Ну парень, присаживайся, сказал кузнец, как величать-то тебя?
Саша, я уселся за стол. Ну а вас как? И что за дело ко мне имеется?
Мужики представились. Кузнеца я уже знал, мужика, с которым вчера общался, звали Фрол, а длинногоФёдор. Последний оказался сельским старостой. И я сразу подумал: случилось что-то серьёзное, раз сама местная власть ко мне обратилась.
А дело у нас вот какое начал староста.
Глава 13
Фёдор в подробностях обрисовал мне ситуацию.
К востоку отсюда находились поселения так называемых вольныхлюдей, которое несли службу на пограничных степных заставах и которые не были прикреплены к помещичьей земле. И всё бы ничего, но среди этих вольных попадались такие, кто не прочь поразбойничать. Сильно они, конечно, не наглели, чтобы не сталкиваться лбом с помещиками, но иногда неприятные инциденты всё же случались. Вот и на прошлой неделе произошло одно крайне возмутительное событие.
Группу вольных во главе с Селиваном Желтомордымодним ушлым парнем из села Ветряки, что находилось в десяти вёрстах отсюда, видели в окрестностях Высокого. И так совпало, что в тот же день пропали две местные девки, одна из которых являлась дочерью Фрола. Точно никто не знал, что с ними случилось, но селяне были уверены: руку к этому приложил Желтомордый.
Разумеется, крестьяне обратились к помещику, но прошло пять дней, а тот даже не почесался. Тогда они и решили взять дело в свои руки, а именно поехать в Ветряки, что находились в десяти вёрстах к востоку отсюда, и спросить за пропажу непосредственно с Селивана.
Вот только оружия было мало: и помещик запрещал, да и не по карману оно простому крестьянину. У кузнеца имелись два пистоля, и Фрол держал фитильную пищаль, да ещё в паре дворов хранились старые ручницы. А потому, чтобы надавить на ветряковцев, Фрол ездил в город и нанял там пятерых вооружённых парней. Ну и мне тоже предлагали присоединиться к мероприятию. Обещали заплатить два рубля.
Я как увидел тебя вчера, сказал Фрол, так мне сразу мысля и пришла. Лишних людей в таком деле не бывает, а у тебя вон оружияна целое войско хватит. Пользоваться, надеюсь, умеешь? Не просто так нацепил на себя?
А что, есть сомнения? поинтересовался я.
Всякое бывает, проговорил кузнец. Ты, если что, без обид Нам же надо уверенными быть. А коли стрелять умеешь и не торопишься шибко, задержись на пару дней, помоги, а? Деньги для тебя, может, и небольшие, но и риски невелики. Попужаем их маленькоглядишь, и вернут девок наших. А то ведь мочи нет терпеть их выходки. То приедут, овцу уведут, то поле потопчут, а в позапрошлом году в Грязево даже мужика одного убили. Надо же Селивана приструнить-то, а?
А помещик что ваш? спросил я.
А что помещик? Ему и самому не резон с вольными бодаться. Ещё попробуй ведь докажи, что это ветряковцы, а не кочевники какие. Хотя, помнится, за убитого тогда судились. Но только что проку, если Селиван не угомонится никак?
Я задумался. Я плохо представлял, сколь велика по местным меркам предлагаемая сумма, но если за комнату Ефросинья просила копейку в сутки, то на два рубля можно долго жить. По заверениям мужиков, времени много не займёт: всего-то съездить туда и обратноитого день. Да и чем я рисковал? Со своими способностяминичем. Так что, можно сказать, деньги на халяву почти.
По рукам, сказал я. Вы мнедва рубля, а я еду с вами.
На том и порешили. Ехать собирались послезавтра рано утром.
Вернувшись домой, я обрадовал Ефросинью, что деньги скоро будут.
Работку кое-какую предложили мужики, я прошёл в комнату и снял перевязь с саблей. Так что, сегодня-завтра я у тебя тут поживу, ну и заплачу, разумеется, сколько скажешь.
А, так тебя, небось, запрягли в Ветряки ехать? догадалась она. Ох, чует моё сердце, ничем хорошим эта затея не закончится. И зачем с вольными бодаться?
Ефросинья сидела за прялкой и рукодельничала. Дети, как обычно, возились на полу.
Староста говорит, что вряд ли до драки дойдёт, передал я, что слышал, хотя и сам не был уверен в этом.
Да брешет он! Вольные так просто смотреть на вас не будут. У них тоже самопалы имеются. А девок наших, может, и убили уже давно.
