От спичек? уточнила Прасфора.
Эм да это мы так! Поделить никак не можем. Спички две, а нас трое, ха-ха.
Последнее вышло слегка нервным.
А, ну ладно, пожала девушка плечами, подходя к детям.
Мальчишка ликовал. Повернулся к друзьям, выпятил грудь вперед, источая гордость, ощутимую за версту. Протянул было руки, чтобы принять непокорное животное, но вместо это получил пощечину от Попадамсне слишком сильную, так, на полпинка, но все равно заревел.
И вот даже не думайте, ясно вам? По глазам ведь вижу.
Девчонка! засмеялся тот друг, что пытался выклянчить спички. Его избила девчонка!
Под звонкий хохот, Прасфора пошла прочь, не выпуская пригревшегося на руках котенка. Она не была бы собой, если бы, отойдя совсем немного, в голове не скрипнула предустановка, заставившая подуматьможет, не стоило? С чего она взяла, что они вообще над ним собирались издеваться? Нет, ясно, с чего, но вдруг все оказалось бы не так?
Потом девушка посмотрела на котенка. Мысль вроде бы растаялакак это всегда случалось с комплексами, не до конца. Осадок забился в щели сознания, делая предустановки еще прочнее.
Траекторию Попадамс пришлось сменить.
Бордовая черепичная крыша бросала на брусчатку густую тень, словно накидывая на дом маску таинственного незнакомца. В этой тени утопала вся бакалейная лавка «Жив-сыт-здоров», из-за танца света казавшаяся фигурой черного ловеласа. С балкончика второго этажа, вопреки всем представлением, свисали не орхидеи, а помидоры, которых, видимо, не волновало, что пришла стойкая, неотдираемая осеньони все еще плодоносили.
и тогда я решила добавлять эту алхимическую настоечку еще и в горшки с помидорами. Ох, как растут! А базилик, а? Все подоконники ими уставили, и не только снаружи, но и внутри! жена хозяина, болтавшая уже неприлично долго, показал рукой на отливы под окнами, заставленные горшками с пушистым фиолетовым базиликом.
Во сколько, говорите, должен вернуться ваш муж? попыталась порвать порочный круг Прасфора, начинавшая уже и замерзать в ласкающей своим холодком тени.
О! Так я не знаю, но точно скоро, скоро. Давай я пока расскажу тебе
Даже после минуты разговора с внезапно снизошедшим с небес божеством женщина уже бы общалась на «ты» и делилась тысяча и одним секретом домохозяйки. Удивительно, но гипотетическое божество пару советов точно зафиксировало бы.
Попадамс совсем не собиралась заходить в «Жив-сыт-здоров», были лавки куда ближе, с куда более молчаливыми хозяевами. Но девушка зналаздесь маленького котенка примут, как надо. Не ошибласьжена хозяина растрогалась, забрала рыженького котика в дом, обещая пристроить его. Котенок на прощание лизнул Прасфору в нос.
Ну прямо взрослый зверь, потискала она его. Он не понял, конечно. Хотя с животными обычно и говорят просто для того, чтобы успокоить себя. Иначе смысл?
Жена хозяина вернулась, и вот тут началось.
Прасфора попыталась не обращать особого внимания на болтовню женщинысделать так, чтобы слова стали фоновым шумом. Это почти получилось и почти помогло, но град информации сыпался такой, что пробило бы любое сознание, даже твердое, как кремень. Именно поэтому, назойливые домохозяйкисамое страшное на свете оружие.
Но внезапно Прасфора Попадамс услышала легкий грохот, словно бы на самой тихой громкости включили землетрясение. Сначала девушка не придала этому особого значения, но потом обернулась и увидела хозяина бакалейной лавки, радушно машущего рукой. За ним, с коробками в руках, шагало штук пять големов.
Големы из коричневой глины, метра два-два с хвостом каждый, были похожи на людейто есть, базовый комплект «палка-палка-огуречек» оставался тем же, но без очертаний частей тела. Никакой шеи, головы привычной формы и, конечно, ушей. Истуканы скорее напоминали глиняные фигурки, тело вместе с головой у которыхединая раздутая вширь торпеда. В руках и ногах големов на остывающем солнце мерцали рубины, еще два таких же сияли вместо глаз, и одинв груди. Они позволяли потокам магии, подобно крови, циркулировать по телам глиняных истуканов, приводя их в движение: големы шагали, будто бы марионетки с ниточками, за которые дергал неведомо кто. То есть, конечно, дергала магия сама по себено для большинства она и оставалась тем самым «неведомо кем».
