Ну так почини ее, сказал Виктор.
Выражение лица Коннелли изменилось.
Чего? Что ты за
Виктор щелкнул пальцами, и бармен пошатнулся, сдерживая крик.
Мог бы не напрягаться. Музыка так грохотала, что хоть резню устраивай, никто не заметит.
Ладно! простонал Коннелли. Ладно.
Виктор отпустил его, и бармен выпрямился. Сделал несколько вдохов, а затем все его тело содрогнулось. Движение было таким быстрым, что походило на вибрацию. На перемотку. Еще секунда, и его рука легко повисла на боку, боль исчезла с лица.
Хорошо, сказал Виктор. Теперь исправь меня.
Коннелли замешкался:
Я не могу.
Виктор размял руки, и Коннелли отшатнулся обратно к стене ящиков.
Я не могу, выдохнул он. Ты что, считаешь, если бы я мог помочь другим людямя бы этого не сделал? Да я бы гребаным мессией стал. А не пахал бы в этом дерьмовом баре.
Это верно.
Оно работает только на мне самом.
Гадство, подумал Виктор прямо перед тем, как зазвонил его телефон. Он вытащил сотовый из кармана и увидел на экране имя Доминика.
Дом звонил Виктору только тогда, когда возникали проблемы.
Что случилось?
Плохие новости, ответил бывший солдат.
В кладовой Коннелли схватил бутылку с полки и бросился к Виктору. Вернее, попытался. Но Виктор поднял руку, и все тело Коннелли резко замерло. Виктор поймал его нервы, зажал их на месте. Он тренировался с той ночи, как сдвинул Сидни. Узнал, что боль и движениедве грани контроля. Покалечить тело просто; остановить его труднее, но Виктор и этому научился.
Продолжай, сказал он Дому.
Ладно, ты ж знаешь, что многие ребята, отслужив, идут по частным лавочкам? Безопасность. Целевики. Наемники. Кому-то везет, кому-то нет. Но всегда есть работа для людей в определенной области, было бы желание.
Коннелли все еще боролся с Виктором, напирал всем весом, будто они занимались армрестлингом. Как будто это битва мускулов, а не воля.
Так вот, пью я со старым армейским приятелем, продолжал Дом, вернее, он пил бурбон, а я коктейль
Короче, поторопил Виктор, ставя бармена на колени.
Да, извини. Вот, и тут он мне говорит, что нашел новую работу. Она вне радаровни публичных сведений, ни документов или онлайн-публикаций, просто из уст в уста. Никаких подробностей. Только название. ЭОН.
Виктор нахмурился.
ЭОН?
Коннелли попытался закричать, но Виктор сжал ему челюсти.
Ага. ЭОН, подтвердил Дом. «ЭО: наблюдение и нейтрализация».
Виктор замер.
Это тюрьма.
Или что-то наподобие. Они ищут охранников, но также обучают офицеров охотиться на таких, как мы.
Виктор переварил информацию.
Что еще сказал твой друг?
Немного. Но он дал мне визитку. Настоящее шпионское дерьмо. Только эти три буквы на одной стороне, и имя и номер на обороте. Ничего больше.
Чье имя? спросил Виктор, хотя у него было чувство, что он уже знает ответ.
Директор Джозеф Стелл.
Стелл. Имя царапнуло по коже Виктора. Полицейский, который первым пришел за ним в Локленд сразу после смерти Анджи; причина, по которой Виктор провел четыре года в одиночной камере и еще шесть лет в обычной; тот самый человек, который десять лет спустя выследил Эли, но попал под чары Серены Кларк. Стелл вел себя как собака с костьюраз вцепится и уже не отпустит. А теперь это. Организация, предназначенная для охоты на ЭО.
Я думал, ты захочешь узнать, сказал Доминик.
Правильно подумал. Виктор повесил трубку.
Какая ж хрень, подумал он, качая головой. Официально Виктор Вейл был мертв и похоронен на кладбище Мерита, но достаточно намекачерт, да есть куча причин снова откопать тело. И он оставил позади пустой гроб. След. Не очевидный, но хватит, чтобы вызвать проблемы. И сколько времени понадобится ЭОН, чтобы его выследить? Поймать?
Отпусти меня, прорычал Коннелли сквозь стиснутые зубы.
Хорошо, сказал Виктор.
Бармен пошатнулся, ошеломленный внезапной свободой, но не успел встать, как Виктор выхватил пистолет и выстрелил ему в голову.
А музыка продолжала бушевать над головой, несломленная, не потревоженная.
