Нет проблем. Я, собственно, сегодня никуда не тороплюсь.
Вот и хорошо, улыбка не сходила с лица посетителя, даже когда он говорил вполне серьезные вещи. Вы, кажется, доктор?
Дерой достал из кармана упаковку с жевательной резинкой и протянул одну пластинку Стэнтону. Карл жестом отказался от угощения и ответил:
Да, доктор биологии.
Барстроу засунул одну пластинку в рот и положил упаковку в карман.
А теперь о вчерашнем происшествии.
Насколько подробно?
То, что, по-вашему, существенно. О деталях я спрошу дополнительно.
Хорошо.
Карл начал свой рассказ издалека, с момента, когда до инцидента оставалось еще часов двенадцать, а точнее, с обеда на станции. Всю неделю днем и ночью он сидел за работой, наблюдая за жизнью микробов, которых биологи запускали в шарах размером с баскетбольный мяч далеко от станции, где невелико влияние искусственных электрических и магнитных полей. Наступила очередь Карла оставить такой шар в космосе, для чего ему и понадобился «челнок».
За время рассказа Лерой лишь несколько раз вежливо перебил Стэнтона, чтобы уточнить подробности. Оставался он спокойным и во время описания возвращения лейтенанта на станцию. Когда Карл дошел до происшествия, Лерой прекратил жевать резинку и внимательнейшим образом уставился на собеседника.
Стэнтон закончил повествование событиями и чувствами, которые всплыли в его памяти позднее.
Лерой долго молчал, анализируя услышанное.
Весьма престранная история, доктор. Не находите?
Согласен. Никогда прежде я не видел сбоев и неисправностей ни в «челноках», ни, тем более, в их дублирующих системах.
Вы так много знаете о «челноках»?
В смысле? Я могу управлять ими. Но совершенно не знаю, как устранять неисправности.
Не разбираетесь в электронике и начинке контрольных систем?
Мои знания почерпнуты из школьных учебников. Электронная начинка «челноков» для меняэто темный лес. И даже если бы я в ней разбирался, вряд ли я смог бы сделать что-нибудь в критические минуты. Мне оставалось только стукнуть кулаком по приборной панели. Кстати, она полностью вышла из строя.
Как же вы перенесли всю эту круговерть, доктор? Не сыграли ли неисправности злую шутку с вашим метаболизмом?
Карл удивился перемене темы разговора, но на вопрос ответил.
Меня это не особенно беспокоит. В конце концов, у нас есть прекрасные лекарства, которые могут привести в норму любой расшатавшийся организм, даже синхронизировать биологические ритмы с общегалактическим временем. Конечно, сдвиги во времени и утомление никому еще не пошли на пользу
И эти лекарства делают вас сонливым?
Нет.
А как насчет вашей личной жизни? Какие-нибудь проблемы, из-за которых вас клонит ко сну?
При чем тут сон? Почему вы Карл посмотрел на Лероя в упор. Вы хотите сказать, что я допустил халатность? Это смешно!
Смешно? Неужели? лицо Лероя приобрело самое серьезное выражение. Он стал походить на озабоченного дедушку.
Неожиданно Карл поймал себя на мысли, что Лерой очень хорош в работе, а допрос, несомненно, часть его работы.
Речь должна идти не о моей небрежности. Я не засыпал и не делал никаких глупых ошибок. В «челноке» что-то испортилось. Отказали сразу все системы. Я же рассказал вам все, что случилось. Зачем вы тратите свое и мое время, задавая странные вопросы? Не лучше ли просмотреть показания «самописцев»?
А Это ваше превосходное решение, доктор, лицо Лероя посуровело, и сейчас он выглядел совершенно другим человеком. В «черном ящике» ничего не оказалось. Он девственно пуст.
Что означает ваша фраза «превосходное решение»? спросил Стэнтон, прекрасно осознавая, куда клонит Лерой.
Если бы я заснул за штурвалом «челнока» и вызвал происшествие, в результате которого погибли люди, я очистил бы «черный ящик» и свалил все на отказ оборудования. Это совсем нетрудно, учитывая повреждения «челнока». Где ошибка в моих рассуждениях?
