Да брось ты. Сидите, переглядываетесь, смеетесь мне прямо в глаза. Я-то думал, что мы все будем делать вместе можешь в это поверить?
Квентин узнал этот стиль. Его родители как-то раз сдали первый этаж одному коротышке, страховому агенту. С виду он был нормальный, а потом начал писать им записки, требуя, чтобы его прекратили снимать на камеру, когда он выносит мусор.
Не будь идиотом, сказал он. Позиция «я выше этого» тут не годилась можно было заработать повторное сотрясение мозга. Ты вообще-то задумывался, как выглядишь со стороны? Строишь из себя панка и полагаешь, что все после этого захотят общаться с тобой?
Пенни пытался сесть.
Помнишь тот вечер, когда вы пошли погулять? Нет бы извиниться, или позвать меня, или там попрощаться ушли, и все тут. А потом что? Вы сдали, а я нет. По-твоему, это честно? Чего ты, собственно, ждал?
Вот, значит, в чем дело.
Нормально, Пенни. Ты, конечно, должен был дать мне в морду, раз экзамен не сдал. Почему бы тебе заодно не побить профессора Ван дер Веге?
Я не позволю ноги об себя вытирать. Голос Пенни звучал очень громко в пустой палате. Неприятности мне не нужны, но если будешь нарываться, получишь снова. Думаешь, этот мир твое личное фэнтези? Думаешь, можешь делать в нем все, что хочешь? Попробуешь меня опустить получишь еще раз!
Они так орали, что Квентин не услышал, как в палату вошел декан Фогг в расшитом шелковом кимоно и диккенсовском ночном колпаке. Квентин сначала подумал, что он несет свечку, но потом разглядел, что светится его поднятый указательный палец.
Довольно, сказал он тихо.
Декан Фогг! воззвал, как к долгожданному голосу разума, Пенни.
Я сказал, довольно. Квентин ни разу не слышал, чтобы декан повышал голос не случилось этого и теперь. Днем Фогг мог выглядеть как комический персонаж, но сейчас, ночью, в этом своем кимоно, казался таинственным, могущественным волшебником. Будете говорить, только когда я задам кому-то вопрос, понятно?
Квентин, не зная, следует ли засчитать это как вопрос, молча кивнул. Голова у него разболелась еще сильнее.
Да, сэр, выпалил Пенни.
Я достаточно наслушался об этом возмутительном инциденте. Кто был зачинщиком?
Я, тут же ответил Пенни, сэр. Квентин здесь ни при чем.
Квентин счел за лучшее промолчать. Пенни, конечно, полный кретин, но у него есть свои кретинские принципы, и он за них держится.
Да, конечно просто твой нос нечаянно подвернулся под его лоб. Намерены продолжать в том же духе?
Нет, сэр.
Нет.
Хорошо. Скрипнули пружины декан сел на незанятую кровать. Во всем этом происшествии меня радует только одно: что ни один из вас не применил магию против другого. Вы пока недостаточно много знаете, чтобы понять смысл моих слов, но со временем поймете, что магия открывает путь мощнейшей энергии, для управления которой требуется холодный, бесстрастный ум. Тот, кто действует в гневе, вредит себе самому гораздо больше, чем своему противнику. Некоторые чары, если потерять над ними контроль, овладевают человеком и превращают его в ниффина, в дух, в сгусток волшебной энергии.
Фогг взирал на них обоих с суровой сдержанностью фу-ты, как театрально. Квентин упорно смотрел в потолок, обитый листами жести. Совесть трепыхалась внутри, как огонек сальной свечки. До того, как лезть в драку, надо было просто сказать: брось, Пенни, кончай дурью маяться.
Послушайте меня, снова заговорил декан. Большинство людей слепы к магии. Мир для них пуст, жить им скучно, и с этим ничего не поделаешь. Тоска гложет их, делая мертвецами задолго до физической смерти. Вам же выпало великое счастье жить в мире магии, и если вы хотите поскорей умереть, то можете сделать это многими способами, не убивая друг друга.
Нас накажут, сэр? спросил Пенни, когда Фогг встал.
Накажут? Парень, похоже, забыл, что здесь не средняя школа. Декан задержался у двери его светящийся палец начинал гаснуть.
Да, Пенни. Шесть недель будешь мыть посуду после обеда и ланча, а если подобное повторится, тебя исключат. Что до тебя, Квентин декан помолчал немного, учись себя контролировать. В будущем такие проблемы мне не нужны.
