Присаживайся, Благуша,пригласила Минута, кивнув на свободный стул.Познакомься: это Безумный Проповедник, человек известный в этих краях глубиной мысли и силой слова...
Да и в наших краях тоже слыхивали,хмыкнул Благуша, обходя стол сбоку и плюхаясь на указанное место.Рад знакомству, оторви и выбрось!
А это мой помощник, Благуша, доброй души человек и толковый торгаш с домена Рось, прошу любить и жаловать.
Благуша аж покраснел от такой рекомендации, получив несказанное удовольствие.
Да чего там,засмущался он.Я еще много чего умею, не токмо торговать
Гм,пробурчал Проповедник, впившись взглядом в его лицо так, словно собрался прямо сквозь голову разглядеть его затылок. Насмешливое добродушие деда, с которым тот внимал самой Минуте до прихода слава, куда-то подевалось, словно и не было. И вдруг Проповедник резко встал, отодвинув свой стул с таким шумом и скрипом, что на него оглянулись все прочие посетителикто с недоумением, кто с раздражением или удивлением, чего он, по разумению Минуты, и добивался.
Людишки!громко пробасил колоритный дед сочным, густым голосом.Людишки, скатертью дорога!И было в его голосе что-то такое, что все разговоры сразу прекратились, а те, кто не обратил внимания на Проповедника раньше, теперь тоже смотрели на него. Даже Воха озадаченно умолк на середине очередного куплета, а Обормот, пристроившийся поближе к приятелю послушать его чудных песен, недовольно нахмурился, крепче сжимая алебарду и одаривая деда недобрым взглядомнепорядок.
Но дед на все это недовольство явно чихал, продолжая заводиться:
Суетитесь, бегаете, а о будущем своем, неизбежном, неотвратимом, и не думкаете! Сделки, бабки, прибыль, навар, достаток когда токмо устанете от энтой мишуры, скатертью дорога, когда токмо о душе своей задумкаетесь!Голос его креп от слова к слову, он уже не говорилвещал. Минута заметила, что Благушу сия речь особенно не удивила; он лишь многозначительно ухмылялся, слушая. Видно и вправду дед во многих местах известен, во многих доменах.Суетитесь, бегаете, а того не знаете, что мир наш родимый, Универсум, всего лишь игрушка в руках Звездного Дитяти, каковой, наигравшись, закинул ее в Мировое Пространство, и вот плывет она теперича от одного звездного острова к другому, без собственной воли и желания, а мы плывем вместе с ней, того не ведая! Не ведая о судьбине, скатертью дорога, нам уготованной! Потому как мы,в голосе Проповедника зазвенели трагические струны, наполняя воцарившуюся тишину в трактире и проникая, казалось, в самое сердце,мывсего лишь животворная плесень на энтой игрушке! Но настанет время нашей судьбины, и придут ёлсы, анчутки, да железные феликсы, кои есть ни что иное, как слуги Смотрящего, и уведут всех за собою, послушных и тупых как овцы, уведут в новый мир. Круглый! Кругл будет мир тот и неведом, но вы того не узнаете, потому как и сами вы вже изменитесь, и будет вам казаться, что всю жизню вы там и прожили, и весь ваш род до самого древнего колена, и ад, в котором вы очутитесь, будет вам грезиться обыденным, а несчастьяпривычными, и смерть будет ходить за вами и вашими дитятками по пятам, скатертью дорога, словно самый близкий родич, и не будет от такой жизни избавления Покайтесь грешники перед смертью неминучей ибо зрел я, как энто было ибо так бывает завсегда, когда люди перестают почитать и уважать друг дружку, когда старые друганы превращаются во вражин, а любящиев ненавистников, когда в дом, в семью, в народ, в мир приходит Великая Ссора и Ругачка, и идут брат на брата, друган на другана, сосед на соседа с железяками смертоубийства в руках, скатертью дорога Но можно, можно еще спастись! Помиритесь, покайтесь, возлюбите ближнего и дальнего, знакомца и незнакомца, родича и инородича! И вы будете спасены!
Голос Проповедника стих, взгляд словно потух, и он так же резко сел. Схватил обеими руками свой бокал, чтобы смочить пересохшую от проповеди глотку, да вспомнил, что тот пуст, и недовольно отставил.
Минута заметила, как, словно стряхивая некое наваждение, Благуша качнул головой и полез за своей любимой книжицей, к коей девица уже начинала ревновать: той Благуша иной раз времени уделял куда больше, чем ей самой.
