Когда Альиво нервничал, он пил очень много жидкости, так что за ночь пришлось убить чайников пять. Травы так успокоили нервы, что они дергались уже из последних сил, словно ударяя кнутами самих себяих успокоили, но они успокаиваться не собирались.
Так вот, драконолог знал, что на утреннем поезде Прасфора вернется. Следов горной грозы уже не осталось. Но
Вот именнопросто «но», одно большое «НО», сидевшее сейчас на стуле вместо Альвио, не давало покоя.
Утро, успокаивал себя драконолог краем сознания, уже почти заснувшим, только началось. В такую рань поезда не ходят, надо подождать
«НО» от этого не уменьшилось.
Альвио зевнул и оглядел комнатукоричневые шкафы, заставленные толстыми книгами, тетрадями и алхимической ерундой, казались чересчур нечеткими и размытыми. Единственное, что драконолог увидел отчетливокрасного-розового гомункула в баночке. Альвио даже поправил очкигомункул чересчур нервно дергался. Хотя, слово «дергался» применительно к запертому в банке гомункулу на ум приходит последним.
Гомункулов создавали из алхимической жидкостигустой, как кисельс примесью рубиновой крошки и разливали по банкам. Рубин позволял магическим потокам задерживаться в теле этих тварей, и они оказывались вполне себе живыми даже в банках. А когда сосуды откупоривали и выливали жидкость, гомункулы приобретали форму, напоминая ходячее желе в форме маленького чертенка, с глазами навыкат. Потоки магии, пронизывающие реальность, проносились сквозь нихсущества жили, носились и, самое главное, выслеживали. Гомункулы во многом были куда полезнее гончих, ведь могли найти кого угодно не по запаху, а по магическому следу, который тот оставляла еще, избавиться от них оказывалось величайшей проблемой. «Желе» постоянно меняло форму, перетекало, а потому тела тварей были непостоянны, незначительно менялись прямо на ходу. При этом всякий знал, что гомункулэто не Искусственный Человек, которого только предстоит создать, не еще одно из Алхимических Чудес.
Гомункулы были противными, мерзкими, но в определенных ситуацияхбезумно эффективными. Как и големыживые, но совсем в непривычном понимании жизни.
Альвио вздохнул и, прорываясь через накрывающий с головой сон, прикрыл глазаон вспоминал, как видеть магию.
Волшебники могли видеть тонкие нити-потоки магии, голубые и фиолетовые, пронизывающие реальность плотной паутиной. Но Альвио настолько перехотел быть волшебником, что все уже давно позабыли старался не вспоминать. Гомункула он купил давно, забавы ради, уже не обращал на него особого внимания, но сейчас, в состоянии на грани сна и реальности, драконолог насторожился.
Нитки магии долго не хотели возникатьАльвио даже натужился. А потом они вспыхнули ярким фейерверком искр, осветив черноту перед глазами фантасмагорией переливов. Нити нервно дергались, словно что-то взбудоражило иха потому дергался и гомункул.
Альвио открыл глаза и вытер вспотевший лобраньше ему это давалось куда проще. Мастерство, конечно, не пропьешь, но забудешьна раз два. Особенно если будешь специально делать все, чтобы забыть.
В углу мерцала магическая аномалии, этакое волшебное приведение из магии. Оно и ему подобные появлялись, как комары, клопы, мыши и тараканывнезапно, случайно и не к месту, но никто хотя бы не орал и не кидался посудой, чтобы прихлопнуть их. Люди привыкали к ним, но все равно, аномалии действовали на нервыа волшебники знали, что действуют они еще и на ткань реальности. Эти сущности появлялись, когда количество Нестабильности в определенном месте случайно превышало Стабильность, и из отношения 50/50 перекашивалось в другую сторону. Так пространство становилось магией, излишней и ненужной, она вырождалась в виде аномалии. Такие словно бы выхлопы реальности происходили периодически, были частью хода вещей, но иногда они происходили из-за всплесков магии, которые вызывали люди.
Люди, вообще, источники многих проблемпросто очень часто списывают все на естественные причины.
Аномалии не любили, и легко от них избавлялись. Волшебники запросто использовали эту лишнюю магию, чтобы зажечь магическое же пламя, а простые горожане звали либо волшебника, либо специальную службу с прибором определенного рода, который назвали Аномалососом. Он, в бронзовом корпусе, с рубинами и трубками, втягивал аномалии и рассеивал излишки магии в небольшом магическом пламени внутри своего корпусаголь на выдумки хитра.
