Вставив подмерзшие ноги в обувку, я шмыгнул назад. Гордей что-то выспрашивал у Томы. Ее лицо было сосредоточено, пальцы перебирали и потирали друг друга, ступня кружила по примятой траве. Радостный вскрик возвестил мое появление. Царевич указал на место рядом с собой, а Тома умчалась к долгожданной воде.
Сколько вам зим?
Он имел в виду обоих. Мне стало смешно.
Лет?
У вас так? Гордей кивнул. И как со здоровьем?
Мне пятнадцать увидев, как взлетают брови царевича (дурак, он же Тому сейчас опрашивал), я быстро закончил:скоро. А Томе уже. Ничем не болеем. А что?
Это прекрасно. Читать умеешь?
Естественно.
Прочти.
Передо мной возник кусочек кожи с начертанным витиеватой кириллицей «Алле хвала».
Алле хвала.
А сколько бойников в моем отряде?
Понятно, он имел в виду копейщиков.
Восемь. Я сразу поправился:Без командира.
А если б их было в три раза больше?
Двадцать четыре.
Мгновенные ответы без раздумий вызвали почти детский восторг:
А если половину убьют?
Двенадцать.
Довольная улыбка расплылась по бородатой физиономии Гордея:
Вас ждет великое будущее.
Если это экзамен Ура, мы попали куда надо. Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов. Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю осциллограф, когнитивный диссонанс, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.
По траве зашлепали шаги: вернулась Тома. Чистая, довольная. Бойники понесли к воде матерившегося Шурика, требующего не кантовать, а бросить и дать умереть спокойно. И Малика захватили, чтоб мылся и заодно помогал.
Местные жители оказались мастерами на все руки. На костре, с которого уже сняли котел, прокалили иглы. Достали пропитанную чем-то вонючую нить. Отмытый Шурик был водружен на место, руки-ноги ему крепко сжали, принялись споро зашивать рваные раны, стараясь не обращать внимания на вопли и конвульсивные дергания.
Если это медицина, тогда что такое бардак? орал Шурик. Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?
Есть лучше! хмыкнул Малик, наблюдающий за процессом.
Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.
В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного. Ладони взяли беснующегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы Губы вдруг впились в неистовствующий рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили и еще раз нежно поцеловали на прощание. Потом она виновато оглянулась на меня:
Он так кричал
Я пожал плечами. С какой стати мне ее осуждать? Кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от подобного рода анестезии?
Малик обошелся новой перевязкой с небольшим количеством местного обеззараживателя. Отходящий от операции Шурик, теперь возлежащий у костра с видом усталого патриция, полюбопытствовал:
Что скажете за наше прошлое? Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.
Переведи, попросил я.
Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.
Тоже переведи, вновь потребовал я.
Да, включилась и тут же смущенно выключилась из разговора Тома.
После внезапного порыва она старалась даже не смотреть в сторону одессита.
Ей Шурик отказать не смог. И тоже смутился.
Это типа поговорки «горе не беда». Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.
Тут Шурик увидел подтаскиваемый долгожданный котел:
Что у нас на жидкое?
Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Как же ошибался!
Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем бойники.
А мяса здесь не водится? поводил ложкой быстро насытившийся Малик, разыскивая что-то более основательное.
И я бы не отказался, признался Шурик, мечтательно закатив глаза.
Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.
Бойники, уже достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.
Мяса?!
Одно словочерти, презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом глянул на солнце. Наша задачадойти до башни без ночевки. Запас времени пока есть, но лучше поторопиться.
Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников, отправившегося к злополучному дереву с вещами и флагом. Вместо двух был вывешен и гордо реял теперь один первоначальный. Заодно был восстановлен набор первой необходимости для снизошедших ангелов.
