Здание театра Двух масок представляло собой вытянутое трехэтажное здание, фасад был каменный и окрашен в темно-красный цвет, рамы были белые, а стекла в них столь прозрачными, что не сразу можно понять, есть ли они там вообще. Между первым и вторым этажом, не доставая до углов здания какие-то метры, вперед был вынесен плоский козырек, который поддерживали семь белоснежных колон, покрытых серебряными завитушками. На краю этого козырька в центре стоял огромный стальной колокол, который оповещал всех горожан и гостей города о том, что скоро начнется представление. Подойдя к входным дверям, коих было две, и обе были просто гигантскими, с матовыми вставками, серебряными ручками и бело-красными узорами, Стриин по привычке поднял голову и увидел серебряное название Театр двух масок. Прикрыв глаза, актер пару раз вдохнул, успокаивая то волнение, которое он каждый раз испытывает перед этими дверьми, выдохнул и взявшись за ручку, потянул на себя деревянного гиганта.
Мозаичный пол из гранита, белые стены, покрытые яркими рисунками разных сказочных героев и существ, колонны в бело-красную полосу, на гладком потолке стеклянные люстры со свисающими лепестками. Слева вместительный гардероб, в котором всегда дежурит один из провинившихся в чем-то учеников, справа буфет, а под ногами мягкий красный ковер, который ведет прямо до зала. Сдав свой плащ откровенно скучающей барышни с взъерошенными, словно после драки, соломенными волосами, которая на приветствие лишь грустно улыбнулась, актер прошел по красной дорожке десять с половиной шагов и уперся в полукруглую деревянную стойку, разделяющую коридор надвое. Обычно, во время выступлений или продажи билетов, за стойкой находятся трое, они консультируют, продают билеты и решают возникающие вопросы, но сейчас за стойкой был всего один мужчина преклонных лет.
Седые волосы зачёсанная направо, белые моржовые усы, морщинистое лицо, впалые глаза. Одет он был в белую рубашку, красную ливрею, с серебряными пуговицами, запонками и строчкой, на ногах безукоризненные шелковые брюки и начищенные до блеска остроносые туфли. Не успел Стриин войти в здание театра, мужчина уже поднялся, приосанился и встал в ожидающую позу. Когда гость театра остановился возле стойки, лакей приложил руку к сердцу и сделал поклон, Стриин ответил тем же.
- Добрый день, господин Шильд,поздоровался актер.Вижу колено вас больше не беспокоит?
- Здравствуй, Стриин,мужчина улыбнулся сухими потрескавшимися губами.Да, алхимики все-таки знают свое дело. Хотя, признаться честно, я им не особо доверяю.
- Понимаю ваше не доверие,Стриин кивнул.У меня приглашение,актер запустил руку во внутренний карман и извлек оттуда конверт, который не так давно получил из рук посыльного.
Шильд, приняв письмо, быстро открыл его, пробежался потускневшими, но все еще цепкими, глазами по строчкам, после чего вернув конверт хозяину что-то нажал под стойкой. Часть правой стены, на которой было изображение клоуна, стоящего на мяче и жонглирующего кинжалами, начала отъезжать. Не прошло и десяти секунд, как в стене образовался широкий проем с уходящей куда-то вниз лестницей. Поблагодарив Шильда, актер направился в проем и не успел он спуститься и на десять ступеней вниз, как стена замкнулась за ним и вновь стала выглядеть монолитной.
Спустившись на пятьдесят три ступени, Стриин попал в серый коридор, с горящими факелами, в чугунных держателях, кедровыми дверьми, без каких-либо опознавательных знаков, и с множеством поворотов, в которых не знающей человек просто заблудится. Третий ярус, или учебный этаж, был абсолютно пуст, ни шляющихся учеников, ни задумчивых преподавателей, никого либо еще.
- Отпустили значит,фыркнул Стриин идя по коридору.В моё время мы учились, даже когда шла генеральная репетиция,а после тяжело вздохнул,не справедливо.
