- Да, он действительно был создан одним из Высших Сирин, для повышение уровня силы подданных, - ответил на завуалированный вопрос Глава. - Но разве вы знакомы с другими... хм, процессами, отнимающими суть и силу?
- О, да... Карающие, знаете ли, очень их любят, - хмыкнув, я кивнула замершему рядом рыжему. - Господин Мельников, господин Тернов, - и через стол, - господин Северян. Мое почтение.
Пошла к выходу, спиной ощущая два десятка сосредоточенных взглядов. Сирин, Карающие, оборотень, альвы и эльфы.
Между прочим, где все маги, включая, собственно, Свертхальде? И кто-нибудь догадался его проверить. Вдруг он тоже... мертв?
Я обернулась.
- А господин протектор где? Мне вообще-то хотелось бы с ним пообщаться...
Хм, а все присутствующие неожиданно недоуменно переглянулись. Тревожный шепоток обежал веранду, Карающие в надежде обрести врага слегка воспрянули, но подозрение не успело четко оформится, как подал голос оборотень, скинувший с себя отводящие внимание чары.
- Он этой ночью занят. Отзвонился еще днем. Господин Ирни, - чуть укоризненно напомнил он русалу, - сегодня день традиционного родового поискового ритуала...
Не дослушав пространные объяснения, излагаемые густым, сочным басом, я нырнула в ночь.
Мне показались неинтересны расклады в этом городском пасьянсе, почему-то больше заботили другие карты. Мелочь, отброшенная Высшими за ненадобностью. Тихий голосок предчувствия погнал на улицу.
Душная сухая ночь приняла меня, скрывая от взглядов случайных прохожих. Нет, все же я сто раз предпочитаю сумрачную морось поздней столичной осени этому пеклу. Передернувшись, я неторопливо порысила в сторону дома, потерявшего одну из своих обитательниц.
Не так уж и близко это оказалось.
Между непривычно низких кирпичных и оштукатуренных домов с колоннами и карнизами, по высохшей, хрустящей траве, через мост, под которым тянулись вдаль линии рельсов и пыхтел, обдавая вонючим дымом опоры, старый тепловоз. И вверх, вверх, вверх, вдоль широкого пустого проспекта, мимо длинных многоэтажек и маленьких частных домишек, пустырей и трамвайных путей. Свернув у недостроенной высотки в старые дворы, долго кружила среди совершенно одинаковых корпусов пятиэтажек, выискивая нужную. Неуютные пыльные площадки, заросшие полынью, кустистые вишни и абрикосы, и толстые тополя освещали редкие фонари. Под тусклыми лампочками мельтешили сотни насекомых. Отмахиваясь от комаров, нудно зудящих над ухом, продралась через вишневые заросли, и вывалилась на растрескавшуюся асфальтовую тропку. На выщербленной кирпичной стене красовались нужные цифры. Обогнув угол, вышла к подъездам.
Так-с. Окошки, окошки, окошки, в большинстве своем - темные. Занавешенные тюлем, заросшие какой-то травой. Балкончики. Убогий какой-то домишко, но все ж получше того, где я обосновалась.
Высчитав расположение искомых окон, уж это логическое упражнение мне по силам, присела на скамье в глухой тени под раскидистой акацией. В нужном окне горел свет. Тускло так теплился и дергался при скачках напряжения за плотными занавесями. Иногда на их фоне мелькал смутный силуэт. В квартире не спали, что не удивительно...
Расслабившись, осторожно отпустила сознание, и монохромная ночь медленно начала расцвечиваться запахами. Кто-то сидел на скамейке, распивая пиво, кто-то проходил мимо, размахивая сумкой или плетясь еле-еле, волоча за собой пакеты. На соседнем пустыре пьяненькие голоса, наконец, затихли, и, шаркая и опираясь о стены, двинулись куда-то дальше. Темнеющая зелень источала прохладу, ароматным пологом укрывая асфальт, давая возможность вздохнуть полной грудью.
Бронза радости и серебро грусти, алые нити раздражения и синяя паутина злости изукрасили двор. Прохладная ласка матери, сонное довольство малыша, сопящего в коляске. Настроения и следы рисовали затейливый узор жизни, движущейся несмотря ни на что и вопреки всему.
Хищная настороженность кошек, прячущихся по подвалам, из которых тянет немного затхлым холодком, песий гон, пронесшийся по кустам ввечеру, уводя с собой подростков из семьи... Куниц? Резкий запах сущности малолетних хищников отпечатался в пыли короткими резкими черточками-прыжками.
