Цинизма у обеих стран хватит. Евреи для васразменная монета!
Ах, милый мистер Розенталь, ведь это ваш дедушка был банкиром, а мой всего лишь выращивал брюкву. О разменных монетах я знаю понаслышке. Но задаю сам себе вопрос, предлагаю вопрос и вам. Скажем, наше правительство будет уверено в том, что война Британии выгодна: нам следует не только удержать колонии, но, по возможности, их территории расширить. В конце концов, Британияэто империя. И вот, Англия откажется от мирного предложения.
К счастью, это лишь ваши домыслы, Холмс.
Всего лишь отчасти. У меня под рукой нет чайника, чтобы убедить вас окончательно. Но кое-что могу доказать прямо сейчас. Уверен, мистер Розенталь, что вы попытаетесь воспрепятствовать изложенной мной стратегии.
Как же могу это сделать?
Устранив того, кто участвует в большом плане. Все было предельно просто. Вы вошли в кабинет Уильяма Рассела и полоснули старика бритвой по горлу. Отличная немецкая бритва с лезвием «золинген»я спросил себя, кому на территории колледжа может такая дорогая игрушка принадлежать? Я люблю свое отечество, господин философ, я преклоняюсь перед британской литературой и восхищаюсь флотом своей державы, но, право, бытовая санитария и оснащение ванных комнат не относятся к числу национальных достижений. Эта дорогая бритва приобретена человеком, который заботится о своем внешнем виде, не жалеет денег на гигиену и держит инструменты в порядке. Это вы, мистер Розенталь!
При этих словах философ-экзистенциалист рухнул обратно в кресло, закрыв лицо руками. Словно в подтверждение реплики Шерлока Холмса, подвергшего сомнению надежность и сохранность бытовой экипировки колледжа, гигантское кресло с потертой обивкой и массивными подлокотниками затрещало и развалилось на части. Сколь ни ничтожен был вес тщедушного философа, резкость движения оказалась губительна для мебели, исправно служившей колледжу с елизаветинских времен. Что только не испытало гордое оксфордское кресло! Согласно преданиям, сидя в нем, предавался размышлениям политический философ Гоббс, ковыряя нервными пальцами обивкустуденты до сих пор изучают следы его ногтей. Если верить слухам, несчастный Карл Первый, во время недолго пребывания в Оксфорде, порой забывался в этом кресле тяжелым сном, в котором Кромвель клал ему свою потную руку на шею. Пережив мрачные мысли автора «Левиафана» и горестные предчувствия Стюарта, кресло рухнуло наконец под тяжестью экзистенциализма. Розенталь барахтался под обломками.
Я не убивал! хрипел философ, поднимаясь на четвереньки инесмотря на ужас своего положения, по-прежнему задирая подбородок, не смейте так говорить! Да, признаю бритва моя. Одолжил бритву Сильвио Маркони. Когда я зашел в комнату
Так вы заходили в комнату сэра Уильяма?
Заходил, признаю. Собирался сказать мерзавцу в лицо Нет, я хотел бросить ему в лицо книгу Мартина Лютера «О евреях и их лжи», гнусное сочинение Хотел взглянуть ему в глаза!
И как? Взглянули? Холмс помог Розенталю подняться.
Нет. Не взглянул. Увидел только ноги, торчащие из камина.
Благодарю вас за содержательный рассказ, мистер Розенталь. Однако не пора ли нам на ланч? До Хрустальной ночи еще две недели, а ланч уже начался. Мне успели рассказать, что в колледже недурной французский повар. После ланча я собираюсь переговорить с вашим коллегой Маркони. Кажется, он специалист по Данте?
Точно. По Данте, это Лестрейд подал голос из угла комнаты. Инспектор Скотленд-Ярда во время всего разговора не проронил ни слова, прилежно записывал. И лишь теперь заговорил.
Ну, Холмс, сказал полицейский, вы с годами стали абсолютным циником.
Мои маленькие успехи лишь пролагают путь вашему триумфу, дорогой Лестрейд. Как оно обычно и бывает. Полагаю, настал черед вмешаться полиции. И вы наверняка сейчас зададите подозреваемому самый главный вопрос. Не так ли?
Лестрейд отодвинул Холмса и шагнул вперед. Если кто и сомневался когда-либо в эффективности британских правоохранительных органов, то, глядя на устрашающую физиономию Лестрейда, скептик был бы посрамлен.
