Про собаку в курсе?
Естественно, сказал я. Огромна, и черта черней самого, и пламя клубится из пасти ее.
Именно. Так вот что я хочу тебе сказать, Генри. В ту ночь, когда сэр Чарльз вышел к калитке, у него было назначено свидание вовсе не с собакой.
А с кем же? хором удивились мы с Генри.
С этой рыжей лисой Лорой Лайонс.
Невероятно! воскликнул я. С лисой?!
Так вот, продолжила борода, не почтив вниманием мою реплику. Если ты, Генри, начнешь свои ходули подтаскивать к Лоре, то будет тебе и собака, и ночные прогулки по девочкам, и шарики тебе оторвут, понял?!
Не понял, какие шарики? В мозгу?
На полроста ниже. Я оторву, уточнила борода.
Ты не завивайся чересчур, х. художник, процедил Генри. Я с Генри в Баскервиль-Холл поеду, а я боксер. Слугу моего с сэндвичами только что видел?
У которого фонарь красивый?
Это я утром тренировался, он чай вносил и слегка под замах подвернулся. Слегка! Тебе так не повезет.
Мазила! шкодливым фальцетом быстро выкрикнула борода и, осуществив этот акт мести, тут же резко стартонула. Машина скрылась в пелене дождя.
Мы с Генри остались посреди мокрой улицы, обляпанные щедрой весенней грязью.
Я, наверно, знаю эту Лору Лайонс, сказал я задумчиво. Рыжую. Которая любит подкрасться сзади и гавкнуть в ухо. Правда, ее раньше звали Лора Френкленд, но сходство слишком велико, чтобы быть случайным.
Понятно, сказал Генри, вот так-то старик и умер. У него было плохое сердце.
А у кого оно хорошее, угрюмо ответил я.
У меня хорошее, сказал Генри. Доброе.
И добавил:
Наверно, этот бородаее муж. Мы же так и думали, что он Лайонс. И она тоже Лайонс.
Выскочить за художника, это на нее похоже.
И мы вернулись в квартиру, по дороге разговаривая таким образом:
Меня не то беспокоит, сказал Генри, что этот штрих с бородищей обратил внимание на наш акцент. Это меня скорее мобилизует. Еще сегодня вечером я не лягу спать, пока не отшлифую лондонское произношение. Отец нормально разговаривал, а я же его сын. Но он, эта борода то есть, видел, что я постоянно стою у окна, а будь я хозяином квартиры, я бы не мог так вести себя, когда у меня гости.
Разве?
Конечно. На ранчо и не за такое из салуна выкидывают. У нас гостей принято развлекать самозабвенно. Я надеюсь, мы не нарвемся на этого типа в Баскервиль-Холле, чтоб он нам игру не испортил.
Генри, а ты когда-нибудь носил бороду с целью маскировки?
Нет, зачем же?
Поверь моему опыту, это требует хладнокровия. А есть ли оно у Лайонса?
Он художник
Вот именно. Да и нервный. Только о том и будет думать, как бы нам лишний раз на глаза не попасться, чтобы мы не узнали, что это был он.
Я бы сравнил его с дрожащим, необъезженным мустангом, когда он одновременно и гневается и боится.
Да ради бога, Генри, кто б сомневался, что ты сравнишь его с мустангом.
Почему? удивился Генри.
А что ты еще в жизни видел, кроме мустангов?
Черт возьми, Берти, воскликнул Генри, сменив неудобную тему, вот мы сейчас придем, а этот Мортимер проснулся и выжрал все виски!
Вот гад. Сидел тут в тепле, а все люди доброй воли намокли, замерзли. Шимс! заорал я, нажимая на звонок, так как мы как раз подошли к двери.
Шимс! поддержал Генри. Такой-растакой бандит!
К вашим услугам-с, сказал Шимс, открывая и вея теплом и приветом.
Виски есть?
Боюсь, что нет-с.
Тогда согрей чаю!
Могу предложить вам глинтвейн-с.
Да! Побольше! сказали мы с Генри.
И мне! крикнул Мортимер. В большой чашке!
Глава 14
Э-эмммм мумия фараона не возражает, что я иногда буду здесь лежать?
О, нет, что вы-с!
А ее жены, наложницы, евнухи, слоны и павлины? В смысле, ближайшее окружение мумии?
Да что вы-с!
А священные кошки?
На этих словах лежащая в старинном кресле маленькая кошка, видимо, священная, подняла голову и очень внимательно на меня посмотрела коварным болотным взглядом.
Такой приятный джентльмен, как вы, сэр Генри, обязательно кошкам понравится-с.
