Видя, что противник падает на ступени, Андрей изо всех сил двинул ему кулаком в пах, а когда тот все же рухнул, выхватил нож и всадил его в низ живота. Человек выронил самодельный топор, ухватился руками за рукоять погруженного в его плоть ножа, и тогда Андрей прыгнул на него, вонзая штык лопаты в горло жертвы. Затем навалился всем телом, и только по скрежету металла по бетону понял, что перерубил жертве позвоночник и отделил голову от тела.
Не мешкая, Андрей быстро слез с мертвеца, подбежал к пронзенному копьем противнику, который все еще был жив и продолжал оглашать лабиринт своими криками, и трижды ударил его по голове лопатой. С третьего удара ему удалось прорубить череп. На пол брызнуло розовое желе, только что бывшее мозгом, а человек, наконец-то перестав кричать, забился в конвульсиях, которые, к счастью, вскоре прекратились.
Наступила тишина, и в этой тишине Андрей расслышал хруст бумаги под чьей-то ногой. Тот шел откуда-то сверху. Не раздумывая, Андрей бросился на звук, сжимая в руке лопату. Его охватило какое-то кровожадное неистовство, и примешавшаяся к ней пьянящая радость. Он хотел убить их всех. Всех этих монстров в человеческом обличии, что ползали по лабиринту, вполне приспособившись к его кошмарным условиям, подкреплялись друг другом, и не видели в том ничего предосудительного.
Человек стоял на лестничной площадке этажом выше. Он затаился, явно желая остаться незамеченным, но увидев бегущего к нему Андрея, схватился за оружие. Он тоже бросился в атаку, замахиваясь лопатой, превращенный в топор, но Андрей, находясь ниже, применил уже опробованный прежде прием - резко присел, и рубанул противника по ноге. Тот вскрикнул, потерял равновесие, а Андрей, вцепившись в его лоскутную куртку, толкнул человека вниз по ступеням. Враг не сдержал крика, и завопил так, что загудели стены. Он грянулся на ступени, сполз по ним вниз и затих. Походило на то, что он мертв, но Андрей желал убедиться наверняка. Он сбежал вниз и ударил тело лопатой по голове. Как оказалось, этот удар был лишним - противник погиб при падении, врезавшись затылком в угол ступени.
Андрей взбежал на два этажа выше, проверяя, не затаились ли там друзья умерщвленной им троицы, но никого не обнаружил. Затем он спустился обратно, еще раз осмотрел тела, дабы убедиться наверняка, что все трое мертвы, после чего тяжело опустился на ступень и выронил окровавленную лопату. Лошадиная доза адреналина, вброшенная организмом в кровь в момент начала схватки, израсходовалась полностью. Он снова стал собой, и с новой силой прочувствовал все свои раны. Более других, разумеется, о себе напомнил ожог на ноге. Боль была столь сильна, что Андрей даже приспустил штаны и осмотрел его, дабы убедиться, что тот не кровоточит.
Эта короткая, но безумно динамичная и напряженная схватка, отняла у него все силы. Андрей кое-как поднялся на ноги, вернулся в коридор и подобрал с пола рюкзак, который сбросил с плеч в момент начала боя. Он вытащил тюбик паштета и одним глотком опустошил его. Правда, куда больше ему хотелось пить, но вода у него закончилась уже давно.
Выйдя на лестницу, он уставился на тела убитых им людей. Трое. В лоскутной, но добротно сшитой одежде. Неплохое, по здешним меркам, оружие. И умирающими от голода отнюдь не выглядят. Андрей вспомнил слова Оли о том, что члены племени охоться тройками. Все указывало на то, что одну из этих троек он только что повстречал.
Никакой брезгливости Андрей не чувствовал - он, кажется, вообще забыл, что это такое. Тела он обыскивал спокойно, без эмоций. У всех троих были рюкзаки, и Андрей небезосновательно рассчитывал на богатую добычу, но, как выяснилось, людоеды предпочитали странствовать налегке. Тюбиков он не нашел, зато в одной из заплечных сумок обнаружил почти полную бутылку с водой. Эта находка очень обрадовала Андрея, и он вдоволь напился. Вода, кстати, оказалась очень чистой, без примеси грязи и ржавчины.