Поворот, еще поворот, за ним прямой отрезок и еще поворот. В первый раз, когда Стриин шел по этим местам, у него в мозгу постоянно гудела тревога, что он идет не туда, что здесь он уже был и просто ходит по кругу, сейчас же он может ходить здесь без всякого света, при этом никуда ни разу не врезавшись и не обо что, не запнувшись. После очередного поворота, Стриин наконец нашел людей, а точнее десять человек наблюдателей, которые, как и он, были приглашены на чей-то экзамен. Как и предполагал актер, в основном тут стояла молодёжь, шушукаясь по углам и как-то странно поглядывая на все еще закрытую дверь зала клятв. Но было здесь и два человека, уже давно вышедших из рядов зеленых юнцов. Первым был сорокатрехлетний Шони Рильт, прозванный змеем, за его мастерские побеги из мест заключения, куда он иногда попадал сам, а иногда и по заданию. Вторым был мастер танцев Аркан Свиф, самый опытный из всех нынешних мастеров, разменявший седьмой десяток, непревзойдённый гуру своего дела и ни разу, не побежденный танцор с парными топориками. Поздоровавшись со всеми присутствующими, актер отошел к стене и прильнув к ней, прямо напротив двери ведущей в зал, стал ждать начала репетиции. Пока все что-то обсуждали между собой, к Стриину, который обдумывал список учеников, готовых стать актерами, подошел мастер Аркан и оперившись нагой о стену встал рядом с ним.
- Как твои дела,тихим, словно уставшим, голосом заговорил пожилой мастер,как твоя ученица?
- Дела у меня хорошо,не поворачиваясь начал отвечать Стриин,работы правда в последнее время очень мало, но в целом неплохо. А что до Астрид,Стриин замялся, подбирая слова,у нее тоже все хорошо. Она делает большие успехи, хотя порой подростковый ветер все же задувает ей в голову, не давая ей рассуждать здраво.
- Не будь строг к этой девушки, все мы когда-то были такими. Тебе ли не знать, что она пережила за столь малый промежуток жизни,Аркан наклонился и над самым ухом своего бывшего ученика произнес.Дай ей время, и твоя неуклюжая кошка, превратиться в смертоносную тигрицу.
- Я жду этот день с нетерпением,ответил Стриин.А как дела у вас, мастер, как новое пополнение? Слышал, они тоже делают успехи.
- Да какие дела могут быть у старика,усмехнулся Аркан,сила и реакции уже не те, суставы ноют,мастер скосился на ухмыляющегося Стриина,в общем, старость, не радость. А что до нового поколения,Аркан поднял глаза к потолку,времена нынче не спокойные, и это не только из-за войны. Детишки, которые вступают в наши ряды в последнее время, стали куда злее, чем десять лет назад. Они не знают сострадания, любви и жалости, все они уже так или иначе видели смерть, многие выросли под избиения отцов и сверстников, под крики матерей и прохожих, в вечном страхе за свою жизнь. Это их озлобило, сделала чёрствыми и порой безжалостными, дети не должны быть такими. Мне становится страшно за будущее такого мира. Еще пару лет и все мы погрязнем в мире, где слова любовь и сострадание, будут считаться за слабость и подвергаться гонению.
- Я путешествовал не так много,заговорил Стриин тихим голосом, когда повисло неловкое молчание,но я все еще вижу счастье, любовь, заботу. Не так много, как хотелось бы, в этом вы правы, но этим увядающим чувства еще есть место в нашем мире. Поэтому рано вы мастер, ставите крест на нашем проклятом мире. Возможно, мы с вами еще увидит тот день, когда мы и другие нам подобные больше будем не нужны.
- Да,мастер грустно усмехнулся,и я надеюсь.
За разговором, Стриин чуть не пропустил момент, когда дверь, отделяющие наблюдателей от зала клятв, открылась. В ней показался человек, одетый в красно-белый балахон, на голове глубокий капюшон, а на лице белая безликая маска с двумя прорезями для глаз.
- Прошу вас,привратник склонился,генеральная репетиция вот-вот начнется.
Пока все одиннадцать наблюдателей входили в дверь, привратник так и стоял не шелохнувшись, низко склонившись. Попав в зал, на Стриина нахлынула ностальгия. С момента его экзамена и вступления в ряды актеров прошло уже десять лет, но здесь, ничего не поменялось, все было таким же безукоризненным, как и тогда, когда он сдавал здесь экзамен танцем. Высокий, белый как молоко, потолок, без единой трещины, темно-красные стены, покрытые серебряными завитушками, на них через каждый метр чугунные держатели для факелов. Посередине зала стояла красивая до безумия сцена, сложенная из эбенового дерева, черная как ночь древесина, смотрелась просто замечательно, а приставленные к ней с двух сторон мраморные лесенки, были прекрасным дополнениям картины. Освещалась это театральное чудо с помощью четырех больших чаш, стоявших на красиво изогнутых стойках у каждого угла. Для наблюдателей вокруг сцены стоят одиннадцать кресел, причем расположены они на расстояние, чтобы во время экзамена не возникло желание переговариваться или что-то обсуждать.