За что? я стянул с себя кафтан, оставшись в камзоле и рубахе, треуголку повесил на крючок над кроватью.
Да помнится, Фрол с кем-то из ветряковцев поссорился в прошлом месяце. Может, отомстить решили. У ветряковцев на Фрола зуб. Он в ту сторону ездит лес рубить на продажу, чтоб не на барской земле. Из-за этого всё и началось. В общем, береги себя и на рожон не лезь.
И не в таких передрягах бывал, я вышел в горницу. Надо чем помочь?
Да ты отдыхай иди, махнула рукой Фрося. Сами управимся как-нибудь.
Так что прикажешь, в постели валяться весь день? рассмеялся я. Нет уж, возражения не принимаются.
***
Через день, как и было условлено, мы с мужиками отправились в село Ветряки. Выехали затемно. Народу собралось много: более десятка телег, да пятеро конныхгородские парни, которых нанял Фрол. Эти выделялись на фоне крестьян: лица такие же мрачные, бородатые, а вот одежа их напоминала мою. Поверх же были надеты плащи, а не тулупы, как у селян. Все конные имели при себе пищали.
Я ехал в головной телеге вместе с кузнецом, старостой и четырьмя молодыми парнями, в числе которых был сын кузнеца. И у отца, и у сына имелось по кремневому пистолету, заткнутому за кушаки, через плечо висели пороховницы. У старосты на коленях лежала ручница. Остальные же мужики в большинстве своём были вооружены кто вилами, кто топором. Толпа выглядела угрюмо, настрой у всех был боевой.
По пути меня снова стали расспрашивать, откуда я. Сказал, что из Ярска, а откуда идуне могу открыть по некоторым причинам.
Кузнец прищурился и ухмыльнулся.
Так сноходец, небось?
Я приподнял брови от удивления.
Похож? спрашиваю.
Ещё бы! Одет по-городскому, при оружии. Да и секретничаешь всё. Да ты не боись. Болтать лишнего никто никому не станет. Ходишь в Сон и ходишь. Твоё дело. Каждый живёт, как может.
В общем, раскусили меня. Ну или почти раскусили. Я промолчал, не стал возражать. Считают сноходцемпусть считают.
Делегация наша въехала в село. От Высокого оно почти не отличалось: такие же избы, да высокие заборы, только местность ровнее. На окраинецерковь с глазом на главном фасаде, который с каменным равнодушием наблюдал за нами.
Остановились мы возле длинной избы в центре села. Мужики повылезали из телег и сгрудились плотной толпой, а всадники спешились и приготовили оружие. Из калитки вышел полный мужик с широкой бородой. В руке он держал пистолет, на поясе его висела сабля. Он хмурил брови, недовольно оглядывая нас. Следом вышел мужик помоложе с ружьём.
Кто такие и чего надо? рявкнул басом толстяк.
Сам знаешь, Ваня, вперёд выступил староста Фёдор с ручницей в руках. Кто наших девок увёл, а? А ну вертайте обратно!
А я почём знаю? гаркнул Иван. На кой ляд сдались нам ваши девки? Своих мало? Сколько можно-то уже нас допекать? Барин ваш к нам приезжал, судом грозился. Теперьвы припёрлись. Да ещё с оружьем, як тати какие. Белены объелись что ли? А ну валите прочь!
А вот не надо, вперёд выступил Фрол, вооружённый фитильным ружьём. Не надо в уши нам заливать. Селиван Желтомордый с его шайкой у нас частенько околачивается. Вот и неделю назад захаживал. А за каким хреном? Пущай выйдет, мы с него и спросим.
В это время к дому Ивана (который, видимо, являлся старостой этого села) стали сбегаться мужики. И вооружение у них было куда лучше нашего: огнестрелчуть ли ни у каждого второго, у нескольких при себе имелись сабли. Из собравшейся толпы доносились гневные и оскорбительные выкрики. Особенно агрессивно вела себя молодёжь. Кричали: «проваливайте холопы» и «вертайтесь к своему хозяину». Как я понял, отношения между вольными и крепостными были не самые хорошие. Вольные крепостных презирали, и отсюда, видимо, произрастал их конфликт.
Наша толпа выглядела, конечно, больше, но если вольные занимаются военной службой на границе, значит, и драться они умеют получше, чем мужики от сохи. Но вряд ли сейчас этот факт смог бы кого-то остановить. Все были на взводе.
Начались галдёж и ругань. Ситуация накалялась. Обе стороны не на шутку разозлились. Первого выстрела можно было ожидать в любой миг.
