Я лежал на холодном металлическом полу рядом с кроватью.
Из стен исходило ровное свечение. Перед моими обожжёнными глазами плыли неровные цветные круги. Я почти ничего не видел. Казалось, мои тюремщики решили лишить меня зрения.
Прекратите! крикнул я. Я ничего не вижу! Выключите! Выключите свет!
Откуда-то издалека, из самых стен, послышался глухой нарастающий рокот, который становился пронзительнее и выше с каждой секундой, пока не рассыпался в треске странных электрических помех. Можно было подумать, что кто-то пытается включить неисправную громкую связь.
Свет! крикнул я.
У потолка раздался надрывный звон, на секунду я даже услышал чей-то искажённый модулятором голос, но не смог разобрать ни слова.
Я перевернулся на живот и попытался встать, но лишь с трудом приподнялся на дрожащих руках. Сил больше не оставалось, руки мои безвольно согнулись, и я упал, уткнувшись лицом в металлический пол.
Свет прошептал я, хотя и понимал, что меня никто не слышит.
Я попытался представить себе темнотуглубокую холодную тьму, в которой нет ни единого источника света, идеальную чёрную тень, накрывающую меня с головой, поглощающую всего, без остатка, но, даже зажмурив глаза, я не видел ничего, кроме опустошающего белого сияния.
Свет пожирал меня, я таял в этой ослепительной бездне.
Я не чувствовал ни ног, ни рук, и даже калёный холод металлического пола уже не обжигал моё неподвижное парализованное тело. В последней беспомощной попытке хоть как-то сопротивляться этой уничтожающей меня силе я попытался приподнять голову ипровалился в пустоту.
69
Я ослеп.
Это было первой, вспыхнувшей, как умирающий зрительный нерв, мыслью, но я не почувствовал ни страха, ни разочарования, ни болилишь странное холодное облегчение, спокойствие, пустоту. За все дни моего заточения зрение стало лишь источником безумной бессмысленной боли, и даже когда глазам моим позволяли отдохнуть, я не мог доверять тому, что вижу.
Но мир вокруг меня вовсе не был бесцветен и пуст.
Я чувствовал плотную вискозную плёнку, на которой лежалкто-то, наверное, перенёс меня на кровать, пока я был без сознания, я слышал мерное шипение воздуховода, сдавленный электрический гул, доносившийся в мою камеру через гигантские воздушные шахтышум генераторов кислорода, двигателей или энергетических установок, а ещё я слышал чьи-то приглушённые, едва отличимые от дыхания голоса.
В моей камере кто-то был.
Я попытался приподняться на кровати, но мои виски сжимал раскалённый стальной обруч, и каждое движение причиняло мне боль.
Я прислушался к голосам.
Я действительно был не один. Ко мне, или за мной, пришли. Мужчина и женщина.
Мужчина явно с трудом заставлял себя говорить вполголоса, а иногда и вовсе забывал про шёпот, и открытые резкие окончания отдельных слов отдавали металлическим командным басом. Женский голос, наверное, принадлежал Таис, и звучал неуверенно и слабо, почти сливался с темнотой.
Сколько можно уже? сказал мужчина, и последнее слово, резкое, жалящее "уже" прозвучало так отчётливо и звонко, словно он нарочно хотел меня разбудить. Ждать больше нельзя. У него уже, опять это "уже", критическое состояние.
И когда ты хочешь начать? послышался сбивчивый женский голос.
Да, это точно была Таис. Или Лида?
Завтра, сказал мужчина. У нас просто нет больше времени.
Командное "нет" прозвучало так громко, что Таис раздражённо шикнула и наверняка приложила палец к губам.
Всё-таки я против, прошептала она. Мы вообще не знаем, как это подействует
Мужчина вздохнул, издав раздражённый грудной рык.
Против ты или нет, он снова произнёс "нет" в полный голос, но у нас нет, ещё одно громкое "нет", других вариантов. Ты сама-то посмотри, что происходит.
На несколько секунд голоса исчезли, уступив тишине.
Но есть же неуверенно начала Таис. Та, из Д2.
Это не вариант, жёстко перебил её мужской голос. И ты это знаешь. У него куда более стабильные показатели. Её вообще скоро переведут, скорее всего
Когда?
