Когда первый энт выступил из теней и назвал себя, сердце подпрыгнуло у Сьюзен к горлу, а следом ушло в пятки. Огромный, дикий, покрытый мхом, с добрыми влажными глазами и движущимися пальцами-веткамион был прекрасен. Но он ничем не был похож на дриад.
Энты ничего не знали о дриадах; но задавали ей много вопросов о своих женах.
Они были не такие, как вы, отвечала Сьюзен. Они не были древесными женщинами То есть женщинами-деревьями. Они, скорее, обитали внутри. Ивовые девы качались, девы сирени танцевали с моей сестрой
Они созвали Энтомолвищепотому что кузины-дриады не были женами энтов, но всё же оставались семьей и давали надежду. Худощавые энты-осины и крепкие вязы обменивались скрипами и вздохами день и ночь. Сьюзен дремала, бродила вокруг и отстреливала на ужин кроликов, но в основном сидела и слушала. Скородум, по-прежнему нетерпеливый для энта, сидел с ней рядом и переводил каждый медленный скрип, стоило ей спросить.
Но перевести это было почти невозможно. Она вслушивалась в скрипы, в ритм голосов, в протяжные вздохи деревьев, которые иногда говорили о своем состоянии, а иногдаоб оттенке солнечного света на их листьях. Она пыталась угадать, как строятся словосочетания и фразы, и проверяла их на внимательном Скородуме и изумленном Древобороде. Всё это обсуждение заняло бы годы. Сьюзен чувствовала, как груз лет уже начинает скапливаться в пальцах ног. Отойдя прочь от места совещания, она отыскала арку из ветвей под кустами сирени, через которую тут же прошла, и маленький круглый пруд, в который прыгнулачтобы проверить, не помогут ли они ей исчезнуть отсюда.
Никто из собравшихся энтов так и не смог ничего поведать ей. Они просили Сьюзен рассказывать им истории, потому что они грезили об умирании уже сотни лет, и потому радовались, слушая о том, как крохотные саженцы-дриады гонялись друг за другом вокруг ствола своей матери-сосны. И она рассказывала им всё, что могла. Древобород брал её на свои долгие прогулки; ей с трудом удавалось не отставать от его самого медленного шага, и Пион верно трусила позади.
Сьюзен продолжала расспрашивать о грамматике, о произношении. Она продолжала вслушиваться в скрипы, которыми энты обменивались между собой, замечать, как понижение тона обозначает вопрос. Она смотрела. Слушала. Когда-то давнопомнила оналев сказал ей, что следует искать магию в её собственном мире.
Сьюзен прошагала через мили обугленных пнейдо самой затопленной долины, где прежде обитал Саруман. Она пинала груды пепла и отчищала потом свои красивые туфли. Она передала пачку писем для Эовин одному из роханских всадников, которые оставались там, охраняя руины. Она бросала камни в мутную воду, а потом прошагала мили обратно, к дому Древоборода в пещере.
Теперь, после Хельмовой Пади, они знают, что вынастоящие, сказала она Древобороду одним неспешным вечером, сидя в его ветвях. Но они по-прежнему говорят о вас, как о легендах.
Мынастоящие. Но мы и легенды тоже, маленькая королева, пророкотал Древобород. Хумм, добавил он. Так же, как и ты.
Нет никого, кто говорил бы от вашего имени, сказала она немного неуверенно. Они знают достаточно, чтобы бояться вас, но они не имеют понятия, чего вы хотите, что вам нужно.
Волшебники говорят за нас, ответил Древобород.
Ну да, хмыкнула Сьюзен, и они, похоже, не очень-то справляются со своей работой.
Волшебникине люди.
Я тоже.
Древобород издал вздох, похожий на порыв ветра. Сьюзен заговорила слишком быстро и не дала ему закончить мысль.
Их мысли заняты многими заботами. Судьбами миров.
Я могла бы говорить за вас, предложила Сьюзен. При дворахв Эдорасе, в Минас-Тирите. Ваши леса могли бы находиться под защитой закона. У вас могли бы появиться союзники против орков.
Великодушное предложение, но поспешное, думается мне.
Гондор отправляет своих посланников по всему миру. Теперь, когда Мордор пал, когда трон занял Арагорн, они отправятся ещё дальше. Они могли бы поискать жён энтов, сказала Сьюзен.
