Савона вздохнула и потянула себя за косичку.
Ты ослеплен ностальгией, Мерикс. Ты видишь не будущее, а только прошлое.
А ты, надо думать, видишь будущее?
Многие варианты его. Большинство из них с тобой не связаны. Она ткнула его в грудь булавой. Жест получился почти игривым. Тебя не было с Живодером, когда он пронзил рощу хрустальных провидцев на Лугганате. А я была и все видела Она пожала плечами. В нем еще есть сила. Не та, что двигала Блистательным Королем в Радостном Отдохновении. Но все равно сила. И я узнаю, откуда она проистекает.
Судьба. Из уст Мерикса это слово звучало как ругательство.
Может быть.
Олеандр считал так же. И посмотри, куда это его завело.
Олеандр был болваном. Он тоже грезил о минувшем. Все вы одинаковые. Застряли в прошлом, хотя и пытаетесь сбежать. Савона сплюнула на палубу кислотной слюной. Вы мыслите старыми категориями, вы отягощены былыми страхами. Мечтаете предать мир огню, но не задумываетесь, а что же будет дальше?
Ничего, сухо ответил Мерикс и согнул руку-протез. Дальше не будет ничего.
Савона угрюмо покачала головой и закинула булаву на плечо.
Вот почему в конечном счете огонь поглотит вас. Из-за таких вот мыслей. Она отвернулась. Дай мне знать, когда выберешь тех, кто будет сопровождать меня в опасности и смерти. Я бы поговорила с ними заранее.
Мерикс молча смотрел, как Савона изящно пробирается через поле трупов. В чем-то она была праваи неправа одновременно. Для легионов ничего не осталось. Они обрекли себя на прозябание в аду и сделали себя королями его сернистых просторов ценой своего будущего. То, кем они были, навсегда определило, кем они станутозлобленными остатками великих воинств, все более неуместными в Галактике и все более испорченными.
Он крепко сжал искусственную руку, чувствуя, как она рвет его изувеченную плоть. Когда изношенные шестерни зажевали тонкие пряди чужеродной ткани, растущие меж кабелей и поршней, рука начала искрить. Она все время ныла, и боль распространялась по организму, словно вторгшаяся армия. Старший апотекарий сделал все, что мог, но гниль проникла слишком глубоко. Она приносила боль, но мука шла на пользу. Помогала сосредоточиться. Сохранять бдительность, не поддаваться приходящим к нему несбыточным мечтам. Сопротивляться шепоту полу-незримых силуэтов, которые соблазном хотели увлечь его на кривые дорожки.
На мгновение на грани его восприятия проступили лицаандрогинные, бормочущие, хихикающие, рыдающие и скалящиеся, пробующие его на прочность. Разозленный, он сморгнул, и образы пропали. Боги были нетерпеливы. Они хотели, чтобы человек бежал, когда сам он предпочел бы идти.
Вам придется еще подождать мою душу. Пока я сам не буду готов.
В следующий миг к нему подошел космодесантник в доспехах, исчерченных непристойными стишками на кемосианском наречии. Его звали Беллеф, и прежде он состоял в CCXIV миллениале. Единомышленник Савоны. Или раньше был таковым. Трудно сказать. В нынешнее время стороны меняли как перчатки.
Значит, нас пощадили? спросил воин, беззвучно стуча пальцами по рукояти меча.
Мерикс горько рассмеялся.
Тебе бы следовало уже усвоить, брат. Он покачал головой и направился к рассыпающемуся валу. Именно там предстояло провести децимацию. Среди этих жестоких звезд нет такого понятия, как милосердие.
Глава 4: Замок и ключ
Фабий шагнул в тускло освещенный коридор, сопровождаемый стаей пробирочников. Сбившиеся в толпу существа сопели и тихо роптали на собственном языке, наличие которого вызывало у Фабия некоторую озабоченность. Он не рассчитывал, что они когда-нибудь заговорят. Он вообще не закладывал в них способность к биокоммуникации. Тем не менее они взаимодействовали. И так продолжалось веками.
Жизнь находит путь, пробормотал апотекарий себе под нос, вспомнив давнее правило: жизнь сохранится, какие бы враждебные условия для нее ни создала Вселенная. Пробиркорожденные превосходили его ожидания, стали чем-то большим, нежели он хотел. Чем-то великим. Одного этого уже было достаточно, чтобы убедить его в правильности избранного пути. Что бы ни случилось, его творения выживут. Эта мысль принесла ему некоторое успокоение.