Помимо бутылки с водой Андрей прихватил небольшой моток проволоки, снял с одного из убитых ремень, а так же поменял свою лопату на трофейный топор. Тот был удобнее, острее, и куда больше походил на оружие, чем на сельскохозяйственный инструмент. Вырвав копье из тела людоеда, Андрей тряпкой счистил кровь с железного жала, и призадумался. Оставаться на месте боя было глупо, сюда в любой момент могли пожаловать товарищи перебитой троицы, которые наверняка слышали крики. Следовало уходить, и чем дальше, тем лучше.
Как у былинного витязя на распутье, у Андрея на выбор так же имелось три пути. Вверх, то есть прямиком в пугающую неизвестность, вниз, то есть прочь от цели, к которой он стремился, или остаться на этом этаже, где его наверняка будут искать. Раздумывал он недолго. Спустя секунду, Андрей уже шел вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Нога болела, но уже не настолько сильно, чтобы это нельзя было вытерпеть. К тому же недавняя победа окрылила его. Андрей никогда бы не подумал, что станет так сильно радоваться убийству, но вот, дожил и до этого. Что интересно, не пришлось даже оправдываться перед самим собой, доказывать, что те трое были каннибалами, а если и нет, то, в любом случае, они убили бы его, в этом не было никаких сомнений. Ни намека на угрызения совести или раскаяние Андрей не ощущал. Наоборот, ему хотелось похвалить себя за отлично сделанное дело. Кажется, впервые с момента попадания в лабиринт он поступил правильно. Прежде все выходило неловко, неаккуратно, криво, за что приходилось расплачиваться собственным здоровьем. Но не в этот раз. Из напуганной жертвы неведомых сил, зашвырнувших его против воли в это ужасное место, он, наконец-то, превратился в полноценного борца за выживание.
- Акклиматизировался, - усмехнувшись, произнес Андрей, после чего покинул лестницу, углубившись в недра этажа.
19
Далеко от лестницы, в темном коридоре, в одной из его комнат, Андрей провел около часа, сидя на ворохе газет и прислушиваясь к тишине. Лабиринт вновь тонул в безмолвии, снова казался абсолютно пустым. Андрей ждал, что услышит голоса, топот ног, что товарищи убитых им людей объявят на него охоту, но ничего не произошло. То ли тела еще не обнаружили, то ли соплеменники любили своих погибших товарищей не настолько сильно, чтобы тратить время и энергию на месть за них.
Пожалуй, в иной ситуации, Андрей предпочел бы отложить восхождение и вернулся в отвоеванное логово людоедов, но судьба пропавшей Оли не давала ему покоя. Он прекрасно понимал, что если она у Племени, то томиться в плену ей долго не придется. Нужно было на что-то решиться. Или вовсе выбросить Олю из головы и забыть о ней, или же предпринять некие действия для ее спасения. Инстинкт самосохранения больше склонялся к первому варианту, и еще недавно Андрей с удовольствием послушал бы его. Но теперь кое-что изменилось. Прежде, при одной мысли о загадочном и жутком Племени, его охватывал липкий ужас. Эта банда людоедов внушала ему какой-то мистический страх. Андрею они казались некой неодолимой силой, от которой можно только прятаться или убегать. Но час назад он выяснил, что это не так. Племя состояло из людей. Обычных людей. Возможно, во время большой облавы они были непобедимы, но застигнутые врасплох оказались относительно легкой добычей. Андрей вдруг понял, что Племя, стоящее на его пути к свободе, можно не только бояться. Его можно уничтожить.
Идея была достаточно дерзкая, но после недавней победа она не казалась невыполнимой. Андрей пошарил рукой в рюкзаке и вытащил из него последний тюбик с паштетом. Проверил тщательно, дабы убедиться наверняка, что больше еды не осталось, и выяснил, что не ошибся. Последний тюбик. Он даст ему энергии часов на шесть. А затем за него возьмется еще один смертельно опасный враг, враг, которого ни убить, ни запугать - голод.
Отсутствие пищи решило дело. Надеяться на то, что ему посчастливится обнаружить тайник с контейнером, было глупо. Нужно действовать. Действовать сейчас, пока у него есть силы. Андрей выдавил в рот содержимое тюбика, затем разрезал его ножом и вылизал изнутри. После чего поднялся на ноги, повесил на спину рюкзак, взял прислоненное к стене копье и направился обратно на лестницу.
