Глава 12
Слышал сей буйный топот? ответствовал я, несколько уязвленный упоминанием о дяде, который, несмотря на прекрасное физическое здоровье, был признан больным и умер в клинике. Мои родственницы вечно повторяют, что я многое у него унаследовал. Так вот, это был не мустанг, это было нечто гораздо менее пригодное для спальни джентльмена. Это были мои кузены Алекс с Юстасом, которых мне сегодня ночью пришлось бы там держать, причем незапертыми, если б ты их не вспугнул своей репликой о ботинке. Тебя, наверно, заинтересует, почему этот невинный вопрос обратил их в бегство? Да потому, простодушный американский друг мой, что это они сперли твой ботинок и приволокли его сюда.
Хорошо, я понял, ошалело сказал Генри, а зачем они это сделали?
Зачем это. крутится вихрь в овраге, подъемлет прах и пыль несет, когда корабль в недвижной влаге его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен летит орел, тяжел и страшен, на что-то там такое
Может, нафиг? развязным голосом предположил Мортимер. Рядом с ним стояло виски, и он как раз выяснял, нельзя ли выдоить из бутылки еще пару капель. Но вы же знаете, как это бывает с виски. Когда смотришь на просвет, там на донце вроде что-то есть, но когда начинаешь это что-то переправлять в стакан, оно ведет себя так, будто в бутылке ничего нет.
Что за бред? спросил Генри.
Это, кажется, Эйвонский Лебедь Шимс, кто там писал про вихрь в овраге?
Увы, эти прекрасные строки не создал Эйвонский Лебедь-с, сказал Шимс, внося новую бутылку виски для доктора Мортимера. В его тоне слышна была горечь болельщика, когда прекрасную игру демонстрирует не его, а посторонняя команда. Их написала Михайловская Обезьяна, очевидно находясь под сильным влиянием Хромого Джо
Сильвера???
Байрона-с первоначальное родовое имя Бурунь-с.
Бурунь? Оппа! сказал Мортимер, взяв бутылку. Пусть так бы и ходил.
Конечно, же, я читал Пушкина, вставил Генри. В переводе Бэбетт Дейч. И у меня возникло чувство, что Михайловская Обезьяна скорее находится под влиянием этого Певца Вини-Пука.
Кого-кого? спросил Мортимер, неприлично отряхивая каплю с горлышка.
Ну, этогосю-сю-сю, ути-пути. Алана Милна.
У которого на ножках десять штучек пальчиков? уточнил я.
Да.
Святой Боже! воскликнул Мортимер и немедленно выпил.
Возможно, вам следовало бы прочесть и недавно вышедший в Нью-Йорке перевод Оливера Элтона, дабы утратить однозначность восприятия-с, вставил Шимс, намереваясь улетучиться.
Один хрен почти пропел Генри, вглядываясь в дождь.
Учитывая то, что Бэбетт Дейчдама, боюсь, два не наберется признали запоздавшие молекулы испарившегося Шивса.
Ну что я могу здесь сказать. Разговор зашел в дерби брррр зашел в дебри, где ни о каком восприятии речь идти уже не могла, по крайней мере, с моей стороны. Американские переводы Пушкина, боже мой! Сколько раз говорил себе: воздержись, не надо, не связывайся со стихами, ведь если это не гробы повапленные, то значит, я не видал повапленных гробов. Процитируешь пару строчеки на тебе. Прямо лавина. Как пишут в газетах о подобных случаях: погребен под завалами. Особенно темные инстинкты будят стихи в людях с домашним образованием. Наверно, им не прививают к поэзии должного иммунитета. И в то время как выпускник Кембриджа мается головной болью после вчерашнего, они устраивают над его агонизирующим телом какие-то адские литературные викторины. Поэтому, друг мой читатель, стихов избегай. Хочешь сказатьскажи прозой. Правильно сделал Мортимер, что с утра насосался виски.
