По словам трактирщика Мудрого Фрола помочь им можно было только одним способомкак можно быстрее сообщить о случившемся Бове Конструктору, настоятелю Храма Света, у которого, оказывается, девица ходила не в последних помощниках. И Обормот ему сразу и безоговорочно поверил, потому как не только он сам, но и все жители его родной веси, Утренних Слез, всегда почитали Фрола за большой ум и завидную рассудительность. Ах, ёлсов дед, халваш-балваш, вот уж поистинеБезумный Проповедник, не зря, оказывается, ему такое погоняло дадено! Да откуда ж у него такие знания, что народ прямо в Проклятый домен завлек? Ну, пусть только в руки страже попадет, Света Зерцального больше не взвидит!
На самом деле, чего уж греха таить, Обормот был доволен своей судьбой. Больше тогонеобычайно рад подвернувшейся оказии. Когда бы еще выпал случай побывать в храмовнике, а? Ведь жалованья стражника для такой поездки было бы маловато, так что только благодаря финансированию Мудрого Фрола она и состоялась. И при этом он окажет насущную помощь своему другану, Благуше! Хотя и говорится в народеза двумя зайцами погонишься, от обоих по морде получишь, но сейчас удача была на его стороне, Обормот в этом не сомневался. Хотя бы потому, что после двух глотков бодрячка сомневаться в чем-либо проблематично Единственное, что все еще самую малость омрачало его настроение, пробиваясь даже через хлеставшую через край эйфориюпромах Вохи Василиска. Так подгадил друган, халваш-балваш, хватив его своей балабойкой по лбу Можно было подумать, что и не друган вовсе, а замаскированная вражина, ежели бы не знал этого оболтуса много лет подряд. И зная, уже простил барда, тем более что бедняга сейчас оказался куда в более худшей ситуации, чем сам Обормот
Обормот стряхнул надоедливые мысли, прогоняя прочь ненужное беспокойство, и вновь с нескрываемым удовольствием бросил взгляд сквозь смотровые окошки шлема на расстилающийся кругом степной простор, на проносившуюся справа от камила, куда быстрее самой Махины, зеркально блестевшую лапшудваредье Железной Дороги.
Нет, как все-таки толково придумано, халваш-балваш! Как здорово, что теперь можно видеть, где тебя судьба несет на спине быстроногой птицы! Эх, разойдись душа, разгуляйся вольный ветер, расступись необъятная Великая Степь!
Так что, любезный, на эту картину уже и покупатель есть? Нет? А что ж ты гуторишь, ядрена вошь, что ее сейчас унесут? Это куда же? Ежели в запаску, так зачемпусть висит, душу радует, ведь такой шедевр, такой шедевр! Насмотреться прямо не могу, такая богатая фантазия у творца, особенно этот костюм у седуна Что? Не может быть! На свалку?!! Быть того не может, чтобы я так ошибся снова! Ну нет, братцы а ну положь обратно! Положь, кому гуторю! Не дам такой картине пропасть, я сам ее куплю! Сколько? Не понял. Сколько ты за нее просишь?! Сколько-сколько?!! Убил, паршивец, убил наповал, в самое сердце да по самую рукоятку А ну выноси, ядрена вошь! Беру! Эх, бестолочи, ничего же вы в искусстве не смыслите! Да осторожнее несите, такую красоту спортите! Заноси край повыше! Да не этот, ядрена вошь, а нижний, да не левый, а правый! От меня правый, бестолочь! Что? Куда это ты меня посылаешь, ядрена вошь?! На самый Край? Еще дальше? К Смотрящему?! А вот я тебя сейчас тростью, да по рыжей наглой мордеОт такого и слышу!
Глава 15, где бандюки продолжают строить коварные планы
Проблема с выпивкой: сколько ни пей, все равно протрезвеешь.
«Апофегмы»
Ватага, подъем, кровь из носу!
От этого ватаманского крика Скалец и очнулся. Оторвав тяжелую с похмелья голову от железного настила, он сонно разлепил веки. И сразу зажмурился, сморщившись, как от целиком сожранного лимонавместе с кожурой и косточками. Свет полоснул так резко и неприятно, словно некто по доброте душевной врезал по глазам увесистой дубинкой, к тому же у слава возникло ощущение, что, перед тем как врезать, этот кто-то старательно натолкал под веки крупного песка. Для полноты ощущений, видать. В общем, такого мерзостного пробуждения у него давненько не бывало.
А ну разлепляйте свои гляделки, щучьи дети, живо!продолжал греметь зычный голос ватамана.Ухмыл, Буян, Жила! Да и ты, дохлятина недоношенная, поднимайся, нечего тут разлеживаться!