Хууммм, негромко прогудел Древобород, а затем созвал ещё одно Энтомолвище, чтобы выдвинуть её в качестве представителя энтов среди людей. За все века энты ещё не собирались так часто, как сейчас, но вот что бывает, когда позволяешь маленьким торопливым людям забредать в твой лес с невероятно удачными идеями.
* * *
Сьюзен проводила каждую весну в залах Фангорна, усыпанных лесными цветами. Пион радостно хрустела свежими зелеными побегамиэто было ее любимое время года.
Жарким летом Сьюзен уезжала в Рохан; выезжала Пион, спорила с Эомером, пила вместе с воинами и гладила дружелюбных собак. Она вытаскивала сомневающихся советников из дворца и знакомила их со Скородумом, который любил незаметно подкрадываться, притворяясь деревом, и удивлять их.
Осенью она шагала по улицам Минас-Тирита, глядя, как изящные деревья в вазах сбрасывают листья и осыпают ими улицы. Она отыскивала союзников для энтов и рассказывала людям о жёнах энтов, прося их в своих странствиях смотреть повнимательнее.
Когда Сьюзен впервые увидела там Арвен, она позабыла, как дышать. Она слышала, что говорят об Арвен людикрасавица с волосами, как вороново крыло, милостивая королеваи иногда даже верила им. Но теперь она понималаглядя, как Арвен движется, подобная лучам лунного света, что самой Сьюзен никогда не стать такой, как она.
Зимы же принадлежали Эовин. Сьюзен седлала Пион и скакалачерез отстроенные заново мостыв Итилиен, где можно было свернуться в клубочек в её уютных комнатах и пережидать снегопады. Фарамир, как обнаружилось, не мог устоять перед её фирменным рецептом горячего шоколадав точности, как Эдмунд когда-то.
Она не прекратила заглядывать в платяные шкафы. Она открывала дверцы, раздвигала тяжелые шубы, пропахшие нафталином, и касалась прочных деревянных стенок. Она убеждала себя, что разочарована, когда её пальцы касались дерева.
На советах, куда Сьюзен приглашали, она держалась тихо, пока не находила, что сказать. Она не принадлежала ни к одному королевству, кроме разве что лесов, так заявляла она самаи потому некоторые тайны ей не могли раскрыть. Но это была новая эпоха, эпоха мира, а у нее не истощались удачные идеи.
Три четверти года, когда она не хмурилась над бумагами у теплого очага Эовин, Сьюзен писала ей письма. Они писали друг другу всё о своей жизнио своих обязанностях и удовольствиях, о страхах, о детях Эовин и об учениках, которых Сьюзен наставляла в том, как разговаривать с деревьями.
Однажды Сьюзен откроет платяной шкаф, отведя в сторону пахнуший нафталином мех, и морозный зимний ветер кольнет ее пальцы. Иногда ей это снилось. Свет фонаря, пробивающийся через тяжелые шубы. Дыхание, застывающее паром в холодном воздухе. Высокий, взбудораженный голос Люсиименно это всегда заставляло её просыпаться: смеющийся голос её сестры.
Сьюзен просыпалась во многих местах, скучая по ним. В то лето в Америке, когда она бесцельно думала о том, чтобы забыть Нарнию и просто двигаться дальшепрежде чем у неё забрали их всех, и она не могла больше думать ни о чем другом. У неё отобрали так много. Позже она просыпалась, совершенно разбитая, на диване в своей квартире, в те дни, когда изнеможение сменялось отсутствием чувств. На поле под звездами, среди незнакомой армии, рядом с подругой. Внутри теплых грубых стен Эдораса и меж изящных каменных барельефов Минас-Тирита.
Она просыпалась от этих снов и смотрела в потолок, каким бы он ни былпереплетенные ветви, соломенная крыша или камень. В любое время года она была заботливо укрыта и тепло укутана. У нее были письма, которые следовало отправить, советники, которых нужно было осторожно переспорить, чиновники, которых следовало убедить. У нее были записные книжкимножество книжек, заполненные аккуратными заметками о языке энтов. Она переворачивалась на другой бок и засыпала снова.
Однажды Сьюзен открыла дверцу платяного шкафа, почти не думая об этомтяжелое дерево, скрип старых петель, услышанный лишь краем уха. Она думала о грядущей дипломатической миссии на юге, а ещё о том, что младший ребенок Эовин не любит шпинат.
