Но у Фихта, увы, на счет полезной жидкости были совсем другие планы. Нехорошие, глупые.
Анхельм, запомни!Он наклонил склянку над котлом.Кто бы тебя ни убеждал, что в мире нет и никогда не было серых эльфов, не верь. Потому что это их кровь Представляешь, кожа у них действительно серая, а глазачто у демонов. И еще есть клыки, чтобы пить кровь.
Желудок подкатил к горлу. Кровь! Опять кровь! Маги что, все такиечокнутые? Куда ни плюнь, кровь. Фу, мерзость. Кровь тонкой сверкающей струйкой потекла в кипящий котел, грозно зашипела, исчезая на его стенках, подняла угольно-черные клубы пара. Жалко, как жалкотакая нужная, бесценная жидкость тратилась на какое-то дурацкое зелье.
Фихт вылил все до капли, вновь взялся за ложку и ссутулился возле котла.
Да, все-таки магистранные люди. Только что он убеждал меня, что за каплю этой чудесной крови любой колдун сундук самоцветов отдаст, а то и два, и тут же, без сожаления, вылил ее в свое варево.
Некоторое время Фихт в полном молчании продолжал мешать таинственное зелье, а я глазел то на него, то на грозную тучу. Черные, как тьма, и кроваво-красные клочья плотным и лохматым ковром висели над нами, не пропуская ни лучика света. Зловещая была туча, тяжелая. Словно небо над нами вспороли, выпустили кишки и оставили их висетьвсем напоказ. Ветра еще, как назло, не было, и пар с дымом поднимались густым ровным столбом, еле-еле расползались над домом. Так и казалось, что не выдержит она своей тяжестивон как налиласьи грохнется на двор, раздавит нас, словно башмак таракана. Не стой рядом настоящий маг, я бы, наверное, немного испугался и уж точно вышел бы из ее недоброй тени. Но настоящий маг находился поблизости, в двух шагах, а потому страшно не было, было неуютно.
Фихт постучал ложкой о край котла, сбивая с нее густое варево неопределенного цвета, и склонился над столом. Теперь маг принялся за горшочек, туго обтянутый толстой прозрачной тканью, какой у нас в селе никогда не бывало.
Подойди-ка.
Я подошел. Фихт разодрал невиданную ткань и попытался сорвать крышку. Не получилось, даже ноготь сломал. А я-то думал, маги все делают щелчком пальцев. Щелкнул один разогонь в очаге вспыхнул, щелкнул второйвода в котелок сама собой потекла, щелкнул третийпримерзшая крышка с горшка слетела. Выходит, прав был Фихт. Маги те же людитолько рожденные с облачком маги как там ее. А на картинках они все такие важные, точно с небес сошедшие.
Вторая попытка оказалась успешной. Крышка с хрустом отошла от горшочка. Пока Фихт грел дыханием озябшие пальцы, я пытался понять, что за разноцветные кубики мерзнут внутри горшочка, и почему сельский маг непременно хотел, чтобы я их увидел.
Здесь кожа и сердце. Тролля и эльфа,пояснил Фихт, выбирая из горшочка голубые прозрачные кубики.А этоголубой лед, какой можно найти только в Северных горах, да и то придется еще полазить. По легенде,он повертел льдинку перед своим лицом, разглядывая ее так, будто никогда не видел,это застывшие слезы небожителя. Впрочем, они это или нет, морозят лучше любого льда. Хоть сто лет храни. Ну и сам, видишь, на солнце еле тает.
14
Я заметил.
Честно говоря, меня больше занимало порезанное на ровные кусочки эльфийское сердце. Ладно, тролльодной тварью меньше. Но эльф?! Это же эльф! Бессмертный и прекрасный. Он же не курица какая-нибудь, чтоб его резать. Нет, если я стану магом, то никогда не буду резать эльфов. Я буду с ними дружить, буду слушать их волшебные песни, буду любоваться ими.
Сердце и кожу нужно порезать очень мелко, примерно как здесь,зачем-то начал объяснять он.А тела должны быть обязательно свежими. Либо морозить голубым льдом, либо сразу в котел. Протухнет тролльне будет настоящего зелья.
Фихт перевернул горшок, постучал по дну, по стенкам и поднял его. Тотчас нахмурился да с размаху хватил им по столутак, что склянки закачались. Горшок раскололся надвое, и маг вытащил смерзшийся розовый комок. Вцепился в него, пытаясь разделить. Не вышло. Тогда со всего маху ударил им по столу, но комок остался цел.
Замерзло, ножом не возьмешь,с огорчением произнес маг, пихая мерзкий кусок указательным пальцем.Придется подождать.