Кошка подумала и перебралась на свежезастеленную постель, которая выглядела сиротливо внутри величественного сооружения, где по ночам покоились шесть последних поколений Баскервилей. Ныне все они лежат в фамильном склепе двумя этажами ниже гм по крайней мере, днем. Ночью-то их дома небось не удержишь. Я почесал кошку за ухом, она сразу расслабилась и заурчала.
Хорошо, эммм тогда хоть принесите мне бренди.
Разумеется-с!
У меня есть большая претензия к Шимсу. Я никогда не думал, что грубое пристрастие к эффектам, свойственное людям из низов, может взять над ним такую силу. Он не предупредил меня, что миссис Бэрриморне просто его сестра. То есть она с ним не просто обладает фамильным сходством. В тот момент, когда я вошел в свою баскервильскую спальню и передо мной предстал Шимс в женском платье, с высокой прической, с подушкой в руках, да еще на фоне пышной египетской усыпальницы, я чуть не умер на месте.
Ик! сказал я и вцепился в дверной косяк. Шимс, ты все-таки надел женское платье!
Кажется, вы знакомы с моим братцем Стивеном, сэр Генри, сказало ЭТО курлычущим голосом и широко улыбнулось. Тогда я понял, что ононе Шимс, и задышал ровнее, хотя ненадолго, т. к. меня манило декольте.
А? Да, з-знаком. Нас знакомил Вустон, когда жил в Чикаго Ваш братец Стивенего камердинер. Я знаю, что у вас полагаю, миссис Бэрримор?
О, да, Элиза-с.
У вас, Элиза, как я слышал, есть еще братец
Вы не должны беспокоиться об этом, сэр Генри. Поверьте, мой брат Хью совсем безвреден, если бы вы знали, каким он был милым мальчиком, пока не зарез ой, что это я. Сейчас принесу бренди. Хи-хи.
Так он еще и Хью?
Конечно-с, у нас это самое популярное имя, это значит «душа», прозвучал ее затихающий голос из коридора.
Теперь я мог перевести дух и подумать над услышанным. Очевидно, меня только что спас боевой задор Вустонов, благодаря которому наш род благополучно продолжается и с оптимизмом кроликов норовит это делать и впредь (мой дядя Джордж даже держал этих зверьков у себя в спальне, чтобы обучаться у них полезным приемам). К тому же, я был уже подготовлен. Но что бы было, если бы у меня, как у сэра Чарльза, внезапно остановилось сердце? С чем остался бы вероломный камердинер, бросающий меня одного средь адских собак и своих хихикающих копий, да еще с таким декольте?! Уж точно, что не с моим завещанием!
Вообще Баскервиль-Холл оказался жутко мистическим местом. И жутким, и мистическим, это совместимо. Мы ехали туда в поезде вдвоем с Мортимером, потому что Шимс сказал, что будет целесообразней, если Генри в качестве меня подъедет позже, когда ко мне в качестве Генри уже все привыкнут. А Генри, тем временем, попытается отшлифовать свой, точнее, мой лондонский акцент. У него не получилось сделать это за ночь, потому что ночью он где-то шлялся. Думаю, специально, чтобы не потерпеть неудачу в моем присутствии.
На вокзале нас встретил конюх Перкинс в старинной карете. В нее были впряжены четыре абсолютно одинаковые белые лошади. Я еще подумал, что если бы они участвовали в скачках, то у букмекеров возникли бы проблемы с котировками, и невозможно было бы определить фаворита. Когда же я вошел внутрь кареты, обитой ветхим алым бархатом, то меня пронзила мысль, что не знаю, как в Баскервиль-Холле обстоит дело с демоническими псами, но пару-тройку вампиров там точно найдется. Потом это впечатление настигало меня регулярно.
А что, Грегори, есть в Баскервиль-Холле вампиры? спросил я Мортимера.
Вампиры задумчиво протянул доктор, и его глазное дно, поймав весенний зайчик, сверкнуло красным. Да, конечно, у нас есть вампиры. На этих болотах скрывался небезызвестный Влад Цепеш.
Который Дракула?
Да. Сразу после того, как он потерял любимую жену и вынужден был бежать из замка Поенарь
Ты уверен, что не ошибся в названии замка?
Любезный друг, я в жизни раз 50 произнес это слово, и всякий раз меня поправляют. И я не понимаю, какой смысл и какая оригинальность в том, чтобы озвучивать шутку, которая сама просится на язык? Неужели нельзя подумать, что ты не первый, и твой собеседник уже это слышал, и неоднократно?!
Но Грегори, человек так устроен. Представь себе, вот ты лежишь ночью у себя в комнате, пытаешься заснуть.
Ну-ну, и как мне это удается при моей бессоннице?
Ты лежишь, считаешь овец
Лучше девственниц.
Хорошо, лежишь, считаешь девственниц
Я их не считаю.
