У вас сжигают чучело Калех на Имболк? поинтересовался Ивар.
Нет, только карлины.
Что это?
Осенью, если ты убираешь урожай зерна раньше соседа, принято из последнего пучка колосьев делать соломенную куклукарлинуи бросать ее на поле твоего отставшего соседа. В конце концов, тот, кто собирает урожай последним в селении, получает себе всех карлин. Прошлой осенью такое «счастье» досталось Оверету. Это называется «приютить у себя Калех». Такой человек должен хранить карлины и заботиться о них до следующего года, иначе Калех обидится на него. Ну а потом, на Имболк, он сжигает карлины на горсете.
Фариер, как ты думаешь, если Калех еще не умирает на Имболк, а Бригантия уже возрождаетсяне тесно ли им вдвоем в этом мире? Ведь Калех властвует над погодой от Самайна до Бельтайна,* так? Но что же тогда делает Бригантия в эти три месяца, от Имболка до Бельтайна?
[*Праздник начала лета, приходится на первые числа мая]
Фариер недоверчиво покосился на Ивара, но все-таки решился ответить:
По правде сказать, и я не раз задавался этим вопросом. И вот что я думаю. Я думаю, что Бригантия и Калехэто одна и та же богиня. Просто к Самайну Бригантия состаривается и превращается в Калех, а Калех на Бельтайн умирает, превращаясь в камень, и тут же возрождается в виде юной Бригантии.
Но тогда получается, что люди ждут благословения Бригантии, а получают его от Калех? изумился Ивар.
Выходит так. В жизни такое случается, что добро мы получаем от тех, от кого ожидаем зла. Как и наоборот.
Фариер зачерпнул горсть снега с земли, умыл им лицо, что-то прошептал себе под нос и зачем-то прищурил левый глаз.
Доброй ночи, Ивар, произнес он после недолгого молчания. И да сгорит в огне Имболка все, чему суждено сгореть.
***
В доме Дайардина была жарко натоплено и по-домашнему уютно. В честь праздника Рой зажгла свечей больше, чем обычно, и приготовила щедрый ужин. Сначала шла сочная баранья нога в сухарях, затем бобовое пюре на масле и молоке, перемешанное с луком и листьями капусты. Завершал праздничный ужин пудинг с клюквой, корицей и имбирем, пресные хлебцы с изюмом и шипучий медовый напиток.
То ли полный желудок не давал уснуть Ивару, то ли громкие голоса гулявших жителей Оллтре, но у него никак не выходил из головы сегодняшний сон. Точнее, тот сложившийся из знаков каменный портал. Ивар был почти уверен, что уже видел похожий трилит* на горсете, когда бродил там с Аскуром и Витрой. Да, ошибки быть не могло: он хорошо запомнил тот темный знак на лежащей сверху плите: три наклонные черты, перечеркнутые вертикальной.
[*Два вертикально стоящих камня с третьим, положенным поверх них]
Ивар спрыгнул с сеновала и вышел на улицу. Со стороны поселка доносились отзвуки гулянья и потрескиванье костров. От дома Дайардина до горсета было чуть более двух сотен шагов. Ивар обошел каменное поле с восточной стороны и, наконец, увидел то, что искал.
На северной стороне каменного лабиринта возвышался огромный трилит. Подойдя ближе, Ивар разглядел в темноте тот самый таинственный знак на верхней плите. «Надо будет спросить у Фариера или Дерога, что означает этот символ». Ивар задумчиво погладил рукой шероховатую поверхность столпа, словно это была могучая шея исполинского коня, навеки заточенного там, внутри, по ту сторону холодного камня.
И тут он услышал шаги. Негромкие осторожные шаги по скрипучему снегу. Ивар пригнулся и укрылся за одним из камней трилита. Шаги приближались. Ивар видел, как чья-то тень подкралась к менгиру,* возвышавшемуся шагах в десяти от него. Тень огляделась, прислушалась, затем достала из-за пазухи что-то напоминающее длинный нож, опустилась на корточки у основания камня и принялась ковырять подмороженную землю. Выкопав небольшую яму, незнакомец положил в нее какой-то сверток, засыпал обратно землей и тщательно утрамбовал. Еще раз оглянувшись по сторонам и прислушавшись к ночным звукам, он направился обратно в сторону поселка.
