Не предавался он чревоугодию!
Но лишь потому, что не было к этому у него возможности! Он мечтал об обжорстве каждый день, поглощая свою скудную пайку! возразил Зеленый.
Все равно несовершенный грех не есть грех!
Но разве не говорил святой Фома Аквинский, что грех, совершаемый в помыслах, еще более тяжек, чем грех, совершенный в действии!
Аквинский нам не указ! Мало ли что он говорил!
Странно все это! неожиданно просипел председатель, разглядывая Романа так, словно только что его увидел. Этот человек не должен был оказаться здесь, поскольку он не совершил полного набора преступлений. Нет в нем зависти, родителей он чтил. Верил, надеялся и даже иногда любил. Возьмите хоть ту историю с собакой, которую он спас от верной гибели в мыловаренной яме. То есть все три добродетели в нем имелись!
И однако он здесь! с нескрываемым торжеством перебил председателя Таракан, после чего сразу же поперхнулся под тяжелым начальственным взглядом.
Вот и я о том же. Он здесь. И мы с вами обязаны установить, почему он здесь оказался. Однако сами мы не в состоянии выяснить все обстоятельства этого дела. В нем много неясного. Придется обратиться к экспертам!
Но, ваша честь, это намного затянет разбирательство, а мы и так давно уже вышли из графика! К нам могут прислать ревизора!
Пусть присылают, в любом случае это дело требует специального расследования! И, больше не слушая возражений зеленого насекомого, к которому почему-то присоединился и Череп, председатель потряс извлеченным откуда-то из-под стола довольно большим колоколом. Сразу же после того, как раздался надтреснутый звук этого побывавшего во многих переделках звукового инструмента, у стола невесть откуда образовались двое субъектов.
К удивлению Романа, в отличие от остальных членов суда эти двое выглядели вполне респектабельно. И были похожи в своих аккуратных мантиях, париках и треуголках на земных адвокатов. К тому же они как две капли воды походили друг на друга, повторяя даже детали одежды и цвет шнурков на своих мантиях.
Мы готовы к исследованию, ваша честь! произнесли они хором, преданно уставившись на Бегемота.
Тогда приступайте. Вам следует установить, что именно мы можем считать смертным грехом применительно к этому конкретному человеку и является ли таковым грехом поступок, совершенный лишь в помыслах!
Это очень сложный вопрос, ваша честь! начал стоявший у левого края стола эксперт. Канонический список смертных грехов, числом семь, был составлен в VI веке древней эры римским папой Григорием Великим и включал сладострастие, в просторечии именуемое похотью, гнев, зависть, чревоугодие, уныние, вместо которого из-за неясности этого термина другие источники предлагают лень. За нею следует гордыня. В христианстве гордыня является самым тяжким из семи смертных грехов, и считается, что именно она привела к падению Люцифера, ставшего впоследствии
А вот об этом не надо! перебил эксперта председатель, и тот, немедленно извинившись, продолжил:
Гордыня отличается от простой гордости тем, что обуянный ею грешник гордится своими качествами перед Богом, забывая, что получил их от Него. При крайнем проявлении гордыни грешник, даже осознавая другие свои грехи, может судить себя сам, подобно Иуде Искариоту, беря на себя то, на что вправе лишь Бог, и совершить грех самоубийства.
Согласно ряду работ христианских теологов, именно гордыня окончательно определила место Иуды в аду, поскольку даже после своего предательства он мог покаяться, но не сделал этого.
За гордыней следует алчность, то есть жадность, но не простая жадность, а безмерная, направленная на непрерывное стяжательство и вызванная чаще всего завистью.
Вообще говоря, почти любой из смертных грехов, будучи совершен человеком, немедленно влечет за собой возникновение непреодолимой тяги к следующему.
А что вы думаете о сладострастии? елейным голоском осведомился Таракан. Какое место оно занимает в вашем каноническом списке?
Нормальное половое влечение проявляется в достаточно широком спектре явлений: потребность в нежности и ласке, потребность защитить слабое существо, желание объятий, любовь к животным, платонические чувства и прочее, сразу же начал пояснять молчавший до сих пор второй эксперт. Если половое влечение подвергается ограничениям извне, то это может привести к различным невротическим состояниям, а также к тому, что влечение может принять болезненные, искаженные формы.
