В нескольких метрах от нее была оборудована особая койка. Изолированная от остальных пациентов слоем герметичной пленки. Койка их самого знаменитого и особо наблюдаемого пациентакосмонавта, который две недели назад неожиданно впал в кому и, озадачив необычными симптомами врачебный персонал, покрылся сыпью и лишился волос.
В тишине палаты, прерываемой лишь электронными сигналами аппаратов, снова раздался шум
Нулевой пациент
Шум исходил со стороны огражденной с трех сторон целлофановой пленкой койки. Пленки такой плотной, что через нее было невозможно рассмотреть то, что происходило внутри. Разве что, если бы объект на той стороне оказался бы совсем близко к преграде, то его силуэт бы мог отразиться на поверхности пластика темным отличимым пятном.
Когда девушка распознала источник шума, что он был в той стороне, где лежал космонавт, то первой ее реакцией было немедленно рвануть к пациенту, который, как она предположила, вышел из комы и нуждался в помощи. Она была уже готова подойти ближе, распахнуть импровизированную дверь, застегнутую на «молнию», и войти внутрь, чтобы оказать необходимую помощь больному.
Но она остановила себя от подобного импульса, помня наставления старших врачей, что этот пациент требовал особого наблюдения. И ей не следовало самой проводить осмотр и принимать какие-либо решения.
В ту же секунду, когда она решила бежать в сторону ординаторской и звать врачей, внутри окруженного пластиковой пленкой квадрата снова что-то громко шлепнуло. Будто кто-то с размаху ударил мокрой пятерней по гулкому кафельному полу.
А потом она расслышала еле слышный, неприятный скрипящий звук, похожий на скрежет старой двери по плохо смазанным ключицам. Этот скрип тянулся и тянулся, начиная с низкой ноты и заканчивая на более высоких, а потом сваливался снова на низкие, иногда прерываясь на какие-то неестественные для живого существа бульканья и клокотания.
Девушка замерла на месте, с поднятой ногой, чтобы шагнуть в сторону двери в коридор. Озадаченная подобным шумом, который не мог издавать ни один из находящихся в палате аппаратов.
Что это? Кто там? громко спросила она в пустоту, обернувшись в сторону покрытого клеенкой бокса. И не узнала свой голос. Таким неестественным, чужим и сдавленным он ей показался.
Никто ей не ответил. Она и сама не ожидала ответа. Ведь то, что издавало тот звук не могло быть существом, способным вступить с ней в диалог.
Скрипящий звук снова повторился. Как и ранее, он начался с низких звучаний и медленно, с искаженными переливами, дошел до высоких нот, более высоких, чем ранее. А также значительно усилив свою свою громкость.
И тут она ощутила, как ее тело парализовывает страх. Хотя она никогда не считала себя трусихой. Никогда, с самого раннего детства, не боялась темноты и не верила в страшилки. А повзрослев, превратилась в бесстрашную молодую женщину, отъявленного скептика и прагматика. Но все же, было в этом странном и жутком скрежете что-то чужое. Что-то совершенно незнакомое. И нечто кричащее об опасности. Об очень близкой смертельную опасности
Она почувствовала этот новый для себя страх даже не головой. Не сознанием. А нервными окончаниями на позвоночнике. Ногтями на пальцах на руках и ногах. Каким-то своим вновь обретенным и неожиданным животным, примитивным инстинктом самосохранения, унаследованном, вероятно, от первобытных предков, знавших за каким кустом или деревом скрывалась угроза.
При этом скрип на некоторое время затихнув, вновь поднимался, наливался силой, захлебываясь клокотанием. Теперь к нему можно было совершенно не прислушиваться, так отчетливо и громко он звучал в прохладном воздухе палаты, словно царапая его молекулярную ткань некими своими длинными и острыми когтями.
«Беги»вдруг услышала она в себе свой же внутренний голос, который заставил мышцы ее тела напрячься и зазвенеть упругой пружиной, в готовности броситься прочь из палаты.
Но тут в ней проснулся другой голос. Знакомый голос разума. Голос дерзкого, самонадеянного и смелого молодого врача.