Земля пахла пеплом и потом, высохшей травой и давлеными клопами, дом напротив блестел черными слюдяными провалами окон в белых, бронзовеющих в свете редких фонарей рамах. Первый этаж прикрывали густые заросли. Смолистая вишня истекала на сломах ветвей золотистой густой горьковатой патокой. Дикий виноград, цепляясь за стояки балконов, тянулся вверх. Вился, теряя подсыхающую, тихо шелестящую листву и осыпая скользящую вдоль стены тень ароматной пыльцой и недозрелыми твердыми ягодинами плодов.
Тень? То сливающаяся с густой бархатной чернотой, то обретающая материальность, рельефно выступая на тусклом свету, просачивающемся сквозь листву к кирпичной кладке.
Тень... Я подалась вперед, выпуская когти.
Может...
Нет! Миновала третий подъезд, буквально стелясь по земле бесплотным туманом, нырнула под сень отдающих терпким запахом вязов...
И я поймала его запах, полностью сбрасывая с сознания легкие тенета щитов.
Гнилая кровь... пришла за оставшимися в живых.
Мгновенно вспыхнувшая ярость перебила ошеломительную боль, заполнившую голову.
Тень коснулась обшарпанной железной двери, под ладонью слабо пискнул домофон, скрипнули тяжелые петли. Плоская, как бумага, фигура просочилась в узкую щель.
И я метнулась вперед, не дожидаясь, пока щелкнет замок. Тело протестующе заныло, проломившись через слой ставшего неожиданно твердым воздуха, где-то далеко позади упала скамья.
Мир сузился до узкой, затянутой железной сетки балконной двери.
Успеть...
Прыжок. На пределе сил, взрывая сухой газон и оставляя на острых, сучьях обрывки одежды.
Под пальцами крошатся перила.
На грани сознания слышится дребезжащий звонок. В дверь...
Вперед, проламываясь через пространство, вспарывая сетку, перекатом по бросившемуся под ноги дивану, навстречу застывшему ужасу в светлых глазах.
Выбивая плечом из девицы воздух вместе с криком, пролетаю уже с нею в охапке мимо двери в коридорчик.
Там...
Застывшая перед взором картина: взметнувшийся вверх, тусклый клинок, четко обрисованный светом ночника силуэт в дверях, оседающее разбитой квашней тело в халате. Свежая кровь...
Соседняя комната. Маленькая. По прямой.
Вскинутое на плечо тело не успело шевельнуться, как я вбросил себя в прыжок.
Еще рывок, и, пролетев над спружинившей при касании кроватью, спиной вбиваюсь в окно. В мареве иссекших кожу осколков лечу вниз. Встречный безжалостный удар земли со спины и безвольного тела сверху, сплющивают, вышибают дух.
Откинув девицу, встаю.
Мир кружится, но воздух все еще плотнее и держит...
Меня будто крюком вздергивает, снимает кожу...
В разбитом окне - силуэт, стремительно истончающийся.
Схватив за шиворот девицу, волочу по земле, на свет. Луна. Звезды... Где?
Мимо тополей, каких-то кирпичных стен. Быстрее, еще...
Воздух загустел в легких, не давая расправить грудь. Камнем засел в горле, перебивая дыхание, резал глаза.
За спиной мотается тело.
Все...
Позади - освещенный звездами ряд гаражных ворот, отчетливо доносится аромат железа, машинного масла и какой-то химии.
Передо мной пустырь. Дома, деревья, все видится в каком-то дрожащем мареве. Зато очень четки ощущения. Тяжелое ошалелое дыхание, опаляющее шею, прижимающаяся, мешая свою кровь с моей, девушка. Ее холодные, как смерть, пальцы. Саднящие плечи, шея и затылок, ноющий позвоночник, ломота в ногах и резкая, будто туда гвоздей навбивали, боль в висках.
И сеть гнилой крови, тонкими зримыми следами рисующаяся вокруг. Тускло-зеленые нити незнакомых чар вызывают тошноту.
И мертвая, истинно мертвая тишина.
Ни следа, ни запаха иной, обычной жизни.
Звездный свет, ночь, чужое дыхание и тишина.
Я медленно раскинула руки.
Не дам. Мое.
Моя полукровка.
Моя.
Моя...
Моя!
В горле клокочет рычание.
Моя стая, не дам!!
Смутный силуэт проступил на фоне пустыря, как оттиск старинной фотографии. Гибкий, нечеловечески, даже, наверное, нереально гибкий, туманный, но в тоже время до ужаса материальный силуэт.
Скользил по границе проложенных нитей, будто раздумывая.
Я размяла когти, дернула пальцем, снимая маскировку.
Ощерилась.
- Потанцуем, э-рр?
Выплюнула фразу вместе со скопившейся в горле злобой и не узнала собственного голоса. Хриплый, замученный, глуховатый...
- Или, может, с-споем?