Хмельхольм был родиной големов, а големыАлхимическим Чудом.
Так уж вышло, что алхимики всех семи городов однажды решили Чудесами можно называть четыре вещи, на тот момент еще не существовавшие: Голема, Философский Камень, Искусственного Человека и Эликсир Вечной Жизни. Ну а потом, пошло-поехалоалхимия поскакала вперед семимильными прыжками атлета-чемпиона, и первым созданным Чудом стал именно Голем. Здесь, в Хмельхольметочнее, в горной его части, создали каменного исполина, суставы которого для прочности скрепили воском и металлическими пластинами. Через несколько лет, когда големы уже не пугали и не мозолили глаза, в жарком приморском городе Златногорске алхимик Фуст создал Философский Камень. Вещичку, правда, конфисковало Правительство, зато теперь именно это Алхимическое Чудо снабжало все семь городов золотыми монетами с выгравированной буквой «Ф», или просто, как их называли, философами. Отшлифованные камни с тех пор сыплются сквозь огромную стеклянную трубу в башне Правительства, обращаясь в золотые монеты, и мерцающей рекой стекают вниз
Искусственный Человек и Эликсир Вечной Жизни еще маячили на грани мечт и фантазий, зато в магазинчиках прекрасно чувствовали себя Эликсиры Молодости, этакие средства для оттягивания старости, хотя бы внешне. И гомункулысущества из красно-розовой жижи с глазами навыкат, постоянно меняющие форму, способные отыскать человека по магическому следу. Как гончие, но надежней и отвратительней. До Искусственного Человека им тоже было далекони то слово.
Замахавший рукой хозяин бакалейной лавки сперва казался слегка размытым. Прасфора, ничего еще толком не разобрав, смущенно кивнула в ответ, понимая, что застряла надолгобакалейщик не уступал в разговорчивости совей жене.
А, Прасфора! Извини, что заставил ждать, но я вот тутмужчина показал рукой на грузно шагающих в лавку големов, несущих деревянные ящики с торчащими пучками зелени и клубнями картофеля.
А что с поломанным големом? вскользь уточнила жена.
У вас сломался голем? удивилась Попадамс. Это случалось так редко, что воспринималось как солнечное затмение где-то в населенных аборигенами землях.
Он совсем вышел из строя, вздохнул хозяин. Пришлось отправить его эээ на кладбище големов
Женщина поморщилась и махнула рукой. О кладбище големов не любили говорить, как стараются не рассказывать детям о смерти их обожаемого домашнего питомца, закопанного теперь на заднем дворе.
И? протянула жена, ожидая продолжения.
Да, да, конечно, на днях я куплю нового, издал усталый рык загнанного в угол тигра бакалейщик. А сейчас, давай отпустим Прасфору, мне кажется, она хотела что-то купить, и стоит тут уже чересчур долго.
Тут случилось неожиданное. Один из големов внезапно затрещал, рубин в его груди треснул. Руки истукана мгновенно опустились, глаза-рубины погасли, и ящики повалились, треснув и высыпав все содержимое. Сам голем продолжил стоять, но уже неработающий, точнее, говоря с точки зрения жителеймертвый.
Вот жена хозяина и взизгнула.
К счастью, Прасфоры, последующая часть балета окончилась быстро. Девушка забила сумку зеленью и отказалась брать картошку, потому что ее в «Ногах из глины» и без того некуда девать, за ней лучше зайти в другой раз, тем боле не хочется покупать то, что выпало из рук уже мертвого голема. Прасфора расплатилась золотыми философами, попрощалась и собралась уходить.
Прасфора? окликнули ее.
Девушка развернулась. Пялясь на нее во все четыре глаза (ну, ладно, газа было два, поверхпара кругленьких очочков) в своем бесконечно длинном вязаном красном шарфе, около бакалейной лавки стоял Альвио, просто Альвио.
Прасфора тяжело вздохнулаэтот молодой человек тоже входил в ящик Пандоры ее комплексов.
Привет, Альвио. Какими судьбами?