Вообще на редкость обаятельный тип этот Мортимер. Мне будет жалко, если он окажется убийцей сэра Чарльза. Хотя я понимаю, что провинциальный докторэто самое то, самее-тее разве что какой-нибудь художник или автор, особенно такой автор, что сам ведет следствие, но я-то о себе точно знаю, что не виновен. И обаяние зря он так обаятелен. Это компрометирует. И спасает милейшего дока от подозрения только фамилия. Слишком она зловещая. С такой фамилией не преступления замышлять, а вышивать крестиком. Да, вот именно, крестиком. И ухо у него в порядке. Неповрежденное. Да и второе Вот разве что среднее «Особая приметашрам на среднем ухе»
Хотя откуда взяться шрамам? Сейчас уши пришивают очень аккуратно. Я сам, когда поступил учиться в Кембридж, на первой же студенческой попойке вышел через закрытое французское окно. Друзья доставили меня в клинику с ведерком льда, где, вместо шампанского, лежало мое отрезанное ухо. И мне его благополучно пришилиухо, не ведерко, ну вы поняли, хорош бы я был с ведерком. Причем, так аккуратно, что вообще ничего было бы не видно, если бы целое ухо не продолжало быть настолько отстающим от головы, насколько предусматривает древний кодекс Вустеров, а мы всегда были довольно лопоухими.
Берти, похоже, за нашим подъездом следят, между тем промолвил Генри. Поди сюда. Вон тот штрих с бородищей, видишь, выскочил из машины.
Который, приплясывая, юркнул в ресторанчик?
Ага. Ты его знаешь?
Нет, он мне кажется незнакомым. Но я узнал его бороду.
Она, похоже, фальшивая.
Почему сразу фальшивая. Это борода Рожи Баффета, адмирала, он в ней от букмекеров спасался.
Дал бы лучше им морской бой. Спасся?
Нет, она упала.
Но он ее подобрал?
Да. И отдал Лансу Транквуду. А тоткакому-то художнику не помню. Надо уточнить у Ланса.
Давно это было? деловито спросил Баскервиль, задрав губу и попыхивая ноздрями, как гончая под незнакомым столбиком. У него явно уже сложился план действий. Ворваться к Лансу, разломать всю мебель, побить фарфор, накостылять ему, отобрать бороду, припугнуть, и еще что-то чикагское.
Лендсиру, вдруг сказал я, неожиданно для себя. Он отдал ее Лендсиру. Тот рисует свиней. Ну, художник по свиньям. Нанялся рисовать свинью, его выгнали, он наклеил бороду и нанялся снова.
Хороший, наверно, художник, заметил Генри. Как бы нам встретиться с этим Лендсиром?
Хочешь ему свинью подложить? пошутил я.
Зачем мне свинья, когда у меня есть ты, Берти, пошутил Генри.
Я тебе подарю дагерротип, Генри, дешевле выйдет, снова пошутил я и почувствовал, что улыбка мне несколько жмет, и мимические мускулы оползают, подергиваясь. То есть лицо не держится само собой. Чемберлен наверняка тоже сталкивается с этой проблемой, когда речь заходит о Гитлере.
Ага, ага, он возвращается в машину.
Странно, что он так быстро поел. Без постоянной тренировки такой скорости достичь нельзя, а постоянно тренируясь, испортишь себе желудок.
Берти, помнишь, как он приплясывал. Он не ел.
Похоже, ты прав. Послать Шимса ему отнести сэндвичей?
Это очень хорошая мысль, Берти. Святая мысль. Шпионтоже божья тварь. Может быть, у него нет денег на еду, поэтому он и избрал такое постыдное ремесло, занимается слежкой
Ты посмотри, какая дрянь на улице!
Не то слово.
Шимс!
Что вам угодно-с? поинтересовалось легкое мерцанье, уплотнившись в осанистого камердинера.
Видишь тот автомобиль?
Да-с.
Там сидит субъект в бороде Рожи Баффета. Мы не знаем, кто он, но похоже, он голоден. Отнеси ему сэндвичей и чего-нибудь выпить. По дороге обратно запомнишь номер машины.
Понято-с. Я как раз собирался сходить за запасным виски для господина Мортимера, а то неровен час проснется-с.
Да, правда, докторишка-то заснул. И Снуппи тоже. Какая трогательная сцена, Шимс!
Да-с.
Шимс умерцал на кухню делать сэндвичи, и Генри продолжил, меланхолично кидая в спящего Снуппи конфетками монпансье:
Так вот, я о Лендсире. Надо бы с ним встретиться.
Могу позвонить Лансу и узнать, что там с Лендсиром. Он наверняка в курсе, сказал я. Шимс!.. Шимс!!!
Да-с? с легким опозданьем зажегся Шимс, благоухая ветчиной.
Соедини меня с Лансом Транквудом.
Хорошо-с.
Он подошел к телефонному аппарату и через некоторое время изрек:
Сэр Ланселот Транквуд у телефона-с. Изволите взять трубку-с?
Придется, Шимс.