Ваши подозрения беспочвенны! Бред какой-то! Виной всему отказ оборудования!
Ну, мы еще посмотрим, процедил сквозь зубы Лерой и, сверкнув на Стэнтона глазами-ледышками, не попрощавшись, ушел.
«Да, из этого малого получился бы прекрасный актер», уставившись в потолок, думал Карл.
* * *
Томми Венг эти два дня работал так, как не работал целую неделю. Организм Элис удовлетворительно воспринял искусственное сердце, да и почки Моргенштерна, казалось, не вызывали никаких проблем с отторжением. Томми пересадил пациентке массу артерий и вен и теперь чувствовал себя электриком, сменившим добрую сотню проводов в административном здании. По правде сказать, ему никогда раньше не приходилось пересаживать так много органов в одном организме. Обычно такие серьезные повреждения, как у Элис, неизбежно приводят к смерти.
Везение Элис заключалось не только в таланте хирургов, но и в возрасте: ей было меньше тридцати. Человека постарше такие травмы свели бы в могилу. Но и организм Элис имел пределы выносливости. Хотя она день и ночь напролет неподвижно лежала на кровати, доктор Венг порекомендовал ей высококалорийную диету. Все это в совокупности с умелой терапией буквально воскресили Элис, жизнь которой совсем недавно висела на волоске.
В некотором смысле такое обилие трансплантированных органов идет даже на пользу: организм Элис будет всегда отмобилизован и самую страшную травму, шок или отравление встретит во всеоружии. Да и как может быть иначе, ведь Элис Нассэмнастоящий боец.
* * *
Направляясь в следственную камеру, Карл поравнялся с дверью, ведущей в каюту Элис Нассэм. Ее уже выписали из медицинского отсека и прописали строгий постельный режим в более удобной, домашней обстановке.
Рядом с дверью в каюту был вывешен головизор, на котором непрерывно сообщалось о состоянии здоровья больной. Схемы и графики постоянно чередовались с условным изображением тела Элис.
Это обстоятельство крайне не понравилось лейтенанту. Он привык, что на Земле состояние здоровья пациента является строжайшей медицинской тайной, а здесь, на станции, судя по всему, такая абстрактная категория была больше исключением, чем правилом. Карл предположил, что информацию о положении дел со здоровьем этой Нассэм так широко публикуют еще и потому, что очень многие сотрудники искренне переживают за свою коллегу. И несмотря на то, что Карл был уверен в собственной невиновности, при виде голограммы он почувствовал себя довольно неуютно.
Те части тела Элис, которые оказались неповрежденными после инцидента, были окрашены различными оттенками серого и красного цветов. Неорганические трансплантанты, такие, как ее новые сердце и почки, выделялись ярко- серебристым цветом. Поврежденные части тела, которые не были удалены, пурпурным, а те, что были пересажены, например, кости бедра, черным. Те органы, над которыми еще предстояло работать, были окрашены ярко-желтым цветом.
Прежде чем получить диплом доктора биологии, Карл немало поднаторел в медицине и прекрасно знал, что несколько веков назад и десятой части проблем Элис хватило бы, чтобы отправить ее к праотцам. В женщине было так много чужеродного, что Карл даже представил себе шутку какого-нибудь доктора-острослова, что, мол, трансплантанты столь необычного пациента скоро отторгнут первородную ткань.
Ах, если бы он отправился в этот злополучный полет с настоящим пилотом Если бы он пересел в другой «челнок» Если бы
* * *
Лейтенант Стэнтон не виновен, заявил адвокат Рог Дамеко.
Карл пригляделся к лицам присутствующих. Судья Томпсон оставался безучастным, тогда как один из его помощников сидел хмурый как туча, а другой нервно покусывал свои губы. Карл рассмотрел и обвинителямолодую женщину; заявление защитника она встретила так, будто была уязвлена в лучших своих чувствах. Лица других членов суда лейтенант не стал рассматривать. Он и так уже понял, что все, буквально все видели в нем главного виновника происшедшей трагедии.
Предварительные слушания обещали затянуться на несколько дней, однако Рог Дамеко заверил Карла, что следующих слушаний не будет.
Что ж, давайте выслушаем ваши аргументы, дал слово адвокату судья Томпсон.