Лестрейд сжал зубы, раздул ноздри, сузил глаза, отчего его (и без того малосимпатичное) лицо стало совершенно невыносимым. Полицейский пододвинул свое крайне неприятное лицо к лицу остолбеневшего Розенталя и процедил, выдавливая слова сквозь зубы:
Думаешь, легко отделался, Розенталь? Мол, одолжил бритву, тебе поверили и ты свободен? Черта лысого, Розенталь. Тут тебе не Берлин. Кабаре не будет. Ты мне сейчас все расскажешь про агента Юпитера. Это его бритва «золинген»?
Простите, это вы мне? пролепетал Розенталь, и в голосе философа дрожало то, что осталось от поруганного достоинства.
Тебе, тебе. Кто здесь Юпитер?
А я думал, все давно поняли. Это же так очевидно.
Кто?
Дама Камилла. Конечно.
Глава 5
В то время как Холмс обсуждал с философом Розенталем еврейский вопрос, комиссар Мегре беседовал с другим политическим беженцем, профессором медиевистики Эндрю Вытоптовым. И пока экзистенциалист Розенталь громил древнюю мебель колледжа, Вытоптов и Мегре бродили по сырым переулкам Оксфорда в поисках заведения, которое хоть чем-нибудь походило бы на французское бистро: решено было совместить допрос и завтрак.
Мсье, у вас мы найдем petit dejeuner?
Камберлендские сосиски, сэр, с бобами.
Ну что ж, поищем еще.
Куда проще тщедушному философу разломать огромное кресло красного дерева, чем отыскать в английском городе заведение, где парижанин найдет слабое подобие petit dejeuner.
Коль скоро мы вспомнили про сломанное елизаветинское кресло, отметим сразу же, дабы успокоить любопытство читателя: кресло было собрано по кусочкам и аккуратно склеено единственным рабочим колледжа, Томасом Трумпом, которого приглашали выполнить сотни разнообразных поручений. Том Трумп недоумевал (и свое недоумение выразил Холмсу в частной беседе), зачем так часто все чинить, если все непременно снова сломается.
Покоя мне нет, мистер Холмс, сетовал добрый работник Трумп. То канализацию чини, то водопровод. И дня не проходит, чтобы труба не сломалась.
Позвольте, друг мой, возразил Трумпу детектив, я наблюдал, как вы клеили кресло гуммиарабиком, и, если меня не обманывает зрение, это гуммиарабик румынского производства. Сомневаюсь, что столь почтенная мебель заслуживает такого отвратительного клея. Кресло, конечно же, развалится снова.
Развалится, мистер Холмс, горестно подтвердил честный Трумп. И как же ему, болезному, не развалиться! В прошлый раз я кресло мазутом склеил, сэр, советским мазутом, сэр! Знакомый матросик из Мурманска уступил полбанки. Два года держалось. Авось и сейчас годик простоит.
Почему бы вам, милейший, не воспользоваться отличным британским клеем для древесины, произведенном по лицензии Его Величества? спросил Шерлок Холмс, хмурясь.
Так ведь колледж денег не дает, мистер Холмс, на такие излишества, сказал удрученный Томас Трумп. Вот и покойный сэр Уильям, уж на что патриот, сэр! Британиявперед! А все-таки, сэр, черные рубашки он покупал у эмигрантов. А потом ко мне: Том, зашей!
И рабочий горестно махнул рукой.
Однако вернемся к парижскому комиссару и русскому эмигранту; словно добрые приятели, рука об руку, продвигались Мегре и Вытоптов по дождливым улицам университетского города. Не прошло и пяти минут, как подозреваемый и следователь вымокли до нитки, промочили ноги и простуда Мегре (а комиссар и без того покашливал) уже грозила перейти в серьезное недомогание.
Чашку горячего кофе, ароматного чернейшего кофес круассаном и яблочным мармеладом А потом потом я бы взял бокал совиньона, так думал комиссар. Сесть у окна с трубкой и бокалом совиньона, что же тут плохогохоть бы в десять часов утра?
Зайдем? толкал дверь очередного паба комиссар, а специалист по средневековой схоластике всякий раз останавливал парижанина:
Умоляю, только не в этот кабак. Тут не бывает кофе, Мегре. То, что здесь наливают, ни пить, ни нюхать невозможно.
Куда же пойти?
Вообще-то, идти некуда. Но попробуем заглянуть в индийский ресторан.
И безутешные искатели кофе отправились в пахнущее пряностями индийское заведение, где их встретил уроженец Оксфорда, загримированный под уроженца Калькутты, в цветастом халате с розовой чалмой на голове.