«Бог ты мой, чего я так испугалась?!! Прямо как маленькая девочка Побежала к врачам, как ребенок бежит к родителям, когда видит мышку. Это же просто пациент. Он болеет и ему плохо А яврач! И я обязана помочь этому пациенту выздороветь. Ведь этому меня и учили в мединституте Я не могу вечно прятаться за спинами других. Мне пора взять ответственность в свои руки. Я тут именно за этим! Научиться быть настоящим врачом!»твердо сказала она себе, заставив первобытные импульсы своего тела утихомириться и подчиниться голосу сознания.
С этими мыслями, она повернулась в сторону огороженной пластиком койки. И, набравшись смелости, подошла к ней ближе, в то время как скрипящий звук внезапно прекратился.
И в палате наступило безмолвие. Звенящее. Тревожнее. Прерываемое лишь стуком ее растревоженного сердца и щелканьем медицинских аппаратов.
Нашарив рукой скрытый под подложкой металлический замочек от «молнии» откидной «двери» бокса, и уже приготовившись дернуть за него и раскрыть вход внутрь, она вдруг неожиданно заметила нечто. Вроде большой черной тени, которая пронеслась перед ее глазами по поверхности пластика.
Она не была уверена, что это ей не показалось. Она допустила, что может быть, от усталости, ее зрение начало подводить ее. Но все же, это было малоубедительным объяснением. И страх, лихо сметенный привычной бравадой, снова предательски захватил ее сознание.
Она замерла на месте, с застывшей в воздухе рукой, сжимающей металлический замочек, борясь с эмоциями, не решаясь открыть преграду и смело войти.
И тут, сказав себе уверенное «хватит» и рассердившись на свою трусость, она решительно дернула за «молнию», раскрыла вход в бокс и вошла внутрь.
Там было темно. Она посмотрела на потолок и обнаружила, что неработающая лампа дневного света была свернута со своего места и висела на проводе.
В остальном же, все предметы и оборудование стояли на своих местах. Аппарат искусственной вентиляции легких. Больничная кровать. Капельницы. Тумбочка. Небольшой шкаф.
Все, кроме самого пациента Которого в кровати не оказалось.
При этом одеяло и подушка лежали на кровати скомканными и разбросанными. А простыня сбилась и свешивалась краями до самого пола.
Мужчина. С вами все в порядке? Яврач Я могу помочь, - выкрикнула она, отмечая про себя нелепость высказанных слов, учитывая, что забыла имя пациента и то, что внутри бокса никого не было.
Однако присмотревшись внимательнее, она заметила, что сброшенная краем на пол простыня немного шевелится. И она тут же поняла, что пациент находился под кроватью, скрытый от ее взгляда сброшенной на пол простыней.
«Беги! Беги!!! Беги!!!»снова заорал ее внутренний первобытный импульс, почти перекрикивая голос разума. Голос, который несмотря на сопротивление инстинкта, заставил ее подойти вплотную к кровати и поднять простыню. И к ужасу увидеть, что под ней, на четвереньках, часто дыша всем телом, словно дикий загнанный зверь, сидел ее пациент.
Первое, что бросилось ей в глаза и поразило, была его кожа. Она никогда, ни в одном медицинском учебнике не видела подобного симптома, чтобы кожа выглядела подобным образом. Совершенно нечеловеческим образом. Белесо-серой. И будто прозрачной. Через которую просвечивали лиловые вены. И еще у него не было волос. Совершенно. Ни на голове, ни на руках или ногах.
А потом существо подняло на нее голову. Звериную. Крысиную. Оно открыло пасть и издало тот скрипящий звук, щелкая неестественно искривленными и удлиннившимися зубами. И посмотрело на нее глазами с ярко желтыми белками. Глазами, источяющими ненависть!
Последнее, что она помнила в своей жизни, было грохотом опрокинутой кровати, тяжесть накинувшегося на нее скользкого вонючего тела. И острая, невыносимая боль в горле и в животе, которые принялся разрывать зверь.
Зверь, совсем недавно бывший человеком
Вахтер
Ему было скучно. И обидно. И стыдно. Но все же больше просто скучно. Торчать вторую неделю на проходной перед входом в инфекционное отделение. Сидеть, как пригвожденный на жестком стуле и обеспечивать «контроль периметра», как назвал его работу командир. А на самом делепросто служить обыкновенным вахтером. Охраняя проход в «грязную зону» инфекционного отделения больницы. Охранником между двумя дверями. Однойведущей в общий коридор. И другойведущей в комнату, называемую «шлюзом», где врачи переодевались и облачались в свои защитные костюмы, чтобы пройти дальше, в «грязную» зону, где находились палаты с «ковидными» больными.