Отслеживая колебания фигуры, струящейся вокруг нас и с каждым, растянутым в бесконечность, мигом, приближающуюся все ближе, едва не пропустила секунду осознания поисходящего у девушки.
Хриплый стон, переходящий в вой, заставил меня вздрогнуть. Вцепившись в мои плечи, она забилась в судорогах, с неожиданной силой изгибаясь и раздирая ногтями кожу.
Впрочем, царапиной больше, царапиной меньше...
Лишь бы, вслушиваясь в мучительный, заставляющий каждой клеточкой тела резонировать в унисон, крик, тень не атаковала.
Я ее боюсь... И не представляю, что можно сделать с нереальным, ускользающим в бестелесность противником. Последовать за ним?
Крик девушки, изогнувшейся в мучительном усилии, перешел в неслышный людям диапазон.
И он прорвал странную зеленую сеть, сплетенную тенью. Разлетелись ошметки, оставляя на пыли расплывчатые кляксы и выжженные полосы. Где-то за гаражами завыли собаки, ярче и полнее налились льдистым огнем звезды, отблески фонарей расчертили, будто вырезанные из картона силуэты деревьев, душная южная ночь без остатка стерла подбирающийся все ближе холод.
И тень, недовольно передернувшись, отступила, растворяясь в отброшенном ближними кустами отпечатке сумрака.
За миг до ее исчезновения успела заметить, как чернота сползает, словно старинный плащ, обнажая... обычную руку.
Тяжким кулем осев в пыль рядом со скорчившейся в комок девушкой, хрипло выдохнула.
И что теперь?
Как мне везет на полукровок неинициированных! Осторожно коснувшись спутанных окровавленных волос, лизнула кончики пальцев. Соленая горечь обожгла губы, прокатилась по телу, оставляя йодистый привкус. Ряска, что ли? Или тина. Не разберешь так, сходу.
Вот кто такая Ирина, тогда сразу стало понятно. Огонь и есть огонь. А эта... недоуменно принюхавшись, почуяла только панику и ступор.
Сирин... по крайней мере, внешне похожа. И поет. Пела.
Я глянула в небо. Подмигнув, звезда скатилась вниз, рассыпаясь сотнями стеклянных осколков.
- Поднимайся, надо убираться отсюда, - прокашлявшись, подцепила девицу подмышки и поставила на ноги. Та замерла, пошатываясь и тупо глядя в пространство расширенными глазами. Зрачки полностью перекрывали радужку, черные провалы глаз обдавали холодом, ледяные руки вяло висели вдоль боков, с губ белым облачком срывалось короткое, рваное дыхание.
В шоке.
Вдалеке завыли сирены.
Правильно. Мы изрядно нашумели.
Дернув за руку, убедилась, что девушка по крайней мере переставляет ноги.
- Пошли!
И поволокла ее за гаражи. Там вроде что-то заброшенное... виднеется.
Проковыляв, оставляя в пыли кровавые следы, метров десять, поняла, что так мы далеко не уйдем. Эх, где же Жером, у которого в каждом гараже по машине?! Севу что-то звонить не тянет. Да и не с чего... сотовый в квартире остался.
Взвалив на плечо безвольное тело, чуть не взвыла. Больно... вся спина осколками утыкана, да, похоже, глубоко.
Медленно протрусив вдоль гаражей до кирпичной развалюхи с трубами, от которой тянуло горячей, но затхлой водой, коротко лающе взвыла. Десяток псин, прячущихся у ограды, встрепенулся. Я рявкнула, насилуя горло, и стая послушно рванула на место так и не случившейся схватки. Вытаптывать следы. И кровь вылизывать. Особенно наглая, большая черная тварь, покружив рядом, попробовала куснуть за ногу. Коротко взвизгнув, отлетела с полпинка к товаркам. Р-работай!
Я зла! Очень!
Покружив по дворовым закоулкам, вышла к ржавому забору. Оставив вялую девицу сползать на землю вдоль столба, поднапрягшись, потянула один из прутьев. Скрипнув, он прогнулся.
Ну вот.. а то я то перелезу, а эту что, перекидывать? Пропихнула плотную увесистую тушку в щель, скользнула следом. Подняв с травы мягко шлепнувшую туда спутницу, пошатываясь, побрела в парк.
Парк?
Да. Деревья рядами, кусты. Трещиноватый, заросший асфальт дорожек. Полянки. Что-то непонятное, странного, смутного, растопыренного силуэта. Только почти врубившись лбом в металл, поняла, что.
Самолет. Небольшой, серебристо-серый, со звездами на крыльях. Привалив груз к спущенным шинам шасси, присела рядом. Глянула в пустые, лишенные всякой мысли серо-голубые глаза девушки и вздохнула.