Трупы лежали там же, где он оставил их. Не было заметно, чтобы кто-то прикасался к ним после. Андрей миновал поле боя, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Мысль о возможной засаде не шла у него из головы, но лабиринт был тих и казался безжизненным. Он пошел выше, по хорошо освещенным лестничным маршам, не забывая посматривать под ноги и ворошить копьем мусор на ступенях. Этажи сменялись один другим, и в какой-то момент Андрею стало казаться, что он благополучно проскочит владения Племени, если уже этого не сделал. К счастью, бдительности он не утратил, и она вскоре окупилась.
Вначале обнаружил одну ловушку, простую дощечку с набитыми в нее гвоздями. В лабиринте это был самый распространенный тип капкана, по той лишь причине, что изготовить нечто более сложное и технологичное оказывалось и трудоемко, и не из чего. Дощечку Андрей не тонул, более того, прикрыл той же газеткой, каковая скрывала ее изначально.
Через два этажа ему посчастливилось повторно. Тут тоже была доска с гвоздями, и Андрея неприятно поразила частота ловушек. Как будто он приближался к чему-то. Возможно, к логову Племени? Даже после убийства троих местных и нахлынувшей на этой почве храбрости, Андрей не потерял голову настолько, чтобы прямым ходом идти в обитель шайки каннибалов. И все же он продолжил подъем.
Через три этажа светлые пролеты закончились. Впереди маячила тьма. Андрей задрал голову, пытаясь рассмотреть вверху проблеск света, но там царила безнадежная чернота. Он не знал, как много этажей впереди погружены в темноту, но зато знал другое - в этой темноте его не ждет ровным счетом ничего хорошего. Не было ни малейших сомнений, что эта темнота тут неспроста, и что скрывает она ловушку на ловушке. Факел мог, отчасти, решить эту проблему, но старая ветошь и газеты хорошо дымили, а дым, как известно, имеет тенденцию подниматься вверх, где его легко могли учуять те, с кем отнюдь не стоит встречаться.
Андрей топтался на месте, пытаясь понять, как ему поступить. Он знал, точнее - подозревал, что в этом гигантском здании далеко не одна лестница, где-то есть другие и до них наверняка можно как-то добраться. И он, возможно, без колебаний занялся бы этим, будь у него полный рюкзак тюбиков с паштетом и бездонная бутылка с водой. Но ни тем, ни другим он не располагал. Каннибалы Племени угрожают его жизни, но точно так же ей угрожают голод и жажда. Нет разницы, от чего умереть, смерть одинакова, какие бы причины к ней ни привели. А он хотел жить.
Андрей еще раз поглядел на тьму перед собой. Идти туда без источника света, значило гарантированно влететь в ловушку и умножить свои и без того многочисленные проблемы. Идти туда с факелом, значило оповестить о своем присутствии все верхние этажи. Андрей вдруг понял, что он просто не хочет выбирать между этими двумя равно ужасными вариантами. Постояв на месте еще минуту, он развернулся и направился вниз, на ближайший освещенный этаж. Выход с лестницы заперт не был, за ним простерся коридор с многочисленными боковыми дверями. Андрей заколебался, все еще обдумывая идею зажечь факел. Выдать себя дымом, это риск, но идти неизвестно куда, наугад, полагаясь на удачу, риск едва ли не больший.
И все же, после непродолжительно колебания, он зашагал вперед по коридору. Смерть от голода была мрачной, но отдаленной перспективой, а вот людоеды, попади он к ним в руки, не станут церемониться с добычей. Особенно с добычей, которая недавно прикончила троих их соплеменников.
Коридоры тянулись в неизвестность, смыкались, переплетались, образовывали перекрестки и тупики. От усталости и однообразия окружающих пейзажей навалилась депрессия. Андрей механически проверял пол под ногами, заглядывал в пустые комнаты, а сам при этом думал об Оле. Жива ли она еще? Даже если и так, он ничем не сможет ей помочь. Он не мог помочь даже саму себе.
Еще он думал о том, что подъем наверх, к предполагаемому выходу, чем дальше, тем больше начинает выглядеть невыполнимой затеей. Теперь-то он начал понимать, почему встреченные им в лабиринте люди сидели на своих этажах, пытались приспособиться к новой жизни, и не стремились покинуть свое мрачное узилище. Желание выбраться, наверняка, посещало многих, но осуществить его на практике было слишком сложно и опасно. Ирония состояла в том, что главным препятствием на пути к предполагаемой воле были такие же люди, как и он сам, такие же узники этого места. Возможно, когда-то они тоже мечтали покинуть лабиринт, и тоже столкнулись с препятствием в лице старожилов, после чего оставили надежду на освобождение и смирились. А вслед за смирением пришло осознание того, что бетонная тюрьма отныне их новый дом, что жить нужно здесь и сейчас, а не стремиться к воображаемому выходу, которого, быть может, вовсе не существует. Так они приспосабливались к специфическим условиям лабиринта. Условиям, которые прежде показались бы им чудовищными. Но постепенно то, что ужасало раньше, делалось обыденностью, превращалось в норму. И через некоторое время вполне нормальные люди уже считали в порядке вещей поедание человеческого мяса, убийство каждого встречного незнакомца, а прежняя жизнь вне бетонного лабиринта начинала казаться нереальной и стремительно истиралась из памяти.