Настоящий индийский кофе, сэр! официант говорил с легким бирманским акцентом, благоприобретенном в недавней драке, где ему выставили три передних зуба.
Визитеры спросили две чашки, заикнулись о круассанах и узнали, что в Бирме таковых не производят. Однако черный кофе был обещан.
Мегре, я рад, что меня допрашиваете (наша приятная беседа именуется так?) именно вы, а не этот вульгарный Холмс, сказал Эндрю Вытоптов, стряхнув капли дождя с пальто. Признаюсь вам, мон ами, я не только шокирован методами вашего коллеги, но устаю от британской речи. Вынужден пользоваться вульгарным языком на работе. Но французскийлюбовь всей жизни.
Долго прожили в Париже? комиссар набивал трубку и мечтал о совиньоне. Скажите, обратился он к индусу, у вас найдется бокал совиньона?
Повторите заказ, сэр. Плохая слышимость, сэр.
Не обязательно с Луары. Устроит любая этикетка. Ах да, да. Понимаю.
Желаете пива?
Благодарю вас. Пожалуй, нет. Итак, мосье Вытоптов, вы жили в Париже.
Золотые парижские годы!
Плясали в ресторане «Максим»? осторожно спросил Мегре. Мне случалось бывать. Не посетителем, а по службе. А вы, значит, танцевали?
Пардон?
Так сказано в бумагах, которые мне передал Лестрейд.
Признаюсь, я был близко знаком с приятной барышней из тамошнего кордебалета. В некотором смысле, конечно, мы с моей милой Анеттой порой пускались в пляс Кстати, комиссар, раз уж речь зашла о бумагах. Мою фамилию следует писать и произносить иначе. Отнюдь не Вытоптов.
А как же?
Первая эмиграция, мсье комиссар, состоит из людей с родословной. Русская аристократия. Золотой фонд нации. Принято решение выделять написанием наше происхождение. Фамилию следует писать так: Вытоптофф, с двойным ф, и философ изобразил правильный вариант написания на салфетке.
Приму к сведению. Значит вы были посетителем «Максима»?
Завсегдатаем был, Мегре! Завсегдатаем! Ценителем! Конассером! И не только «Максима», комиссар! В те годы, mon cher amiвы не против, что я так называю вас, мсье комиссар? Чувствую к вам сердечное расположениея показал бы вам места достойные! Не то что это, Эндрю Вытоптов царственным жестом обвел индийский интерьер.
Иными словами, деньги у вас водились, мсье Вытоптофф. «Максим»не дешевое заведение. Ну что ж, попробуем кофе Мегре отхлебнул кофе. Комиссар обычно пил кофе на левом берегу, в брасри на углу рю дез Эколь и рю Кармен. Впрочем, и здешний кофе вполне можно было пить. Если думать, что это крепкий чай, то вполне можно пить. Не так страшно. Вам нравится кофе, мсье Вытоптофф? Расскажите о ваших приключениях в Турции. Как понимаю, отплыли из России вместе с войсками барона Врангеля? Потомголод в Стамбуле? Оттуда в Париж, так?
Голодал в Стамбуле? Комиссар, вы положительно меня удивляете. Плясал в «Максиме», голодал в СтамбулеЧто это, мсье, розыгрыш?
Так сказано, Мерге сунул руку в карман пальто за бумагами Лестрейда, вытащил смятые листки, покрытые каракулями инспектора. Лестрейд терпеть не мог читать, но и к чистописанию относился скверно. Вот, тут силясь разобрать почерк инспектора, щурился на бумагу Мегре, где же это? А, вотголодал в Турции
Вы о моей военной службе? Кровавый эпизод в Дарданеллах. Мы все прошли через испытания, не правда ли, комиссар? Я вижу в вас собрата по оружию, mon ami! Служили?
Я и сейчас на службе, мосье Вытоптофф.
Ах, да, mon Dieu! Разумеется, я и забыл. Сидим, как с добрым другом в кафе у Сорбонны Итак, операция в Дарданеллах. Глупейший план стратега Черчилля. Вас не шокирует моя прямота? Я ученый, мсье комиссар, во мне говорит страсть к фактам.
Мсье Вытоптофф, поверьте, полицейские тоже предпочитают факты. Значит, вы были на фронте? Сражались в войсках Российской империи?
Вы, надеюсь, не русофоб? Защитить Отчизну, мсье, это священный долг.
Вернемся к Турции, попросил настойчивый Мегре.