Сборы были недолги. Остатки провианта и котел упаковали в мешки. Туда же запихали добычу в виде шкур, не пропадать же добру. Бойники взвалили поклажу за плечи, и колонна двинулась сквозь лес. Четверо несли Шурика. Еще один приглядывал за Маликом, который при всем желании вряд ли мог что-то сделать со связанными руками. Конец длинной веревки охранник намотал себе на руку. Один плелся позади меня и Томы. Двое шли чуточку в стороне, следя за окрестностями. Царевич то вырывался вперед, то отставал, то грациозно гарцевал рядом с нами.
Сюда! Сверху кто-то прячется!
Крик издал бойник левой стороны. Как он разглядел что-то в непробиваемой листве чащи, осталось неизвестным. Наверное, жизнь заставила. Точнее, навязчивое нежелание умереть.
Дерево окружили. Трое разошлись спиралями, прочесывая округу. Остальные заняли круговую оборону.
Больше никого.
Спускайтесь! объявил Гордей.
Двое. Парочка в нежном возрасте, но всяко старше нас с Томой. Спрыгнув, отряхнулись. В типичной для здешних мест серой дерюге. Девушка в штанах и жилетке, парень в балахоне до колен. Я бы даже сказал в сарафане, если б он не был парнем. Оба светловолосые, светлокожие и какие-то светящиеся изнутри. Так показалось. Наверное, потому, что они бережно относились друг к другу, помогали спускаться, и все время смотрели влюбленными глазами. Со страхом, практически с ужасом, но притомс любовью. Которая выше страха и прочего.
Один из бойников вырвал из их рук котомки и грубо выпотрошил. Внутритолько продукты и дырявое покрывало.
Парня опрокинули наземь, лицом в землю. Сарафан был безжалостно сорван. Вспомнил: у древних греков такой мешок без рукавов с отверстиями для рук и головы назывался туникой. Но настолько простая конструкция наверняка пришла в голову не только им. Вот и здесь без нее не обошлось. Где «здесь»? Хороший вопрос. Правильный вопрос. Просто чудесный. Полжизни отдам за ответ.
Нет, столько не отдам. Еще чего, полжизнями разбрасываться. Но что-то отдал бы наверняка. Жаль, что ничего нет, кроме чужого ножика. Ау, люди, кому ножик за расрытие мировых тайн?
Девушка отстранилась от едва не осуществленной «услуги» бойника и сама приспустила рубаху чуть ниже плеч. Отвернулась. Оба загривка украшали татуировки: три дерева.
Бойник, осмотревший их вблизи и очень внимательно, согласно склонил голову.
Наши.
Все оглянулись на царевича.
Знаете закон? с высокомерием, всем видом выражая недовольство разговором с низшими, вопросил он.
Девушка процитировала:
Крепостные не могут самостоятельно покидать землю, не перейдя в иное сословие.
Наказание?
Смерть.
Задумчиво кивнув, Гордей осведомился:
Причина настолько серьезна?
Его, девушка указала на парня, захотела взять в мужья войница Клавдия. Уже дату помолвки назначила. А мы любим друг друга!
Клавдияхорошая войница, проговорил царевич, вышагивая по полянке.
Окованные металлом ноги совершали пять шагов в одну сторону, там замирали, потом он медленно разворачивался и столь же не торопясь шел в другую. После четырех томительных циклов, когда общие нервы уже потрескивали, последовало продолжение:
Клавдиязавидная партия. Ее внимание нужно заслужить. В мужьявообще дорогого стоит. Вы сделали не тот выбор. Назовитесь.
Ива. И Хлыст, сообщила девушка.
Оба несчастных не смели поднять глаз. Отвечали, буровя взглядом самопальные сандалии, достойные скорее помойки, чем живых людей. Впрочем, говорила пока только девушка.
Закон надо исполнять. Вы, указательный палец царевича выбрал двоих солдат, на счет три. Один, два
Стойте! завопила Тома и заплакала. Ей больше нечего было добавить. Сила и местный закон на чужой стороне.
Почему? едко отозвался царевич.
Здесь он в своем праве. Оставалось только посмеяться над нашими потугами.
Неужели проблему нельзя решить по-другому? Хорошие работники не нужны? решил я попытать счастья.
Закон. Напомню, одни по твоей просьбе еще живы. Других не будет.