Один из пробирочников булькнул предупреждение, на что Фабий кивнул с улыбкой:
Да, я знаю. Они следили за нами от последней переборки. Твои сородичи весьма осторожны и наблюдательны. Мы все должны быть такими, чтобы выживать в Галактике.
Фабий чувствовал на себе взгляды своих детей. Этот коридор когда-то использовался для перевозки тяжелых грузов в верхние трюмы и потому был просторнее большинства прочих; поверху шел густой полог из трубопроводов, кабелей и вентиляционных шахт. Пластины корпуса здесь выгибались, как неровные стены каньона, разливая по палубе глубокие лужи теней. Он подметил ряд светильников, которые выглядели самодельными.
Трубы над ним скрипели и шуршали, из их переплетения доносился кроткий смех, похожий на детский. Фабий остановился и посмотрел вверхпо навесу сновали маленькие существа, наблюдая за ним глазами, которые ловили свет и отражали его.
Сообщите ей, что я здесь, дети, мягко сказал он, и неясные силуэты исчезли, словно испугавшись.
Он усмехнулся. Как и пробирочники, первые поколения его неолюдей не могли размножаться без его вмешательства. Но все изменилось. Более того, продолжало меняться. Эволюция в действии. Жизнь искала свой путь. В трюмах и отсеках, пустовавших в течение многих столетий, теперь звучали шорох голосов и крики младенцев.
На протяжении веков Фабий заселял своими новыми людьми пограничные миры по ходу вращения Галактики, подальше от центра Империума, чтобы никто не смог причинить им вред. После Парамара он стал осторожнее. Отныне его творения не могли править открыто, как там, не рискуя всем, что он пытался построить.
Во всяком случае, пока не могли.
Как только он подошел к тяжелой переборке, укрепленной совсем недавновероятно, во время переворота, оптические датчики установленного над ней черепа-сервитора щелкнули и зажужжали, а из высохшего рта вырвался луч болезненно-зеленого света. Просканировав идентификационные знаки на боевом облачении старшего апотекария, сервитор установил его личность, и спустя несколько мгновений дверь со стоном открылась.
Волна шума окатила Фабия, едва он ступил в переделанный ангар, где раньше базировалась транспортнобоевая и истребительная авиация. Вся техника пропала, и теперь это было место общего сбора разрозненных стай его неолюдей. Сюда они могли прийти, не опасаясь соперничества и вражды, царивших в их повседневной жизни. За порядком тут присматривали старейшие из предводителей свор.
Игори, позвал Фабий, когда за ним закрылся люк.
Вы живы, Благодетель. Это хорошо, ведь когда вы мертвы, нам хлопотно. Игори присела на перила смотровой площадки. Нахмурившись, она глядела на него прямо, одной рукой лениво играя ожерельем из зубов. Все в порядке?
Как никогда, ответил Фабий. Мне дали понять, что ты и твои стаи собрали неплохой урожай желез. Превосходно, моя дорогая.
Он присоединился к ней у перил и посмотрел вниз. Расположенная ниже палуба превратилась в логово для его новых людейили, по крайней мере, одного их племени. Некоторые дрались друг с другом, другие сидели за тихим разговором. Кто-то занимался своим снаряжением, разбирая оружие или точа лезвия. Парочка тренировались против специально модифицированных боевых сервиторов, а иные свежевали и разделывали нечто, пойманное на нижних ярусах. Вполне вероятно, это нечто раньше было человеком, но теперь оно превратилось просто в мясную тушу.
С каждой охотой они приобретают все больше опыта, произнесла Игори. Скоро я им не понадоблюсь. Голос ее казался печальным. Не напуганным, а просто грустным. Кто-то из них в ближайшее время бросит мне вызов. И они победят. Старуха посмотрела на Фабия. Будете ли вы оплакивать меня, когда меня не станет, Благодетель?
Байл не ожидал такого вопроса, но сам не заметил, как начал кивать.
Разумеется. Но не волнуйся, ты продолжишь существование в своих детях и детях их детей. Они наделены твоим свирепым нравом, твоей силой. Равно как ты наделена силой, которую я даровал тебе в прошлом.