Он со скукой оглядел небольшое, выкрашенное в грязно-зеленую краску помещение, три метра на два, с одним узким окном, расположенным так высоко, что через него невозможно было выглянуть наружу. И на панцирную кровать с больничным матрасом, на которой он спал после окончания наряда. Больше предметов в помещении, которые могли бы отвлечь его от скуки, не было. Разве что рация на столе и служебный автомат у ног.
Обрыдло!!! Все, на хрен, обрыдло!!! сдавленным шепотом выдавил он из себя, сжав кулаки загорелых рук с отбитыми костяшками пальцев. И стукнув ими о поверхность деревянного стола за которым сидел, совсем недавно, вероятно, служившим местом работы для вредной старушки-вахтера, охранявшей вход в бывшее кардиологическое отделение.
Стол, потемневший и потрескавшийся от старости, недовольно крякнул под весом его увесистых кулаков, грозя развалиться на куски и заставив подпрыгнуть лежащую поверх стола рацию.
Первое время он развлекал себя флиртом с молоденькими медсестрами, которые проходили через его пост. Он заставлял их показывать ему свои служебные удостоверения. Брал удостоверения в руки и крутил, в поисках несуществующих неточностей. Сверял фотографии и лица. Каждый раз. Хотя с первого дня великолепно заполнил всех работников отделения в лицо. Не потому, что рьяно старался выполнять свои обязанности, а потому, что пытался таким способом отвлечь себя от рутины сидения на одном месте. Ну и, конечно, надеясь завязать приятное знакомство с одной из медсестер.
Но к его огорчению, ни одна из девушек не поддержала его старания. Они все, городские фифочки, высокомерно воротили от него нос. От него, простого деревенского парнишки, добившегося в юношестве некоторых успехов в спорте, получившего мастера по борьбе и почти попавшего в олимпийскую сборную страны. А потом, получившего травму и вынужденного, за неимением других перспектив, протянуть несколько лет в военном училище, а после устроиться в спецназ.
Дома, в его родном поселке, его ждала женадевятнадцатилетняя дочь местного фермера, на которой он женился по-дурости. Не раздумывая. От ребяческого куража, предложив той выйти за него замуж и получив неожиданное «да» в ответ. Сразу после того, как вернулся в родные края с заново собранным врачами плечом. К жене он, впрочем, каких-либо чувств не испытывал. Семейная жизнь для него оказалась разочаровывающе серой и безрадостной, что даже долгожданно регулярный секс его не скрашивал. И шестимесячный мальчик-малыш, зачатый сразу после свадьбы, не вызывал у него ничего, кроме раздражения и брезгливости.
Так что при первой же возможности поступить по «сельской квоте» в военное училище в южном мегаполисе, он тут же, без сожалений и раздумий, собрал вещи и уехал.
И теперь, впервые находясь долгое время на «гражданке» после нескольких лет казарменной жизни, он не мог думать не о чем другом, как о женском внимании. А если точнеео сексе. С одной из симпатичных медсестер, которые каждый день проходили через его пост. И к его разочарованию, недоумению, а в итогек злости, не обращали на него никакого внимания.
Особенно одна. «Танюша», как ее все звали. Высокая. С пышными формами. Красивая, как с обложки журнала. С копной светлых волос, которые она небрежно завязывала в тугой хвост.
Он почти терял дар речи, когда она проходила мимо него. Такая удивительно ослепительная в своей непринужденной, но исключительной женской привлекательности, которую он, несмотря на отсутствие опыта общения с подобными женщинами, отчетливо чувствовал.
И, конечно, она не замечала его. Не замечала даже больше, чем не замечали остальные девушки. Проскальзывала взглядом, словно пустое место. Дежурно улыбалась, спеша отделаться от него и пойти дальше.
Так было и в эту смену. Немногим более десяти часов назад. Когда она прошла мимо него, привычным жестом руки вытянув в его сторону служебное удостоверение, скользнув по нему невидящим взглядом и пройдя дальше в «шлюз».