Андрей ощущал все это на собственной шкуре. Все это происходило и с ним. И происходило быстрее, чем можно было бы предположить. Он менялся с какой-то пугающей скоростью, вживался в новые условия всем своим существом, и телом, и разумом. И если в самом начале своего пути в лабиринте он считал всех его обитателей обычными сумасшедшими, то ныне ему пришлось пересмотреть эту точку зрения. Сумасшедший, настоящий безумец, не имел бы здесь никакого шанса на выживание. Нет, все эти люди не лишились рассудка. Они просто изменились. Приспособились. Приняли новые правила игры и новую, продиктованную ими, мораль. Только так здесь можно было выжить.
Но эта адаптация к новым условиям скрывала в себе ловушку, в которую, очевидно, угодили если не все, то многие пленники лабиринта. Переставая считать этот бетонный ад тюрьмой, люди оставляли всякие попытки вырваться из него. Приспособившись, они просто начинали жить по-новому. Разумеется, время от времени они вспоминали прошлое, прежний мир, прежнюю жизнь. Но эти воспоминания со временем меркли, истаивали, и теряли свою магнетическую силу. Они уже не могли подвигнуть на активную борьбу за освобождение, они были просто смутными образами, изредка всплывающими из глубин памяти.
Это смирение со своей участью было, очевидно, неизбежным в лабиринте. И Андрей с грустью, но без особого ужаса, осознал, что его, вероятно, ждет та же судьба. Судя по скорости происходящих в нем перемен, смирение не заставит себя долго ждать. И потому, если он действительно хочет выбраться на волю, в его распоряжении не так много времени. Потому что не за горами тот день, когда это желание померкнет, потускнеет, и утратит свою движущую силу. Он станет одним из типичных здешних обитателей, а это немыслимо огромное здание навсегда станет его новым миром.
От таких невеселых мыслей Андрею стало тошно. Измученный бесконечной и бесплодной ходьбой, он забрел в ближайшую комнату, ногами сгреб в кучу газеты и ветошь, и уселся на нее сверху, давая отдых утомленному организму. Ожог на бедре болел, но Андрей уже успел свыкнуться с этой болью. К тому же осмотр раны показал, что та медленно и нехотя, но все же заживает. Весь остальной богатый комплект травм, которыми он успел обзавестись в лабиринте, почти не беспокоил его. Они не несли критического характера, и организм благополучно сумел переварить их. Главное было не нахватать новых, но теперь Андрей знал, как себя вести в этом прекрасном месте. Уж теперь-то он не будет, как последний лопух, подставляться под нож или чужие кулаки. Никаких колебаний при мысли о неизбежности убийства всех встречных людей он больше не испытывал. В конце концов, не он же завел здесь подобную практику.
Сидеть, вытянув гудящие ноги, было приятно, но отдых портило чувство голода. Андрей попил воды из бутылки, но это мало помогло. С того момента, как он приговорил последний тюбик паштета, прошло немало времени, в ходе которого он только и делал, что растрачивал драгоценную энергию. Следовало вплотную озаботиться поиском пищи, без нее он долго не протянет.
- Подкиньте, что ли, контейнер, волки, - проворчал Андрей, обращаясь неизвестно к кому. Возможно, к загадочным строителям лабиринта, которые помещали сюда людей и, кто знает, могли непрерывно наблюдать за ними.
Но если его просьбу кто-то и услышал, то удовлетворить не поспешил. Чуда не произошло.
Он уже собрался продолжить путь, когда услышал человеческие голоса. Среагировал мгновенно - вскочил на ноги и разбил лампочку, висящую над головой. Оказавшись в темноте, Андрей по стеночке добрался до двери, и спрятался за ней, держа в руках трофейный топор. Свет из коридора почти не проникал в его комнату.