[*Досл.: «длинный камень»]
Дойдя до центра горсета, до Омфала и жертвенного камня, ночной гость внезапно остановился. Ивар услышал, как чиркнул кремень по кресалу, затем увидел занявшийся костерок рядом с Омфалом. Пламя было несильным и горело не дольше минуты, однако Ивар успел разглядеть лицо незнакомца. Это был Оверет. Молодой пастух стоял, задумчиво глядя на догоравших соломенных карлин и что-то беззвучно шепча.
Фрагмент 6
День пятый
На следующее утро Ивар проснулся от громкого пения на улице. Нестройный хор женских голосов прилежно выводил:
Приди, защитница семьи и очага,
та, что вдыхает жизнь в уста певца,
что направляет руку кузнеца
и пробуждает сонные луга.
Работы на сегодня не было: все жители Оллтре праздновали Имболк. Выйдя на улицу, Ивар заметил стайку девушек в белых одеждах, с распущенными волосами и в венках из желто-белых нарциссов. Девушки носили от дома к дому тростниковое чучело Бригантии. Кто-то давал им лепешку или кусок сыра, кто-то дарил бусы из высохших ягод, свежесорванные цветы или ракушкидля украшения тростниковой богини.
На деревьях у домов дрожалина ветру лоскуты одежды, развешанные жителями накануне, дабы Бригантия наделила их обережной и целительной силой. У дверей домов стояло подношение для богинимиски с едой и кувшины с молоком, выставленные вчерашним вечером. Просыпавшиеся жители выходили на улицу, умывались снегом и пытались разглядеть в золе, рассыпанной ими у порога накануне, следы от посоха Бригантии: заходила ли богиня ночью в их дом или же, обидевшись на что-то, прошествовала мимо.
После полудня мальчишки и парни постарше устроили петушиные бои на пустыре у горсета. Тут же неподалеку полыхал высокий костер, куда жители Оллтре бросали сухиетравы со словами:
Под напевы сладкие свирели
Выйдет Королева из холма.
Дочь Ивора, я тебя не трону,
Только уж и ты не тронь меня!
На горсете собрались почти все жители поселка. Ивар увидел здесь старосту Гервина с женой Дилит, важно прошествовавших сквозь толпу. Чуть позже подошли Дайардин и Рой. За ними, старясь держаться подальше друг от друга, плелись с каменными лицами Эсгис и Оверет. По виду их было понятно, что лишь присутствие родителей не позволяет им броситься друг на друга с кулаками. Вездесущие Аскур и Витра тоже были здесь, о чем-то настойчиво упрашивая мать. На строгом лице Фиолы, однако же, читалось решительное «нет». Позади них подмастерье Вихан что-то горячо доказывал Фариеру. Пару раз промелькнуло в толпе бородавчатое лицо мельника Тервела. Не было видно лишь Хейнискорее всего, пьянствовавшего в корчмеда Дерога со знахаркой Маллт.
Ивар, дружище, подсоби! раздался сзади звонкий тенорок. Обернувшись, Ивар увидел Кивриса Нейдра, тащившего по земле раму из наспех сколоченных досок. За Киврисом следовала шумная ватага чумазых детей.
Что это? удивленно спросил Ивар.
Подмостки. У нас тут свой маленький театр одного актера, во весь рот улыбнулся Киврис. Развлекаю народ сказками нравоучительного свойства. Поможешь собрать? Нужно будет закрепить подмостки в земле, завесить тканью, ну и всякое другое в том же духе.
Ивар кивнул и принялся помогать Киврису.
Странное слово «имболк», обронил Ивар, копая ямы под подмостки. Ты не знаешь, что оно означает?
Не знаю. Кажется, что-то, связанное с овечьим молоком, предположил свинопас.
А оно не может быть как-то связано с народом фирболг, что, говорят, жил здесь в древности?
Не думаю, возразил Киврис, прикапывая раму. Ведь слово «фирболг» оканчивается на «гэ», а не на «ка», как «имболк». Вряд ли они как-то связаны.
Пока они собирали самодельную сцену, появились Дерог и Хейни. Судя по недовольной мине последнего, филид опять оторвал его от кувшина с вином. Дерог же, не обращая внимания на причитания Хейни, скользил обеспокоенным взглядом по толпе собравшихся, как будто выискивая в ней кого-то.
Из принесенного с собой мешка Киврис достал две соломенные куклы. Одна изображала мерзкую старуху с длинным крючковатым носом, восседавшую на бледно-сером коне, другаямолодого паренька в залихватско заломленной назад шляпе.
Сегодня будет сказка про старуху Смерть и пройдоху Эйтилуха, пояснил Киврис. Слышал такую?