Не нужно было обладать особой сметливостью, чтобы понять, к кому относилось последнее обращение. Сразу заныла гуля на лбу, напоминая о тяжелой ватаманской руке. Скалец кое-как сел и ожесточенно протер глаза костяшками пальцев. Голова почему-то не слушалась, упрямо кренясь на левое плечо, и он безотчетно поскреб щеку, в которой ощущалась непонятная тяжесть. А щека возьми и отвались. Напрочь. Шлепнулась прямо о железный настил, да звучно так, словно добрый шмат сала. Скалец остолбенел, чувствуя, как наваливается холодный ужас, омертвело, медленно-медленно скосил глаза вниз, ожидая увидеть самое ужасное. И облегченно передохнул. То-то ему звук знакомым показалсяне щека отвалилась от лица, а шмат сала и отвалился. Добрый такой шмат, бело-розовый, с ладонь, и аппетитный такой, аж разогни коромысло, куда бы блювануть, чтобы никого не запачкать? Спал он на нем, что ли, на сале этом?
Очередной крик ватамана вернул его к действительности.
С охами, вздохами и матюгальниками, подгоняемые где криками, а где и пинками Хитруна, ежели пробуждение на взгляд последнего шло недостаточно быстро, бандюки приходили в себя, ворочаясь на железе, среди остатков трапезы и пустой посуды с опухшими, красными как свекла рожами. Рожи были угрюмы и неприветливы. Можно даже сказать, крайне угрюмы и еще более крайне неприветливы. Лишь ватаман мог позволить себе так остервенело отвешивать обладателям сих жутких рож увесистые пинки без последствий для собственного здоровья, так как сам выглядел ничуть не лучше. При виде его вздыбленных усов и выпученных, налитых кровью глаз, коими он обводил то одного, то другого ватажника, сразу под сим взглядом уменьшавшихся ростом, Скальца даже дрожь пробрала. И что самое хреновое, так это то, что о самой пьянке он ничего не помнил, мог лишь догадываться по разным косвенным, но весьма красноречивым признакамвроде той же груды пустой посуды и недоеденных кусков в окружении обглоданных костей, что пьянка вышла нешуточной.
А еще он совершенно не понимал, где, собственно, находится. Точнее, что находится он на площадке грузовоза, он понимал, и даже сквозь набегающие на глаза от резкого света слезы различал с одной стороны тускло-серый лес, а с другойпустынный перрон какого-то полустанка, но совершенно не помнил, как здесь оказался в компании с бандюками.
Надо же так нажраться, разогни коромысло, что все тело ноет на манер сплошного больного зуба, а башка трещит так, словно кто-то перепутал ее с хворостом для костра и теперь усердно ломает череп о колено. Рыбу бы сюда океанийскую, стервью поганой именуемую, да внутрь принятьвраз бы полегчало. Да где ж ее тут возьмешь, в лесу-то. Чтоб еще хоть раз он так налакалсяда ни в жизнь, решил Скалец твердо. Так твердо, что от этой мысли мир перед глазами от боли едва не раскололся пополам, а из хилой груди вырвался тяжкий утробный стон. Глаза закрылись сами собой, оборвав пытку светом.
Ах ты, кровь из носу,зло матюгнулся ватаман при виде такой картины.Дайте кто-нибудь чарку нашему доходяге. Он нам сейчас нужен живой и гораздый на трудовые подвиги.
Не успел Скалец опомниться, а кто-то из бандюков уже сунул ему в зубы край чарки, и огненная жидкость хлынула в горло. Он закашлялся. А затем чья-то мощная лапа подхватила его за шиворот и сдернула с грузовоза на грешную землю. Та же лапа легким тычком в грудь пресекла попытку тела шмякнуться лицом вниз. Даже откашляться не дали, уроды, после этой ёлсовой сивухи. Ну что за люди, не люди, а прямо ну да, бандюки, кто же еще. Нашел, балда, от кого сострадания ждать. Вот уж правду в народе говорятс кем поведешься, так тебе и надо
А ну стой, кровь из носу,свирепо просипел на ухо ватаман.
Да стою я, стою,захныкал слав, уцепившись обеими руками за перильца грузовоза. Остальные бандюки грудились рядом, пошатываясь и обмениваясь осоловело-недоумевающими взглядами.