Такими же, какими все попадают в бакалейную лавку за зеленью. Хотя, у меня появилась идея лучше, засиял Альвио. Как насчет посидеть где-нибудь и выпить что-нибудь? Так размыто говорю, потому что на твой выбор.
Его странно передернуло, и он скороговоркой добавил:
Только не в «Ногах из глины». Ты там и так каждый день
Какое-то время, Прасфора Попадамс и Альвио, просто Альвио, чего греха таить, встречалисьну, поигрались-поигрались и бросили, ни о чем, в принципе, не жалея. Не сошлись, не подошли друг другу, с кем не бывает. Они все еще общались, но набегами, как племена кочевниковраз в какой-то сумасшедший отрывок времени. При этом в голове Прасфоры все равно умудрялась гнойной бабочкой порхать мысль о том, что в присутствии Альвио нужно быть максимально привлекательной, то есть вести себя не так, как обычно, а в разы лучшехотя на деле это всегда выходит чересчур наигранно, неоспоримый факт. Так обычно происходит, когда человек все еще вроде как нравится, и глубоко внутри фантомная возможность второго шанса орет похлеще армейского генерала, заставляя вытягиваться по струнке, держать осанку так, словно позвоночникводосточная труба или флейта, а манерам научился прежде, чем самостоятельно дополз от люльки до стола.
Проблема была в том, что Прасфора ни о каком втором шансе даже не думала. В ней просто срабатывала эта заморочкавот и все.
А почему бы и нет, она машинально выпрямила спину, хотя и так не горбилась.
Можешь так не беспокоиться насчет осанкиопешил Альвио.
Позвоночник снова просел.
Прости, оно как обычно.
Ничего нового, улыбнулся Альвио.
И они ушли, так и не определившись, кудатакие решение лучше всего принимать по дороге.
Хозяева бакалейной лавки обменялись парой фраз, что-то хихикнулиох уж эти проныры, везде видящие какой-то подвохи, убедившись, что оставшиеся големы дотащили все ящики, двое схватили валяющиеся овощи и шагнули в дом, почти захлопнув дверь.
Остановил их Кельш Попадамс.
Постойте! крикнул он на бегу, не обращая внимания на мертвого голема. Когда отец Прасфоры бежал, казалось, что грядет катастрофа. Прасфора же к вам заходила, да?
Вот именно, что заходила. Ушла только что со своимон сделал обязательную для этого момента паузу, куда ж без этого, другом.
Кельш затормозилтектонические плиты словно кувалдой вбили на место.
А, с Альвио, что ли? Дайте угадаю, они пошли посидеть и поговорить, а кудане решили, но только не в «Ноги из глины», потому что, он откашлялся, пародируя Альвио, ты и так там слишком много времени поводишь?
Браво! Слово в слово.
Теперь их полдня искать придется, вздохнул Попадамс и снова побежал. Ну почему именно сейчас, когда нам прислали такое.
Тетушка Синтрия копошилась в желтом свете крохотной мастерской, где успевала совмещать все виды деятельности: от стирки и шитья до рисования. Она прожила долгую жизнь и не без причин считала, что учиться нужно всегда, а там, может, лет через -цать, какой-нибудь из навыков обязательно пригодится. Так и делала до глубокой стрости, так что теперь заведовала в горном Хмельхольме практически всем хозяйствомконтролировала кухарок, швей и, как начальник здорового человека, набирала кучу работы себе, никогда не просила большой мастерскойв маленькой, она говорила, все под рукойи знала чуть ли не всех жителей города, просто потому что помнила, как они пешком под стол ходили, и как за ними гонялись разъяренные родители, клянясь наказать за очередную шалость. О шалостях этих тетушка Синтрия, тетушкой никому де-факто не приходившаяся, тоже знала и молчала. Что тогда, что сейчас.
Дубовая дверь скрипнула, нарушая рабочую атмосферу, окутывающую мастерскую тетушки Синтрии душистым мыльным пузырем. Она и правда развешивала всюду ароматные травы, чтобы чувствовать себя на свежем воздухе даже здесь.
Сухонькая старушка опустила на нос небольшие очочки, отложила нитку с иголкой и обернулась.
На пороге стоял мэр Кэйзер в рваном и местами прожженном мундире, испачканном липкой гадостью. Синтрия неодобрительно зацокала.