Холодный ветер повеял среди тяжелых меховых шуб.
«Я собираюсь найти их».
Свет фонаря пробивался между шубами, мягкий и теплый в морозном зимнем воздухе.
«Я иду домой».
Смех Эовин зазвенел на лестнице.
Сьюзен захлопнула дверь, заперла на щеколду, потом открыла и распахнула снова. Ничего. Запах плесени и нафталина.
Дипломатам придется подождать, пока дороги не просохнут как следует. Может быть, малышу больше понравится горох. Люси тоже никогда так и не полюбила шпинат. Сьюзен развернулась на пятках и направилась вниз, туда, где ждала её семья.
«Джонатан Стрендж и мистер Норрелл»
AkitosanГора котлов и девочка
fandom Fairy 2017
Джон Каблук встретил доктора Пейла на пороге, его слуга уже седлал коней. Но он с радостью приветствовал волшебника и спросил, с кем имеет честь.
Как?! Сам доктор Пейл, знаменитый английский волшебник, почтил его своим присутствием?! Он так давно не видел англичан в своих землях! Он очень сожалеет, но именно сейчас вынужден немедленно уехать по делам. Но доктор Пейл может осмотреть дом, если, конечно, магия поможет ему не заблудиться: даже сам хозяин не уверен, что вполне знает, сколько у него комнат и богатств.
Доктор Пейл выразил сожаление, что великий эльфийский принц Джон Каблук, о котором он столько слышал, не сможет уделить ему время. Холодный Генри, у которого доктор Пейл гостил до этого, весьма лестно отзывался о нем как о великолепном собеседнике, образованном и невероятно нескучном.
Джон Каблук был так тронутне то рекомендацией другого эльфийского принца, не то точной и вежливой манерой доктора выражатьсячто повторил свое любезное предложение. И, если у доктора Пейла есть время, почему бы ему не подождать возвращения хозяина? Правда, не исключено, что ждать придется целое столетие, ибо для эльфов время идет иначе, чем для людей, но ведь это же не последнее путешествие доктора? Может быть, им еще придется побеседовать. А в качестве знака дружбы английский волшебник может забрать с собой из этого замка все, что пожелает.
Все, что найдет в замке?
Да, все.
После этого слуга с лисьей мордочкой подвел к Джону Каблуку великолепную лошадь, и они ускакали прочь.
Доктор Пейл же не замедлил воспользоваться гостеприимством отсутствующего хозяина, хотя и не думал, что увидит что-то, что захочет забрать с собой. Обстановка дома Джона Каблука представляла собой чудовищное смешение богатого убранства и убожества. И если жемчуг, рассыпанный по грязному полу, не так сильно оскорбил чувство прекрасного у чародея, привыкшего за время своих странствий ко многому, то том «Энциклопедии» Дидро, завернутый в грязную, кишащую паразитами тряпку, задел его за живое. Ему стало интересно, в каких условиях здесь готовят пищу, так он и оказался на кухне.
Там были гора грязной посуды и девочка. Человеческий ребенок лет семи-восьми, измученный и белый как мел, сосредоточенно вымывал остатки жирной пищи из грязного котла.
Девочка была немыслимо худа и запущена, но, как истинная англичанка, при этом она не растеряла навыки человеческой речи и сделала книксен. Доктор Пейл представился и спросил, кто она и как сюда попала. Ответ весьма удивил его. Звали девочку Анна Бладворт. Две недели назад она шагнула вслед за матерью и сестрой в шкаф мастера Баклера, их волшебного слуги. С того дня она не видела ни одного англичанина. Она должна быстро помыть все эти котлы. Все это время в пищу ей давали жареную свинину и сливовый пудинг (на грязном засаленном столе доктор Пейл увидел сухой кусок заплесневелого сыра), одевали в нарядные платья (на ней было платье, все черное от грязи, доктор Пейл затруднялся назвать, какого оно когда-то было цвета). Ее обещали научить заклинанию, благодаря которому котлы будут мыться сами, но мастер Баклер куда-то отлучился, возможно, что сейчас он учит заклинанию ее мать. Когда она закончит с котлами, то вернется домой к родным. Может быть, доктор Пейл пришел за ней, чтобы отвести ее домой? Она немного устала и соскучилась по Англии.
Фамилия показалась доктору Пейлу знакомой, он вспомнил, что читал какие-то отчеты о зашедшем в тупик расследовании времен Короля-Ворона. Но это было два столетия назад.