А может, заклинанием его?предложил я.
Ни в коем случае! Никакого волшебства!неожиданно вспыхнул он.Они должны оставаться чистыми.
Жадина. Поколдовать немного не может. А я, между прочим, освободил не только сельчан, но и его.
Знаешь что? Пойдем-ка лучше в доме посидим, пока оттаивает.Он развязал на столе мешок и выгреб из него косточки, светлые и темные.Только кое-что в котел бросим. Пущай варятся.Он посмотрел на меня.Кости эльфа, мертвяка и тролля,произнес он, и меня опять замутило.Мелкие опускаешь в котел, крупные кладешь в огонь.
Лучше бы он не объяснял. Зачем он это объяснял?
Я заглянул под котел: среди полыхающих дров и вправду темнели кости. И как я сразу не заметил. На моих глазах три горсти мелких костей утонули в хлюпающей жиже. Фихт опять помешал свое проклятое варево, после чего широко распахнул дверь дома, пропуская меня, словно дворянина.
Я с радостью согласился войти. Что бы ни было в доме сельского мага, главноетам не было котла с кипящей кровью.
***
В доме пахло дымом. Не таким, каким несет от костра. Мягким, приятным. Хотя самого дыма не было видно. Зато были видны кошачьи хвосты, шкурки и головы. Рыжие и серые, черные и белые. Пушистые и почти лысые. Ясно, на что пошли кошки.
Ну, проходи-проходи,сказал Фихт и закрыл дверь.Располагайся.
Я сбросил башмаки, сделал пару шагов и огляделся. Куда бы я ни смотрел, то обязательно натыкался на кошачью шерсть. Не то чтобы мертвые кошки меня пугали, но глазу были неприятны. Высушенные кошачьи головы, разинув пастишки, смотрели на меня зелеными камнями глаз из-под самого потолка. Одна, вторая, третья, четвертая Кошачьи хвосты висели над каждой дверью, шерсть торчала из каждой щели. Вот уж действительностранный.
Ты пока подожди. Присядь вон на кровать, я сейчас,сказал он и скрылся за дверью темной комнаты.
Я кивнул, продолжая изучать дом сельского мага.
Стены были светлыми и чистыми, потолки высокими, под стать росту Фихта. Посреди комнаты стояло серое мохнатое кресло. На подоконнике в глубокой чаше медленно тлела серо-зеленая трава, причем без всякого дыма. А над кроватью тикали самые настоящие часы, какие я видел только на картинках. Острые стрелки блестели на белом блюдце, указывали на цифры, лежащие кругом. Из блюдца падал золотистый маятник и серая цепочкапохоже, не родная.
Я подошел к ним поближе, потянулся к маятникуи тут появился Фихт. Он держал небольшую книжку и явно волновался. Неужто за часы испугался? Так я только хотел потрогать, ничего больше. Что же я, совсемвижу, искусная работа.
15
Фихт опустился на кресло, а я, немного обиженный,на кровать. Она был удивительно мягкойсамой мягкой, на которой я когда-либо сидел; захотелось прилечь.
Маг раскрыл книгу и хитро поглядел на меня:
Читать-то, поди, не умеешь, а?
Не умею.Я покачал головой.Но знаю несколько букв.
И то хорошо,одобрительно покивал Фихт и добавил:Ничего, скоро будешь у меня читать лучше всякого дворянина. И не только по-людски.
Мне опять стало грустно. Разве за этим я шел в ученики к волшебнику? Чтобы варить зелье и читать книги.
Фихт раскрыл книгу и принялся читать, четко выговаривая каждую букву. Голос его дрожал, словно он читал собственный смертный приговор; сельский маг по-прежнему был чем-то взволнован.
И придет в мир человек.
И не будет у него дара творить волшбу, но будет дар иной.
И убоится всякий колдун этого человека,
Ибо будет он пить магию, словно вино.
Но прежде протянется к нему рука изгнанника.
И станет он его проводником...
Он внезапно остановился, захлопнул книгу и положил на нее ладонь, точно боялся, что оттуда кто-нибудь выпрыгнет. На заклинание как-то не походило, скорее на пророчество.
Знаешь, о ком это?спросил Фихт с ехидной улыбкой.А, Анхельм Антимаг?
Вот заладил: знаешь да знаешь. Издевается. Ну, конечно, где уж нам: бьем по морде кулаком, подтираемся рукавом. Откуда мне знать, когда за тринадцать лет я дальше села мира не видел. Но ничегоеще увижу. Неужто никто сельского спасителя до города не довезет. Еще как довезут. С ветерком. Только свистни.