Позвольте, я не уклоняюсь от вопроса. Отдать жизнь за други своя, мсье комиссар, есть почетная обязанность всякого православного. Боши, турки мы сражались в составе австралийских частей Да-с, дел хватало.
Простите, я не ослышался, австралийцываши друзья?
С чего вы взяли? Я православный, мсье.
Но это ваши собственные слова
Как же хотелось комиссару горячего круассана. И нормальный кофе был бы кстати.
Вы сказали, мсье Вытоптофф, что готовы отдать жизнь за своих друзей австралийцев
Это такое выражение, Мегре. Русская поговорка, понимаете? Так уж говорится: «отдать жизнь свою за други своя», ну, когда идешь куда-нибудь с кем-нибудь воевать.
Но при этом не обязательно дружить? Скажем, идете воевать в Турцию или, допустим, в Японию
Не надо все понимать буквально. За Русь святую готов к чертям в ад, не то что в Галлиполи! Голод в Турции, говорите? Да, мы действительно голодали на крейсере «Аскольд».
Вы моряк, мосье?
Необстрелянным мальчишкой попал в пекло. И Георгий дважды тронул пулею нетронутую грудь, как сказал поэт. Вы понимаете, о чем я?
Не вполне, но стараюсь, мсье. Из Галлиполи вернулись в Россию?
Мечтал попасть на фронт в Салониках Греция, лорд БайронВы понимаете меня, мсье? Освободить юную гречанку, прижать дитя к солдатской груди. Два православных сердца бьются в унисон, а вокруг турецкие пути Из Галлиполи меня перевели в Салоники, mon ami! Ах, мсье комиссар, то был порыв, не судите строго молодого героя!
Ну что вы, мсье Вытоптофф. Мегре с наслаждением затянулся терпким, чуть сладковатым табаком. Первая утренняя трубкаэто острое удовольствие. Возможно, сопоставимое с объятиями юной гречанки под градом турецких пуль. Он затянулся еще раз, подержал дым во рту. А как оказались в Париже? Присоединились к французскому корпусу? То была одна из тех догадок, которые порой осеняли Мегре и поражали своей простотой его собеседников. По-французски говорите превосходно, французы были союзниками русских Сначала с австралийцами вместе, потом с французами так и в Париж попали, да? Я прав, мсье Вытоптофф?
Все было иначе, комиссар. Из Салоников я вместе с армией вернулся в Россию. Вернулся лишь затем, чтобы видеть агонию моей несчастной Родины. Вслед за армией приехали и убийцы державы. Проклятый Чухонский вокзал
Мегре не мог оценить реплики и лишь сочувственно попыхивал трубкой.
На Финляндский вокзал в пломбированном вагоне из Германии прислали большевиков, объяснил Эндрю Вытоптов.
Мегре знал, что когда русские эмигранты говорят о своем Отечестве, полагается опустить глаза и вздохнуть.
На набережной Орфевр полотером работал камердинер графа Юсупофф, он объяснил комиссару это правило. Если встречаются два русских эмигранта, при слове «отечество» они вздыхают. Даже если вы француз, лучше соблюдать приличия. Мегре посмотрел на осадок кофе на дне чашки и вздохнул.
И что же было дальше, мсье Вытоптофф?
Выслан на философском пароходе, мсье комиссар. Изгнание лучших умов.
На философском пароходе? Мегре поднял удивленный взгляд. Как вас понять?
Пароход «Обербургомайстер Хакен». Инакомыслящих отправили в изгнание! И нашу семью в числе прочих.
Как, вас вывез из России германский корабль?
Германский пароход, скорбно подтвердил Вытоптов. Коммунистам философия не нужна, мсье, горько сказал Вытоптов, мой батюшка, стоя на сходнях корабля, сказал так: «Вам, господа, нужны потрясения, а мне нужна великая философия!»
Выслали инакомыслящих? уточнил Мегре. Кто именно выслал?
Большевики, мсье Великий террор, мсье! и Эндрю Вытоптофф в свою очередь вздохнул. Вздохнул и комиссар.
Любопытно получается, сказал Мегре, когда ритуал вздохов был соблюден, одних инакомыслящих привез в Россию германский поезд, а других инакомыслящих увез германский корабль. Совпадение?
Русская история, мсье комиссар, полна загадок Помню утро изгнания. Потный красноармеец наследил на ковре. Вот такие ножищи, мсье комиссар! Франкеншейн! Мать и отца вытолкали, словно наказанную прислугу, из нашей квартиры. Я нес чемоданы с рукописями. Всему приходит конец. А за окном шелестят тополя, нет на земле твоего короля. Вуаля!