку. Неужели ты так же глух, как и безмозгл, мерзость ты этакая? Иди и найди себе вертел.
Кастнер был поражен духом девушки, которая была на вид не старше Эмиля. Она была одета в лохмотья, которые когда-то могли быть одеждой, сделанной из материала, который когда-то был белым. У этой девушки была безрассудная самоуверенность и злой язык юности. Глаза у нее были темные и дерзкие, а волосы по-мальчишески коротко подстрижены и выглядели на голове как горшок. Кастнер и раньше видел такие стрижкиу сестер-послушниц и весталок религиозных орденов. Стоя на виселице, она прижимала к животу сверток: стопку томов, перевязанных бечевкой.
Когда зверочеловек схватился за деревянные прутья клетки, девушка пнула их своими сандалиями.
Отвали, вонючий урод.
Девушка определенно не походила на сестру. Ярость капала из дымящейся морды быка. В ушах у него звенело от блеяния шамана и наглости девушки. Легким движением мускулистых рук и плеч чудовище разорвало клетку на части, заставив сестру-послушницу упасть в собачье логово внизу. Клыкастая гончая подняла голову, чтобы огрызнуться на девушку. Размахивая книгами на длинной бечевке, девочка шлепнула её по морде. Огромное копыто опустилось рядом с ней, с хрустом вдавливая собаку в землю за ее дерзость. Девушка закричала, когда бык схватил ее за ноги и потащил через болото к алтарю. Цепляясь за грязную землю, девушка обнаружила, что потеряла свою стопку книг. Она потянулась за бечевкой, но чудовищный шаг быка быстро унес ее за пределы досягаемости. Когда зверочеловек зашагал прочь, псы войны поднялись из своего раболепия и сомкнулись вокруг свёртка с книгами, словно рычащие ворота.
Кастнер снова обошел стоячий камень, Терминус, казалось, горел в его руках. Бык положил свои огромные окровавленные руки на девушку, издав еще один вопль удивления, но чудовище просто схватило ее, как мешок с зерном, и швырнуло на алтарь. Лежа в разрубленных останках предыдущего жертвоприношения, послушница-сестра била ногами и маленькими кулачками, выбивая головки поганок и осевшие грибки из плоти шамана. Бык сердито смотрел на жертву, его зловоние было невыносимым, а горячее дыхание клубилось вокруг них. Шамана с козлиной головой, казалось, забавляло сопротивление девушки, его желтые зубы были оскалены, а зловонное тело сотрясалось от болезненного смеха.
Я слышу, как твой пастух зовет тебя, бледнолицый, сказала девушка, ударив старика. Она была проста и груба на язык, но ее дух был неукротим. Шаман протянул к ней покрытые плесенью руки. Не прикасайся ко мне, сказала она, плюнув в зверя. Девушка попыталась выбраться из запекшейся крови, но посох шамана внезапно опустился ей на горло. Он одновременно прижимал ее к алтарю и мешал дышать. Она вцепилась в него когтями, но темная энергия текла сквозь чудовище, и оно было неподвижно, как дерево. Козлиная усмешка исчезла с мохнатых губ старика. Он двинулся вперед с когтем, все еще мокрым от крови. Девушка попыталась прикрыться, пока его рука исследовала ее изодранные одежды, вытаскивая из них маленький серебряный молоток на цепочке. До шамана, как и до Кастнера, дошло, что эта девушка была кем-то вроде послушницы или сестры религиозного ордена.
С последним вздохом и посохом поперек горла девушка прошипела:
Мой Бог-Король поразит тебя
Шаман разразился блеющим смехом. Это было заразительно. Твари боевого пастуха присоединились к празднику в диком веселье. Как наложница вражеского бога, жертва девушки принесет много благословений от их темных покровителей. Взяв с алтаря кремневый нож с острым лезвием, окрашенным в красный цвет многими жизнями, которые он забрал, шаман поднял его над туловищем бьющейся девушки. Глаза шамана закрылись, и его губы опустились до блеяния и заклинаний, чествующих демона.
Кастнер встал, гладкий металл его лат скользнул вверх по покрытому мхом камню. Храмовник был напряжен. Его разум и тело были готовы к предстоящей бойне. Он все это время наблюдал и ждал. Враги были подсчитаны. Каждому грубому силуэту было позволено показать себя, меру своей досягаемости и вероятное намерение. Рыцарь знал по рогам и стойкам, какие звери будут сражаться, а какие разбегутся. Он знал, какие существа были далеки от своего грубого оружия, а какие сошли с ума от эля. Он знал то, что должно было умереть первым. Те, что будут испытывать его своим даром и жестокостью. Бык. Сморщенный шаман. Он посмотрел на Эмиля. Арбалет оруженосца был уже поднят и лежал на противоположном камне.
Сейчас, сказал ему Кастнер, опустив шлем и постукивая им по нагруднику.
Оборванные уши шамана насторожились. Его глаза открылись и повернулись в своих глазницах. Нарушители. Незваные гости на нечестивой земле. Новые жертвы для стадного камня. Его толстый язык обвился вокруг проклятий и древних чар.
Лошадь Эмиля встала на дыбы с неожиданной свирепостью. Оруженосец инстинктивно дернулся, посылая вперёд свой болт. Стрела арбалета рванула лохмотья шамана и разлетелась вдребезги об стадный камень позади. Конь сквайра был не в себе. У существа остекленели глаза, и оно сверкнуло копытами. Эмиль пригнулся и попятился из-под прикрытия обелиска, когда подковы его коня со свистом ударились о камень. Вьючная лошадь была поражена точно так же, она била и отбрасывала труп Юриана Спартака со спины. Это не имеет никакого отношения к мертвому воину Хаоса, решил Кастнер. Это был шаман, утверждающий свою власть над дикой природой своих сородичей-зверей.