Нет еще, ответил Ивар.
Я ее на Имралтине видел однажды, в настоящем театре, не без гордости сказал свинопас.
Единожды увидел и дословно запомнил? удивился Ивар.
Ну, может, не совсем дословно, но вообще на память не жалуюсь, похвастался Киврис.
Рядом с ними стоял филид Дерог и недовольно косился на соломенных кукол, насаженных на руки Кивриса.
Скажи, атре, вспомнил Ивар сегодняшнюю ночь на горсете. Что означает руна в виде отвесной черты, перечеркнутой тремя наклонными?
Несложно ответить, произнес Дерог. Это «геталь»: ранение или убийство. Почему ты спрашиваешь?
Просто видел такую на одном из трилитов. А кто такая «дочь Ивора»?
Это ты в отвороте услышал? Дочерьми Ивора, или королевами, называют змей, что на Имболк выползают из своих расщелин. Наивные простецы полагают, что, кинув в огонь пучок мяты или душицы, они оградят себя от укуса змеи.
А что может оградить от укуса змеи? продолжал допытываться Ивар.
Есть только одно средство, надежно защищающее от яда: змеиное яйцо. Но это очень редкий камень, в наших краях ты его не встретишь. Говорят, их добывают где-то далеко-далеко на юге, в пустынных землях.
Дерог неожиданно повернулся к проходившему мимо Эсгису:
Эсгис, а где брат твой?
Не знаю. Что я, сторож ему? недовольно пробурчал тот. Шляется где-то, как обычно.
А Вихана ты давно не видел?
С час назад еще был здесь, тень волнения пробежала по лицу Эсгиса. Вытянув голову, он принялся искать в толпе своего приятеля. Вот же неслух! не найдя того, кого искал, ругнулся он. Прости, атре, спешу.
С этими словами Эсгис развернулся и широким шагом направился в сторону своего дома.
До заката оставалось менее часа, когда подмостки, наконец, были готовы. Понемногу начинало подвьюживать. Чтобы осветить сцену в надвигающихся сумерках, Киврис попытался закрепить по бокам ее несколько факелов. Факелы, однако, держаться не хотели, поэтому пришлось отдать их в руки людям из первого ряда.
Итак, любезные зрители, торжественно и нараспев протянул Киврис. Сегодня мы поведаем вам, как ловкий Эйтилух обманул всесильную Смерть. Прошу не шуметь, мы начинаем.
С этими словами Киврис нырнул под задрапированную раму. Зрителей к этому времени осталось совсем немного, десятка трив основном, дети и подростки. Вскоре над подмостками взметнулась соломенная кукла, изображавшая паренька в залихватской шляпе.
Однажды в старые-престарые времена, за девятью горами, девятью долами и девятью волнами жил себе молодой паренек по имени Эйтилух. Был он ловок, смышлен, нрав имел веселый, а языкострый как жало. И так жил он себе припеваючи да забот не знаючи, пока однажды не заприметила его старуха Смерть и не зачеркнула его имя мелом на своей черной доске. И тогда отправилась она в дом к нему, чтобы забрать с собой.
Над задрапированной рамой появилась фигура горбоносой старухи. Несколько самых маленьких зрителей испуганно охнули.
«Собирайся поживее!», грозно молвила Смерть Эйтилуху. «Или я потащу тебя силой!» Но уж очень не хотелось Эйтилуху покидать этот мир, и принялся он упрашивать старуху, чтобы подарила ему хотя бы еще немножко времени, совсем чуть-чуть. Поначалу Смерть и слышать ничего не желала. Но устав от его бесконечных причитаний и уговоров, согласилась: «Хорошо, даю тебе еще три часа». «Но это же очень мало!» воскликнул Эйтилух. «Дай мне время хотя бы до завтра!» «Нет!» сказала Смерть. «Ну прошу тебя, что тебе стоит!» упрашивал ее Эйтилух. В конце концов, Смерть не выдержала и махнула рукой: «Коли уж тебе свет клином сошелся на этом завтрашнем дне, то так тому и быть. Но это окончательный срок!» «Хорошо, хорошо», уверил ее Эйтилух. «Только одна маленькая просьба». «Что еще?» недовольно пробурчала Смерть. «Напиши мне расписку, что ты придешь именно завтра». «Что?!» возмутилась Смерть. «Ты не веришь моему слову?!» «Что ты, что ты!» успокоил ее Эйтилух. «Конечно же, верю! Но у тебя же столько дел, можешь ненароком и перепутать что-то. А мне так будет спокойнее». «Ну хорошо», сказала Смерть, начиная терять терпение. «Вот тебе моя расписка». С этими словами Смерть достала свой волшебный мел, написала на двери Эйтилуха слово «завтра» и отправилась прочь по своим делам.
