Энтропия, как ругательство процедил Фабий.
Совершенство, парировал Алкеникс. Он протянул руку и отодрал от арки розовый стебель, из которого на землю тут же потекла субстанция, похожая на кровь. Ты посеял семена этого сада, плотерез. Казалось бы, ты должен оценить его как никто другой. Алкеникс бросил извивающийся стебель Фабию, и тот поймал его.
Краткое сканирование показало знакомую подпись на генетической структуре.
Оно из моих чанов с плотью, сказал он. Любопытно.
Твои создания легко не умирают, Паук. Великое множество их по-прежнему воет где-то там во тьме. Возможно, мы забросим тебя к ним еще до конца дня.
Фабий промолчал. Лиана цепко боролась за жизнь, извиваясь в его руке, словно змея. Крошечные круглые рты усеивали ее обратную поверхность, отвратительно открываясь и закрываясь. Как только хирургеон взял образец, на что его и запрограммировали, апотекарий отшвырнул корчащийся кусок мяса. Теперь, когда он узнал о своей причастности, он заметил больше свидетельств, рассеянных по руинам. Странные наросты волокнистого мяса, протискивающиеся сквозь трещины мостовой; уродливые и примитивные обезьяноподобные существа, выглядывающие сверху; биологические сенсорные узлы, наблюдающие и регистрирующие всех и вся, что проходило под ними, хотя хранилище для этих записей уже давно было уничтожено.
Комплекс его исследовательских станций на Гармонии был даже обширнее, чем на Уруме: под конец почти две трети городской инфраструктуры были переданы под его нужды. Более того, в его отсутствие некоторые из них, очевидно, работали так, как он задумал, упорно продолжали существовать. Фабий почувствовал необычную гордость: его наследие сохранилось вопреки усилиям врагов.
Там, показал Алкеникс, и Байл поднял глаза на строение (или, точнее, то, что от него осталось), которое выглядело знакомым даже спустя несколько столетий. Оно располагалось рядом с кратером и, по всей видимости, было практически разрушено прибытием «Тлалока». Тот факт, что оно до сих пор не рухнуло, говорил о прочности его конструкции.
Фабия вели через лабиринт рухнувших арок и частично сохранившихся стен, открытых красному небу. В тени ютились мутанты: грелись у костров, разожженных в нефтяных бочках, и поглядывали на пришельцев тусклыми глазами. Пленник мог расслышать гул множества аугментированных голосов, эхом отдающихся в руинах.
Мне казалось, я прибыл увидеться с Эйдолоном, произнес Фабий, пока они петляли в лабиринте.
Это Эйдолон хочет видеть тебя, поправил Флавий.
А есть разница?
Огромная. Алкеникс остановился и повернулся к нему. Держи язык за зубами, лейтенант-командующий. Не смей говорить, пока тебе не разрешат.
Фабий хотел ответить, но передумал и просто кивнул. Не столько из-за угрозы, сколько из любопытствавсе напоминало начало какого-то представления. Датчики его доспеха обнаружили несколько шифрованных пикт-передач, подаваемых с оптических сканеров сервиторов. Кто-то наблюдал за каждым их шагом, притом с тех пор, как они прибыли. Фабий практически ощущал повисшее в воздухе ожидание.
Звуки, доносящиеся из центра лабиринта, стали громче. Рев голосов: будто гончие, почуявшие кровь. Алкеникс увеличил темп, и Фабий был вынужден спешить, чтобы поспевать за ним. Солдаты префекта также прибавили шаг: они двигались стремительно, смеялись, напевали, а один даже пыхтел, как собака.
Наконец они добрались до сводчатого прохода обширнее прочих. Большие стальные двери украшала непристойная резьба, выполненная руками ремесленников, одержимых демонами, и когда двое рабов-зверолюдей, сидевших у входа, бросились открывать створы, орнамент на них стал как будто корчиться и переплетаться.
Старые петли протестующе завизжали, и двери распахнулись внутрь. За ними снова простирались развалины и красное небоцентр лабиринта оказался таким же пустым, как выпотрошенный труп. Флавий вошел первым; по обе стороны от дверного проема раздался гул голосов, напоминавший приветствие. Следом зашагали воины Алкеникса, подталкивая Фабия, словно вели его на эшафот.