На сей раз уже Таис забыла о том, что нужно говорить вполголоса.
Какое это сейчас имеет значение? устало ответил мужчина. Я вообще не понимаю, о чём мы спорим. Он стал говорить тише; можно было подумать, что он и правда устал от этого разговора. Ты кажется, хотела сделать ему ещё один укол?
Погоди, прошептала Таис. Нужно подождать ещё несколько минут. Нельзя вот так подряд.
Как ты с ним возишься сказал мужчина. Делай сейчас, снова резкое неумолимое "сейчас". Нам пора. Сколько времени уже?
Таис что-то ответила, однако голос её потонул в монотонном шуме внезапно заработавшей вентиляции, и я ничего не смог разобрать.
Я лежал на полиэтиленовой плёнке, замерев в неестественной позеодна нога согнута в колесе, другая свисает на пол, а руки скрещены на груди, как у покойника. Слышалось едкое шипение воздуха из вентиляционной решётки и мягкие осторожные шагитакие медлительные, как будто Таис нарочно тянула время и шла, постоянно оглядываясь назад.
Шум, доносившийся из вентиляции, затих. Откуда-то свысока потянуло хлором. Шаги прекратилисьТаис остановилась у моей кровати. Я даже слышал её дыхание.
Я представил, как Таис держит в руках длинный шприц с хромированными кольцами для пальцев и медленно склоняется надо мной, заносит острую иглу.
Мне вдруг надоело притворяться спящим.
Я мог бы быстро повернуться, перехватить её за руку и отобрать шприц. Это ничего бы мне не далотот мужчина с командным голосом наверняка пристально следил за нами, да и я никогда не смог бы сбежать с имплантатом в правой руке, благодаря которому меня могли отключить, как зависший терминал, нажав кнопку на пульте. У меня не было плана. Однако просто лежать и притворяться я уже не мог.
Я резко дёрнулся вправотуда, где, как я представлял, стояла Таис со шприцом, открыл глаза и тут же замер от удивления.
Я не ослеп.
В камере было светло, однако белое свечение больше не выжигало мои глаза, а мягко струилось по ровным и пустым стенам. И передо мной стояла Лида. Лицо её показалось мне озабоченным и уставшим, но в то же время она улыбаласьедва заметно, уголками губ. Она была так красива! Длинные чёрные волосы рассыпались у неё по плечам, а на лоб упала непокорная чёлка. Лида виновато убрала её рукой, а потом наклонилась ко мне. Она хотела что-то сказатьсовсем тихо, шёпотом, чтобы тот мужчина в дальнем конце комнаты не услышал.
Я посмотрел в её зелёные глаза, в которых горели похожие на искорки электрические отблески и улыбнулся в ответ. Лида вздохнула, губы её приоткрылись, и она
68
Поначалу я почувствовал лишь больрезкий глубокий укол, как будто кто-то вонзил длинную иглу прямо в мой правый висок. Вспухшая венка под глазом рефлекторно задёргалась, я застоналчерепная коробка раскалывалась от болии открыл глаза.
Первое, что я увидел, это ровный слепой потолок без каких-либо осветительных приборов. Потом затянутое электронным жалюзями окно. Потом пугающе чёрный триптих развёрнутого ко мне терминала, несколько кнопок на котором мигали краснымкак индикаторы на медицинской машине, поддерживающей неестественную жизнь.
Постепенно окружающие меня предметы стали обретать привычную чёткость. Прямые углы стен. Ровная заострённая поверхность стола. Пересечения прямых и ломаные грани. Боль затихла, хотя я всё ещё чувствовал покалывание в висках и боялся, что тот ужасный приступ скоро повторится вновь.
Я вздохнул. Дыхание не вызывало у меня ни малейших затруднений, и это почему-то обрадовало меня даже больше, чем вновь обретённый, восставший из пустоты окружающий мирсо всеми его цветами, формами, запахами и звуками.
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем я понял, что со мной говорят:
Вы меня слышите? раздался чей-то голос. Всё в порядке? Постарайтесь пока не двигаться.
Я попытался повернуть голову, посмотреть на говорящего, однако даже малейшее движение отзывалось во всём теле болью.