Утром следующего дня Смерть снова пришла в дом Эйтилуха, но застала его безмятежно спящим на перинах. «Почему ты не готов?!» возмущенно спросила старуха. «А ну-ка быстро собирайся и иди со мной!» В ответ Эйтилух лишь зевнул и спокойно ответствовал: «Ты, бабушка, ошиблась, видимо. Сама погляди, что написано на двери твоей же рукою». Смерть взглянула на дверь и увидела слово «завтра». «Хорошо», сказала она. «Я приду завтра. Но чтоб завтра ты был готов с самого утра и не задерживал меня». С этими словами Смерть ушла, а Эйтилух, довольный, продолжил нежиться на перине.
Среди зрителей пробежало оживление и веселые смешки: они искренне радовались находчивости Эйтилуха.
Девять дней приходила старуха Смерть в дома Эйтилуха и девять дней уходила несолоно хлебавши, каждый раз читая на двери слово «завтра». На десятый же день поняла Смерть, что ее дурят, и, уходя, стерла меловую надпись на двери. Увидел это Эйтилух и не на шутку перепугался. И начал он думать, где ему от Смерти укрыться. Увидел он в чулане бочку с медом и нырнул в нее с головой. Но, просидев немного в бочке, почувствовал Эйтилух, что задыхается. Вынырнул он из меда, но тотчас же понял, что Смерть заметит его торчащую голову и заберет с собой. Тогда решил он спрятаться в пуховой перине. Залез Эйтилух в перину, но пух набился ему в ноздри, в рот, в глаза, и стало ему нечем дышать. Тогда выскочил он из перины, а тут как раз и Смерть стучится в двери
Убили! внезапно прорезал ночную тишину надрывный женский крик со стороны горсета.
Зрители вздрогнули и обернулись. Через пару мгновений в отсвете костра проступило изможденное и блестящее от пота лицо знахарки Маллт. С трудом переводя дыхание, она проклокоталахриплым надтреснутым голосом:
Вихана убили на старой мельнице!
***
Поначалу люди на поле словно не поняли слов знахарки, лишь переглядывались между собой с недоумением и робкой надеждой, что кто-то объяснит им смысл происходящего. Затем недоумение сменилось испугом. Последний раз жители Эллана слышали про убийство более чем полвека назад. Тогда слабоумный сын Лугайда Толстопятого нечаянно скинул бревно на старика Форголла, размозжив ему череп. Да еще лет двадцать назад старуха Кикфа, знахарка из Крейга, загадочно исчезла без следа где-то по дороге в Оллтре. В остальном же все злодеяния островитян ограничивались драками да мелких кражами.
Староста Гервин первым нарушил звенящее молчание:
Ты уверена, что он мертв? Почему ты решила, что его убили? Может, он просто утонул? Или его загрызли волки?
Разве что это были речные волки, переводя дух, насмешливо ответила Маллт. Ну или же он сам выпотрошил себе кишки, купаясь в Коровьем ручье зимой.
А ты что делала ночью на старой мельнице? вмешался в разговор Дерог. Слегка замявшись, Маллт пожала плечами:
Как обычно, собирала травы.
В темноте? недоверчиво прищурился Дерог. Без факела?
Мне не нужен факел для этого, я и без того знаю, где они растут.
Давай по порядку, как было дело, снова взял слово староста.
Собравшись с мыслями и немного подуспокоившись, Маллт рассказала, что незадолго до заката пришла к старой мельнице за некоей травой, найти которую можно только там. Как называется трава, она, разумеется, не сказала. Идя вдоль берега Коровьего ручья, Маллт заметила что-то темное в камышах. Поначалу она решила, что это калп выходит из воды, испугалась и спряталась за дерево. Но темный предмет не шевелился. Тогда она подошла ближе и поняла, что это утопленник. Тело лежало по пояс в воде, лишь голова с плечами находились на берегу. Маллт перевернула утопленника и с ужасом увидела, что живот у него разворочен, а внутренности вывалились и тянутся в воду. Затем она разглядела обезображенное лицо и поняла, что это Вихан. Точнее, то, что когда-то им было. К тому же, она узнала стеганый полукафтан Вихана, всегда висевший на нем как с чужого плеча.