Дверь за Фоггом закрылась. Квентин перевел дух, закрыл глаза, и палата, снявшись с причала, поплыла в море. Может, Пенни влюбился в Элис, предположил он без особого интереса.
Обалдеть, сказал, как маленький, Пенни перспектива ходить полтора месяца с пальцами, сморщенными от горячей воды, кажется, не особо его волновала. Слышал, что он сказал про магию, которая овладевает тобой? Ты знал?
Пенни, слушай сюда. Во-первых, ирокез у тебя идиотский. Во-вторых: не знаю, как там принято у тебя дома, но если ты снова выкинешь такое, из-за чего меня могут послать назад в Бруклин, сломанным носом дело не ограничится. Я тебя, сволочь, убью в натуре.
Физики
Прошло полгода, настал сентябрь. Квентин и Элис, только что перешедшие на третий курс, пытались проникнуть в викторианский флигель примерно в полумиле от Дома. Белый миниатюрный домик с серой двускатной крышей мог служить людской, коттеджем для гостей или просто складом садовых орудий.
Чугунный флюгер в виде свиньи показывал что угодно, кроме направления ветра. В окнах ничего нельзя было рассмотреть, но Квентину чудились внутри голоса. Стоял этот коттедж на краю сенокосного луга.
Осеннее солнце светило высоко на послеполуденном небе. Заржавленный сельскохозяйственный агрегат потонул в траве, для косьбы которой предназначался.
Да фигня. Постучи еще раз.
Сам стучи. Элис чихнула. Я уже двадцать Она снова чихнула у нее была аллергия на пыльцу трав.
Будь здорова.
Двадцать минут стучу. Спасибо. Она высморкалась. Они там, просто открывать не хотят. И что теперь, спрашивается, делать?
Не знаю, подумав, ответил Квентин. Может быть, это тест.
В июне, после сдачи экзаменов, второкурсников стали вызывать по одному в класс для ПЗ. Каждый оставался там часа по два, если не дольше процедура длилась три дня, и все веселились, как в цирке. Почти все студенты а возможно, и преподаватели тоже относились к принципу специализации очень неоднозначно. Выбор дисциплины насильственно делил студентов на узкие группы, которые из-за слабости теоретической базы изучали, в общем, одни и те же предметы. Но традиция есть традиция магическая бар-мицва, как выражалась Элис.
Ради такого случая лабораторные шкафы опустошили, уставив столы старинными приборами из дерева, серебра, латуни и мутных стекол. Чего там только не было: колбы, мензурки, калибры, часы, лупы, запыленные склянки с колеблющейся ртутью и другими, не столь узнаваемыми субстанциями. Брекбиллс использовал в основном викторианскую технологию и не только из любви к старине; электроника, сказали Квентину, которая делалась в присутствии магических сил, становится непредсказуемой.
Руководила цирком профессор Сандерленд. Квентин как мог избегал ее после того репетиторского кошмара и почти излечился: желание запустить руки в ее волосы мучило его уже меньше.
Одну минуточку! весело сказала она, укладывая в бархатный футляр серебряные, острые на вид инструменты. Так, хорошо. Она защелкнула замочек футляра. Все в Брекбиллсе наделены магическими способностями, но каждый имеет индивидуальную склонность к какой-то отдельной отрасли магии, протараторила она, как демонстрирующая спасательную технику стюардесса. Это зависит от места рождения, от фазы луны и погоды в тот момент, от склада вашей личности и массы других деталей, в которые мы не будем пока вникать. Профессор Марч с удовольствием предоставит вам список примерно из двухсот факторов; специализация, мне кажется, его специальность.
А ваша?
Она связана с металлургией. Еще вопросы?
Да. Зачем нужно это тестирование? Нельзя разве определить дисциплину по дате рождения и всему прочему?
Можно теоретически. На практике это тот еще геморрой. Она с улыбкой заколола свои светлые волосы, и угасшая было страсть вновь пронзила Квентину сердце. Действовать методом индукции куда проще.
Вложив по бронзовому скарабею в каждую руку Квентина, она попросила его прочитать наизусть алфавит сначала греческий, потом древнееврейский (здесь не обошлось без подсказок). Все это время она рассматривала его в нечто похожее на складной телескоп. Чувствуя, как потрескивают и жужжат от ее чар бронзовые жуки, Квентин боялся, что они вот-вот задрыгают ножками. Иногда она просила его повторить ту или иную букву, одновременно подкручивая прибор.