Тихо! раздался вдруг хрипловатый гнусавый голос, ветряковцы расступились и вперёд вышел высокий мужик в коричневом зипуне и красном колпаке, отороченном мехом. На щеке его красовался шрам, а лицо его имело желтоватый оттенок, и я сразу же догадался, что передо мной тот самый Селиван, которого обзывали Желтомордым. Местные мужики (да и бабы тоже) не отличались внешней привлекательностью, но этот показался мне совсем неприятным типом. Постоянная ухмылка на губах, в зубахдыры, нос свёрнут, как у боксёрани дать ни взять, разбойник с большой дороги. Роста Селиван был могучегодаже, кажется, выше меня. На боку его висела сабля, а в руках он держал кремниевое ружьё.
Какие люди! воскликнул Фрол при виде своего недруга. А ну говори, пёс, куда дочь мою дел?
Заткнись, Фролушка, ухмыляясь щербатым ртом, прогнусавил Селиван, не видал я твою девку. А если будешь мне докучать, так мы с тобой наш прежний разговор продолжим, только теперь по-другому. Надоел ты мне. Прицепился, как репей.
А что вы у нас делали на прошлой неделе? крикнул кто-то из толпы.
А что хотели, то и делали, огрызнулся Селиван. Ячеловек свободный. Куда желаю, туда и еду, и не вам, холопам, мне указывать. Понятно вам, морды? Так что валите прочь, покуда целы.
Да врёт он всё, мужики! воскликнули в толпе. Посмотрите на рожу его беззубую. Врёт и не краснеет, падла!
Выкрик это вызвал новую волну негодования. Кто-то вытащил из ножен саблю, кто-то наставил на противника ружьё
Вдруг раздался выстрел. Я не видел, кто пальнул первым. Но заслышав ружейный хлопок, понял: медлить нельзя. В руках я держал пищаль. Какой-то парень целился в меня. Мы выстрелили почти одновременно. Расстояние было небольшимшагов десять. Парень завалился на дорогу, а я почувствовал, как сработала моя ледяная защита: пуля угодила мне в живот.
Со всех сторон загрохотала стрельба, завопили раненые, кто-то орал: «бей супостатов!». Белое облако порохового дыма окутало толпу. Мужики с топорами, вилами и саблями ломанулись друг на друга. Я отбросил ружьё, выхватил оба пистолета и выстрелил в Селивана. Его не задело, зато я попал в какого-то мужика, что стоял позади него.
Селиван выстрелил, достал саблю, рубанул по шее какого-то парня, подскочившего к нему с топором, и ринулся на меня. У меня тоже в руках была сабля. Я пригнулся, и сабля Селивана пронеслась над моей головой, а мой клинок вонзился ему в живот.
Свободной рукой я вытащил из-за пояса последний пистолет и пальнул в лицо мужику, который хотел ударить меня топором. Я оттолкнул Селивана и тут же увидел ещё один занесённый надо мной изогнутый клинок. Увернулся, лезвие мелькнуло перед самым носом. Сделал ответный выпад, моя сабля воткнулась в шею врага, и когда я вытаскивал её, кровь брызнула мне в лицо.
Вилы третьего устремились мне в грудь, я снова отклонился, и гардой треснул мужику по зубам, и тот упал, а соседнего рубанул по шапке.
Кругом царил хаос: люди вопили не своими голосами и падали под ноги товарищам, заливая кровью мёрзлую землю. Образовалась толкучка, и где свои, где чужие, уже было невозможно разобрать. Рядом я заметил лысину кузнеца, он вонзил топор в голову какому-то бедолаге, а потом стал размахивать им, не подпуская никого к себе. Слева и справа толпились наши мужики, а на нас наваливался враг, сомкнув свои ряды. Теперь уже невозможно было как следует замахнуться, и я просто тыкал саблей куда попало.
И противник побежал. Сражение началось и закончилось в считанные минуты.
Стоп! раздался крик старосты Фёдора. Хватит!
Драка прекратилась. На залитой кровью земле корчились и стенали раненые, держась за животы, руки, головы. От их воплей самому становилось больно. Несколько человек лежали неподвижно.
Стойте, мужики! повторно крикнул Фёдор. Пущай бегут. Проучили мы их. Где Селиван?
Тута! гаркнул кузнец.
Селиван лежал у моих ног и смотрел в небо, держась за раненый живот, из которого алыми струйками бежала сквозь пальцы кровь. Дышал он тяжело и хрипло.