Глава 13
Ланс Транквудпожилой джентльмен с ясным взором и здоровыми наклонностями. Его язык никогда не бывает обложен, белки глаз всегда белые, иногда чуть нагловатые, а руки дрожат только в том случае, если он приподнял автомобиль за капот и какое-то время его удерживает. Но такая ситуация маловероятнасвоего автомобиля у него нет, а чужой ему не доверят, потому что он его тут же пропьет или проиграет на скачках, это зависит от сезона.
Говорить с нимодно удовольствие. Но пытаться из него что-то вытянутьсовсем другое. Потому что язык его не только не обложен, но вдобавок чрезвычайно хорошо подвешен. Его лечащий врач вообще утверждает, что это не язык вовсе, а помело, и квартирная хозяйка, знающая сей длинный орган весьма коротко, склонна согласиться с таким мнением. А поскольку врачи лучше нас с вами разбираются в органах, равно как и квартирные хозяйкив помелах, то их вердикт не оспоришь.
В общем, Ланс за каких-нибудь пять минут телефонного разговора выудил у меня всю подноготную о Баскервилях и столько сведений о собаке, что мог бы ее шантажировать. Ну то есть, мог бы, окажись она кредитоспособна, ведь это пока что не факт. И будь даже собака кредитоспособна, у нее наверняка был бы опекун, ведь животные нечасто достигают совершеннолетнего возраста. А собаку, имеющую опекуна, но не умеющую разговаривать, тем более такую собаку, как Баскервильская, что словам предпочитает дела, да еще и в то время как пламя клубится из пасти ее, ни один разумный человек шантажировать не станет. Тем не менее, по тому, как дергался и извивался Генри, слушая нашу беседу, было понятно, что я выболтал много лишнего. Я и сам это чувствовал, знаете, такое гадкое ощущение, когда язык мелет, мелет, а мозг думает: «Что ты несешь, идиот?!». Но узнал взамен только то, что Лендсир вернул бороду назад Лансу, а уж он ее отдал другому художнику, Лайонсу, чтобы тот напугал поклонника своей жены.
А у жен бывают поклонники? недоверчиво переспросил я.
У этой, видимо, нашелся, находчиво ответил Ланс.
И он боится бороды? удивился я.
Наверно, очень молодой. Я тоже в детстве бород боялся. Я собственно, и сейчас бреюсь два раза в день, мало ли. А чужих жен я в детстве не боялся, они мне даже нравились. Например, мама. Она ведь была женой папы. И тем не менее
Что «тем не менее»?
Тем не менее, я был младшим сыном, так что эдиповым комплексом не страдал. Ведь никакого смысла страдать эдиповым комплексом, если титул не наследуешь. А кстати, сэр Чарльз Баскервиль кому денежки-то оставил?
Но тут у меня хватило ума закруглиться. Я распрощался с Лансом, оставив этот вопрос без ответа. Но положив трубку, я обратил его, то есть вопрос, к Генри.
А что, Генри, спросил я, оставил дядя завещание?
Дело темное сказал Генри. Все равно узнаешь. Только ты, старик, не трепись.
Не буду, пообещал я.
Он по всем правилам составил завещание и назначил душеприказчиком некого Мортимера. Наверняка какого-то старого маразматика, трясущегося сутягу со скрюченными подагрической фигой пальцами, который во сне кладет голову на свод законов Британии.
Тсспрервал его я, зверски, словно пристяжная лошадь, покосившись на спящего Грегори.
Он??? одними губами проартикулировал Генри.
Угу!!! беззвучно кивнул я.
Генри сокрушенно покачал головой, перестал швырять монпансье в Снуппи и отметил про себя: «Не кладет».
А что, содержание завещания неизвестно?
Нет. Дядюшка пожелал, чтобы текст его огласили через две недели после похорон.
Значит, он не просил себя кремировать?
Не просил. Почему «значит»?
Потому что если труп кремирован, нет смысла ждать две недели.
Я не понимаю, к чему ты клонишь. Но кажется мне, эти девонширцы и так не будут ждать две недели. В первую ж ночь залезут да посмотрят.
А оно в гробу?
Что «оно»?
Не знаю. Оно. Которое в завещании.
Поместье?
А в завещании поместье?
Как минимум.
Поместье в гробу не поместится.
Там даже не поместятся и бабки, которые к нему прилагаются.
Ого, как все запущенно
В это время вошел и прошествовал Шимс. На подносе он нес бумажку с написанными на ней циферками.
Что это, шифр, Шимс?
Отнюдь, это номер машины-с.
А как тот, в машине?
Жив-с.
Вы его покормили?
Да-с.
Что он вам сказал?
Благодарил-с.