Драконолог подошел к аномалии и зажег магический огонектоже с трудом, но этот трюк он хотя бы не забыл. Когда аномалия пропала, а синее пламя в руке потухло, Альвио ощутил ноющую боль в руке. Да, вот что значит отсутствие практики.
Он вновь перевел сонный взгляд на баночку с гомункуломвидимо, вся причина крылась в назревающей, как прыщик на лбу, аномалии, вот магические потоки и раззадорились.
Альвио поправил кругленькие очки. Жидкость-кисельгомункулвсе еще дергалась, намекая на совсем иные причины для беспокойства.
А под окнами, незамеченные, топтались три фигуры.
Прасфоре показалось, что в тоннеле, запутанном и нескончаемом, посветлело, будто бы от далекой магической лампы падал усталый свет. Разочарование ударило по голове так же быстро, как и надеждаэто был никакой не свет, просто глаза девушки привыкли к мраку, подсвечивали его и придавали новых оттенок.
Она шла уже впрочем, сама не понимала, сколько. Время под землей словно загустело и схлопнулось. Но по всем законам логики, тоннель должен был давно кончитьсятолько этого не происходило. Один перетекал в другой, тотв еще один, и эта бесконечная, кривая подземная кишка вела в никуда.
Спасал здравый смыслесли тоннели есть, значит кто-то их выкопал, и куда-то они ведут. Правда, пока никакого намека на «кого-то» не нашлось, и никакого «куда-то» тоже не наблюдалось.
Поэтому Попадамс стали посещать странные мысли: может, в простой формуле стоит заменить «кто-то» на «что-то»? Это, конечно, маловероятно, но кто (или что?) его знает
В темноте Прасфору стали одолевать те эмоции, о которых она раньше не знала. Точнее, ладно, знала, конечно, и отдавала себе в этом отчет, но просто не хотела принимать, отодвигая на самые пыльные полки в головекак нелюбимые игрушки, о которых не хочешь вспоминать, но знаешь, куда их убрал, и если нужно будет, всегда сможешь продать на барахолке. Страхи, эмоции, сомнения и тонкие иголочки-коготки злости, до этого знавшей свое место, а теперь разгулявшиеся, ползли все ближе и ближе к голове Прасфоры.
Девушка никогда не давала им волю, не поваляла занять вакантное место в сознании, держала себя в узде, ограничивалакак и во многих других вещахпросто ради того, чтобы блокировка, поставленная ей же, не слетела. Сломайся предохранитель, и оружие выстрелит в самый неожиданный момент. А Прасфора не могла себе такого позволитьни на секунду.
Проблема в том, что для Попадамс практически все было смертельно опасным выстреломдаже то, что и мухи-то ранить не могло.
Едкая шутка, сказанная вскользь, без злого умысла, в любом контексте казалась Прасфоре осколочным взрывомхотя для большинства собеседников оставалась либо легким уколом, либо приятным напоминанием, что шутить разрешается.
Поговорить было не с кем. Девушка шла, купаясь в бушующем океане собственных мыслей, большая часть которых звучала примерно так: «почему же я такая неуклюжая», «да как меня угораздило», «я такая некрасивая и никак не возьму себя в руки», «наверное, я слишком резка была с дядей и с теми детьми в городе», «почему я никак не доберусь до мечты? Слишком плохо стараюсь, видимо», «ни один человек в здравом уме не боится кухни, а я, дура, боюсь» и прочая, и прочая
Но Прасфора шладругие бы уже давно сели и разочаровались в себе. И буквально, и фигурально.
В темноте что-то бликнуло. Попадамс остановилась и пригляделасьвскоре девушка поняла, что ничего на самом деле не бликало. Впереди просто лежало нечто белоснежное на фоне мрака, так что мозг воспринял это за вспышку.
Прасфора пошла к этому непонятному объедку изображения, как мотылек на лампочку. На мгновение девушке пришлось отпустить каменные своды. Из-за непроглядной темноты Прасфоре показалось, что она не стоит, а парит, и там, точнее, везде, абсолютно вездеглубокая пропасть, сжимающаяся со всех сторон.