Вот за то его Безумным и кличут,послышался шепоток с соседнего столика.
Ага Умеет горло драть
А страсти-то какие наводит, любо-дорого послушать!
Страсти-мордасти еще одна такая речугаи побегу штанцы менять, вот только кто за спорченные платить будет, чай, бабки никогда не лишние!
А ты заранее сымай, когда Проповедник является!
Народ, услышавший шутку, потихоньку заржал, словно не решаясь окончательно спугнуть навеянное проповедью впечатление. Даже Воха Василиск, хотя и запел снова, но пел уже потихоньку, словно для самого себячто-то душещипательное с трагическим оттенком, а звуки чуть пощипываемой балабойки бродили по залу, тукаясь в стены слепыми щенками. А Благуша уже уставился в книжицу и шевелил губами, читая очередное мудреное изречение по случаю.
Что энто у тебя?вдруг резко спросил Проповедник.
Слав поднял на него взгляд, неопределенно хмыкнул, и протянул книжицу деду.
Ума палата, да карманного формата,сострил он.Почитай, дедуля, может, что интересное для себя вычтешь. Я для себя в ней, оторви и выбрось, завсегда что-нибудь нахожу.
Проповедник поднес книжицу к своему могучему носу, вздувая дыханием пышные усы, и глянул на раскрытую страницу. И вдруг и без того выпуклые синие глаза едва не выкатились из орбит, а лицо начало стремительно бледнеть. Минута от изумления аж рот открыла, того не замечая. А Проповедник, вперившись в страницу так, словно готов был испепелить ее взглядом, все бледнел и бледнел, пока не сравнялся цветом лица с белизной самой страницы.
Что-то не так, оторви и выбрось?забеспокоился Благуша.
Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас,помертвевшим голосом прошептал дед.И подняв на Минуту взгляд, стылый, точно стужа в снежном домене, вдруг отрывисто обронил:Я помогу. Я покажу. Я расскажу. Твоя взяла, девица, скатертью дорога
В эту самую минуту дверь трактира с треском распахнулась и
Глава 4, в которой никак нельзя обойтись без многих старых знакомых
Настоящий враг никогда тебя не покинет.
«Апофегмы»
В эту самую минуту дверь трактира с треском распахнулась и
Вообще-то не с треском, а вполне нормально распахнулась дверь, и в трактир друг за дружкой, вполне чинно, потянулись странного вида крайнывсе, как один, в добротных серых армяках, рыжеусые, но с бритыми головами. И с саблями на поясах. Благуша, хотя и сидел правым боком к двери, все равно увидел их первым, так как Минуте взгляд застила широкая грудь Проповедника. И уже не спускал с них взгляда, чувствуя, как в душе поднимается тревога. Что-то знакомое было во всей этой ватаге Что-то знакомое
А вместе с этой группой в зал вплыла задорная частушка, исполняемая басом под балабойку одним из лысяков:
Ах, как быстро вперёд
Наше время катится
Кто не пьет и не ворует,
Тот потом спохватится!
Этот куплет зарубил песню Вохи прямо влет, как топор курицу, и бард снова озадаченно умолк, нервно тренькнув напоследок струной, а Обормот, на что уж душевный был человек, начал потихоньку приходить в яростьопять послушать другана не дали.
Пришлые крайны, вместо того, чтобы как все нормальные люди присесть за один из свободных столиков, расходились веером от двери, словно окружая зал, причем самый рослыйисключительно здоровенный мосластый дядька с красной испитой харей, зыркавшей по залу крошечными злыми глазками, с хозяйским видом остановился посередке. Очень он был на Ухаря похож, этот дядька на Ухаря? Догадка сверкнула молнией, заставив Благушу похолодеть. Да не на Ухаря, а на ватамана Рыжих, оторви и выбрось!
Минута тем временем, чуть отклонившись в сторону, тоже разглядывала прибывшую компанию. И раньше Благуши приметила, что последним за лысыми, как ошкуренное полено крайнами вошел и один «волосатый», правда, другого родакудрявый русоволосый красавчик из славов. Худощавый, стройный, с тонкими усиками и аккуратной бородкой клинышком. Внешне, на взгляд девицы, он выгодно отличался от своих спутников, и непонятно было, что же его привело в такую несоразмерную компанию. И еще непонятнее было, что же все это значило
Вот тебе и на, оторви и выбрось!шепотом выругался Благуша, тоже заметив Скальца.