Так-так Она поставила перед ним сосенку-бонсай. Квентин смотрел на деревце то под тем углом, то под этим, пока оно не взъерошило иголки под несуществующим ветром. Сандерленд отошла в сторону, посовещалась с растением и объявила:
Одно ясно: ты не ботаник.
За час она провела с ним еще дюжины две разных тестов, далеко не все из которых он понимал. Сначала базовые чары первого курса оценивались с помощью целой батареи приборов, затем Квентину пришлось читать заклинание перед часами, где одна из семи стрелок невероятно быстро двигалась в обратную сторону. Это испытание исторгло у профессора тяжкий вздох. Несколько раз она снимала с полок объемистые тома и долго в них рылась.
М-да интересный случай.
Жизнь это цепь унижений, подумал Квентин.
Он раскладывал на кучки перламутровые пуговицы разной формы и цвета, а профессор наблюдала за его отражением в серебряном зеркале. Затем она решила исследовать его сны и дала ему выпить глоток шипучего, отдающего мятой зелья.
Сны, как видно, не открыли ей ничего нового. Она долго, подбоченясь, смотрела на Квентина. Потом улыбнулась, заправила за ухо прядку волос и сказала:
Поставим эксперимент.
Переходя от окна к окну, она начала закрывать пыльные деревянные ставни. Потом убрала все с грифельной столешницы, села, накрыла юбкой колени и пригласила Квентина сесть на другой стол, напротив.
Сделай так, сказала она, вскинув руки на манер дирижера. Под мышками у нее проступили некрасивые потные полукружия. Квентин сделал.
Вслед за ней он проделал серию жестов, знакомых ему по задачнику Поппер новой была только последовательность, в которой они выполнялись. Сандерленд шептала какие-то слова, но он их не слышал.
Теперь так. Она воздела руки над головой.
Когда Квентин сделал то же самое, из его пальцев посыпались крупные белые искры можно было подумать, что они сидели в нем всю его жизнь, только и дожидаясь, чтобы он сделал правильное движение. Они порхали по темной комнате, отскакивали от пола и гасли. Руки у него стали теплыми, ладони покалывало.
Испытывая почти до боли острое облегчение, Квентин попробовал снова, но из пальцев вылетело всего несколько искр, а на третий раз только одна.
И что это значит? спросил он.
Понятия не имею, ответила Сандерленд. Остаешься под вопросом на будущий год опять попытаемся.
На будущий год? повторил разочарованный Квентин. Сандерленд принялась открывать ставни, и он прищурился от хлынувшего в комнату солнца. А до тех пор что мне делать?
Ждать. Так бывает не нужно придавать этому слишком большого значения. Пригласи, пожалуйста, следующего мы уже отстаем от графика, а теперь только полдень.
Лето тянулось медленно. В Бруклине, куда Квентин отправился на каникулы, была, разумеется, осень бурая листва устилала улицы, раздавленные плоды гинкго пахли блевотиной.
Он скитался по родному дому как призрак. Материализация требовала усилий, и родители выглядели слегка удивленными каждый раз, когда фантомный сын требовал их внимания. Джеймс и Джулия уехали в колледж, и он подолгу гулял в одиночестве. Навещал разветвленный, извилистый канал Гоэнус, ярко-зеленый от воды из отопительных труб. Кидал тяжелый и какой-то неживой мяч в корзинки без сеток на пустых дворах с застоявшимися в углах лужами. Настоящая жизнь осталась совсем в другом месте. Он обменивался электронными письмами с Элис, Элиотом, Сурендрой, Гретхен. Листал заданную на лето «Историю магии», написанную еще в XVIII веке. Книга, хотя и казалась снаружи тонкой, насчитывала благодаря некой библиотечной магии 1832 страницы.
Но настал ноябрь, и в учебном пособии обнаружился кремовый плотный конверт. Карточка с тисненым гербом Брекбиллса предписывала вернуться обратно в шесть часов вечера через узкий, всегда пустой переулок у Первой Лютеранской церкви в десяти кварталах от дома.