Профессор ископаемого Кембриджского университета Саймон Блэкберн вообще подверг сомнению правомерность нахождения похоти в «черном списке» смертных грехов. Сладострастие, считает профессор, нельзя осуждать, поскольку «восторженное желание сексуальной активности и сексуального наслаждения ради него самогоэто вовсе не грех, а жизнеутверждающая добродетель».
Хватит заниматься словоблудием! рявкнул председатель. Я вызвал вас для того, чтобы вы прояснили, можно ли считать полноценными грехами проступки, совершенные лишь мысленно!
По поводу такого состояния души святитель Игнатий писал: «Кровь приводится в весьма разнообразное движение страстями, которые, в свою очередь, так разнообразны, что нередко противодействуют одна другой, причем одно движение крови уничтожается другим; но все эти разнообразные движения крови непременно сопряжены с рассеянностью, мечтательностью, обильным нашествием помыслов и ласкательствующих самолюбие картин. Обильное нашествие помыслов и мечтательность всегда сопутствуются приведением крови в усиленное, неестественное движение. Это движение есть движение греховное» Человек, позволяющий себе приводить кровь свою в такое движение и услаждающийся им, не способен к приятию благодати. Он всецело занят своими греховными помыслами, которые со временем обретают над ним все большую власть! Что же касается вашего вопроса о проступках, совершаемых лишь мысленно, то следует отметить, что мысль является своеобразным полигоном к последующему действию и не может быть поэтому менее греховна, чем само действие!
Хорошим примером, доказывающим правоту моего вывода, могут стать сновидения. Сонэто не реальность, но в то же время он не может быть отнесен к разряду явлений, не имеющих никакого отношения к реальности, поскольку благодаря процессам, проистекающим в мозгу спящего субъекта, он органически вплавляется в реальность и становится как бы ее неотъемлемой частью. И хотя это наша личная, виртуальная реальность, святые отцы Церкви дают понятьсон может стать греховным. Например, осквернение во снеэто если и не грех в прямом значении слова, то свидетельство греховности.
А, например, блуд во сне, кража или убийствочто это? не выдержал Таракан этого бесконечного словоблудия.
Скорее всего, это следствие греховности, ее барометр. Или даже помысел, то есть пролог к греху. В поступке не виртуальном больше НАШЕЙ воли, и потому за него больше ответственность. (Убийство во сне и наявувсе же по степени вины заметно отличаются.) Однако последняя, десятая заповедь, как бы готовя ветхозаветных людей к совершенному пониманию Закона, гласит: «Не возжелай». Вот вам и ответ. Желаешь, значит, виновен.
Плохо не иметь дурные помыслы, а поддаваться им. В помыслах мы не вольны, такова наша природа, омраченная грехом. Помыслы имели и святые. Наше вольное следование помыслам или борьба с нимивот где скрыта победа или поражение! сразу же возразил второй эксперт, разглаживая складки на мантии и как бы подчеркивая этим важность своего заключения.
Ну, хватит! вновь рявкнул председатель. Единственное, что меня сейчас интересует, так это причина, по которой здесь оказался этот человек, а ваши заумные рассуждения лишь уводят нас все дальше от истины! Ты помнишь, кто в тебя стрелял? За все время этого странного процесса председатель впервые обратился непосредственно к Роману и, оторвав свой водянистый мертвый взгляд от папки с бумагами, уставился в его глаза. Холодная волна этого взгляда прошла по всему телу бывшего человека, заставила сжаться то, что еще оставалось от его прежнего сознания, в крохотный ледяной комочек, и этот комочек почему-то полагал очень важным скрыться, не выдать себя, не открыть этому чудовищу сам факт своего существования. Роман нашел для него крохотный, незаметный уголок в своем мозге, после чего мужественно открылся навстречу этому похожему на скальпель взгляду.
Как я мог запомнить того, кто стрелял мне в спину? спросил он, стараясь выглядеть совершенно искренним.