- Ну, что делать будем? - спросила у неба. То, естественно, промолчало.
- Свет небесных костров снится мне... - разложив абсолютно бессознательный груз, собственноручно повешенный на шею, под крылом самолета, я присела рядом, напевая, а точнее подвывая, продолжение мрачноватой песенки - ... что, несчастный герой, ты сделал с собою...
Угу, я вот тоже... сделала? И куда мне эту красоту девать? Аккуратно ощупав руки-ноги-голову-ребра, убедилась, что обошлось без переломов. А у меня?
Царапины, синяки, порезы...
Мое платье! Мысленно рыкнув на некстати проснувшуюся жабу-модницу, скинула обрывки. И окунулась в муть изменения. Уй, больно! Осколки буквально выплюнуло из-под кожи, свежие раны почти затянулись, а лежащее у лап тело обрело...
Я аж присела. Тонкий легкий флер из смеси едва заметных ароматов выкристаллизовался в серо-серебристый, сияющий гранями множества бриллиантиков ледяной покров, второй кожей облегающий израненную девушку. Зеленое бутылочное стекло, жидкое, разбрасывающее в свете звезд холодные блики вместо крови...
Э... запахи в цвете? Впервые такое вижу.
Миг возвышенного созерцания нарушило бурчание. В животе. Моем.
Да.
Примитивные инстинкты мгновенно вытеснили мысли о странном наследии. Оторвавшись от тщательного, носом к холодной коже, обследования странной девицы, нырнула в темноту.
Безлюдный парк расцветился сотнями нитей. Старых и новых, в большинстве своем свидетелях похождений неразумных.
Кто из них сейчас - еда?
Еда... да!
Короткая пробежка, прыжок и вот на клыках уже хрустят косточки. Жертвой оказалась жилистая ворона, по неизвестной причине ночевавшая в низких кустах. Она даже каркнуть не успела, как лишилась головы.
Первый голод ушел, затаившись в глубине волчьей натуры. Лучше...
Счистив с морды перья и зажевав горьковатый привкус дикой крови листочком тополя, вернулась к девице.
Носом ткнулась в серебро, теплым шершавым языком прошлась по щекам, снимая с царапин изумрудные капли. Ихор небесный... растекся на языке пузырьками сладости, чуть приторной густой яблочной пастилой, холодящей горло мятой, хрупким перламутром морских раковин...
Выплывший из подсознания образ едва не заставил поперхнуться.
Но я тяжело привалилась к горячему телу, распростертому на жесткой, колючей траве и с урчанием принялась вылизывать. Все... вкусно, вкусно, вкусно... Блаженно фыркая, проминала лапами грудь, ластилась всей шкурой, не оставляя без внимания ни единого местечка, ни одного клочка кожи.
Тело подо мной неожиданно ожило, резко выгнулось. По мышцам пробежала дрожь, судорога скрутила короткую шею, руки заскребли по земле, ломая ногти. Я прижалась сильнее, с рыком прижимая к земле бьющуюся девушку. Спустя миг она расслабилась, обмякла. И открыла глаза. В мутно-серых зрачках нарисовалось недоумение. По мере осознания того, кто на нее пялится, сверху вниз, нависая мохнатой скалящейся мордой, на лице вырисовывалось сначала недовольство, затем опасение, потом... чистый, незамутненный ужас.
Истеричный визг прорезал тьму. Отскочив, я замотала головой, избавляясь от звона в ушах. Девушка вскочила, нервно дернулась, подпрыгнув. Завертела головой, торопливо закутываясь в обрывки ночной рубашки.
Я рыкнула, выпрыгнув из тени, закружила у расцарапанных покрытых темными разводами ног, взрывающих пыль. Чихнула, тихонько взвыла.
Блондинка взвизгнула и заскочила на колесо, обнимая стойку. Поморщилась от боли в содранных до крови пальцах. Темное облако негативных эмоций окутало ее. Зато исчезли странные видения-запахи, снова воздвигся привычный легкий флер разбуженного наследия. Свежий, чуть слышный аромат моря, еле заметной соленой корочкой ложился на язык. Но куда сильнее вдруг оказалось расплывающееся вокруг нее облако сухого, мягкого запаха меловой пыли. Тонкие белые нити сплетались в защитный магический узор, наливающийся силой. Когда я, весело оскалившись, боком, игриво, едва ли не вприпрыжку, закружила вокруг шасси, мелкоячеистая сеть, усеянная узелками колючей проволоки, всколыхнулась, следуя за испуганными движениями тонких рук. Собралась в ком, напряглась и сорвалась с пальцев дрожащим воздушным потоком, взрывшим землю у моих лап.