Ты их знаешь?полюбопытствовала девица.
Да ты что, Минута, бандюков не узнала?горячо зашептал Благуша, склонившись к ее ушку.Они же просто башку обрили, делов-то!
Минута, присмотревшись, тихо охнулаправ был слав. Она же всех их в лицо сама видела, и очень даже близко, когда в тамбуре Махины на полном ходу ее друзья с ватагой схватились, не на живот, на смерть. А уж эту гнусную харю ватамана она точно должна была узнатьхотя бы по его огромному росту и усищам шире плеч. Сердце девицы испуганно екнуло и словно остановилось.
Видел я одного сегодня на кону,продолжал быстро шептать Благуша,да не признал, хоть и морда знакомой показалась, а теперь, когда они все скопом заявились, только что слепой не поймет! Да, нет, я не в твой огород камень кидаю, оторви и выбрось А вон тот красавчик знаешь, кто? Мой бывший друган Скалец! Объявился-таки! А я-то все гадал, где он пропадает, ведь горный домен, куда я его погулять отправил, уже на второй день к Роси вернулся, повезло паршивцу Неужто по мою душу бандюков привел, оторви и выбрось?!
А в напряженной тишине, повисшей в трактире, похабно плыло:
По веси себе идём,
Охаем да ахаем!
А кто будет приставать
Всю морду расхяем!
На балабойке, понятное дело (теперь понятное), наяривал ни кто иной, как Ухмылсреднего роста крайн с нахальными глазами, насмешливо кривящимся усатым ртом, и с жутковато белеющим от виска до подбородка шрамом на левой щеке.
А ведь Ухмыл-то на кону и был, оторви и выбрось,немного растерянно пробормотал Благуша.Вот же странно, шрама-то я там у него не заметил, иначе опознал бы раньше Замаскировал, подлюка рыжая, не иначе
Взгляды бандюков, пошарив по залу, постепенно сконцентрировались на Благуше, и румянец цветущего здоровья на его лице заметно полинял. Наконец, опустив балабойку, Ухмыл шагнул вперед и развязно поинтересовался, обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу:
Ну что, щучьи дети, узнали?и прикрикнул, хотя никто не шевелился:А ну сидеть всем! Сидеть! Бабки на стол, руки за голову, усы узлом! Дважды повторять не буду!
Кто еще ел, тот поперхнулся, кто уже давно молчал, онемел еще более. Народ окончательно притих. Оно и понятнос голыми руками на сабли не очень-то сподручно кидаться, чай, руки-то не лишние в хозяйстве будут
Погодь,скрипучим басом придержал подручного ватаман Хитрун.Сначала со знакомцем нашим разберемся, кровь из носу
Благуша вздрогнул и стиснул зубы, сохраняя самообладание. Нечего раньше времени пугаться, твердо сказал он себе, неизвестно, что еще получится
Явно не вытерпев, вперед выступил Скалец и, уставившись на него, зло выкрикнул тонким голосом:
Что, друган Благуша, думал, не увидишь меня в ближайшую декаду, а то и монаду? Думал, избавился, разогни коромысло, чтобы совесть свою успокоить? Да не тут-то было! Сейчас-то мы, разогни коромысло, за все и сочтемся!
Побледневшее лицо слава после этого заявления еще и потемнело. Благуша с достоинством поднялся на ноги, упер кулаки в бока и недобро спросил:
За что же это за «все», засранец, оторви и выбрось? Что заслужил, то и получил, не более и не менее, а ежели надобно, так сейчас еще по шее накину!и с отчаянной смелостью прибавил:И знаешь, что еще скажу? Видно, с головой у тебя не все в порядке, Скалец, ежели с такой поганой компанией дела завел!
Но бандюки и ухом не повели на такие нехорошие слова в свой адресможет, не впервой слышали, попривыкли?
А ну прочь, сопля,недовольный тем, что его прервали, ватаман громадной ручищей сграбастал не в меру ретивого Скальца за шиворот и, словно нашкодившую кошару, оттащил назад.Сейчас здесь командую я. Сначала, кровь из носу, мы за Пивеня с ним сочтемся. А ты, сопля, кровь из носу, получишь то, что останется от твоего приятеля уже после нас
Эй, ватаман, у тебя что, халваш-балваш, гляделки вином залиты?лениво поинтересовался от стойки Обормот, про которого уже все и забыли.Ты что это представителя закона не замечаешь? Раз обрился наголо вместе со всей своей сворой, так и гонору прибавилось, что ли?
