Мерикс, отзови свою псину.
Все в порядке, Эванджелос, ее ждут.
Услышав голос хозяина, создание склонило чересчур широкую голову и отодвинулось, пропуская Савону. Мерикс стоял у края верхнего причала, а перед ним вздыбилось полотно, натянутое на каркас из металла и кости.
То, что его оставили в уединении, было знаком уважения. Свободного пространства не хватало, но бойцы Двенадцатого все равно не хотели доставлять Мериксу неудобства. Как и Савона, он входил в число Узников Радости, но, в отличие от нее, принадлежал к легиону. Пусть он был и не из XII миллениала, тем не менее его приняли как названного брата, и Мерикс также учтиво отнесся к ним, когда все-таки удосужился выразить признательность.
Когда Савона подошла, он опустил палец в миску с животным углем, а затем провел им по холсту. И уголь, и холст имели одинаковое происхождение. Один из мутантов особенно загорелся идеей принести себя в жертву ради искусства, и теперь на его же содранной коже краской, сделанной из его же обугленных костей, Мерикс писал его портрет, по памяти воссоздавая отталкивающую гармонию его асимметричных черт. Более того, в качестве палитры художник использовал треснувшую верхушку его черепа.
До сих пор не закончил? спросила Савона.
Палец в латной перчатке заскреб по холсту, проводя черную линию.
Памятьштука ненадежная. Она либо убирает все недостатки, либо, наоборот, преувеличивает их. Ей нельзя доверять, Савона. Она обманывает столь же часто, как и любой демон. И все же ее можно укротить, разбить на гамму цветов, сделать безупречной. Аналогично я разложил это бедное создание и теперь воспроизвожу его из составных компонентов. Так я докажу, что у меня идеальная память. Мерикс бросил на нее взгляд. Да, я еще работаю над картиной, как ты подметила. И буду продолжать, пока не сделаю все правильно.
Зачем? спросила Ищейка.
А почему бы и нет? Мерикс пристально посмотрел на нее. Совершенствосамая трудная дичь. Нужно гнаться за ней, куда бы она ни завела, на войну или в мир искусства. Иначе это пустое занятие, а значитпорочное. Он снова опустил палец в миску. Получается, ты никогда не понимала, что движет нами.
Савона фыркнула.
Я достаточно хорошо это понимаю.
Мерикс покачал головой.
Ничего ты не понимаешь. Кем ты была, прежде чем стала такой? Мы лишь стремимся стать самой совершенной версией самих себя. Я знаю это, равно как и мои братья. Даже Беллеф, что молча стоит рядом с тобой. Ты же стремишься только потакать своим безудержным страстям.
Беллеф хмыкнул, и Савона метнула на него сердитый взгляд. Он тут же притих. Она вновь обратилась к художнику:
Что ж это выходитмои желания менее достойны, чем твои?
Мерикс кивнул.
Верно. И знаешь почему? Потому что они низменныоснованы на базовых инстинктах. Тыживотное, предпочитающее легкую добычу. Мы жеохотники за мыслями. Мы преследуем саму душу вещей, тогда как ты просто рвешь плоть. Он показал на нее измазанным в угле пальцем. Сколько бы генного семени ты ни съела, ты никогда не будешь одной из нас.
Савона рассмеялась.
Ты забываешь, что я наблюдала твои забавы, Мерикс. Я сражалась вместе с легионом веками, так что впаривай свою высокомерную философию кому-нибудь другому, кто не видел, как твои братья сжигают целые миры, просто чтобы снюхать пепел. Савона сменила тему. Слышал новость? Они заключили под стражу Диомата. Установили постоянную охрану у его пристанища.
Мудро, сказал Мерикс. Буйствующий Диоматзрелище ужасающее.
Он выдержал паузу.
Никогда бы не подумал, что лейтенант-командующий выпустит его. Вот ондействительно спятивший.
Он не спятивший. Он мерзкий, распутный, больной ублюдок, но уж никак не сумасшедший. Он просто следует своим прихотям так же, как и мы. Гончая сделала вид, будто разглядывает его работу. Он ищет совершенствакак и ты.
Странное совершенство выходит, ответил Мерикс, чертя еще одну черную линию на растянутой коже мутанта. Хотя Фабий всегда был немного странным. Даже в более простые времена. На секунду рука замерла. Я знал его тогда, но, подозреваю, он этого не помнит. Именно он надзирал за обрядами моей генной имплантации. Равно как и за операциями многих других из здесь присутствующих, да, Беллеф?