Тогда мы отказываемся от вашего гостеприимства. Приятно было познакомиться, до свидания. Мы уходим.
Я взял Тому за руку. Мы вполне серьезно пошагали себе в неизвестность. Лес большой, редкий, чего не идти докуда дойдем
Стойте! раздалось вслед.
Трюк сработал. Мы остановились. Чем обрадуют?
Гордей выдал:
При согласии оставить этих преступников в живых, вы со своей стороны поклянетесь спокойно проследовать в башню без новых заскоков?
Да чем угодно!
Клянусь!
Пусть она тоже скажет, показал он на Тому.
Клянусь! заверила та.
Хорошо, расплылся царевич в улыбке. Воздел руки. Во исполнение своей части договора я оставляю Иву и Хлыста в живых. Пусть чистоту моих помыслов видит Алла-сокрушительница, справедливая и суровая, да простит Она нас и примет. Клятвы царевича достаточно?
Возвышенное обращение по вертикали в конце сменилось на окружавшую его в нашем лице горизонталь.
Да.
Отлично. Гордей повернулся к бойникам. Связать и оставить. Поторопитесь, мы спешим.
Позор мне, позор. Я обреченно глянул на Малика. Тот в меру возможности развел руками. За наши жизни он рискнул бы побороться хоть с дьяволом, но рисковать всем за чужие? Тома хлюпнула носом.
Они не проживут и суток, неожиданно подал голос один из копейщиков.
Гордей отправил ему взгляд, заставивший споткнуться. Кажется, по возвращении у бойника будут проблемы. Большие проблемы.
Царевич свое слово держит? Исполнять.
Точка поставлена. Бойники размотали веревку, толкнули обреченных друг к другукак последнее утешение, ведь иных указаний не было. Связанную в последнем объятии парочку бросили на траву. Каждый знал: не пройдет и дня, если не часа, их найдут собаки. Точнее, волки, как теперь нужно говорить.
Мы понуро двинулись. Не оглядываясь.
Бойники ступали неслышно, лесные жители, однако. Только копыта глухо стучали, вбиваясь в почву, да мы с Томой ломились сквозь зелень подобно бронетранспортерам, решившим срезать путь через торговые ряды деревенской ярмарки. Сто шагов двести
Скорбную тишину нарушил я. Криком.
Где восьмой?!
Стоп! скомандовал Гордей.
Процессия замерла.
Ты не сдержал слова! накинулся я на царевича, едва сдерживая предательские детские слезы. Ноги запутались в чувяках не по ноге. Губы в паузах сжимались и дрожали. Даже из милости ты не имеешь права убивать их! Хоть маленький, но у них был шанс!
Шанса не было, буркнул Малик, в свое время внимательно отследивший действия вязальщиков.
Глаза царевича ошалело пробежали по отряду.
Четверо, покрытая металлом ладонь ткнула в носильщиков, быстро назад.
Не договорив, Гордей сам развернул коня. Мы с Томой рванули за ним. Никто не посмел нас задерживать.
Добежав, узрели картину: Гордей гарцевал вокруг окровавленного тела бойника, нанизанного на вставленное в ямку копье. Маска-колпак валялась далеко за деревьями, бородатая голова безвольно болталась. Балахон был задран по шею, отчего почти не пострадал. Штаны заменяла юбка типа шотландской, только без расцветки.
Парочка исчезла. Из травы торчали обрывки веревки.
Кто это? кинул царевич подбежавшей четверке.
Один бесцеремонно взял свешенную голову за волосы, заглянул в лицо.
Третьяк с Понизовки.
Молодец, казенное имущество не попортил, семью не потревожу. Снимите.
Бойники поняли его правильно. Не как я. Чуть окровавленная вещь была бережно стянута, свернута и упакована, и лишь потом выдернуто древко с обтекающим наконечником. Оставшееся тряпье тоже не было забыто, его свалили в мешок.
Не понимаю, не выдержала Тома. Схватила Гордея за стремя, вскинула умоляющее личико. Что произошло?