Смотри! Я привел тебе царя с золотой головой, проревел Алкеникс. Вот блудный брат, вернувшийся в объятия родных и добрых.
Он слегка развернулся и распростер руки. Фабий между тем щурился от резкого сияния шипящих люменов, свисающих с потрескавшегося потолка импровизированного амфитеатра.
Внезапно почти осязаемый в своей силе вой обрушился на него, угрожая свалить с ног. Какофоны и, что страшнее, массивные скрученные создания, которые могли существовать только там, где варп вытекал в жесткие коридоры реальности, располагались над ним: сидели на обломках стен, стояли на разрушенных колоннах. Все носили белоснежные одежды, расшитые золотой тесьмой, поверх лат. Лица скрывали капюшоны, а в некоторых случаяхзолотые маски плотоядно оскалившихся андрогинных демонов. Другие глядели на него открыто, не прячась, однако среди них он никого не узнал.
Только одного. На разрушенном меньше остальных участке развалин стоял грубо сработанный тронпостамент из куска фундамента и оплавленной арматуры. На нем восседал первый лорд-командующий Детей ИмператораЭйдолон, мастер вечной песни, Златый Молот. Эйдолон, первородный какофон, первый визирь Фениксийца. Эйдолон Безглавый, Эйдолон Перерожденный. Он купался в титулах, как заядлый игрокв долгах.
Он не сильно изменился за столетия, минувшие с тех пор, как Фабий видел его в последний раз. Его химически обожженные латы демонстрировали буйство красок, и их грани образовывали неприличные фигуры. Изуродованная голова была совершенно лысой, если не считать клочка бесцветных ломких волос, ниспадавших на богато украшенные вентиляционные отверстия и электронные усилители, встроенные в броню.
Глаза его напоминали два тусклых шара, а лицо выглядело так, будто кожа свободно болталась на черепе, который к тому же утратил былую прочность. От головы и шеи тянулись силовые кабели, уходящие в доспехи, они искрились и дергались, словно змеи. Эйдолон развалился на троне, а на коленях у него покоился излюбленный громовой молот.
Приветствую, брат, его резкий голос походил на раскатистый гул. Добро пожаловать домой.
Я бы сказал, что рад вернуться, но мы оба знаем, что это не так, отозвался Фабий. Когда он заговорил, публика замолчала. Он оттолкнул Алкеникса и полностью вышел под свет софитов. Что здесь такое? Зачем я тут?
Эйдолон поднялся на ноги. Движение, которое должно было получиться неуклюжим, учитывая его габариты и вес, таковым в действительности не было. В нем сквозила неестественная грация, свидетельствовавшая о больших переменах в его анатомии. Фабий оглядел первого лорда-командующего и задался вопросом, сколько же в его оболочке сохранилось от воина, с которым он когда-то вступил в сговор.
Ты здесь потому, что я этого хотел. Потому что мы хотели.
Кто это «мы»? Старший апотекарий театрально принялся озираться на фигуры в масках и балахонах. Большинство носило силовые латы; некоторые были похожи на людей одновременно и больше, и меньше, чем стоявшие рядом космодесантники Хаоса. Среди руин были установлены глушители датчиков, не позволяющие ему идентифицировать кого-либо по сигналам, идущим от доспехов.
Бедный Касперос, конечно, говорил тебе о нас до того, как ты столь жестоко предал его, отдав на растерзание эльдарам, произнес Эйдолон. Учитывая состояние его лица, было трудно сказать, улыбается он или нет, но Фабий подозревал, что, скорее всего, улыбается. Касперос Тельмар был настоящим верным братом, в отличие от тебя, Фабий. И он заплатил непомерную цену за доверие к тебецену, которую большинство из нас заплатило в тот или иной момент.
Так вот оно что. Это сборище обиженных и оскорбленных? Если так, то я крайне удивлен, что вас так мало, ведь наши братья всегда спешили обидеться на малейшее пренебрежение.
По рядам прокатилось бормотание, и Фабий задумался, скольким из присутствующих было известно, что он прибудет сюда. Многие не убирали рук с оружия, и он знал, что только авторитет Эйдолона мешает некоторым из них напасть на него.
Первый лорд-командующий усмехнулся, и воздух загудел от статики.
Нет, членство в нашем обществе эксклюзивнее. Мыостатки некогда гордого легиона. Магистры и командующие уникальной армии, разбившейся о рифы твоей спеси. Мыконклав Феникса, и мы восстали из пепла после пожара, который ты разжег, лейтенант-командующий Фабий.