Не знаю,вздохнул я.
О тебе,произнес Фихт.О тебе, Анхельм Антимаг.Он быстро-быстро закивал.
Обо мне?Теперь голос задрожал у меня.
Фихт резко поднялся и заходил по комнате, точь-в-точь как ходят некоторые сельские мужики, когда их бабы орут при родах в соседней комнате. Он что-то буркнул под нос, но я не понял ни слова, в ушах звенела одна-единственная фраза: «И убоится всякий колдун этого человека!»
Прежде я думал, что прорицательница говорила о Цериусе. Он не умел колдовать, но пил магию, как вино. И каждый колдун боялся его пуще смерти. Одно лишь смущало меня. В пророчестве говорилось об изгнаннике, который станет ему учителем, а к тому времени я изгнанником не был. Но теперь! Теперь все совпадает. До последнего слова. Я ошибся. Она говорила о тебе.
Дядя Фихт, изгнанниквы?
Именно. Яизгнанник, тымой ученик.Он опустился в кресло, бережно взял в руки книгу.А ведь я хотел ее сжечь, после того как Цериус исчез.
Дядя Фихт, а когда мы начнем колдовать?набравшись наглости, спросил я.
Колдовать?подмигнул он мне.Скоро, Анхельм. Вот Кровяной щит доварим.
Я усмехнулся.
Чему ты улыбаешься?не понял маг.
Звучит, как кровяная колбаса.
Что ж, тем легче тебе будет его пить,теперь усмехнулся он.
Вареную кровь.Я замотал головой, забыв где я и кто передо мной.Я не смогу.
Даже если тыФихт порылся в кармане и вытащил несколько разноцветных перстней.Получишь это?Он вопросительно уставился на меня.
Перстни у Фихта тоже были странными. Ободки прерывалисьвидимо, чтобы можно было подогнать перстни под любые пальцы. Но камни! Они светились завораживающе. Горели как разноцветные звезды, руки сами тянулись к ним.
16. Часть вторая. Колдовские тайны
Осенний ветерок шелестел травой, невысоко поднимал дорожную пыль, несмело играл седыми волосами учителя и трепал подол его длинных выцветших одежд. Фихт недвижно стоял на краю дороги и пристально всматривался вдаль, воткнув посох в землю. Точно всем своим видом говорил, что никакой ураган, никакая буря не сдвинут его и на полшага с этого места. Из-за своей накидки, широкой у плеч и ног, но узкой у пояса, издали маг напоминал большие песочные часы.
Небо хмурилось. Старый колдун тоже.
Он был зол. Страшно зол. Как дворовый пес, заприметивший чужаков, только что не лаял. Его густые брови сурово жались к переносице, глаза и вовсе метали почти ощутимые искры гнева. Он не любил, когда я оставлял село: боялся не то за себя, не то за меня, не то за нас обоих. Он встречал меня неподалеку от ворот, и это был дурной знак; за три года учебы я хорошо узнал своего учителя. Старый колдун редко покидал собственный дом, еще режепределы своего двора. Стряслось то, чего я опасался больше всего на свете. О чем старался не думать на протяжении пути. Кто-то из завистливых сельчан шепнул Фихту о моих городских проделках.
Я еле заметно улыбнулся, вспоминая выступление ярмарочных маговнеудачное выступление ярмарочных магов. Наверное, до сих пор синяки да ссадины зализывают. Ух, и досталось им от разгневанной публики, едва ноги унесли. Сами виноваты. Вели бы себя скромнее, глядишьи не обокрал бы так сильно. А то «великие да величайшие», «повелители пламени и ветра», «лучшие представители магических школ». Одна мысльи все их величие у меня в кулаке. Ни пламени, ни ветра, ни чудес. Только тяжелое дыхание, безмерное удивление и летящие из толпы камни да гнилые помидоры вместо монет.
Не удержался. Три года терпел. Ну, надоело день изо дня вытягивать одну и ту же магию из этого старого колдуна. Хотелось, наконец, опробовать свои силы. Нет, какая все-таки собака обо мне натявкала?! Узнать бы ее. Марта не могла, она все время была рядом со мной. Да и возница вроде бы не мог. Разве что с голубем кто передал? Небеса! Достанется мне сегодня.