Все так, признал десантник. Он вскрыл меня и вычленил нити моего будущего с бережной осторожностью. Еще тогда это было сродни прикосновению творца.
Мерикс кивнул.
В те дни у него сложилась репутация человека, противящегося неминуемому. Он мог изучать нас дни напролет, выискивая любые признаки несовершенства, заметные ему одному. Уже позже мы узнали о пагубе, и все в одночасье прояснилось. Но, думаю, он никогда не переставал видеть изъяны даже там, где их отродясь не было.
Савона закатила глаза.
Зато не нужно быть апотекарием, чтобы различить недостатки в тебе, Мерикс. Ты ведь одно большое скопление болячек, которому не дает распасться лишь твое необъятное эго.
А откуда у меня столько болячек, тебе напомнить, Савона?
Ну что ты, не благодари, игриво отмахнулась она и обернулась посмотреть на Двенадцатый и его утехи. Похоже, никто особо не тревожится.
А с чего бы нам беспокоиться?
Ищейка взглянула на него, обдумывая его слова. Она пришла узнать, на чьей стороне Мериксстаршего апотекария или легиона. Первый вариант означал, что он еще сохраняет какую-никакую ценность. Второйчто его полезность как номинального руководителя подошла к неизбежному концу. Мерикса почитали, даже любили некоторые члены роты. Если сравнивать с Фалопсидом, то последнего боялись, и мало кто горевал, когда его убили.
Наша судьба неразрывно связана с Живодером, наконец ответила она.
В данный момент.
Да, но этот момент затягивается, и, соответственно, мы по-прежнему прикованы к нему. Мы заключенные на этом корабле.
А раньше будто не были? Мерикс посмотрел ей в глаза. Мы его рабы, в точности как до этого у Каспероса Тельмара. Мне понадобились столетия, чтобы смириться с этим, впрочем, как и остальным. Лучше идти за сильным лидером, чем быть вообще без него.
Тогда почему так много братьев восстало, когда я когда Фалопсид начал свой переворот?
По той же причине, что и ты, полагаю, от скуки, от злости. Он игнорировал нас, а мы заставили его обратить на себя внимание, и в результате у всех выдался занятный вечер. Мерикс замялся. Правда, у Фалопсида вечер как-то не задался.
Он вздохнул:
Так из-за чего ты по-настоящему переживаешь?
Они говорят, что мы направляемся к Гармонии.
Это правда. Там находится кладбище Третьего, где средь пепла гордыни Фабия усохла последняя капля нашей истинной силы.
Миленько. Каково там? Что нас там ждет?
Быстрее нерожденных в Оке распространялись только сплетни. Поэтому, конечно, она слышала о том инцидентео Поющем мире и о том, как его вечный гимн был прерван умирающим кораблем, сбитым по воле чернокнижника. Слышала об отголосках предсмертного вопля планеты, который сместил меньшие миры с орбиты и расколол луны. А также о том, как легион отверг магистра войныи впоследствии умер.
Нас? Нас, подозреваю, ничего. Мы ведь всего-навсего инструменты, пригодные только выполнять свое предназначение. А вот Фабия Байла Мерикс провел золой линию на полотне и отступил на шаг. Что бы его там ни ждало, это, полагаю, поистине ужасно.
Глава 8: Суд Феникса
Фабий плюхнулся в противоперегрузочное кресло на борту личного космолета Алкеникса «Клинок Фениксийца» и принялся разглядывать гололитическую проекцию пункта назначения в режиме реального времени. В центре неторопливо вращалось мерцающее изображение демонического мира, в то время как по бокам прокручивались строки абсурдных данных. Прошло более десяти тысяч лет с тех пор, как он последний раз бывал здесь, и время нисколько не улучшило это место. Они вышли на орбиту Гармонии на двенадцать терранских часов раньше, препровожденные через грубую сеть орбитальных оборонительных комплексов флотилией собранных из утиля боевых кораблей и штурмовых истребителей.
«Везалий» дожидался на внутренней окружности сети, где его корпус периодически омывали сенсорные волны, когда безмозглые дроны, контролировавшие орбитальные батареи, сканировали корабль на предмет каких-либо признаков опасности. С собой Фабию не разрешили взять никого: ни телохранителей, ни даже ассистента. На данный момент его корабль все еще принадлежал Алкениксуили, точнее, Эйдолону. И казалось маловероятным, что ситуация изменится в обозримом будущем.