Стреляли, скорее всего, в затылок, и видеть стрелка ты и в самом деле не мог, но предположить, кто это был, ты все-таки можешь! И наверняка знаешь, у кого была причина, заставившая его поступить с тобой подобным образом!
И Роман бы, конечно, вспомнил, не смог не вспомнить, не мог не подчиниться этому разрушающему взгляду, не смог бы и дальше хранить свою маленькую тайну, но его выручил случай. Совпадение. В тот момент, когда его воля уже готова была сломиться и пропустить чужой взгляд в самые тайные уголки своего существа, дверь, ведущая в помещение судилища, с грохотом отворилась. На пороге возник невысокий человечек, закутанный в черный плащ, складки которого старательно скрывали отсутствие кожи на его красном, как панцирь вареного рака, теле.
Все трое членов суда вскочили и вытянулись по стойке «смирно», поедая глазами возникшую в дверях невысокую фигуру.
Что здесь происходит? осведомился прибывший.
Допрашиваем очередного заблудшего! Процедура стандартная! гаркнул председатель, изо всех сил старавшийся удержать в вертикальном положении свое грузное, неподатливое тело.
Тогда почему так долго? Там у вас уже скопилась целая очередь!
У обвиняемого не хватает девяти главных факторов. Он чист по крайней мере по трем пунктам!
Что ты несешь, бегемотское рыло! Как он мог здесь оказаться в таком случае?!
Именно это мы и пытаемся выяснить, ваше чернородие!
Отправьте его в отстойник, там быстро разберутся, откуда он взялся.
Слушаюсь, ваше
Без имен. Просто делайте, что вам приказано!
ГЛАВА 4
Талу перехватили подозрительно быстро, все произошло так, словно новые знакомцы Танаева ждали от нее чего-то подобного. Вообще весь этот эпизод показался ему хорошо подготовленной инсценировкой.
А ну, стройся! рявкнул Танаев, и черти, помявшись и недоуменно переглядываясь, в конце концов вытянулись в одну неровную цепочку. А теперь слушайте меня внимательно, лохматые рыла! Если вы действительно хотите выбраться отсюда с моей помощью, вам придется изучить основы дисциплинарного устава. Противник у нас серьезный, и я не собираюсь доверять свою жизнь такому сброду, как вы. Каждый, кто хочет идти со мной, подпишет договор прямо сейчас!
Какой еще договор?! возмущенно спросил Рил.
Тот самый, к которому вы привыкли, с изложением всех пунктов, с суровыми наказаниями за нарушение воинской дисциплины и с подписью кровью, разумеется, но на этот раз вашей!
Ты что, рехнулся? Где это видано, чтобы мы подписывали такие договоры?!
А что я вам говорила?! взвизгнула Тала, которую все еще в целях безопасности держали за руки двое ближайших подручных Рила. Он еще и не то придумает! Этот человек хочет всех нас погубить!
Секунду Танаев раздумывал, как ему поступить. Настаивая на своем, он рисковал потерять только что обретенную команду, но, с другой стороны, лучше уж идти одному, чем с компанией, от которой каждую минуту можно ожидать предательства или какой-нибудь подлости покруче. Наконец, набрав в легкие воздух, он вновь рявкнул, да так, что с ближайшего дерева посыпались обломки каменных веток:
Отставить разговоры в строю! Это дело добровольное. Каждый, кто откажется подписать договор, может валить на все четыре стороны. Я никого не держу!
Это произвело на бесов впечатление, на которое он даже не мог рассчитывать. Они не привыкли к тому, чтобы ими командовали, и, как ни странно, многим из них это даже понравилось. Как бы там ни было в конце концов, договор подписали все двенадцать, за исключением Талы. Но за нее листок бумаги с нужным текстом, извлеченным прямо из воздуха, подписал сам Рил, объяснив это тем, что женщины у них неправомочны подписывать никакие документы. Танаев посчитал за лучшее не оспаривать это утверждение, а для себя решил глаз с Талы не спускать. К сожалению, у него не было ни времени, ни возможности как следует отредактировать этот документон получил его только после того, как договор был уже подписан.