* * *
Пять зефирок, заявила Сидни на кухонной стойке. Сегодня вечером ее волосы были вырвиглазно-пурпурными.
Слишком много, отозвался Митч от плиты.
Хорошо, три.
А как насчет четырех?
Не люблю четные числа. Привет, Виктор. Сид рассеянно махнула ногами. Митч делает горячий шоколад.
Как по-домашнему, сказал тот, стаскивая пальто.
Они не спрашивали о его вечере или Коннолли, но Виктор чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Его молчание было красноречивее любого ответа.
Он поймал взгляд Митча.
Разузнай все, что можешь, об ЭОН.
Что это? спросил Митч.
Проблема. Виктор пересказал им разговор с Домиником, наблюдая, как Сидни бледнеет, а выражение Митча меняется от удивления к беспокойству. Договорив, он повернулся к своей комнате. Начните собирать вещи.
Куда мы поедем? спросила Сид.
Фултон. Кэпстоун. Дрезден. Кэпитал-сити.
Митч нахмурился.
Это все места, где мы уже были.
Я знаю, сказал Виктор. Мы возвращаемся. Нужно подчистить хвосты.
Тень легла на лицо Сидни.
Ты собираешься их убить. Всех, с кем вы встречались
У меня нет выбора, просто сказал он.
Нет, есть, сказала Сидни, скрестив руки. Почему ты должен
Кто-то знает мое состояние. Кто-то мою силу. Но все они видели мое лицо. С этого момента мы не оставляем абсолютно никаких следов, и это означает, что, прежде чем идти вперед, нам придется вернуться.
Хвост из тел или хвост из свидетелейтаков выбор. Ни один из вариантов не был идеальным, но, по крайней мере, трупы не могли давать показаний. Решение Виктора было логичным, но Сидни не хотела этого понимать.
Если ты убьешь все ЭО, которых встречал, сказала она, чем ты лучше Эли?
Виктор сжал зубы.
Я не получаю от этого удовольствия, Сидни, но если ЭОН их найдет, то станет на один шаг ближе к нам. Ты этого хочешь?
Нет, но
Знаешь, что они сделают? Сначала убьют Дола, а потом заберут тебя, меня и Митча, и мы никогда больше не увидим дневного света, не говоря уже друг о друге. Глаза Сидни расширились, но Виктор продолжил: Если повезет, нас запрут в клетку. В одиночестве. Если нет, они превратят нас в научный эксперимент
Виктор, предупредил Митч, но тот лишь подошел ближе. Сидни уставилась на Виктора, сжав кулаки. Он опустился на колени, чтобы оказаться с ней на одном уровне.
Думаешь, я веду себя как Эли? Думаешь, я играю в Бога? Хорошо, давай по-твоему, Сидни. Прямо сейчас выбирай, кому жить. Нам или им.
Слезы повисли на ее ресницах. Она не смотрела на него, уставилась на его рубашку и беззвучно шевельнула губами.
Что? переспросил он. И на сей раз услышал:
Нам.
X
Четыре недели назад
Хэллоуэй
Виктор оперся на раковину, ожидая, когда подействует лекарство, и подумал, что эффект на данный момент как у плацебо. Не столько реальности, сколько неуместной надежды. Для спокойствия. На время. Для контроля.
Он оттолкнулся от стойки и вернулся в спальню, к комоду, к тонкой пачке бумаги. С верхнего листа на него уставилось лицо Джека Линдена. Черные полосы пересекали профиль, стирая строку за строкой, пока не осталось только два слова. Десять букв, разбросанных по всей странице.
П О Ч И Н И М Е Н Я
Виктор долго смотрел на них, затем скомкал бумагу и отшвырнул ее.
У них кончились кандидаты.
И у него заканчивалось время.
«3 минуты 49 секунд».
Виктор! нетерпеливо позвала Сид.
Он выпрямился.
Иду, отозвался Виктор, доставая из верхнего ящика небольшую синюю коробку.
В гостиной было темно.
Сидни встала на колени перед кофейным столиком, где возле пирога собрался настоящий маленький алтарь из подарков. Восемнадцать свечей испускали разноцветные искры. Митч довольно скрестил руки.
Загадай желание, сказал он.
Взгляд Сидни переместился с торта на Митча, а потом на Виктора.
Как раз перед тем, как она задула свечи, тень пробежала по ее лицу.