От греха подальше, Попадамс встала на четвереньки. Ощущение земли и равновесия вернулись. Прасфора кое-как доползла до бельма в темнотебудто бы какого алхимического отбеливателяи коснулась его.
Оно было холодным и гладким. Глаза девушки наконец-то включили режим ночного виденияи тогда она им просто не поверила, решив проверить наощупь еще раз. Да, конечно, гладкое, белое, холодноевот выпирающая макушка, вот пустые глазницы, а вот клюв.
Девушка чуть не достала тетрадку Альвио, правда вовремя вспомнила, что все равно ничего сейчас там не увидит. Но сомнений больше не осталось. Как бы фантастически это не звучало
Перед Прасфорой лежал череп грифона.
На Альвио смотрели так, будто бы он только что одной рукой остановил поезд на полном ходу. Взгляды искрились удивлением, предосторожностью и непониманием. Хотя, вернее будет сказать, что на Альвио смотрели как на пещерного человека, резко, словно от звона колокола над самым ухом, пробудившегося ото сна.
И драконолог действительно мог навести на разные мысли. Сранья, когда дыхание утра уже успело согреть по-осеннему морозный и острый воздух, щекочущий и обжигающий ноздри, Альвио шел по городу с красными, слипающимся глазами. Скорее, он даже тащилсяшатался из стороны в сторону, но общую траекторию сохранял. Потрепанные волосы вылезали из-под чудаковатой шапки, ни то остроконечной, ни топрямо как у стереотипного художника (многие в шутку звали ее тупоконечной). Очки съехали набок, а шарф, завязанный как попало, стал таким самостоятельным, что готов был задушить хозяинаэтакая красная шерстяная змея вокруг шеи.
Альиво на голову свалилось уже несколько багряных листов, но драконолог даже не хотел тратить лишних сил, чтобы их смахивать. Черепичные крыши ползли мимо с привычной скоростью, но в голове Альвио они казались немного не такими, как обычно. Чутка эээ раздвоенными.
Во дела, подумал драконолог. Обычно ноги шли по городу на автомате, но сейчас приходилось задумываться, куда повернуть, чтобы прийти к «Ногам из глины». Так, понятно все. Сначалакрепкий чай, потомвсе остальное.
Альвио догадывался, что это обещание перед самим собой он точно не выполнит.
Он повернул, выходя на другую улицу. Кто-то шмыгнул за ним. Драконолог ничего не заметилшел, видя исключительно цель.
Ему захотелось проверить, как идут дела в «Ногах из глины» (он знал, что хорошо), а заодно узнать, вернулась ли Прасфора (он знал, что еще нет), ну и до кучи рассказать Кельшу о беспокойных мыслях (он знал, что тот мыслит так же). Альвио понадобилась все это знать. Просто потому, что обратное означало бы «не делать ничего».
А не делать ничегозначит, винить себя за возможные последствия.
Драконолог решил срезать дворами, привычно тихими для этого времени суток. Даже дома, казалось, дремали. Альвио расслабился еще больше, даже не заметив чужих шаговсписал их на свои.
Обернулся драконолог только когда его постучали по плечуи тут же отлетел к стене, получив кулаком в глаз. Очки слетели с носа на брусчатку, но хоть не разбились. Драконолог, даже не успевший ничего сообразить, получил еще один удар. Сзади его схватили под руки, а чьи-то еще рукиих что, выходит, трое? стянули шарф и кинули в сторону.
Ну привет, улыбнулся тот, что ударил первымс щетиной недельной давности, которая никак не становилась бородой. Отличное утречко, да?
Какой нестабильности вы
Он ударил еще разна этот раз в живот.
А вот сейчас говорю я. Знаешь, очень нехорошо переходить дорогу большим людяму них большой не только карман, но и память. Понимаешь?
Альвио молчал.
Ну вот и славно. Мы тебя тут слегка изобьем, а ты не дергайся, ладно? Жить будешь, не дрейфь.
Щетинистый кивнул. Тот, кто держал драконолога, схватил его еще крепче. Удар, второй, третийАльиво закашлялся и повалился на землю, нащупывая очки.
Ну вот и замечательно, буркнул щетинистый. Счастливо оставаться.
Не-не, стойте, вдруг сказал третий, тот, что стянул шарф. Сейчас мы этой птичке слегка подпалим перышки
Не понял?