Сдается мне, времени у нас маловато,сообщил ватаман.А нам надо еще придумать, как выкурить наших седунов из Махины. Так что берите руки в ноги и топайте за мной
Батько, а давно стоим-то?хмуро поинтересовался Ухмыл.А то вдруг сейчас Махина тронется, усы узлом, и останемся мы у ёлса на пироги... Может, лучше дальше поедем, а к следующей остановке подготовимся как следует и
Вот щас вдую я тебе как следует, так враз рассуждать отучишься,мрачно пообещал Хитрун.А то и оставлю в самом деле у ёлсов. В сродственники запишешься, оженят тебя ёлсы, да детки все анчутками пойдут, хвостатые и рогатые.
Да я что, я ничего, усы узлом,через силу хмыкнул Ухмыл.А что делать-то будем? Железо голыми руками не вскроешь, сабли и то вон ломаются Как же нам Махину взять?
Оно и правда, батько,скорбно вздохнул Жила,бесполезно греметь железом-то, усохни корень, надоть что-то придумать, хитрое да заковыристое, не выйдут ведь они по воле доброй сами
Эх, все мне надобно за вас думать, Смотрящий вас забери! Хоть бы раз кто-нибудь сам стоящую идею предложил! Вот ты Буян, кровь из носу, чего молчишь да в две дырки сопишь?
Буян от слов Хитруна лишь мрачно уставился на свои сапоги, словно ничего интереснее в своей жизни не видел. Потеря родимой сабли, о которой он ни на миг так и не смог забыть даже в пьяном угаре (да еще о ней Ухмыл так некстати напомнилчто ножом по сердцу полоснул, пся крев!), надолго вывела его из душевного равновесия. Ни о чем он думать не мог, кроме как об этой потере. Пусть уж батько сам выворачивается, как может, тем более что из них всех он самый головастый и есть.
А-а, кровь из носу, что с вас взять, балбесы,досадливо махнул рукой ватаман.Только и горазды, что сивуху жрать, да языками попусту молоть.
А сам-то хорош, угрюмо подумал Скалец, прижимая распухшую гулю на лбу к холодному борту грузовоза, от чего малость полегчало. Хоть и ватаман, а и сам ведь явно ничего не придумал, разогни коромысло, зато матюгальниками всех обложил по самую маковку.
Ну, все, пошли,негромко рыкнул Хитрун, оглядывая свою незадачливую ватагу с высоты громадного роста.И этого таракана тащите за собой, не все ж мне с ним возиться.
Я и сам пойду,обиженно буркнул слав.
Ухмыл тут же наградил его увесистым подзатыльником, а Буян наподдал сапогом под зад, так что Скалец, поперхнувшись, едва не обогнал Хитруна, двинувшегося в голову состава вдоль вагонов широкими размашистыми шагами.
Поговори еще поперек батьки, Кудрявчик, так голову в задницу вмиг засунем,многообещающе процедил Буян.Да так засунем, что никто и не отличит, пся крев, где голова, а где задница. Из-за тебя мы здесь все оказались, не забывай, когда хайло свое поганое снова открыть вздумаешь.
Скалец счел за благо промолчать, торопливо шагая вслед за ватаманом, причем как можно ближе к нему, словно защиты искал. Злы были ватажники, злы, чувствовал он это всей своей душой, вон как дышат в затылоктого и гляди еще тумака поднесут. Все вместе сейчас в кучу смешалосьи тяжкое похмелье, и постоянное напряжение в ожидании появления ёлсов, и просто усталость от сего путешествия в неизвестность. Лучше им сейчас не перечить, а то быстро козлом отпущения назначат. Впрочем, он и так уже этот козел только что травку пока не щиплет. Эх, разогни коромысло, судьбина его горькая, нерадостная, тяжкая Не надо было ему, дудаку этакому, мести на Благушу искать, вон ведь что получилось. И не исправишь уже никак. Не исправишь
Некоторое время вся ватага молча двигалась вдоль людских вагонов, желтых и пузатых, глазевших на них неприятно пустыми окнами. Справа тянулся лиственный лесв основном липы, клены, вязы, кое-где березы и осины. Было непривычно, неестественно тихо в этом лесу, и треск лежалых хворостинок под ногами разносился вокруг пугающим эхом, казалось, вспархивающим из-под жестких подошв сапог невидимыми птахами и шарахаясь среди деревьев.
Скалец поплотнее запахнул армякбыло свежо. Воздух холодил лицо и шею, словно и не сияло над головой Зерцало, не рассылало тепло. Неуютный какой-то этот проклятый домен, разогни коромысло, вздохнул слав, стараясь унять дрожь. Впрочем, зяб он не столько от холода, сколько от злобы бандюков, невидимой рукой толкавшей его в спину, да с похмельного недомогания во всем теле. А тем хоть бы хнытрепались о чем попало, да вяло переругивались промеж собой:
Эх, воздух-то какой,наконец заметил Жила, вдыхая полной грудью,лучше любой опохмелки
И ни души кругом,пробормотал Буян, с унылом видом пиная попадающиеся под ноги кочки и сучья, да не просто так, а с дальним прицеломв Скальца. Только попасть никак не мог.Ни зверь не пробегает, ни птаха не пролетает. Прямо жуть какая-то, пся крев.