Игори кивнула.
Она предупредила, что вы так скажете.
Кто?
Имени не знаю. Лишь ее голос и лицо. Она переменчивая и неизменная одновременно, рогатая и с копытами, как у нерожденных, но она не из них.
Фабия проняла дрожь.
Ты ты встречалась с этим существом?
Иногда она снится мне. Она зовет вас отцом.
Фабий наморщил лоб.
А что еще она говорит?
Игори наклонила голову, и жест этот показался ему нечеловеческим. Чуждым.
Ничего особенного. Мы просто гуляем вместе. Она показывает мне разные вещи. Саму себя в детстве, полагаю. И вы там присутствуете. Вы учите ее, Благодетель. Как учили меня.
Да, кивнул старший апотекарий и затем продолжил, но уже не так громко:Да, я учил ее. Но я не видел ее много столетий, кроме как краем глаза или во сне.
Мелюзина
. Его первое истинное творение. Существо, рожденное из его плоти и выращенное в придуманной им биоутробе. Она появилась на свет еще до его неудачных попыток клонировать примархов, до появления Лжехоруса. Мелюзина привела Фулгрима в такой ужас, что он утащил ее в изнанку Вселенной. Еще одно преступление среди многих, что его геноотец совершил против него с тех пор, как они ушли из-под знамени лоялистов на Истваане.
Какой бы Мелюзина ни стала, теперь она была совершенно другой, не такой, как помнил ее Фабий. Она провела слишком много времени в ночном лесу и превратилась в нечто, что он и сам едва узнал. В последний раз, когда он ее видел, она пришла с предупреждением, но слишком поздно, а может, слишком рано. Однако апотекарий не держал на нее зла. В случае с Мелюзиной он испытывал лишь горькое сожаление.
Игори повернулась к нему.
Возможно, мы мечтаем об одном и том же, Благодетель.
Мгновение Фабий пристально изучал ее.
Да. Возможно. Он заставил себя не вспоминать о своем прежнем творении и посмотрел вниз, на Гончих. Мне понадобятся близнецы. После тебя у них больше всего опыта в деле, которое я задумал.
Тогда пойду я.
Нет, Фабий покачал головой.
Игори нахмурилась.
Причина?
Так повелел я. Какая еще тебе нужна причина? От Фабия не ускользнуло, что Игори сжала челюсти, а в ее глазах вспыхнуло пламя. Настоящая львица.
Близнецы, повторил он, выдерживая ее взгляд. В конце концов она отвернулась, слегка кивнув. Еще мгновение Фабий наблюдал за ней, а потом отвернулся тоже. Смутное чувство беспокойства охватило его, смыв последние следы прежней удовлетворенности. Покинув смотровую площадку, Байл обнаружил, что Скалагрим ждет его.
Арриан послал меня найти тебя. Мы приближаемся к воротам. Отмеченный шрамами отступник хмуро взирал на Фабия. Навещаешь своих питомцев? Как старушка?
Апотекарий искоса посмотрел на него.
Почему бы тебе не спросить у нее самой?
Скалагрим поморщился.
Пожалуй, воздержусь. Эти животные меня недолюбливают.
А с чего бы им тебя любить?
Они передразнивают старших. Тебе бы не мешало научить их манерам.
Фабий рассмеялся.
А я думал, что уже научил.
Ты понял, что я имею в виду. Скалагрим тряхнул головой. Абаддон приказал убивать их на месте. А это вызвало некоторое беспокойство среди тех, кто ценит их таланты.
Что там приказывает Эзекиль Абаддон, меня мало волнует.
А должно, возразил Скалагрим. Что бы ему ни нашептывали на ухо, его настраивают против тебя и, соответственно, против всех нас. И вскоре ему в голову может взбрести, что он должен отыскать нас и уничтожить раз и навсегда.
Откуда тебе это известно, Скалагрим? Мне казалось, ты больше не общаешься с бывшими братьями.
Я привык держать ухо востро, да и ты здесь не единственный, кому покровительствуют великие и могущественные. В Оке есть и другие скульпторы плоти, учти это, Фабий
Фабий резко развернулся и приставил навершие Пытки к подбородку Скалагрима. Скипетр запульсировал в его руках, стремясь высвободить заключенную внутри энергию. Бывший апотекарий Сынов Хоруса замер, и Фабий наклонился к нему.