Освободил, стервец. Вернуться после такого не мог, бросился на копье.
Какое самопожертвование Томины глаза застило влагой. А мы
Бойник, вытиравший копье, небрежно бросил:
Это Ивкин батька. Я тоже с Понизовки. У них единственная дочка была.
Искать не будем, решил царевич, покосившись на меня. Волки найдут. Во всяком случае, я слова не нарушил.
Он повернул коня назад.
А похоронить? не удержался я.
Гордей поиграл желваками, сощурился. Нехотя упало:
Похороните.
Обобранное догола тело взяли за руки, за ноги, привалили к дереву. Сложенные ладони упокоились на животе. Голова осталась свешенной на грудь. Сверху накидали веток.
Вот и вся церемония. Раздалась команда:
Возвращаемся.
Могу ошибаться, но по-моему похоронная команда посмотрела на меня с благодарностью.
Да, здорово быть ангелом. Даже царевичи не могут сказать «нет». Ангельские права меня полностью устраивали, осталось выяснить, каковы обязанности. Не здесь ли собака извиняюсь, волк зарыт?
Глава 7
В оставленном лагере ждал сюрприз.
Он же черт, оправдывался бойник, отирая разбитое лицо. Как сиганет. Лбом в нос. Я и вырубился.
Ни маски, ни балахона на нем не было, включая портупею с ножом и дубиной. И копья. И мешка с провиантом. Только рубаха и юбкакак на самоубившемся. Видимо, особенности местной моды.
Малик сбежал. Еще два копейщика потирали зашибленные места. Все были живы и в меру здоровы.
Черт. Одно словочерт! твердили они.
После этого, царевич мотнул головой на устроенный разгром, думаете, я еще раз нарушу закон, сохранив жизнь ему? остановился тяжелый взгляд на Шурике.
Я молча достал нож и приладил к недавней ранке. Кожа горла под острием страшно ныла. Чесалась. Не уверен, что хватило бы духу решиться. Но что-то толкало. Какая-то лютая неприязнь к происходящему.
Ты слишком мало ценишь свою жизнь, свысока (во всех смыслах) бросил царевич.
А ты чужую.
В ответ раздался только вздох, полный сдерживаемой ярости. Через некоторое время донеслось:
Ладно. До башни. И забыть вас, как страшный сон. Гордей прикрикнул на бойников:Подъем! Ты, раззява, бери вещи Третьяка, ему больше не понадобятся. Вперед!
Дорог в лесу не наблюдалось. Даже тропиночек. Тащились меж деревьями, ломая мелкие заросли и обходя крупные. Неужели здесь никто не ходит? Но где-то же ходят? Интересно, где.
Погрузившаяся в мысли Тома передвигалась как робот, пытающийся понять, чем могут сидеть птичка и свитер. Я тоже вышагивал молча, но до времени. Мучил информационный голод. Насчет разного конкретного и как оно все вообще. Распираемый вдрызг, нагнал Гордея.
Можно вопрос?
Уже.
А еще один?
Молчаниезнак согласия. Воспользовавшись паузой, пока он высматривал среди деревьев возможного неприятеля, я втиснул:
Зачем ангелов вести в крепость?
Таков закон.
Я поправился:
Имею в виду не тебя, а нас. Твой мотив понятен, не можешь иначе. Но что там сделают с нами?
Гордей равнодушно повел плечами, поправил щит.
Там решится ваша судьба.
В какую сторону? Чего нам ждать?
Не знаю.
Я не выдержал:
А кто знает?
Никто.
Вот и поговорили.
Скажи хоть что-то! взмолился я.
Хоть что-то.
Показав, что не ищет моего общества, гори оно любым пламенем, он умолк. Взгляд вновь устремился в лес, прыгая по сторонам, как кот, упавший в вольер к собаке.
Думал, отстану? Ну-ну. Думай, не жалко.
Напомни-ка молитву встречи, сыграл я на его законопослушании. Встретив ангела, ты долженчто? Помимо крепости?