Обычно, на генеральной сцене было пусто, тренировки проходили на других, более скромных помостах, которых было еще двое на этаже, но сейчас настоль прекрасной глазу конструкции, стояла асимметричная башня, сложенная из всякого мусора: доски, трубы, железные листы, балки и прочий строительный материал, был свален в кучу, уходившую в верх, на добрых семь метров, и не достававшую до потолка каких-то пару сантиметров. Любой, далекий от мира театра, мог бы воскликнуть что это за уродство?, но старшие наблюдатели уже догадались, какое испытание ждет ученика и какие трудности он будет испытывать.
Усевшись на один из стульев, с мягкой спинкой и подлокотниками, к Стриину прилипло какое-то странное чувство тревоги. Он точно знал, что ему ничего не грозит, но что-то определённо случится, только вот что конкретно, чувство тревоги не сообщало. За самопознанием Стриин не увидел, что у противоположной стены, от той, через которую заходили наблюдатели, бесшумно появился привратник, в такой же одежде и маске, что и первый. Постояв неподвижно пару минут, он открыл дверь и склонился в еще более низком поклоне, чем его коллега.
Первым в зал вступила высокая женщина пятидесяти семи лет, в красном, как и все остальные члены комиссии, балахоне, с белыми полосами по бокам. На голове капюшон, с серебряной каймой, руки скрыты в широких рукавах, тоже щедро обшитых серебром, полы наряда заканчивались чуть ли не у щиколоток, от чего ног не было видно, лишь белые плоские туфли с красной бляшкой. Это была, никто иная как Еленара Грин, директор театра двух масок, женщина с железным характером, от которой всегда пахло табаком и вином. Ее хладнокровию и непоколебимости поражались многие, она сохраняла каменное лицо порой в таких ситуациях, в которых у обычного человека уже давно бы поседели волосы или повредился рассудок.
Следом за ней, отставая на три шага в зал вошла мастер грации А́йна Шоль, молодая девушка, младше Стриина на три года, но очень талантливая в своей дисциплине. Ее плавные движения, гибкость и пластичность, все это вызывало неподдельное уважение, а уж когда она демонстрировала свои навыки, у всех без исключения парней, что были рядом, защемляло сердце, на столько это рыжая красотка с карими глазами была великолепна.
В след за ней в зал вошел суровый мужчина, с морщинистым лицом, вечно тяжелым и хмурым взглядом, которым можно было колоть орехи, и жёсткими чертами лица. Го́рти Дольтэр был мастером грима. Его мастерство из обычного парня, сделать принца Гарстайского, или из прекрасной девы уродливую старушку, не мог превзойти никто, поэтому его и ценили как лучшего специалиста. Но вот его военный и жестких характер, его методы обучения, через кнут и без каких-либо пряников, порой доводили до кипения и слез многих учеников, а наказания, до которых доходил его хитрый и хладнокровный ум, порой поражали своей безжалостностью и извращенностью.
Четвертый в зал зашел мастер красноречия Пинст Ильмэт. Пожилой седовласый мужчина, с вечно грустным лицом и вымученной улыбкой. Все, кто видел его впервые, ошибочно предполагали, что он, мямля и рохля, но когда надменные ученики, слышали его четкий, как удары барабана, баритон, настолько красивый и мелодичный, что вся спесь сшибалась в туже секунду и они, околдованные голосом скорее оперного певца, нежели пожилого мужчины, начинали внимать его гласу.
Последним в зал вошла волевая женщина, которую за глаза называли мужиком в юбке. Ше́льма Тойн, сильная женщина, которая не чуралась крепкого словца, могла ввязаться в драку наравне с мужиками, и любившая выпивать во всех трактирах города, вдалбливала в учеников, по средства изнурительных тренировок, умения акробатики. Несмотря на ее грубые черты и приличный мышечный каркас, это дама могла ходить по тонкому канату, который даже и не думал рваться под ней, словно боялся той, кто по нему идет. Она могла залезть на отвесную стену, словно ящерица, а уж ее кульбиты в воздухе и на земле, вызывали головокружение и тошноту у любого неподготовленного человека.