Хорошо, лежишь и не считаешь девственниц
Это мне нравится.
И вдруг слышишь, что в соседнюю комнату, шумно открыв двери, влупив рукой по стенке, вваливается Генри Баскервиль.
Так-так-так-так.
Он с грохотом падает на кровать, снимает один ботинок, швыряет его об стену, снимает другой и с ним в руках засыпает. А ты заснуть не можешь.
Конечно, я жду, когда он швырнет другой ботинок, потому что не хочу, чтобы меня разбудил этот звук, а то я себя буду чувствовать идиотом.
Или, допустим, композитор Вольфганг Амадей Моцарт. Он лежит себе и дрыхнет. А ему надо идти на премьеру «Волшебной флейты», куда прибыл весь двор, все знатные особы и покровители. Жена мечется, щекочет его, трясет, водой поливает, дети в ухо визжат и по нему бегают
И что?
Ничего, он привык. Тут к дому подъезжает карета, из нее выходит капельмейстер Антонио Сальери. Он привез Моцарту фрак и ботинки, зная, что предыдущие тот уже пропил давно.
Так-так-так, интересно.
Сальери берет валяющуюся на полу скрипку, на которую сверху брошена одежда, выпутывает из штанов смычок и играет гамму хроматическую?
Ммм
Да, назовем это хроматической гаммой. Но две ноты он недоигрывает. Тогда Моцарт подскакивает, выхватывает у него скрипку и быстренько доигрывает эти ноты. Точно так же и с замком Поенарь. Может быть, вампирам это самое то, даже наверняка, раз они кровопийцы, но живой человек подобное слово безропотно слышать не может. Он должен, обязан поправить!
Мне понравилось, что ты проявил знание композиторов. Генри постоянно кого-то цитирует, и я думал, тебе не хватит на это ума.
Ну, Грег, чтобы, окончив Кембридж, блистать эрудицией, много ума не надо. Наоборот это тупо. Тебя, как огурец, поместили в рассол, и ты потом всю жизнь ходишь, определенным образом засоленный. Да еще и кичишься этим, находишь других огурцов, аналогично засоленных, и на вопрос, как поживаешь, бодро отвечаешь: «Как огурец!».
Сейчас ты непринужденно щеголяешь познаниями в засолке.
Вот именно! Это нормальный снобизм. Тебя практически ребенком поместили в Кембридж, натравили на тебя всю свору, оторвали от родителей, заперли, заставили учить латинские глаголы, но ты выжил и остался человеком.
Понимаю. Покойный сэр Чарльз был точно такой же. Он ни в грош не ставил свою английскую образованность, но что касалось вудуизма или каких-нибудь индейских каннибалических ритуалов, то к этим знаниям он относился очень ревностно. Кстати, ты не будешь против, если мы сделаем небольшой крюк? Мне надо завезти местной акушерке маорийские палочки, она их почему-то постоянно ломает. Перкинс, к мисс Адсон, пожалуйста.
Какие еще палочки? спросил я.
Для татуажа. Ну младенцев нумеровать одинаковых.
Это сэр Чарльз придумал? Умно. Младенцы все одинаковые Но подожди, как же так, потом они, когда вырастут, будут разными, а циферки останутся.
Эх, Берти! Подумай сам, это глухая, древняя провинция. Близкородственные браки, вырождение, тупая, однообразная жизнь, а говорят, еще и какое-то странное излучение. Так что циферки помогают, их применяет полиция, кстати, мой брат Шерлок, фараон ну, в смысле, он фараон полицейский, а не египетский. Сейчас мы вполне смогли оценить это прекрасное новшество. Как ты знаешь, твой Шимсбрат ТОГО Селдена, и у него на крестце имеется циферка 2, тогда как у Хью Селдена имеется циферка 1.
Нет, правда? Подумать только!
А как же. По приказу сэра Чарльза Селденов татуировали в зрелом возрасте, как раз перед тем, как случилась вся эта история, и теперь мой брат собирает деньги на памятник сэру Чарльзу от благодарной полиции и привлекает к этому Питера, другого нашего брата, викария.
Лучше бы они в память о нем, совместными усилиями церкви и полиции, поймали эту собаку.
Конечно, лучше. Но памятниклегче. Кстати, вот здесь живет акушерка, я зайду к ней. Приятная женщина, я бы женился, но смысл? Оно, конечно, то густо, то пусто, но в принципе нам с ней младенцев хватает.
С этими словами Грег пружинисто выскочил из кареты, и Перкинс, оценив его пластику, тут же сказал:
Сэр, он за десять минут не управится, и хлестнул лошадей. На нас уже из болотных туманов зловещим призраком, беспощадным, словно призрак коммунизма, двумя узкими башнями восставал мохнатый Баскервильский замок.