Где я? прохрипел я и тут же испугался, не узнав собственный голос. Что произошло?
Это онемение, послышалось у меня из-за спины. Такое бывает. Скоро всё пройдёт.
Кто-то положил мне на плечо руку. Я всё ещё лежал в жёстком кресле с высоким подголовником. Нейроинтерфейс. Сеанс, наконец, завершился. Я вышел сам или же меня вывели принудительно?
Что произошло? повторил я.
Всё в порядке.
Говорящий постепенно проявлялся передо мнойсначала его рука, которой он провёл по моему правому плечу и положил на кисть, как бы приветствуя старого знакомого, не имеющего сил даже подняться на ноги, потом мятый свисающий пиджак на пару размеров больше, чем нужно, потом седая голова с плохо пробритой щетиной на щеках и подбородке.
Тихонов посмотрел на меня, как отецна своего больного сына.
Просто тяжёлый выход, сказал он. Так бывает даже с опытными операторами. Но вы всё сделали сами, завершили задание. Тихонов улыбнулся. Думаю, этого хватит для зачёта.
Движения уже не причиняли мне такую резкую боль; я обернулся. Все места у терминалов оказались пусты, однако у дверей стоял незнакомый мне мужчина в тесном наглухо застёгнутом костюме, похожем на дежурную форму, которую заставляли надевать на практических занятиях по химии.
Я последний? спросил я.
Да, сказал Тихонов. Но всё хорошо, просто Уже через пару минут вы придёте в себя.
Тихонов снова положил руку мне на плечо, человек в форме лаборанта как-то нетерпеливо подался вперёд, распознав в движениях преподавателя тайный, лишь одному ему понятный знак, но Тихонов внезапно остановил его движением ладони.
Кто это? спросил я, покосившись на лаборанта в дверях.
Из медицинского пункта, нехотя ответил Тихонов. Распорядки, знаете ли Но вы посидите пока, расслабьтесь. Сейчас главное не торопиться. А потом вас осмотрят. Формальная процедура, ничего более Но так уж полагается.
Хорошо.
Вставать мне действительно не хотелось.
Но почему так получилось? спросил я. Всё было обычно поначалу. Но в конце Я даже не помню точно, что произошло.
Тихонов молчал и с медитативным видом нажимал кнопки с буквами на терминале.
Я точно прошёл? спросил я. Конец как-то смазан.
Прошли, подтвердил Тихонов. Как я уже сказал вам такое бывает. Не у всех и не всегда, но бывает. Это ни о чём не говорит, вы не волнуйтесь. Мы никого ещё не исключали из-за единичного случая тяжёлого выхода. И даже не заставляли идти на пересдачу.
Тихонов подмигнул мне и вновь повернулся к терминалу.
А как остальные? спросил я.
Тихонов, наконец, оставил в покое терминал. Кнопки, которые ещё мгновение назад вспыхивали красным, погасли; терминал отключился.
Вас интересует кто-то конкретно? спросил он.
Я невольно оглянулся.
А Тихонов качнул головой. Да, она так волновалась в этот раз. Она всегда переживаетдаже на обычных лабораторных. Но завершила одной из первых. На самом деле вы тоже вышли минут на пятнадцать позже, чем последний до вас. Это даже тяжёлым выходом-то сложно назвать.
Я чувствовал, как человек в одежде лаборанта напряжённо смотрит мне в спину.
Вы не говорили, сказал я.
Что? не понял Тихонов. Что не говорил?
Про тяжёлый выход.
Ну, Тихонов качнул рукой, такое бывает далеко не у всех, да и ничего страшного в этом на самом деле нет. Скорее всего, вы переволновались или думали постоянно о чём-то другом. Например, о девушке, которая сидела за вами.
Тихонов подмигнул мне и обернулся к человеку в дверях. Профессор ничего не сказал, однако лаборант понял его без слов. Я услышал за спиной его шаги.
А что начал я, это может привести к таким последствиям? Просто волнение или
Это индивидуально, сказал Тихонов. Собственно, реакция на нейросеанс у всех индивидуальна, поэтому мы и не говорим о каких-то побочных эффектах, потому что можно легко запрограммировать человека.