Рог Дамеко поднялся с места. Хоть адвокат получил лицензию лишь в прошлом году, Карл чувствовал себя рядом с ним довольно спокойно. Умный и рассудительный, Дамеко быстро завоевал симпатию у своего подопечного.
То, что я намерен сказать суду, требует детального разбора, начал Дамеко. Однако я постараюсь изложить все достаточно кратко. Буду говорить прямо, господа: я искренне убежден, что мой подзащитный стал жертвой несчастного случая и ни в коем случае не проявил халатности и небрежности. Конечно, в моих руках нет веских доказательств его невиновности: отсутствуют показания «черного ящика». Однако я уверен, что и уважаемому суду не хватает материалов для доказательства вины моего подзащитного.
Адвокат замолчал. Непроницаемый судья крякнул и предложил продолжить.
Хорошо, Рог Дамеко глубоко вздохнул. Во-первых, записывающее устройство каким-то образом было испорчено либо до, либо во время, либо после происшествия. Сам «черный ящик» не имел никаких признаков постороннего вмешательства, а при тщательном осмотре «челнока» не было найдено ни одного предмета, с помощью которого можно было бы вскрыть «ящик». Во-вторых, обе энергетические установки во время полета отказали, словно сговорившись, одна за другой, предположительно, из-за попадания микрометеоритов. У меня есть техническое заключение разработчиков «челнока», в котором указывается, что одновременный отказ установок и систем теплообмена представляется довольно фантастическим делом, но, тем не менее, вполне мог вызвать нарушение работы записывающего устройства, систем контроля, жизнеобеспечения и даже связи. В-третьих, ни один из опрошенных мною не мог допустить мысли, что кому-то взбредет в голову преднамеренно вести курс «челнока» на столкновение со станцией. Из того же опроса я сделал вывод, что мой подзащитный никогда не проявлял таких черт характера, как заторможенность, близкую к сонливости, или беспечность. Подытоживая, я хочу заявить, что невозможно представить себе ни мотивацию, ни намерений моего подзащитного, которые привели к данному происшествию. И потому я считаю, что мы имеем дело с несчастным случаем. Я уверен также, что иного доказать невозможно.
Конечно же, Стэнтону хотелось услышать из уст адвоката куда более веские доказательства, но на процессе торжествовала логика, игра ума, и лейтенант понимал, что беспардонное давление лишь повредит делу.
Над головой судьи на стене красовалась эмблема Международного Космического Агентстваорел, волк и медведь в обрамлении лучей восходящего солнца. Животные символизировали три сверхдержавыАмерику, Японско-Китайское Сообщество и Россию. В промежутках между животными были видны эмблемы военного флота, армии и авиации.
Лейтенант Карл Стэнтон работал под эгидой Агентства; и если суд признает его виновным, то придется сменить не только организацию, в которой он служил, но и весь образ жизни. Тогда придется стать гражданским ученым с меньшим жалованием и меньшими возможностями. Приютить его могла лишь Генеральная Космическая Корпорация, бедная организация, у которой надо месяцами клянчить деньги на исследования.
Карл Стэнтон чувствовал, что его судьба сейчас готовится совершить крутой поворот и, возможно, не в лучшую сторону.
* * *
Из-за отсутствия доказательств вины подсудимого у суда не было иного выбора, как оправдать лейтенанта Карла Стэнтона. В свою очередь, Карл от души поблагодарил адвоката Дамеко, спасшего ему не только карьеру, но и репутацию. Жизнь продолжалась.
К полудню следующего дня известие о решении суда облетело всю станцию, и Карл справедливо рассчитывал насладиться своим триумфом. Однако, если друзья и коллеги встретили вердикт суда с величайшим энтузиазмом, то этого нельзя было сказать о других жителях станции. Стэнтона повсюду окружали недомолвки, сплетни, шепоток за спиной и даже открытая неприязнь.
Когда-то давно, еще в детстве, лучшего друга Карла обвинили в краже. Доказательств не было, и парня не выгнали из школы, но репутация если не вора, то изгоя закрепилась за ним вплоть до выпускного класса. Параллель с той давней историей Карл находил в своей нынешней ситуации. Он уже подумывал о том, чтобы попытаться получить назначение в экипаж какого-нибудь научного судна, которые сотнями бороздят всю Солнечную систему. К концу дня эта идея полностью захватила Карла.