Снова послышался недовольный гомон толпы, низкий и равномерный гул. Байл нахмурился. Все взгляды были прикованы к нему одному, и он чувствовал, как они буквально пышут жаром презрения.
Это всего-навсего очередное звание в шаткой пирамиде титулов и прозвищ. Оно ничего не значит для меня.
А должно бы, ответил Эйдолон. И скоро так оно и будет. Мы поднимаемся, как Феникс, и расправляем крылья над Оком и всем, что в нем есть. Мы видим и понимаем наше место в этой Галактике с полной ясностью.
Да неужели? Я вот не наблюдаю тут никакой ясности. Только спутанность сознания, как у детей малых, и ритуальность. Фабий взмахнул Пыткой, обводя таинственные фигуры вокруг себя. Просвети меня, Эйдолон. Скажи мне, зачем я здесь. Не присоединиться же вы меня позвали, в самом деле.
Лорд-командующий положил свой молот на землю.
Истинно так. Наш отец Фулгрим спит, и во сне он отправил ко мне посланницу. Милое создание, в прелестном танце передавшее мне письмо от нашего примарха.
Фабий напрягся.
Как ее звали? спросил он, думая о том, что Игори рассказала ему ранее о своих снах. Неужто это была еще одна игра Мелюзины? Или нечто куда более зловещее?
Эйдолон улыбнулся и опустился на корточки на краю постамента, опираясь на рукоятку молота.
Не знаю. Но она сказала мне собрать тех, кто по-прежнему тверд в своих убеждениях. Тех, в ком до сих пор горит огонь, в ком кипит страсть. Тех, кто продолжает поиски совершенства.
И это все, кого ты смог найти? Несколько десятков старых друзей? Старший апотекарий делано рассмеялся. Эйдолон врал. Но зачем и о чем? На время Фабий заставил себя забыть об этих вопросах. Неудивительно, что притащить меня ты послал Флавия, раз уж у тебя так негусто.
Однажды Фулгрим покорил мир всего с шестерыми из нас, вмешался Алкеникс. Представь, на что способна целая сотня. Даже если сотый в нейты.
С семерыми. Фабий метнул на него взгляд. И тут я готов поспорить. Эйдолон не Фулгрим, да и я не горю желанием быть солдатом.
Он огляделся вокруг.
Совершенство. Ты говоришь это слово так, слово оно значит для тебя что-то кроме ублажения пороков. Фабий посмотрел на Эйдолона. Какого рода совершенства ты ищешь?
Единственно важного. Энтропияестественное состояние Вселенной, и мы едины с ней, мы следуем за ней к ее высочайшему выражению. Каждым излишеством мы ломаем оковы, не дающие тому, что есть, стать тем, что может быть, преграды между несовершенным и совершенным. Каждым восхитительным ощущением мы бросаем дрова в костер воскрешения феникса. Рождение, смерть и перерождениетакова природа Вселенной. Эйдолон окинул взглядом собравшихся, и его вульгарное лицо скривилось в кривой усмешке. Мыискры очищающего огня времени, братья, мывсепоглощающее пламя. И лишь в этом огне можно найти совершенство.
Из толпы декадентов раздались хриплые одобрительные крики, ведь даже среди них вера считалась злейшим пороком. Потребность быть частью чего-то большего была вредной привычкой, столь же коварной, как и любая другая, но избавиться от нее куда труднее, чем от большинства прочих. При виде того, как братья восхваляют самоуничтожение, Фабий сплюнул на землю. Воцарилась тишина. Казалось, что это развеселило одного Эйдолона: он внимательно осмотрел апотекария, словно желая запечатлеть его для будущих поколений. А затем лорд-командующий расхохотался.
Ах, Фабий, как же ты любишь гасить пламя воодушевления, а?
То, что ты зовешь воодушевлением, для менялишь глупость! Байл вызывающе встретил пронзающие его полные ненависти взоры. Никогда прежде я не видел овец, так очарованных бойней. Любовью к бессмысленным проповедям вы посрамили пыл фанатиков Лоргара!
Пыл предпочтительнее слепого смирения. Уж лучше наслаждаться последними мгновениями, нежели вечно предаваться скорби! раздалось в ответ.