Многие пункты показались ему весьма расплывчатыми и даже двусмысленными. Взять хоть пункт двадцать первый, в котором говорилось, что приказы Танаева являются обязательными только в боевой обстановке, и можно легко представить, какой бардак будет твориться в его отряде в промежутках между схватками. Но менять что-либо теперь было уже поздно, тем более что самого главногогарантии собственной неприкосновенности во время этого странного походаон все-таки добился.
Покончив с формальностями, отряд новоявленных новобранцев несуществующего космического флота Земли двинулся к опушке леса.
Первым положительным результатом подписанного договора было то, что дорогу теперь искать не приходилось. Рил уверенно шел впереди отряда, без видимых усилий прокладывая тропу сквозь заросли. Вскоре впереди, на светлеющем горизонте, обозначилось далекое зарево.
Что творится в городе? С кем они там воюют? спросил Танаев, с подозрением вглядываясь в огненные сполохи.
Это не бой. Многие из людей живут не в домах, а в развалинах, им приходится пользоваться кострами, для того чтобы приготовить себе пищу. Но вообще-то с тех пор как был разрушен купол, в городе происходит немало непонятного. Многие из местных считают, что виноват в этом пришелец с Земли, пробравшийся в храм Черного Арха и укравший у города его главную святыню.
Танаев не стал выяснять, что именно происходит в городе, не слишком надеясь на правдивый ответ. К тому же в данный момент его заботили совершенно другие проблемы.
До корабля оставалось не больше километра, его громада уже виднелась на опушке леса, и следовало придумать убедительную причину, чтобы Рилу и остальным членам его шайки не пришло в голову увязаться следом за своим новым предводителем. Не слишком-то он доверял подписанным договорам и не мог рисковать кораблем.
Глеб нанял эту странную компанию исключительно для того, чтобы воспользоваться их помощью во время освобождения его друзей из крепости Арха.
Но чтобы получить хотя бы небольшой шанс на положительное окончание этого дела, ему придется побывать на корабле и отыскать подходящее для предстоящей схватки оружие.
Хотя Рил время от времени с опаской бросал взгляды на его короткий меч, неплохо противостоявший местной нечисти благодаря шунгиту, Танаев знал, что для охранников резиденции Арха этого оружия будет недостаточно.
Но он все никак не мог придумать, под каким предлогом оставить в лесу эту честную компанию. Почему-то ему казалось, что стоит их на минуту покинуть, и они исчезнут, растают в небытии, в том самом, из которого неожиданно вывалились у него на пути. Ему не хотелось с ними расставаться не только по той простой причине, которая лежала на поверхности. Да, ему нужны будут помощники в предстоящей схватке с прислужниками Арха, но кроме этой вполне очевидной причины существовала и другая, гораздо более глубокая. Глеб хотел выяснить, что собой представляют эти существа. Почему их карикатурный облик так сильно напоминает ему бесов с картин Страшного суда, намалеванных на стенах некоторых деревенских храмов?
Вот этот, например, со вздувшейся от флюса щекой. Какое отношение он имеет к Дантову аду? Ответ на этот вопрос был важен для Танаева прежде всего потому, что проливал свет на скрытый от него смысл миссии, выпавшей на его долю. Он до сих пор, несмотря на все обстоятельства и факты, не мог поверить до конца в то, что попал в библейский ад. И хотя все вокруг прямо-таки кричало об этом, он продолжал верить во что угоднов галлюцинации, в специально подстроенную Архом мистификацию, но только не в реальный ад, существование которого его материалистическое сознание, отточенное за время долгих межзвездных путешествий, никак не могло принять.
Вправо и влево от тропинки, по которой они шли, рос невысокий кустарник, и вокруг него, цепляясь за его каменные ветви, колеблясь и вытягиваясь, бродили грязно-белые клочья каких-то серных испарений.
Странный звук неожиданно пронесся по мертвому лесу. Он был протяжен, низок и гармонично печален. Казалось, звук этот исходит из небольшой расщелины, пересекавшей их путь метрах в сорока впереди.