Зато гадить некомуни под ноги, ни на голову,не остался в стороне Ухмыл, характер которого, да и само имя просто не позволяли не хохмить.
Не нравится мне здесь, пся крев. Чужой это домен, во всем чувствуетсячужой душе человеческой. Вон как тихо-то здесь
Точно, усы узлом, как на кладбище,осклабился Ухмыл.Хоть сторожей нанимай.
Тьфу на тебя, пся крев, думай, что говоришь!Буян в сердцах пнул очередной сук, и зашипел от болисук оказался торчавшим из земли корнем близстоящего дерева, весьма твердым и неподатливым.
А что я?Ухмыл на всякий случай он отошел от буйного сотоварища на пару шагов правее.Я ничего. Ты на себя посмотри, в гроб краше кладут
Тихо, олухи,громким шепотом цыкнул ватаман, не оборачиваясь.Будете и дальше так шуметь, головы поотрываю. Нам нужно незаметными подойти. Поэтому с этой минутыцыц!
Но кое-кто оказался с ватаманом не согласен.
Бее-е!проблеял этот кто-то из леска справа.
Бандюки вмиг замерли и уставились в сторону звука, хватаясь за оружие. Из-за пригорка торчали витые рога. Длинные и блестящие.
Ёлс!выдохнул Ухмыл.
Рядом с первой парой рогов появилось еще несколько.
Ёлсы!громким шепотом уточнил Жила, стремительно бледнея.
А Буян, матюгнувшись во весь голос, вдруг схватил кусок толстой трухлявой ветки, валявшейся под ногами (за неимением другого оружия), и швырнул в сторону «рогатого» пригорка. Никто и ахнуть не успел, как оттуда, отчаянно взбебекнув, выскочила стая обыкновенных диких козлов. Вусмерть перепуганных. Прыгая по кочкам и мелькая среди деревьев как ненормальные, козлы бросились врассыпную, и через несколько секунд исчезли в лесу.
Из груди бандюки хором вырвался облегченный вздох.
А ватаман в сердцах отвесил Буяну смачный подзатыльник.
За что, батько?!обиженно вскричал Буян.
А чтоб без спросу ничего не делал, кровь из носу!рявкнул Хитрун.Я что сказал? Не шуметь! А ты? Еще раз такое выкинешь
Хитрун осекся, не договорив, потому что в этот момент по крыше вагона прямо над головами пронеслось короткое и звонкое цок-цок-цок. Ватажники снова замерли и задрали головы, но смолчали как один, на этот раз четко уяснив наказ ватамана. Только никто ничего не разглядел, кроме пресловутой крыши людского вагона, и то сбоку. Впрочем Скалец распахнул глаза поширене мерещится ли? Не мерещилось. Над одним из окошек с крыши свисал какой-то мохнатый шнурок с широкой кисточкой на концечерным по желтому. Забывшись, Скалец взволнованно толкнул локтем в бок своего соседаЖилу, тут же спохватился и испуганно втянул голову в плечи, но Жила, слава Олдю Великому и Двуликому, сам открыл варежку от вида загадочного шнурка и не отреагировал на вмешательство в свои «внутренние дела».
Это что еще за хрень, кровь из носу?нахмурился ватаман, тоже разглядевший шнурок. Он-то мог себе позволить нарушить собственный наказ на молчание.
И тут шнурок, приковавший взгляды уже всех без исключения, шевельнулся.
Шнурок шевельнулся, а из-за бортика вагонной крыши высунулась чумазая пацанячья рожица. Вернее, это Скальцу сперва показалось, что чумазая, а после разгляделвся в завитках мелких черных волос, разогни коромысло! И вовсе не пацанячья. Потому как на макушке этого «явления с хвостом» торчали короткие рожкичерные и полированные до глянца.
Лицо анчутки, уставившегося в свою очередь на ватажников, расплылось в озорной ухмылкеот уха до уха, показав краешки мелких и острых как иглы клыков.
Кто-то ахнул. Кто-то начал было ругаться, да поперхнулся и умолк. Слав же почувствовал, как у него от ужаса темнеет в глазах, но заботливый подзатыльник Жилы, вовремя заметившего неладное, тут же вернул ему сносное самочувствие. В голове зазвенело, словно в пустом котелке, набитом здоровенными злыми комарами.