Забавно слышать это от тебя, мечник да, Вечный, я даже отсюда узнал твой голос. И нет-нет, не снимай маску. Я не желаю видеть твою словно сшитую из лоскутов рожу. Фабий мрачно покачал головой. Ах, вечность. Как будто я не единственный здесь, для кого смертьпостоянная забота. Братья, ваши последние мгновения растянулись на невероятно долгое время. Не сомневаюсь, что я умру задолго до самых жалких из вас, и буду этому рад.
Лишь ты стал бы гордиться несовершенством, Повелитель Клонов, донеслось эхо другого голоса. Хриплого и неестественного, звучащего так, словно существо с чуждыми голосовыми связками пыталось подражать человеческой речи. Еще один знакомый голос, еще один друг, ставший врагом. Хотя в каком-то роде такая метаморфоза случилась со всеми ними. Кроме тебя, никто не додумается выставлять перед нами свою слабость, как будто это сила.
А разве нет? Моя слабостьдействительно моя сила! В отличие от вас, глупцов, у меня есть истинное предназначение. Да взгляните же на себя! Неужели вы так ослеплены блеском Фулгрима? Разве мыбешеные псы Ангрона, готовые без промедления броситься на его погребальный костер? Или мы щенки Хоруса, страдающие от того, что он больше не может держать нас за руки?
ФулгримФениксиец, и мыего сыны, с ленивой усмешкой ответил Эйдолон.
И мы уже довольно долго хорошо справлялись без него. Фабий посмотрел на первого среди лордов-командующих. Эйдолон, тебе так не терпится вновь быть обезглавленным во время его детской истерики, а?
Лорд-командующий прикоснулся к шее, и ехидство исчезло из его взгляда. Даже сейчас мысль о смерти заставляла его помедлить. Фабий улыбнулся.
Да, как думаешь, надолго ли в этот раз ты сохранишь свою голову? А без меня ее пришить будет некому
Я сдерживал его достаточно долго. Фулгрим спит, но скоро пробудится. И когда он расправит крылья, Галактика сгорит. Все, что не безупречно, обратится в пепел и будет забыто в пылающем мире будущего. В том числе, вероятно, и ярмарка уродов, с которой ты колесишь среди миров, Фабий. Если только твой здравый смысл не подтвердится в ближайшее время.
И это все? Меня притащили сюда, чтобы донести какое-то неопределенное предупреждение и намекнуть на еще более неопределенную угрозу? С тем же успехом я мог бы остаться с арлекинами и выслушивать подобное от них.
Предупреждения и угрозы? Нет. Слишком поздно для этого, я думаю. Эйдолон поднялся и взмахнул молотом, указывая на Байла. Нет, Фабий, это трибунал.
Старший апотекарий с удивлением уставился на него.
Ты ведь не серьезно, презрительно бросил он.
Эйдолон улыбнулся.
Так нужно, прежде чем ты снова сможешь присоединиться к нам. Ты обязан доказать, что достоин этого, и понести наказание за неисполнение долга. Таков наш путь, Фабий. Тебе все простят если выживешь.
Простят? Мне не нужно прощение, Фабий заметил, что кричит. И уж точно не от таких дураков, как ты.
Он развернулся на месте, опустив руку на «Ксиклос»-игольник, но вдруг замер, когда Алкеникс подал жест, и его воины навели оружие на апотекария. Амфитеатр разразился криками и руганью. Фабий напрягся и приготовился впрыснуть себе дозу стимуляторов. Если ему удастся проскочить мимо стражников и выбраться в город, он мог бы спастись и отправить сообщение «Везалию».
Давай же, Паук, дай мне повод, выпалил Алкеникс, положив руку на эфес своего меча.
Спокойнее, префект Флавий, остудил его пыл Эйдолон, поднимая громовой молот. Замолчите все. Дьявол появляется на людях, и именно на него ложится этот обременительный долг. Эйдолон протянул руку. Так поприветствуем же его со всей торжественностью и радостью.
Фабий обернулся, когда кого-то, а точнее что-то, выкатили на арену. Отряд мутантов с зашитыми ртами и веками, с телами, спрятанными под бесформенной одеждой, показался в поле зрения, волоча за собой нечто странное, парящее на свету среди паутины цепей. Одну за другой мутанты сняли их и отступили обратно в темноту, тогда как их пленник продолжил плыть вперед.