Сука! выдавил из себя он, продолжая сжимать кулаки.
Потом, шумно выдохнув, он взглянул на ручные часы. Шел десятый час вечера. И он помнил, что до конца текущей смены оставалось около двух часов. И Танюша снова должна будет пройти мимо него в обратную сторону, возвращаясь со службы.
И тут ему пришла в голову мысль о том, что эти оставшиеся два часа он потратит на то, чтобы придумать, что он ей скажет, когда увидит. Что-нибудь особенное, что привлечет ее внимание. Какой-нибудь оригинальный комплимент. Или остроумную шутку.
Он даже открыл последнюю страницу регистрационного журнала и принялся записывать варианты своих реплик. Неловко сжимая ручку в мозолистой руке, щурясь и морщась от мыслительных потуг. Неровным, корявым, почти детским почерком. Но потом сразу зачеркивал написанные фразы, сбрасывая их со счетов, как слишком банальные, на его взгляд. Или вульгарные.
Когда в подобных его стараниях прошло еще минут десять, из инфекционного отделения за дверью вдруг послышался едва слышный, но все же отчетливый женский крик
Крик
Повинуясь отработанному за годы военной подготовки рефлексу, он, услышав крик, немедленно опустил под стол руку и нащупал холодную сталь автомата. Напрягся, замер и прислушался, пытаясь приготовиться, если крик повториться. Чтобы удостовериться, что это был действительно крик. Женский крик. И по возможности определить направление, откуда он мог исходить.
И тут крик повторился. Еще более различимый, высокий и продолжительный.
Услышав его, он дернулся всем телом. И пружиной вскочил со стула, крепко сжимая в руках оружие. А потом схватил со стола во вторую руку рацию, подумав о том, что нужно передать сигнал тревоги другим ребятам на постах. Но потом передумал, зацепив рацию на поясе, опасаясь, что если крик окажется «ложной тревогой», то пацаны из роты засмеют его, сочтя трусом и паникером.
«Ну наконец-то»подумал он, «хоть какая-то развлекуха, врачихи, видимо, веселятся у себя в отделении. Может выпили перед концом смены и начали отношения выяснять»ухмыльнулся он, представив в своем воображении картинку из когда-то виденного порнографического фильма, где девушки, одетые в короткие халатики, чепчики с медицинскими крестами, со стетоскопами на шеях, заигрывали друг с другом, целовались и занимались дальнейшим непотребством.
«Может быть Танька там Выпила и стала подоступнее»фантазировал он, с нетерпением открывая дверь в «шлюз» и входя внутрь, ощущая как от навязчивых фантазий крепко набухает у него в штанах и чаще бьется сердце.
В помещении никого не было. И резко пахло хлором. Вдоль передней стены шеренгой стояли огромные пластиковые чаны для утилизации использованной медицинской спецодежды: «скафандров», масок, перчаток и бахил. Рядомнесколько тазов с темнеющим внутри растровом, видимо хлором, которым врачи обрабатывали обувь. А у другой стеныряд шкафов для хранения личных вещей персонала.
На некоторое время он остановился возле шкафов, пытаясь определить, где могла бы хранить свои вещи Таня. Смакуя хулиганскую мысль о том, чтобы утащить с собой какую-нибудь мелочь. Может быть, ее нижнее белье, если повезет
Но его размышления прервались еще одним звуком, донесшимся из отделения. Вроде где-то далеко на пол грохнулось что-то большое и тяжелое. И, кажется, еще послышался звон разбитого стекла.
«Ого! Девки разошлись»плотоядно улыбнулся он, и решил, не теряя времени, двигаться дальше.
Перед тем, как прикоснуться к ручке двери, чтобы пройти в «грязную» зону отделения, он на несколько секунд замер, обдумывая правильно ли поступает, что пренебрегает мерами защиты, заходя в отделение в обычной одежде, а не в «скафандре», как это делали все врачи и медсестры.
Да пошли вы со своим коронавирусом! Заманали!!! грязно выругался он, стараясь быть верным своим убеждениям махрового «ковид-диссидента», но все же не решаясь сделать решительный шаг внутрь.
Что испугался что-ли, чепушило? пробормотал он себе под нос, задирая и подначивая самого себя, будь мужиком! Ты жеспецназ! Вперед!!! Давай!!!