Глава 15
Весь вечер шел дождь. Я стоял у окна и наблюдал, как слоистый закат, отливающий всеми мясными оттенками, включая синий, лиловый и белый, медленно и причудливо сползает на зеленые дымчатые болота. Капающие ветки деревьев на аллее, тяжелые, напитанные влагой прошлогодние камыши то там, то сям исходящие обвисшим мокрым пухом, издали невидимые, но данные в ощущениях. Сейчас выйдешь наружувсе будет чавкать; взрыхленная почва с остатками жизнедеятельности овец; трава, напитанная, как губка, изумрудными чернилами Люцифера, осыпанная сосновыми иглами и желудями; безобразная наезженная дорога с глубокими колеями, полными свежей, пахнущей облаками, небесной воды. Расплывчатые голубовато-сизые холмы, опаловые озера, их дождливая зыбь, как на камне под грубым резцом. Сквозь угрюмое замковое окно можно видеть, как в оседающей нежно-розовой мякоти неба уже реет первая весенняя цапля. Она раскинула крылья и, согнув шею, положила голову себе на спину, а длинные ноги вытянула вдоль хвоста самым нелепым образом, решая сугубо свои цаплединамические задачи.
Кстати, о цапле изрек Питер Мортимер, местный викарий, задумчиво поглаживая пальцем бокал бренди. Этот викарий был двойником Грегори. Насколько я понимаю, всего их четверо: Грегоридоктор, Питерсвященник, Шерлокинспектор полиции и Юджинархеолог, который здесь неподалеку азартно роется в доисторических могилах, вот-вот штаны лопнут. Все четверона одно лицо, все четверо живут вместе и пытаются, каждый со своей позиции, расследовать смерть Чарльза Баскервиля. Что им весьма удобно, учитывая их профессии. Но если поглядеть со стороны, так это жуткочетыре одинаковых человека, но по-разному одетые, кто-то испачкан в крови, кто-то с землей под ногтями, кто-то с молитвенником, сложив восемь обутых в полицейские ботинки ног (оптом дешевле) в камин, обсуждают убийство.
В данный момент у меня в гостях, слава Богу, был только священник, который первым посещал новых людей, приезжающих в эти края, его брат Шерлок приходил вторым.
я мог бы вам поведать анекдот с участием этой птицы, между тем продолжил Питер, сам, как мы знаем, довольно похожий на цаплю, которую он решил скомпрометировать. Представьте себе, дорогой Генри (бедняга еще принимал меня за Генри или из вежливости делал вид), что в паб зашли три человека. Вернее, человек, цапля и кот. Да-м причем, кот весьма крепкий, с развитой, так сказать, мускулатурой, котяра, ну вы понимаете. Входят, усаживаются. Цапля говорит коту: «Джон платил последним, твоя очередь». Кот недоброжелательно возражает: «Думаю, сейчас ты пойдешь, Барни». Человек говорит: «Ничего, я угощаю». Подходит к барной стойке, говорит: «Три эля». Бармен: «С вас 2 шиллинга 5 пенсов». Человек- не глядя, понимаете! сует руку в карман и вынимает ровно 2 шиллинга 5 пенсов! Потом дожидается заказа и возвращается к приятелям. Через некоторое время напиток кончается, и цапля заводит снова: «Ну что, Огастес, теперь уж точно твоя очередь». Кот агрессивно топорщит усы: «А все же, почему не ты, почему я?». Цапля: «Ну ты же знаешь, проклятый букмекер»«Мне плевать на твоего букмекера, Барни!»кричит кот, вставая во весь богатырский рост и надвигаясь на цаплю. «Не беспокойтесь, я угощаю!»говорит человек и опять идет к стойке. «Мне, пожалуйста, три ячменных». «С вас 2 шиллинга 8 пенсов». И опять он лезет в карман и достает оттуда ровно 2 шиллинга 8 пенсов! Так продолжалось до глубокой ночи, и каждый раз кот с цаплей ссорились, а человек доставал из кармана строго нужную сумму. Наконец, бармен не выдержал и спросил: «Извините за любопытство-с, но я очень хотел бы знать, как вам удается этот фокус с деньгами?»«Видите ли, отвечает человек, я сегодня утром нашел на чердаке старую лампу. Потер ее рукавом, и тут появляется джинн. И говорит: «О, спаситель, как я рад снова очутиться на свободе! В благодарность я выполню три твоих желания!»«И?»«Первым моим желанием было, чтобы у меня, когда надо, всегдаизвинитестояло. Вторым, чтобы в кармане всегда были деньги на выпивку для меня и моих друзей». «А третьим?»«Ах, третьим! Третьим былочтобы меня всюду сопровождала длинноногая пташка с крепкой, прижимистой киской!»