Третий ухмыльнулся и достал из внутреннего кармана потертого пиджачка красноватую карамель на палочке. Она недобро моргала кровавым в лучах утреннего света.
Так, стоп, поднял руку щетинистый. Этого нас не просили делать. И ты Ты что, стащил карамель?!
Одолжил, поправил тот. Да я легонько
Слушай, подключился до этого молчавшийнизенький и крепкий, тот, что держал Альиво под руки. Ты что, газеты не читаешь? Эта хреновина
И он все равно лизнул карамель несколько раз. Потом поцокал
Клубничная, объявил он.
Закрыл глаза, напрягсяна лбу аж венки проступилии тут в руке его возник сгусток красного пламени, огненный шар. Мужчина открыл глаза и заулыбался.
Альвио смутно различал, что происходит, но карамель в руках увидел. Подумал только: «Дурак», но глаз закрывать не стал.
Мужчина с огненным шариком в руке уже было размахнулся, но тут вдруг схватился за голову, потом скрючился, а потом легкая вспышка, и тело его вдруг стало нестабильным, словно запузырилось, зашаталось, как оригами на ветру. Обратилось кучкой пеплакарамельный леденец на палочке упал на брусчатку, расколовшись.
Говорил же про побочные эффектыпрошипел низенький.
Идем отсюда, позвал его щетинистый. Потом повернулся к Альиво, отвесил поклон: Теперь точно счастливо оставаться!
Для уверенности сначала щетинистый, потом низенький пнули его ногами.
Драконолог не помнил, сколько пролежалболь отзывалась во всем теле пульсирующей магмой. Кое-как Альиво встал, поднял очки, шарф, криво накинул его на шею, сплюнул кровь, вытер ее же под носом и поплелся дальше
Наконец-то добрался до «Ног из глины». Дорога, которая обычно занимала пару минут, сейчас показалась многолетним путешествием по пустыне. Но знакомая черепичная крышка с характерной вывеской окропила ледяной водой бодрости.
Альвио даже ускорился.
В туманном состоянии полусна-полубреда мозг способен творить удивительные вещи: например, убыстрять музыку в ушах, хотя на самом деле музыканты двигают смычками с той же скоростью. В такие моменты сознание особо чуткооно словно старается выхватить самые яркие детали из общего мрака размытого мира. Волей-неволей приходится замечать то, на что в обычном состоянии никто бы и внимания не обратил.
Вот и Альвио, только-только ускорившись, опять замедлилсяу стены, вытянувшись на мысках, стоял господин Фюззель. Он схватился за отлив и заглядывал в окно так, словно бы нашел идеальную форму для маскировкивроде и в сторонке, а вродеу всех на виду. Но часть кабака, выбранная хозяином «Рваных крыльев дракона», оказалось такой затененной, что никто даже не подумал бы обратить на него внимания. А то и вовсе не заметил бы.
Мозг драконолога и заметил, и обратил вниманиепритом чрезвычайно пристальное.
Альвио, шатаясь, подошел к Фюззелю, который и не думал отрываться от окнасмотрел с таким интересом и отвратительным наслаждением, будто бы там переодевалась молоденькая девушка.
Драконолог откашлялся. С учетом недосыпа и свежих побоев, получилось пугающе.
А! вскрикнул Фюззель и потерял равновесие, чуть не упав на спину. Испражненц устоял, но шатался, как дом на фундаменте из чистейшей грязи. Что вы тут Нестабильность, что с вами случилось?!
Помятое лицо Альвио с наметившимся фингалом и струйкой загустевшей крови из носа говорило само за себя.
Ничего, в таких ситуациях драконолог не любил церемониться. Что вы тут делаете?
Фюззель внимательно рассмотрел Альиво.
Эээ, у вас нос слега помят, и там листья на голове
Не переводите тему, вздохнул драконолог, отряхивая голову. Пара багровых листков правда осыпалось на землю. Думаю, по мне вполне видно, что я не выспался. Не хочу тратить время
Он хотел сказать «на вас», но сдержался.
на такую ерунду.
Испражненц улыбнулся во все двадцать восемь пожелтевших и четыре золотых, давно не сияющих зубабудто слизней жевал каждый завтрак.
О, я просто прогуливаюсь! Утренние прогулки, свежий воздух, здоровье и все прочее, ну вы, Альвио, точно знаете