Он отвлекся от дурных мыслей, проведя диагностику жизненно важных органов. Как только информация поступила на дисплей его визора, хирургеон немного обиженно зашипел, не обнаружив никаких отклонений. Дегенерация еще не началась, но он уже ощущал еесродни фантомной боли в отсутствующей конечности. Гнилое зерно ожидало подходящего момента, чтобы прорасти и захватить нынешнее тело, как и все предыдущие.
В некотором смысле ожидание неминуемой боли было нестерпимее ее самой. Даже здоровый и невредимый, он предугадывал каждое движение, каждое трепетание сердца или незнакомые ощущения в организме. Из многолетнего опыта он знал, что если стремиться к пределу своих возможностей, то вырождение будет протекать гораздо быстрее. Потому-то умеренность была его единственным союзникомему следовало беречь, беречь и еще раз беречь себя. Копить силы, как скупой, дабы протянуть хоть несколько веков.
Соответственно, постепенно уменьшалась его самоотдача в работе. С каждым новым клоном вырождение начиналось все раньше. Вскоре его нынешнее тело начнет разрушаться, как и предыдущие. Ему понадобятся стимуляторы и смеси опиатов, чтобы поддерживать равновесие, пока не придет момент искать новую плоть. Но не сейчас. Может, через несколько десятилетий, а то и столетие. У него еще оставалось немного времени в запасе, чтобы завершить свой труд и, возможно, найти лекарство.
Он полагалвернее, надеялсячто оно отыщется у альдари. Хотя за века этот древний народ деградировал, когда-то они владели обширной базой знаний, намного превышающей его собственную. Он собирал кости их потухшей империи, но пока безрезультатно. До сих пор ничего не работало. Его эксперименты с культивированием психокости могли выявить что-то полезное, но он не питал особых надежд. Лучшее, что он мог сделать, это выиграть времяеще несколько столетий, чтобы усовершенствовать своих новых людей. Чтобы дать им лучший шанс на выживание.
А теперь, вдобавок ко всему, еще и это вмешательство. Так некстати. За свою жизнь он не боялся, но это было потерей времени.
Фабий отбросил дурные мысли в сторону и снова сосредоточился на гололитической проекции. Космолет слегка качнуло при прохождении стратосферы, и он лег на суборбитальный курс.
Гармонии больше не былоот нее осталась лишь тень адского рая, каким она когда-то была. Проекция показывала, что пласты земной коры отделились от ядра, из-за чего планета содрогалась от мощных прерывистых толчков, словно раненое животное, истекающее пламенем в пустоту. Борозды шрамов уродовали ее сферузараженные радиацией останки некогда могучих городов-государств Механикум. Однако внимание Фабия приковали к себе вовсе не они, а самая большая рана на поверхности мира.
Град Песнопений, пробормотал он.
Теперь он не столь красив, лениво бросил Алкеникс, развалившийся напротив Фабия с мечом на коленях. По обе стороны от него сидели его воины, не спускавшие глаз с апотекария. Фабий задавался вопросом, что, по их мнению, он мог сделать, будучи в ловушке на борту их судна, раз они так пристально следят за ним.
Он никогда и не был красивым. Даже в лучшие времена его внешний вид можно было назвать не более чем сносным. Фабий смотрел, как руины города увеличиваются на проекции по мере того, как корабль спускался все ниже в суровой атмосфере. Время от времени включалась сигнализация опасного сближения и раздавался слабый грохот автопушек. Также порой он слышал звук, похожий на скрежет когтей по фюзеляжу. В небесах Гармонии, очевидно, летала не только пыль.
Датчики мишеней загорались по всей проекции, предупреждая пассажиров боевого космолета о том, что их спуск не прошел незамеченным.
Контакт, произнес сервитор, встроенный в кабину пилота. Передаю проверочные коды.
Его безжизненный голос эхом пронесся по вокс-каналу, сопровождаемый короткой трелью бинарной тарабарщины.
Неужели мы проделали весь этот путь только для того, чтобы нас сбили в воздухе?
Фабий крепче стиснул жезл пыток. Сердцебиение участилось, вызвав некоторое напряжение. Он запустил считывание биоданных и принялся бесстрастно изучать показания жизненно важных органов, выводимые на ретинальный дисплей. Все было по-прежнему в норменикаких заметных отклонений. Но те появятся, и довольно скоро. Однако на данный момент он был достаточно силен, чтобы пережить аварийную посадку.