Я убрал улыбку с лица и, понурившись, вошел во двор, с сочувствием наблюдая за учителем. Фихт проводил меня мрачным взглядом (другого ждать было сложно) и опять уставился вдаль, как дозорный на крепостной башне в ожидании вторжения. Дед, а, дед, да сто лет уже как про тебя маги забыли,хотелось возразить. Но для возражений время было неподходящим, и я лишь тихо вздохнул, глядя, как учитель осматривается по сторонам. Все время убийцы мерещатся. Бывает, как вскочит с постели посреди ночи, за посох схватится и давай по темным углам зыркать. Глаза злые, блестят. А случается во сне не своим голосом заговорит, да так грозночто мурашки по коже. Словно живет кто-то в нем другой, просится наружу.
Год назад постучали в наши ворота бродяжки. Четверо. Погорельцы из какого-то соседнего села. Чумазые, грустные и такие тощие, что не подать имнебеса гневить. Да только не успел я им ничего подать. Фихт их как увидел, сразу за посох схватился и ну гнать подальше со двора. Он и местных сельчан никогда не жаловал, а уж чужаков Совсем ума лишился.
Колдун закрыл ворота, прислушался и кивнул на приоткрытую дверь. Я покорно направился в дом, где с радостью развалился в кресле. После дороги хотелось спать. Я зевнул и огляделся. Ничего не изменилось. В доме сельского колдуна никогда и ничего не менялось. Да и в самом селе по большому счету тоже. Тоска. В городе интереснее. Тамнастоящая жизнь. Там постоянно что-то происходит, что-то меняется. Но в селе мать, Марта ия взглянул на вошедшего учителяи Фихт.
Он зло хлопнул дверью и шибанул о стену посохом.
Глупец! Глупец!уже с порога зашипел колдун.
Старая песнь. Стоит мне уехать в город
Я же тебя предупреждал! Ты даже не представляешь, что с тобой может случиться, если маги пронюхают о твоем таланте.
Да что со мной может случиться, с усмешкой подумал я. Пусть попробуют. Я буду только рад.
В лучшем случае тебя просто убьют! Ты этого хочешь?
Фихт затряс кулаками. За все три года учебы он ни разу не пустил их в ход, хотя гневался на меня частенько и, чего уж там, по делу. Даже сейчас сдерживал себя из всех сел. Шипел, кряхтел, но сдерживал. Впрочем, дай он увесистую оплеуху, я бы нисколько его не осудил. Я бы
17
Анхельм?Он с испугом подскочил ко мне, разжимая кулаки.Что с тобой?Он заглянул мне в глаза и взял за плечо.
Что-то изменилось. Его ладони сверкали всеми цветами радуги. И с каждым мигом радужное свечение становилось сильнее. Вслед за ладонями в ярких пылинках скрылись руки, потом плечи, грудь и волосы.
Я зажмурился, стараясь прогнать проклятое свечение, пожравшее моего учителя, но стало только хуже. Из темноты на меня смотрел старик, созданный из облака яркой разноцветной пыли. Мне стало не по себе, и я открыл глаза. Свечение никуда не исчезло, хотя и стало бледнее.
Анхельм?Фихт легонько потряс меня за плечо.Скажи, наконец, что случилось? На тебе лица нет.
Это с тобой что-то случилось. Ты весь сверкаешь, как радуга,не сводя с него глаз, ответил я.Я вижу, как бьется твое сердце.
Страшно было даже пошевелиться. Не говоря уже о том, чтобы стряхнуть сверкающую руку с собственного плеча. Мне казалось, что если я сделаю так, то режущее глаза свечение перебросится на меня, и в тот же миг я тоже стану радужным человеком. А им мне быть не хотелось.
По крыше застучал дождь, потекли по окнам тонкие струйки. Нестерпимо захотелось выбежать из дома. Подальше от этих кошачьих голов, развешанных на стенах, подальше от странного колдуна, сверкающего как радуга. Рвануться туданавстречу осеннему дождю, чтобы смыть с себя следы магии и магиаты. Ощутить под ногами мокрую землю, а не сотканный из кошачьей шерсти толстый ковер, почувствовать, как холодные капли разбиваются о тело, как мокнет голова. Но я понимал, что ни один дождь в мире не смоет магию. Колдун рассказывал, что рано или поздно я смогу не только пить магию, но и видеть ее рождение, как видел его Цериуспервый антимаг, которого жестоко убили завистливые колдуны. Момент настал.
Фихт наконец-то убрал руку, а я что было сил вжался в кресло, на всякий случай поднял ноги. И только сейчас заметил, что сверкает не только мой учитель, а едва ли не каждый предмет в доме. На моем плече медленно гас отпечаток колдовской ладони. Все в домеот часов до половицвдруг стало каким-то другим, незнакомым, враждебным.
Наконец-то!воскликнул колдун.Ты ее видишь! Ты видишь ее, мой мальчик!