Пять уважаемых членов комиссии прошли по ковровой дорожке с каменными лицами и высоко поднятыми головами. Не дойдя до сцены пяти шагов, они свернули налево, где располагался широкий стол, на котором уже лежали бумаги на экзаменуемого, стояли графины с водой, стаканы и красивый канделябр на десять свечей. Не успели члены комиссии сесть на свои кресла и разложить бумаги, как те двери, в которые входили наблюдатели, вновь открылись и в них вошел тот, кто удостоился сегодня чести, пройти испытание на звание актера.
Стриин стиснул подлокотники и зубы, глаза начали метать искры, а в голове крутилась одна фраза: Ну, госпожа директор, погоди. По ковровой дорожке уверенным шагом, в полном боевом облачение, с пристегнутыми к поясу кинжалами и сумками шла Астрид Шэль, сегодня утром еще прибывавшая в статусе ученицы Стриина Ольтэро, а сейчас уже кандидатка в актеры. Девушка выглядела спокойной, по сторонам не оглядывалась, не дрожала и всем видом показывала, что она полностью уверена в себе и своих силах. Поднявшись по мраморным ступенькам, Астрид дошла до середины сцены, точнее сместилась чуть левее, уродливая асимметричная башня была уж слишком громоздкой и загораживала обзор, и выпрямилась. Быстрым цепким взглядом она осмотрела комиссию, прикидывая кто на что будет больше обращать внимание, а после сделала очень плавный и низкий поклон. Из-за стола вышла госпожа Еленара и летящей походкой направилась к сцене. Взлетев по лестницам и остановившись от Астрид в двух шагах, она выдержала паузу, а после холодным тоном заговорила.
- Астрид Шэль,в полной тишине голос Еленары звучал довольно громко и грозно, от чего по телу не вольно пробегали мурашки,знаешь ли ты, для чего была вызвана в это место?
- Да, госпожа директор,Астрид молниеносно упала на одно колено, склонила голову и продолжила таким же непоколебимым ровным тоном.Я прибыла сюда, чтобы пройти испытание веры и силы, и по его завершению, либо уйти отсюда недостойной ученицей, либо гордым актером.
- Знаешь ли ты, что, пройдя испытание и дав клятву, ты уже никогда не сможешь покинуть нашу обитель и отречься от церкви крови. Если твоя воля и вера будут сломлены, и ты решишь предать нас, то платой за это будет твоя жизнь.
Астрид, подняла голову, заглянула в глаза директора, и чеканя каждое слово, в которое вкладывала всю решимость и искренность, произнесла:
Я актер театра смерти и служитель двух богов,
Тех богов, что помогли мне, скинуть тяготу оков.
Бог Хардор, богиня Рэя, им служить вовек клянусь,
До последней капли крови, смерти я не убоюсь.
Стриин, наверное, только благодаря неимоверной силе воли и сложившейся обстановке, не выругался в слух, хотя даже вечно хмурый и непоколебимый мастер Горти не смог удержать брови на месте, от чего они в удивление уползли вверх. Клятву верности, дают только и только после удачного прохождения испытания. Вначале ты доказываешь силу и способности, которыми ты будешь защищать честь своих богов, а уже после, если сила доказана, ты даешь клятву и проходишь ритуал. Если же дать клятву вначале, то формально будет считаться, что ты уже щит и меч бога Хардора и богини Рэи, и если в этом случаи ты провалишь испытание силы, то будешь считаться недостойным последователем. После такого, в лучшем случаи, за дерзость и гордыню, ученика просто накажут, строго и болезненно, но всего лишь накажут, а в худшем случае
- Ну дура безмозглая,ругался про себя Стриин сверля взглядом затылок дурной и взбалмошной ученицы.Не дай боги, ты испытание провалишь, лично попрошу провести наказание, чтобы ты наконец спустилась со своих розовых облаков.
Еленара, стоявшая все это время на сцене, наверное, единственная, кто вообще никак не изменилась в лице, даже глаза не выдавали в ней никаких эмоций. Казалось, что она отнеслась абсолютно спокойно и безразлична к нарушению порядка экзамена, но это не так. Стриин точно знал, что в душе у этой женщины заскреблись кошки, слишком уж она любила своих актеров и учеников, они были ее единственной оставшейся семьей.
Кровавые стены и белые души услышали клятву твою,
Бог Хардор и богиня Рэя даруют защиту свою.
От тебя они просят лишь быть верным щитом,
Защищать их от каждого, кто придет в их обитель с мечом.