Тихо-мирно из жизни ты не уйдешь, Паук, в этом можешь быть уверен, сказал Алкеникс. Но не сейчас, Эйдолон просто соблюдает осторожность. В конце концов, у нас есть враги. Благодаря тебе.
Фабий фыркнул:
В этом мне кое-кто помог.
Алкеникс откинулся в кресле и ничего не ответил. Даже когда они приземлились, префект хранил молчаниелишь жестом приказал Фабию подняться. Сев на расчищенной площади, окруженной едва функционирующими часовыми орудиями, которые, щелкая, водили дулами по сторонам, отслеживая каждое движение, пассажиры выскочили из десантного отсека и погрузились в невесомый прах мертвого мира. Все вокруг было красным. Не цвета ржавчины или крови, а тускловатого, болезненного оттенка воспаленной кожи. Даже спустя несколько тысячелетий после нападения Абаддона в воздухе висела пыль и бушевала буря.
Кругом простирался Град Песнопенийбеспорядочная россыпь разрушенных сооружений, словно бы отшатнувшихся от громады военного корабля. Развалины, где гулял солнечный ветер, обесцветивший их и отнявший у них силы, накрывала колоссальная тень от остова «Тлалока»могучего звездолета, выкованного в пламени Великого крестового похода. Сейчас он высился над городом и, казалось, доставал до неба.
Вблизи он уже не был похож на прежний корабльвыглядел просто как широкий и высокий шпиль из искореженного металла и выгнутых пластин, возвышающийся над зданиями, которые повалил при появлении. Целые строения были выкорчеваны и отброшены во всех направлениях или же полностью уничтожены. Опрокинутые башни и смятые оборонительные точки напоминали лежачие надгробия. Возле корабля собирались облака пыли и водяного пара, скрывая целые его участки. С верхних ярусов струилась нестройная песня гнездившихся там стай существ, которые были не совсем птицами.
Из кратера, созданного ударом, расползался лачужный городок, перетекавший за его края. Несмотря на все усилия Абаддона, жизнь все же сохранялась в остатках некогда гордых полисов механикум. Техножрецы покинули Гармонию вскоре после Детей Императора, оставив ее заброшенной и мертвой.
Как и пронзившее его копье, город прежде походил на произведение искусства. Минареты из бронзы и золота, башни из черной яшмы и лазурита, увешанные позолоченными вокс-вещателями в форме поющих демонов, поднимались над крышами соборов. Он вспомнил гомон паломников, тысячами стекавшихся к громадным южным воротам; как их голоса сливались в гимнах, славящих злобных богов. Вспомнил вездесущий гул летательных аппаратов Механикум, совершающих рейсы по проторенным маршрутам между городами своих хозяев и их хозяев.
Сейчас здесь был слышен только треск статикирезкий шорох импульсно-скремблированных частот в вокс-сети. Копье Абаддона нанесло не просто материальный урононо прорвало сам эфир. Обрывки древних сигналов и панических сообщений, передававшихся в день атаки, вторгались в радиопространство, делая внутреннюю связь практически невозможной.
Несмотря на это, Алкеникс и его воины уверенно двигались в тишине, образовав вокруг Фабия фалангу и тем самым заперев его в керамитовую клетку. Они шли по прямой улице в самое сердце руин. Через определенные промежутки им встречались разлагающиеся боевые Сервиторы: покачиваясь, те выступали из разбитых дверных проемов, кое-как сканировали отряд с помощью издающих шипение датчиков, а затем снова скрывались во тьме. И это были не единственные охранникилишь самые заметные. Усовершенствованный ауспик, встроенный в броню Фабия, засек дюжину энергетических сигнатур силовых доспехов, перемещающихся поблизости вне поля зрения. Фабий решил ничего не говорить. Пусть думают, что он слепой и глухой, если хотят. Рано или поздно ему может понадобиться это преимущество.
Чем дальше они углублялись в развалины, тем более сюрреалистичным все становилось. Ползучие лианы из бледно-розовой плоти льнули к строениям, на стенах которых громоздились печальные кричащие лица со слепо вращающимися глазными яблоками в глубоких глазницах. Недосформированные нерожденные скреблись и царапались, пытаясь высвободиться, и их старания лишь удвоились, когда мимо проходили Фабий и его сопровождающие. Меж зданий стелился мускусный туман, в клубах которого танцевали неясные силуэты, умоляющие космических десантников присоединиться к ним.