Минута обрадовано повернула головуесть кому за них заступиться!
Обормот, лениво прислонившись спиной к стойке, представлял собой колоритную и внушительную картину. Остроконечный шлем блестит, лезвие уложенной древком в сгиб локтя алебарды сверкает, что зерцало, грудь под окольчуженным армяком солидно выпячена, мордакирпичом. В смысле, совершенно волосатая и невозмутимая. Точнее, столь волосатая, что выражения и не поймешь. Только и видно, что насмешливо посверкивающий взгляд узких глаз.
А ты, служивый, не лезь,ватаман с хищным оскалом шевельнул усами, пытаясь просверлить в стражнике дырку взглядомстолько в том взгляде было злобы.Ты один, а нас много, так что твое делосторона, кровь из носу.
Причем, пока ватаман говорил, его длинные узловатые пальцы левой руки медленно поглаживали рифленую рукоять свисавшей с пояса сабли, одетой в грубые, без всяких украшений деревянные ножны столь впечатляющей длины, что их костяной наконечник чуть ли не скреб по полу.
Это как посмотреть,по-прежнему невозмутимо отозвался стражник.Кстати, халваш-балваш, теперь вас с такой приметой еще проще отыскать будет. Маскировка-то одноразовая, неудачная. И раз я, как ты говоришь, один, а вас вроде как много, даю твоей ватаге время на три вздоха, чтобы вымелись отсюда подобру-поздорову, со скоростью срамного веника.
Ну, служивый, сам напросился.Ватаман грозно сдвинул брови, расправив внушительные плечи.Один на один выйдешь, или, ежели не гордый, сразу всех вязать станешь? Так нам, может, сразу в штабель складываться, кровь из носу, чтобы тебе сподручнее было?
Бандюки от такого предположения весело переглянулись.
Да не, пся крев, он меня одной левой,с деланно озабоченным видом предположил Буян.
А меня, усохни корень, одной правой,подхватил игру Жила.
Вам хорошо, усы узлом, вас-то хоть руками, а на меня ж одни ноги останутся!тоненько захныкал Ухмыл ребячьим голоском.Вы ж гляньте, братки, какие у него сапоги! Не размер, а размерище! Как припечатает, неделю от дерьма отмываться! Ой, и страшный же дядька!
А ватамана он тогда, усохни корень, чем брать будет, ежели на тебя ноги пойдут? Головой что ли?
Как же, головой!осклабился Ухмыл.Бери пониже!
Все без исключения заржали, как конячий табун перед случкой, даже ватаман ухмыльнулся шире обычного.
Да нет, гордый я, халваш-балваш,спокойно отозвался Обормот.Я сначала один на один
Отлепившись от стойки, стражник, позвякивая железом своего служебного снаряжения, двинулся среди столиков прямиком к ватаману, сопровождаемый сочувственными взглядами завсегдатаев. Благуша едва подавил порыв встать с ним плечом к плечу. Но сейчас не след,один на один ведь, честь по чести, оторви и выбрось. А уж потом Потом, как бы дело не обернулось, всей душой погулять можно будет. После Отказной, со всеми стычками и схватками, он чувствовал себя совсем другим человеком. Готовым не только на словах, но и на деле постоять за себявот что значит практический опыт. Особенно с тем рукомахальником, которого он завалил одним ударом; как там его звалиБычара, что ли?
Неважно.
За друга он постоит, и девицу свою, ненаглядную Минуту, обережет, чего бы это ему ни стоило. Впрочем, Благуша не сбрасывал со счетов, что послушница Храма Света и сама может за себя постоять: та картина в тамбуре Махины, где девица мгновенно вырубила Ухмыла, все еще была ему памятна.
Благуша,тихо сказала Минута, подступив вплотную со спины,уходить нам надо, пока бандюки стражником заняты. Через кухню из трактира второй выход есть, Фрол нам покажет
Благуша изумленно повернул голову, не веря своим ушам:
Уходить? Да как ты могла такое предложить, Минута! Неужто я способен бросить другана в такой момент?! Нет, я Обормота не брошу, оторви и выбрось!
Не суди поспешно, Благуша,с укоризной шепнула Минута, не желая привлекать лишнего внимания бандюков.Тайна, которую готов нам доверить дед, очень важна для всех нас, а не только для Бовы Конструктора! А бандюки могут этому помешать, они про нее знать не должны