Между тем, Анна Бладворт закончила мыть котел, вернее, отдирать грязь руками, после чего коснулась следующего. Рядом немедленно появился еще один грязный котел.
«Ну что же, понятно теперь, почему она и за столетия не закончила», подумал доктор Пейл. Анна Бладворт же совершенно ничего не заметила. Она искренне считала, что ей осталось помыть всего одиннадцать котлов. Доктор Пейл ласково погладил девочку по грязным волосам и сказал:
Помой пока этот котел, моя хорошая, а остальные не трогай. Я скоро вернусь.
Доктор Пейл обошел весь замок, но других похищенных людей не нашел. Следовало решить, как поступить с Анной Бладворт. Вряд ли ее кто-то хватится: эльфы часто не знают, что делать с похищенными англичанами и даже забывают о них. Но Джон Каблук сказал при встрече, что не видел англичан давно. Возможно, он никогда не посещает свою кухню. Возможно, он просто-напросто солгал. В любом случае, Анна Бладворт вполне подходила под «забрать с собой»Пейл нашел ее в замке. Но что с ней станет, когда она снова окажется в Англии? Зачахнет и умрет с тоски? А захочет ли она пойти с ним? Сейчас она уверена, что домоет посуду и после этого вернется к родным. Этого, конечно же, не случится. Минули столетия с той поры, как ее похитили, где сейчас ее родные? Даже если они в Стране Фей, их теперь не найти. Что ждет ее в Англии? Та же нищета. Но быть может, получится пристроить ее в хотя бы более чистые условия. Доктор Пейл решил рискнуть и, вернувшись на кухню, предложил Анне Бладворт отправиться с ним в Англию. Она согласилась. Англичане, даже такие маленькие, любят одиночество, но сложно любить одиночество, когда твоими собеседниками целых две недели являются только грязные эльфийские котлы.
Мифы по-русски
oversoul12Неси кольцо!
fandom Russian original 2017
Время действия1994 г.
1.
Дом в Михайловке большой и прохладный. Он поскрипывает балками перекрытий и деревянными половицами на разные голоса, будто рассказывает истории. Пахнет смородиновым вареньем и сушеным клубничным листомза закрытыми по случаю жары ставнями золотисто-зеленым маревом плывет июль.
За сахаром для варенья Егор с Кириллом ездили вчера вместе в сельмаг на отчаянно скрипящем велосипеде«взрослике». Старший, Егор, крутил педали, а шестилетний Кирюха подпрыгивал на багажнике, болезненно ойкая, когда велик подбрасывало на очередном ухабе. И когда слез, долго еще потирал тощенький зад в выгоревших шортах.
Шортами Кир очень гордится: они военного цветахаки. Баба Роза сама их сшила, прострочив на стареньком «Зингере»ножной швейной машинке. «Зингер» живет в дальней комнате вместе с китайской розой, растущей из эмалированного бака, и большим сундуком. В обычные дни он спит под белой кружевной накидушкой, скучает. Но стоит бабе Розе раскрыть егоначинает радостно блестеть, а потом громко стрекочет, прокладывая ровные строчки. Кир, затаив дыхание, сидит на сундуке, смотрит.
У мамы в городе тоже была машинка, но совсем не такая интересная и красивая. Она пряталась в деревянном ящике с закругленным верхом на антресолях. Зингер бы там не поместился при всем желании: у него тяжелый кованый столик, кованая же педаль, ременный привод. Лакированный черный корпус с золотистой вязью узоров. Едва уловимый запах машинного масла витает вокруг.
Одним словом, совершенно сказочный аппараттрогать его баба Роза запретила, но Киру нравится даже просто смотреть, представляя, что онсовсем крошечный лилипутик, бегущий по черной блестящей платформе. Воображение дорисовывает недостающие чертыи машинка превращается то в дирижабль, то в паровоза то и вовсе в один из старинных удивительных механизмов, нарисованных в книжках Жюль Верна, Егор раньше часто приносил их из библиотеки и читал вслух.
Кир читать и сам может прекраснонаучился еще в четыре года, но слушать нравится куда больше. И Егора, и маму, и пластинки на потрескивающем иглой проигрывателе. Вот только проигрыватель и пластинки остались в их старой квартире, а с мамой и вовсе произошло что-то странное.