Староста подошёл к нему, присел, схватил за шиворот:
Где девки наши, говори, гад!
Но Селиван лишь таращился на Фёдора и молчал.
Тьфу ты, сплюнул староста. Помирает.
Уходить надо, процедил кузнец, потирая ушибленное плечо. И своих увозить.
А как же сестра моя? спросил молодой безбородый паренёк. Он стоял с топором в руках. Рядом на земле сидел Фрол, держась за окровавленную голову. Я вспомнил этого парняэто был один из тех двоих, что вместе с Фролом грузили бочки в телегу.
А что мы сделаем? спросил Фёдор.
Заложников возьмём, предложил парень.
Все поддержали эту идею, и несколько мужиков под предводительством сына Фрола отправились в дом местного старосты и принялись ломать калитку.
Обратно возвращались тем же составом. Фрол лежал, голова его была замотана окровавленной тряпкой. Сын кузнеца держался за плечо и кривился от каждого толчка. Трофим и Фёдор сидели, свесив ноги, и покачивались в такт телеге, что колтыхала по замёрзшей земле, едва прикрытой снегом.
Рядом ехали верхом четыре наёмных стрелка. Пятый был ранен, его везли в телеге.
Из телеги позади нас доносился женский плач. Наши забрали двух женщин из дома сельского старосты в качестве заложниц. Стонали раненые. Почти не было того, кто не получил синяки, порезы или переломы, имелись и тяжёлые. Четверо померли, и я знал: помрут ещё, если их срочно не отвезти в больницу. А больниц тут, в округе, понятное дело, нет.
Видел, как ты дрался, сказал мне кузнец. Ловко ты саблей машешь. Это же он Селивана зарубил, обратился он к Фёдору, кивая на меня.
Молодец, кивнул Фёдор. Не соврал: умеешь махаться. Проучили мы сегодня ветряковцев. Больше не сунут к нам нос. А то ишь, повадились. Думали, отпора не дадим. Дурачьё!
Не нападут? спросил я. Мне кажется, просто так они это не оставят. Соберутся и приедут. Вам же хуже будет.
Дык, а на что нам и заложницы? Для того и взяли, объяснил Фёдор, чтоб им неповадно было лезть.
И всё же есть у меня нехорошее предчувствие, я задумчиво поглядел на лес, что тянулся за полем, и добавил про себя: «но меня это больше не касается».
Пущай попробуют, угрожающе проговорил Фёдор. Встретим. В другом беда, он вздохнул. Барин узнает, что мы на Ветряки ходили, высечет.
Точно, высечет, согласился Трофим. Эх, несладка доля наша крестьянская: не те, так эти бьют. То вольные, то помещик. А мы всё терпим и терпим. Но тем-то хоть отпор дашь, а на помещика руку поднять нельзя. Иначевиселица, он посмотрел на едва прикрытую снегом пашню и скривился, словно от боли. И снега нет, туды его Опять озимые не взойдут. Сама природа и тапротив нашего брата. Хоть ложись да помирай.
На съёмную «квартиру» я вернулся лишь вечером. Со мной рассчитались, и теперь в одном из мешочков звенела пригоршня меди. Заработать заработал, но на душе остался осадок. Из-за этой нелепой ссоры пострадали оба села. Кто-то сегодня лишился сына, кто-томужа и кормильца. Странно было видеть, как мужики набросились друг на друга, словно дикое зверьё. Похоже, большие обиды накопились. И ведь не закончится этим. Будут ещё жертвы.
Ефросинья сидела при лучине за ткацким станком. Егора и мальчонки не было: видимо, во дворе работали. Только девчушка возилась на полу с какой-то игрушкой. Когда я вошёл, Фрося вскочила:
Ох, ну слава Богу, хоть не убили. Проголодался, небось? Сейчас накрою.
Сегодня еда была такая же, как вчера и позавчера. Разнообразием селяне себя не баловали. Пока ел, рассказал, как всё прошло. Ефросинья хмурилась и с упрёком качала головой.
Так и знала, повторяла она, теперь жди беды. Того и гляди, вольные нагрянут, да село спалят.
У нас их женщины, пожал я плечами, отправляя в рот последнюю ложку супа. Побоятся.
Ты не знаешь, что это за люди, покачала головой Ефросинья. Самого Врага не побоятся. А ты, небось, завтра уже поедешь?
Завтра должны раненых в город везти, отправлюсь с ними, кивнул я. А деньги, кстати, вот, я достал из кармана камзола мешок и отсчитал три копейки.