* * *
Восемнадцать свечей. Сидни упивалась числом, расставляя свечи рядом с недоеденным тортом. Восемнадцать. Дол попытался слизнуть со стола кусочек шоколадной глазури, но Виктор отпихнул пса, а Митч вручил Сидни свой первый подарок. Она взяла коробку, потрясла с озорной усмешкой, затем сорвала бумагу и вытащила красный бомбер.
Она увидела его в витрине магазина, несколько городов назад, и остановилась полюбоваться, как классно выглядит долговязый манекен, какие у него изгибы, как прячутся руки в глубоких боковых карманах.
Сид тогда не сказала, что хотела бы обладать не только одеждой, но и телом манекена. Ей бомбер оказался слишком большойрукава на шесть дюймов длиннее, чем надо.
Извини, сказал Митч. Это был самый маленький размер.
Ей удалось улыбнуться.
Все в порядке, сказала она. Я вырасту.
Вероятно. В конце концов.
Митч протянул ей вторую коробку, с маркой Мерита на упаковке. Доминик. Она по нему скучалаВиктор часто разговаривал по телефону с бывшим солдатом, но никто из них не видел его с тех пор, как покинул Мерит. Это был единственный город, в который они никогда не возвращались.
Там осталось слишком много скелетов.
Сидни пошатнулась от тяжести подарка Доминика. Внутри обнаружилась пара армейских ботинок со стальным носком и подошвой в три дюйма толщиной. Сидни тут же их надела, а потом заставила Митча встать рядом, чтобы посмотреть, какая она теперь высокая. Получилось дотянуться до его груди вместо живота, и здоровяк игриво потрепал ее парик.
Наконец Виктор протянул ей небольшую синюю коробку.
Не тряси, предупредил он.
Сид опустилась у столика, задержала дыхание и подняла крышку.
Внутри на бархате лежал скелет птички. Ни перьев, ни кожи, ни мышцтолько три дюжины косточек, аккуратно разложенных среди голубых складок.
Митч скривился, но Сидни встала, прижимая коробку к груди, словно драгоценность.
Спасибо, улыбнулась она. Просто идеально.
XI
Пять лет назад
Мерит
В ночь, когда Виктор умер, Сидни не могла уснуть.
Доминик проглотил горсть таблеток, запил их виски и рухнул на диван всего за несколько минут до того, как Митч, избитый и окровавленный, в тысяче миль от него, принял свою дозу.
Но Сид так и сидела с Долом у ног, думая о теле Виктора в морге, обугленном трупе Серены на участке «Фолкон-прайс», пока наконец не плюнула на сон, не натянула сапоги и не выбралась наружу.
Перед самым рассветом Сидни достигла заброшенной стройки. Серена говорила, что это самая темная часть ночи. Время, когда на улицы выходят монстры и призраки.
Участок повсюду пересекали полосатые ленты, отмечающие место преступления.
Сидни пригнулась и пролезла под фанерный забор. Полиция уехала, шум и свет исчезли, хаос ночи свелся к пронумерованным маркерам, высыхающей крови и белой пластиковой палатке.
Внутри лежало тело Серены. Вернее, что от нее осталось. Огонь был горячимнастолько горячим, что ее сестра превратилась в почерневшую кожу и ломкие кости. Сидни знала, что все позади, но, когда тянулась к обугленным останкам, все равно подспудно боялась обжечься. Не было ни жара, ни тепла, ни следа жизни. Половина костей уже рассыпалась, другие грозили сломаться от легкого прикосновения, но кое-где несколько кусков сохранились.
Сидни начала копать.
Она просто хотела что-то взять на память о сестре, предмет, который можно хранить. И только когда по локти влезла в горелую кучу, поняла, что на самом деле делает.
Ищет способ вернуть Серену обратно.
* * *
Сидни стала умирать, но только во сне.
Кошмары начались, когда они покинули Мерит. Ночь за ночью она закрывала глаза и возвращалась к замерзшему озеру, тому, которое раскололось и поглотило ее и ее сестру три года назад.
В снах Серена была тенью на дальнем берегу, стояла, скрестив руки, ожидая, наблюдая, но Сид никогда не была на льду одна. Дол облизывал замерзшую землю, а Дом, Митч и Виктор образовали вокруг нее свободный круг.
А издалека, через озеро, к ним шел человек с широкими плечами и каштановыми волосами, легким шагом, с дружеской улыбкой.
Эли, который никогда не старел, никогда не менялся, никогда не умирал.
Эли, от которого у нее волосы становились дыбом, как никогда не удавалось холоду.
Все в порядке, ребенок, заверил Дом.
Мы здесь, поддакнул Митч.