Кастнер увидел, как глаза Оберона остекленели, словно северное озеро. Губы жеребца скривились от длинных острых зубов. Рыцарь должен был действовать быстро. Кастнер бросился на коня, его кольчуга и покрытый металлом кулак подняли вверх щит крестоносца, размозжив коню череп. Животное отшатнулось назад, лишившись чувств и влияния заклинания. Его ноги подкосились, и жеребец рухнул на землю без сознания. Перчатка храмовника зигмаритов заскрипела на конце большого меча. Он был менее сентиментален в отношении коня и вьючной лошади своего оруженосца, которых они недавно подобрали в Бергсбурге. Клинок крестоносца прошел между свирепыми копытами вставшего на дыбы коня и вошел ему в грудь. Вытащив широкий клинок из пробитого сердца лошади, Кастнер резко обернулся. Терминус прошел сквозь горло вьючной лошади прежде, чем конь Эмиля коснулся земли.
Еще раз, прорычал рыцарь сквозь шлем оруженосцу, который перезаряжал свой арбалет.
Огонь бушевал вовсю. Боевое стадо вспомнило что оно такое. Кувшины с элем были брошены на стоячие камни круга. Мускулистые силуэты приближались к храмовнику. Сначала Длиннорогие. Дикари, уже испытанные в бою с зеленокожими и крысолюдьми. Монстры, которые убили достаточно и прожили достаточно долго, чтобы наслаждаться признательностью своего стада. Однако они никогда не встречали рыцаря Двухвостого Светила. Они никогда не встречались с Дидериком Кастнером. Их звериная плоть была жесткой и жилистой, пронизанной сухожилиями и крепкими костями. Терминус рассек ее, как взбитые сливки. Кастнер стал обрамлённым огнём силуэтом среди зверолюдей, показывая то, чего он добился и изобрёл на своих тренировках.
Зверолюди же, напротив, были дубинщиками, предпочитавшими отбиваться топорами и каменными молотами. Их оружие было грубым и ржавым, но сила, с которой они размахивали им, подпитывалась ненавистью и была варварской. У них не было никакой организации или рассмотрения тактики, только звериная хитрость и рога у монстров большего размера, которые пытались ударить ими первыми. Воину, даже рыцарю ордена храмовников, передвигающемуся в изнурительных ограничениях металлической пластины, было легко потерять себя в бою. Стать таким же животным.
Погибшие были в плену у Кровавого Богаих ярость была бессмысленной жертвой. Такие люди были ничуть не лучше тех зверей, которых Кастнер разрывал на части дисциплинированными ударами и выпадами своего клинка. Кастнер рассудил, что лучшие воины продумывают свой путь в битве. Они знают, где будет находиться их клинок за мгновение до того, как он приземлится. Знают, где потребуется служить их щиту, прежде чем произойдет роковая посадка топора. Человек, который сражается только инстинктивнодаже самый способный дикарьне может знать таких вещей. Он не мог предугадать смертоносные предпочтения своего врага и не мог учиться у них в середине боя. Битва была серьезной игрой стратегии и мастерства, как те, в какие играли с досками и причудливыми фигурами. Способные игроки могли полагаться на отрепетированные ходы, одновременно используя слабые места противников, когда они были раскрыты перед ними.
Терминус отрезал конечности от мускулистых торсов и снимал головы с плеч. Потоки горячей звериной крови плыли вокруг рыцаря, когда лучшие звери стада устилали землю внутри круга. Щит Кастнера впитал разочарование и отчаяние вооруженных топорами монстров, которые ревели на него так, словно это что-то значило. Атака продолжилась когда Кастнер вонзил свой клинок в трупы их собратьев-дикарей. В промежутках между такими хирургическими ударами храмовник находил момент, чтобы нанести ответный удар существам, стоявшим позади него, разбивая челюсти в козьих черепах крестообразной гардой своего меча и отбрасывая чудовищ обратно к яростному пламени.
Когда бойня развернулась, а боевое стадо начало приходить в себя от пьяного шока, вызванного вторжением, шаман взмахнул кремневым ножом в воздухе, жестом приглашая орды меньших тварей и чудищ продолжать бойню. Поскольку лучшие мясники стада были разрублены на части бесстрашным рыцарем, мало кто из зверолюдей смаковал подобное предложение. С прокисшим элем в животах, с копьями и дубинками, болтающимися в когтях, они колебались.
Во время набега или кровопролитной резни в деревне шестеренки варварской бойни обычно смазывались кровью, пролитой звероловами и длиннорогимитеми самыми существами, через которых рыцарь в доспехах прокладывал себе путь. Когда низшие существа и зверолюди убегали в темноту леса, многие дикари стада думали сделать то же самое. Однако, сделав несколько шагов назад, они были остановлены громовым ревом Быка. Зверь выхватил широкий клинок дровосека у ближайшего существа и с ревом отрубил ему голову начисто. И этот звук, и ярость гнали воинственную стаю вперед, словно шторм за их спинами, через каменный круг к рыцарю-тамплиеру.
Шаман испуганно заблеял на Быка, боясь оскорбить его богов и намереваясь завершить жертвоприношение. Крутя топор в своем огромном кулаке, зверь поймал его и запустил рукоятью оружия поверх лезвия в дерево, поддерживающее висячие клетки пленников. Вонзившись в больной ствол, топор прорезал поддерживающие их веревки. Клетки с грохотом упали на землю между боевыми псами стада. Как и лошади, собаки были доведены до безумной дикости заклинаниями шамана. Пленники завопили от ужаса, когда их клетки разлетелись вдребезги, а больные пасти собак набросились на них, отрывая плоть от костей.