Лаборант подошёл к нам и поприветствовал меня кивком головы. Я только сейчас заметил в его руках небольшой пластиковый чемодан. Он положил чемодан на стол, рядом с отключённым терминалом. Раздался металлический щелчокчемодан открылся.
Не читали ничего о нейроинтерфейсе? спросил Тихонов. Какие-нибудь рассказы, слухи? В соцветии иногда попадаются разные горе-разоблачения.
Нет, не читал, ответил я.
Ну, и не читайте, сказал Тихонов.
Кресло скрипнулолаборант повернул его к себе.
Боль ещё чувствуете? спросил лаборант.
Да, ответил я.
Можете поднять и опустить правую руку.
Я посмотрел на свою руку, которая безвольно лежала на подлокотнике и немного приподнял её, превозмогая ноющую боль в мышцах.
Это всё? Выше!
Я скривился от боли.
Давайте не будет торопиться, предложил Тихонов. Спешки нет.
Ладно, достаточно, согласился лаборант.
В руке его появился тонкий фонарик, похожий на ручку.
А теперь запрокиньте назад голову и держите глаза открытыми, сказал он.
Я подчинился.
Он посветил мне фонариком сначала в один глаз, а потом в другой. Я с трудом сдерживался, чтобы не моргнуть; яркий луч обжигал роговицу, передо мной тут же поплыли цветные круги.
Зачем это? спросил я.
Просто тест, ответил лаборант.
Проверка реакции на свет, объяснил Тихонов. Иногда после интерфейса бывают такие приступы светобоязни, ну, знаете, как у вампиров, Тихонов хмыкнул, довольный своей шуткой. Или на темноту. Но у вас, как я понимаю, он посмотрел на лаборанта, всё в порядке.
Лаборант ничего не ответил.
Попробуйте ещё раз поднять правую руку, сказал он, и я услышал, как Тихонов недовольно вздохнул.
На сей раз у меня получилось поднять руку почти на уровень плеча, но мышцы тут же свело от боли, и рука, как парализованная, беспомощно упала на подлокотник.
Плохо, сказал лаборант и вытащил из чемоданчика массивный шприц с серебристыми кольцами у поршня.
Что это? испуганно спросил я. Зачем?
Это снимет боль, сказал лаборант. Просто расслабьтесь и закройте глаза. Не двигайтесь.
Я не представлял, как можно расслабиться, глядя на эту иглу.
Мне уже лучше, начал я. Мне кажется, если я посижу тут ещё немного, всего несколько минут
Для убедительности я поднял обе руки, хотя они и тряслись от слабости.
Закройте глаза и откиньтесь назад, скомандовал лаборант.
Тихонов на сей раз не заступался и молча стоял с другой стороны моего пыточного кресла.
В конце концов это всего лишь укол. Я вздохнул, закрыл глаза и
67
Я сидел на кровати, подобрав под себя ноги. Голова болелая чувствовал неприятное покалывание в висках, хотя мигрень мучала меня почти после каждого пробуждения.
В камере пахло хлором.
Таис стояла напротивв своей обычной серой униформе, похожей на костюм безродного техника на космическом кораблеи набирала что-то на клавиатуре странного устройства, выглядящего как старинный телефон.
Так что это были за уколы? спросил я.
Я же вам сказала. Они помогают от вашей светобоязни. Таис опустила телефон. Вы помните? Я отвечала вам несколько минут назад.
Помню, сказал я. Но, по-моему, вы просто приглушили здесь свети всё.
Освещение в камере действительно стало приятным и мягким. Из-за лёгкого полумрака даже стены теперь казались серыми, как униформа Таис.
Ну да, конечно, ответила Таис. Вы же ничему не верите.
Она снова нажала на несколько кнопок на телефоне и убрала его в карман.
Головная боль так и не проходит? спросила она.
После вашей пилюли стало лучше, сказал я.
Ноги у меня затекли, и я вытянулся на кровати. Таис посмотрела на меня, нахмурившись, как если бы мне нельзя было лежать в её присутствии.
Но всё ещё болит? уточнила она.
Ну, вот сейчас, когда я лежу, почти не болит. Может, мне и не вставать вовсе?
Вам нужно двигаться, сказала Таис.