Класс. Я бы, может, тоже не прочь так сидеть себе и смотреть на чужие окна, как в ресторане.
Не очень-то рассидишься, когда так тесно и все в тумане-с.
Нет, Шимс, ну серьезно, что он рассказывал? вступил в диалог Генри.
О, со сдержанным чувством ответил Шимс, если в мои обязанности входило принимать исповедь, мне, наверное, следовало быть священником-с.
И испарился.
Опа, исчез Он, вообще, на чьей стороне, этот Шимс? мрачно спросил Генри. Он с ним или с нами?
Насколько я знаю Шимса, предположил я. Тот, который в машине, живет в Челси.
Это логично, признал Генри. Если он художник, то он может, как я слышал, жить в Челси. Но почему Шимс
При виде джентльмена из Челси мой камердинер впадает в прострацию и утрачивает выучку. В нем просыпаются темные инстинкты.
В просра
В прострацию. Он не понимает богемной одежды, не приемлет ее, считает излишней и не идущей к делу. У него иногда даже непроизвольно поднимается бровь. Левая. Он левой половиной лица хуже владеет, и поэтому возникает подъем брови.
Эрекция брови.
Скажем так, инсталляция брови.
Это тебя в Кембридже этой пошлости выучили?
Да нет, мальчишки во дворе.
Ага. Послушай, он там все еще сидит с этой бородой. А давай его поймаем!
Давай!
У тебя что-нибудь есть с собой?
У меня трость.
Это хорошо, это веский довод. А у меня кольт. Если надо кого демократизировать
Шимс! закричал я. Пальто, шляпу!.. Шимс, только, дружочекМОЮ шляпу.
Болотного цвета, с фазаньим пером-с, бодро констатировал Шимс, внося одежду. Он не был похож на оскорбленное чучело лягушки, не изображал девственницу, нашедшую в салате неприлично извивающуюся мужскую часть червяка (червяки, как всем известно, в разных частях своего тела принадлежат к разному полу и поэтому всегда чуть-чуть мужчины). Он не вел себя, как Шимс, подающий мне тирольскую шляпу для выхода на улицу (а мы живем, повторяю, на Беркли-Меншнз, куда забредают люди). От его равнодушия мне стало неприятно, я подумал, что зря потратил свои деньги.
Быстро одевшись, мы выбежали из дому. На Беркли-Меншнз, было весьма неприятно. Почему дворники не убирают эту воду? Тем не менее, мы не отступили, и под проливным дождем, без зонтиков, подошли к машине. Я рукоятью трости постучал в окошко. Оттуда высунулась борода Рожи Баффета и хамским тоном гения вроде даже и признанного, но недостаточно и не всеми, спросила:
Эй, два хмыря! Кто из вас Генри, а?
Генри сказал:
А ты чо, сам не знаешь?!
Неа. Я следил за Мортимером, объяснила борода.
Ага, ага. Ясно. Вот, это онГенри.
Я важно кивнул.
А почему у него тирольская шляпа, если он из Америки? продолжил допрос оборзевший клок растительности.
Почему ну ты читал Майн Рида? нашелся Генри. «Всадник без головы». Это старый индейский обычайменяться одеждой. Мы поменялись шляпами.
Ответь же мне, Всадник без головы и без лошади, все никак не успокаивалась борода, почему американский акцент у тебя, а не у него?
Потому, ввернул я, это еще один старый индейский обычай, которыми так богата старушка Англия. Мы поменялись акцентами.
Так все и было? с нехорошей полицейской куртуазностью удивилась борода.
Мы поспорили на пять дол на пять фунтов, объяснил Генри, а сам думает «Ого!», что я сегодня до вечера буду говорить, как американец. Значит, хорошо выходит, раз ты повелся.
Ничо у тебя не выходит, возразил я с еще более брутальным выговором, стараясь произносить побольше букв. Лох только мог повестись, что из Англии не выезжал. Гони 5 фунтов!
Да ты чо! сорвался Генри. Да чо ты мне голову морочишь, да я в Чикаго
В общем, парни. Мне нужен Генри, прервала завязывающуюся дискуссию борода Рожи Баффета.
а, Генри это он! сказал Генри, указывая на меня.
Я Генри! сказал я.
Генри, сказала борода, обращаясь ко мне. Ты собираешься поехать в Баскервиль-Холл.
Ага, кивнул я.
Отговаривать тебя, как я понимаю, бессмысленно.
Ага, кивнул я.
Потому что надо вступить во владенье.
А как же. Я именно для этого притащился из Америки, знаете ли.