Ты даже в детстве так не пачкался, заметила она. Все же не зря заранее занес мне другой мундир. Не стой в дверях, заходи, сейчас переоденем тебя. Я его подлатала и сделала даже лучше.
Мэра, как и большинство жителей Хмельхольма, тетушка Синтрия тоже помнила с детства. Кэйзер знал это, сам помнил еескорее не воспоминаниями, а смесью приятных ощущений, таких душистых, как травы под потолком, и потому каждый раз чувствовал себя рядом с ней маленьким мальчиком. Раньше это ему нравилось. Теперьравно наоборот. После всего случившегося
Впрочем, мэр все равно позволял ей говорить с ним как угодно, пускай и как с ребенком. Слишком уж трудно было сказать что-то противвсе равно как приехать к бабушке в деревню и отказаться от вкусностей, ругая себя за это до конца лета и ловя укоризненные взгляды хитрой старушки.
Кэйзер снял мундир. Ленту и прочую атрибутику мэр благополучно снял до того, как уничтожать кладку.
Кидай в корзину, подсказала тетушка Синтрия так, будто мэр первый раз явился к ней. Потом постираем, подлатаем
Старушка слегка трясущимися руками повесила мундир, над которым работала, на вешалку. Он казался чуть бархатнымс теми же золотистыми эполетами.
Я добавила чуть больше золота, объяснила она, взглянув на холодное лицо мэра. Холодное не от недовольства, а просто так, как всегда. И не хмурься ты так часто, морщины появятся. Вон, посмотри на менястарше тебя чуть ли ни в два раза, а лицокак у молоденькой девочки.
Это было не враньем, а просто приукрашенной правдойи не важно, сколько краски на нее ушло.
Мэр отошел за ширму, скинул грязную рубашку, надел новуютетушка Синтрия обо всем позаботилась. Потом натянул мундир с брюками, тоже новыми.
Ну вот, другое дело! улыбнулась старушка, когда он появился. Дай-ка я тут поправлю
Она закончила, с довольным видом встав напротив.
Спасибо. С этим, он механической рукой показал на корзину с грязным бельем, можете не торопиться.
Разберемся, прохрипела она. Ты занимаешься своими мэрскими делами, ясвоими.
Кэйзер ничего не ответил. Уже собирался уходить, как тут старушка схватила его за руку. Мэр остановился и повернулся.
Кэйзер, она никогда не говорила ему «мэр» и, тем более, «господин мэр». Он и не просил. Скажи мне, что ты задумал? Я ведь, знаешь ли, слышу слухи а когда что-то затевает мэр города, от них тяжело избавиться и спастись.
Как вы и сказали, я занимаюсь своими делами, высвоими.
Кэйзер, остановила она его. Я не знаю, что ты затеял но знаю, что твоему дедушке это бы не понравилось. И он бы такого точно не делал
Мэр сам не понял, как произошло последующее, но внутри словно извергся вулкан, залив сознание магмой и затмив пеплом. Кэйзер и так постоянно думал о дедушке, особенно в последнее время, а теперь тетушка Синтрия зачем-то сказала эти ужасные, неправильные слова, и мэр почувствовал, как вновь давит на его плечи тень деда
Он ударил старушку по лицу механической рукой. С такой силой, что та чуть не упалаеле-еле устояла на ногах.
Я не он. Не надо сравниватьпроскрипел он, тяжело задышав. Только теперь понял, что натворил. Посмотрел на рассеченную щеку тетушки Синтрии, на ее ошарашенные, но понимающие глаза и, ничего не ответив, вышел вон.
Поступки сейчасмелочи. Узелки на идеальном полотне, просто мозолящие глаз.
Старушка протерла щеку алхимическими жидкостями, остановив кровь. Она не разозлилась, не обиделась на негопросто поняла, что нечто будет.
И, зная Кэйзерабудет обязательно.
Есть такие звуки, которые могут свети с умадопустим, капающая с потолка в тихой комнате вода, скрежетание мела по доске или трущиеся друг о друга ржавые шестеренки. Звук, стоявший внутри гор Хмельхольма, мог довести до помешательства, с этим тяжело поспоритьно в то же время он завораживал, потому что источник его был невероятен.
Все здесь было невероятно, только вот спускающийся по широкой винтовой лестнице Кэйзер этого не замечал. Привык, как люди, изо дня в день проходящие мимо сидящего на подоконнике чудища перестают замечать и его.