Я не дам ему тебе навредить, сказал Виктор.
В итоге они все солгали.
Не по своей воле, просто не сумели сдержать обещания.
Озеро затрещало, как ветки в лесу. Лед принялся раскалываться под ногами.
Назад! крикнула Сидни, сама не зная кому, им или Эли, но разницы не было. Никто ее не слушал.
Эли шел через озеро, за ними, за ней. Под его ногами лед оставался гладким и твердым, но стоило Эверу сделать шаг, как кто-то исчезал.
Шаг.
Озеро треснуло под Домиником.
Шаг.
Митч пошел на дно как камень.
Шаг.
Дол поскользнулся и упал.
Шаг.
Виктор исчез.
Шаг.
Один за другим они утонули.
Шаг.
И тогда она осталась одна.
С Эли.
Привет, Сидни, сказал он.
Иногда у него был нож.
Иногда пистолет.
Иногда кусок веревки.
Но руки Сидни всегда были пусты.
Она хотела дать отпор, хотела устоять, встретиться с монстром, но тело всегда ее предавало. Ноги сами поворачивались к берегу, скользя и скользя, пока она бежала.
Иногда почти удавалось.
Иногда даже близко ничего не выходило.
Но что бы Сидни ни делала, сон всегда заканчивался одинаково.
XII
Четыре года назад
Дрезден
Сид села, задыхаясь.
Она проснулась от треска льда, шипения и щелкания озера. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять: звуки не последовали за ней из снов, они шли с кухни.
Трескалась скорлупа яиц.
Шипел и щелкал бекон на сковородке.
Родители Сидни никогда не готовили завтрак. В доме всегда была едапо крайней мере, в банке у раковины всегда были деньги на еду, но никто не устраивал семейных застолий, ведь это значило собраться в доме всем в одно и то же время. В отличие от кино, Сидни не просыпалась от запаха еды, ни в рождественское утро, ни в дни рождения, и уж точно не в случайный вторник.
Всякий раз, когда ее будили ароматы бекона или тостов, она знала, что Серена дома. Сестра всегда готовила завтрак, настоящее пиршество, слишком много, чтобы можно было съесть.
Голодная, соня? всегда спрашивала Серена, наливая ей стакан сока.
И в какой-то момент, прежде чем опознать комнату, Сидни чуть не вскочила с кровати, чтобы ринуться к сестре на кухню.
Ее сердце заколотилось. Но затем она увидела чужие стены квартиры и красную металлическую банку на незнакомой тумбочке, в которой находилось все, что осталось от Серены Кларк, и реальность вновь обрушилась на Сидни.
Дол тихо скулил у кровати, явно разрываясь между преданностью хозяйке и чисто собачьей любовью к еде.
Голодный, соня? тихо спросила она, потрепав его между ушами.
Пес облегченно фыркнул и повернулся, приоткрыв дверь носом. Сидни последовала за ним в квартиру. Это была съемная, одиннадцатая за их путешествие, пятый город. Хорошее местоони всегда останавливались в хороших. Жили в дорогев бегахпочти шесть месяцев, и Сидни все еще ходила, затаив дыхание, наполовину ожидая, что Виктор отправит ее прочь. В конце концов, он никогда не говорил, мол, Сидни может остаться с ними. Просто никогда не приказывал ей уходить, а она никогда не просилась.
Митч был на кухне, готовил завтрак.
Привет, ребенок, сказал он. Митчединственный, кто мог ее так называть. Есть хочешь?
А сам уже делил яйца на две тарелки, три для него и одно для нее (зато Сидни всегда получала половину бекона).
Она подцепила шипящую полоску со своей тарелки, разделила ее с Долом и оглядела арендованную квартиру.
Сидни не скучала по дому.
Не скучала по своим родителям. Наверное, должна была, но, пожалуй, Сидни потеряла их еще до того, как исчезла: ее первые воспоминания были об упакованных чемоданах и нянях, последниео двух тенях, что оставили ее в больнице после несчастного случая.
Нынешняя жизнь куда больше напоминала семейную, чем когда у Сид имелись мать и отец.
Где Виктор?
Ой У Митча стало такое сосредоточенное выражение лица, как у взрослых, когда они пытаются убедить, мол, все в порядке. Вечно думают, что, если ничего вам не скажут, вы ничего и не узнаете. Куда там.
Серена говорила, что всегда может определить, когда кто-то лжет, потому что все эти невысказанные вещи остаются в воздухе, делая его тяжелым, как перед бурей.