Однако, в конце концов, лейтенант Стэнтон решил все-таки не горячиться: время лечит и не такие раны. Рано или поздно память о печальном инциденте сотрется из сознания даже самых злопамятных людей.
* * *
Восприятие окружающего мира давалось Элис с великим трудом. Долгое время она улавливала лишь краткие обрывки разговоров, настолько краткие, что смысл сказанного совершенно ускользал от нее. Это походило на искажения во время приема далекой и слабой радиостанции, когда помехи заглушают львиную долю передачи и потому слышны и понятны лишь отдельные слова и фразы, никак между собой не связанные.
«Осторожно с»шум. «функционирует лучше»помехи. «Думаете, она»
снова шум. «Запомните, что»
Медленно, очень медленно шумы и помехи становились все короче и приглушеннее, а слова и фразыпонятнее и длиннее.
«Вы меня слышите, Элис?..»шум. «Сердечные сокращения стабилизируются, а кровяное давление в пределах»шум. «Сращивается хорошо, отторжения нет, но лучше бы»
С каждым часом восприятие становилось четче и осмысленнее. Наконец, Элис стала вполне осознавать, где она находится и чего хотят снующие вокруг нее люди.
Элис! Элис Нассэм! Вы меня слышите?
спрашивал мужской голос.
Взгляните на монитор, Томми. Думаю, что она уже способна нас слышать, второй голос принадлежал женщине.
Элис, вы на станции «Токиан». Совсем скоро вы поправитесь и встанете на ноги, успокаивал мужчина.
Элис попыталась заговорить, но острая боль в горле превратила ее голос в хрип:
Привет.
Элис! заволновался мужчина. Так вы меня слышите? Только успокойтесь. Я знаю, что ваше горло еще немного побаливает, поэтому говорите как можно меньше.
Элис собралась с силами и произнесла намного отчетливее:
Что случилось?
Вы пытались предотвратить утечку газа и попали в самый эпицентр взрыва.
Какого взрыва? Я ничего не помню.
Это неудивительно. Вы получили сильную контузию. Подробности несчастного случая всплывут в вашей памяти позже, но могут и не вернуться никогда.
Я я не вижу, Элис попыталась приподняться, но не смогла.
Мы перевязали вам голову. Пока это необходимо. Со временем мы снимем повязку.
Элис слышала тихий голос и женщины, но слов разобрать не могла.
Мы ограничили в движениях руки, продолжал мужчина. Они были сломаны, и мы не хотели, чтобы во время неожиданного пробуждения вы причинили сами себе вред. Руки еще не зажили, но вы не беспокойтесь: у вас очень сильный организм, и совсем скоро мы снимем повязку и освободим руки.
Они еще не зажили? Сколько же времени я здесь нахожусь?
Почти две недели, поколебавшись, ответил мужчина.
Элис сжала пальцы в кулакиз груди тотчас вырвался стон: обе руки прострелила острая боль.
Сломанные рукиэто еще не самое худшее, что со мной случилось, да, доктор?
Доктор Венг, представился мужчина. А со мной рядом доктор Ренкин.
Приветствую вас, Элис, раздался мелодичный женский голос.
Элис, вы еще очень слабы, но вы непременно поправитесь, голос Венга звучал твердо и убедительно.
Вы делаете мне хуже тем, что что-то скрываете, Элис почувствовала, как дрожит ее собственный голос, то ли от физической боли, то ли от обиды.
Простите, Элис. Я просто подумал, что было бы гораздо лучше, если бы вы не знали всех подробностей. Но раз уж вы просите У вас сломано несколько костей и повреждено много органов, которые мы не смогли восстановить.
Что значит «не смогли восстановить»? Вы их удалили, что ли?
Доктор долго молчал, подыскивая нужные слова.
Понимаете, некоторые ваши органы совершенно не поддавались терапии и стали жить самостоятельной жизнью. Но все обошлось.
«Кажется, выкрутился», добавил Венг мысленно.