Ты хотел сказать «старший апотекарий», процедил он.
Старший апотекарий, поправился Скалагрим.
Фабий опустил жезл пыток и опять отвернулся.
Мы в походе, Скалагрим. Субординацию никто не отменял. Итак, продолжай, о чем ты там говорил?
Сотворив этих существ, вы всех поставили под удар.
Пора бы уже привыкнуть. Пойдем. Раз мы приближаемся к воротам, надо достать ключ.
Еще одно чудовище, что ли, буркнул хтониец.
Еще один инструмент. Который, кстати, гораздо полезнее тебя.
Внешний наблюдательный отсек был одним из ста подобных ему выступов на корпусе «Везалия» и представлял собой круглый купол с рядом огромных смотровых окон, напоминающих соборные витражи. В отличие от тюрьмы Диомата, данным отсеком не пренебрегали, и, как следствие, он по-прежнему напоминал кают-компанию, где когда-то проводились офицерские собрания.
Впрочем, нельзя было сказать, что прошедшие столетия не оставили на нем свой след. Когда Фабий и Скалагрим ступили внутрь, зарождающаяся призрачная кость, устилавшая стены и пол, задрожала, как будто в страхе. Жемчужно-желтая субстанция покрывала каждую доступную поверхность и тянулась из одного конца помещения в другой тонкой сеткой из обманчиво хрупких прядей. Ее необычные волнистые и изогнутые формы беспорядочно выпирали из стен, вырастали из пола, извиваясь, как лезущие из-под земли корни.
Фабий веками уговаривал расцвести чужеродную материю, выращенную из образцов, взятых в Лугганате, пусть и только в этом ограниченном пространстве. Более того, роста удалось добиться лишь при содействии специальной бригады садовников. И некоторые из них сейчас направлялись поприветствовать гостей, так как новость о прибытии Байла курсировала по психопластиковым джунглям. Как и всегда, садовников сопровождал знакомый шумотзвуки, которые скреблись и шуршали в канале вокс-связи, как крысы в полых стенах. Призрачная кость приобрела новые, менее гармоничные изгибы, когда они появились в поле зренияее полутвердое вещество растекалось вокруг них, будто расплавленный воск. Их латы, в равной мере деформированные и неестественные, теперь больше напоминали жучиные панцири, чем броню.
Каждая грань их доспехов сверкала кричащими краскамина некоторые даже Фабию с его улучшенным зрением было больно смотреть. Искаженные чувства какофонов воспринимали только самые причудливые узоры и оттенки, и потому их доспехи были модифицированы соответствующим образом. Наплечники украшал выпуклый орнамент, а из горжетов и нагрудников торчали странные цветущие наросты. Силовые кабели, пневматические насосы и змеевидные шланги свисали на манер табардов. Вокс-передатчики на уродливых шлемах выглядели как техноорганические короны.
Один из какофонов зашагал навстречу: в броне, собранной из частей разных доспехов, увешанной тяжелыми трубками и акустическими излучателями. Его боевое облачение было кое-как укреплено дополнительными пластинами, которые держались за счет сверкающих наростов, пульсировавших при малейшем звуке. На шлеме его громоздилось скопление радиоусилителей, а решетка вокса напоминала челюсти дикого зверя. Налитые кровью глаза, глядевшие сквозь расколотые линзы визора, встретили взгляд Фабия.
Лейтенант-командующий, вы живы опять, ритмично произнес какофон.
Приветствую, Рамос. Ты и твои братья не присоединились к перевороту.
Зачем нам это нужно? Какая нам разница, кто управляет кораблем? Рамос, Бык VIII миллениала, повел могучими руками, и воздух зарябил от прокатившегося по отсеку громового раската. Хотя, надо сказать, в общем и целом мы предпочитаем вас Фалопсиду. Он начисто лишен музыкального слуха.
Фабия поразила осведомленность Рамоса. Когда они впервые увиделись на борту флагмана Каспероса Тельмара, Бык едва мог общаться. Похоже, он заново овладел искусством разговора. Шумовой десантник погладил плоский череп одного из обезьяноподобных слуг, которых он и его товарищи притащили на борт. Адаптировавшиеся к пустоте потомки рабов, захваченных во время легионных войн, эти существа поколения спустя приобрели исключительную устойчивость к шумовыделению своих хозяев.