В назначенное время он явился по указанному адресу. Солнце в это время года закатывалось в четыре тридцать, но погода была неожиданно мягкая, почти теплая. Квентин стоял у входа в переулок, боясь, что из церкви выйдет какой-нибудь сторож и скажет, что здесь стоять не положено или, того хуже, предложит ему духовную помощь. Мимо, тихо шурша, пролетали машины. Никогда он еще не был так уверен, что Бруклин единственная существующая реальность, а все случившееся с ним за последний год только доказывает, что скука повседневного бытия окончательно сорвала ему крышу. Две дорожные сумки, поставленные бок о бок темно-синие с шоколадной окантовкой, брекбиллсские цвета занимали всю ширину переулка. Квентина мучило сознание, что через тридцать секунд он упрется в тупик на другом конце.
Но тут на него пахнуло теплым ароматным воздухом позднего лета. Застрекотали сверчки, и он, схватив тяжелые сумки, бегом помчался в зеленый, открывшийся ему простор Моря.
И вот теперь, в первый день учебного года, они с Элис осаждали белый коттедж, где каждый вторник собиралась группа физической магии.
Элис зачислили туда еще на консультации благодаря ее способности манипулировать светом такие маги назывались фосфоромантами. Квентина в эту группу, самую малочисленную из всех, воткнули временно, до прояснения его подлинной специальности. Первый семинар назначили на 12.30, и они пришли вовремя, но сейчас было почти уже пять часов. Они замаялись от жары и жажды, но сдаваться не собирались. Требовалось, похоже, как-то войти в этот дом, чтобы стать полноправными физиками.
Они уселись в тени развесистого бука, равнодушного к их стараниям. Серый корень горбом выпирал между ними.
Что предлагаешь? скучным голосом спросил Квентин. В предвечерних лучах плясали пылинки.
Не знаю. Элис чихнула в очередной раз. А ты?
Квентин выдернул пару травинок. Из дома донесся смех. Если в виду имелся какой-то пароль, они его не нашли, хотя битый час просвечивали дверь разными спектрами, от инфракрасного до гамма-лучей. Ничего не добившись, они стали отколупывать краску, и Элис применила графологические чары к структуре дерева снова безрезультатно. Попытка взломать замок с помощью чар-отмычек тоже успеха не принесла. Наколдованный совместно топор, противоречивший всем мыслимым правилам, даже не поцарапал проклятую дверь. Может, она вообще иллюзорная, предположила Элис но дверь и на вид, и на ощупь была настоящая, и они не могли определить, какие чары ее охраняют.
Нашли себе Гензеля и Гретель с пряничным домиком, пробурчал Квентин. Чуял я, что физики крутые ребята.
Через час обед, заметила Элис.
Я не пойду.
Сегодня барашек под розмарином, картофель дофин Эйдетическая память Элис удерживала и такие детали.
Может, устроим свой семинар, снаружи?
Да уж, это их впечатлит, фыркнула Элис.
Сено на лугу убрали, оставив только края; от огромных коричнево-желтых стогов падали длинные тени.
Ты кто у нас, фотомант?
Фосфоромант.
И что сие означает?
Сама пока точно не знаю. Летом практиковалась в фокусировании, рефракции и прочем. Если направить свет в обход какого-нибудь предмета, тот делается невидимым, но хотелось бы сначала понять почему.
Покажи что-нибудь.
Я почти ничего не умею, тут же застеснялась она.
Да ладно тебе. У меня вон даже специальность определить не смогли я нифиганемант.
Это временно. Искры же ты пускал.
Нечего прикалываться над моими искрами. Давай, сделай предмет невидимым.
Она скривилась, но все-таки привстала, подняла руку, растопырила пальцы. Они стояли на коленях лицом к лицу, и он вдруг обратил внимание на полную грудь под тонкой, с высоким воротником блузкой.
Следи за тенью. Элис пошевелила пальцами, и тень от ее руки вдруг исчезла, рассыпавшись радужными огнями.
Здорово.
Где там. Жалкое зрелище. Она отряхнула руку от чар. Невидимой должна стать вся рука, но получается только с тенью.
Вот она, физическая магия, встрепенулся Квентин. Это тебе не танцы с древесными феями, тут нужна грубая сила.
А наоборот можешь? Навести луч, как через увеличительное стекло?
Элис тут же сообразила, к чему он клонит.
Гмм кажется, у Калвча и Оуэна что-то про это есть. Локализация, стабилизация.