Я быстро ополоснусь и вернусь. В траву шмякнулся один сапог, потомдругой, сверху тяжело упал богатырский пояс. А ты, Ванюша, постереги обувку и меч. С ними купаться несподручно.
* * *
Подождав, пока камыши перестанут шуршать, Иванушка аккуратно оттащил вещи своей спасительницы подальше от змиевой туши и послушно уселся рядом. Выдернуть меч, высотой почти с него самого, у Иванушки не получилось, но так было даже спокойнеевдруг чудище надумает ожить. Вон, даже кончик хвоста до сих пор слегка подёргивается, пугая синекрылых стрекоз-падальщиц.
Можно было бы убежать и пешком вернуться в столицу, но по такой жаре не хотелось даже шевелиться. Да и неловко как-то. Сказали же: стереги.
Иванушка развалился в густой траве и попытался представить точёные черты статуи, которая стоит под обрывом возле входа в тайное убежище или теперь лучше называть его змиевой норой? Лучи полуденного солнца, пробиваясь сквозь заросли лозняка, зеленоватым витражным светом подсвечивают прохладную кожу: покатые плечи, идеальной формы перси с твёрдыми мраморными сосками, плоский живот. Неизвестный скульптор целомудренно замаскировал ниспадающими складками то, что находится у статуи ниже живота. И даже в самых бесстыдных мечтах Иванушка не осмеливался представить её без каменных одежд. Губы статуи слегка приоткрытыон столько раз целовал их, надеясь, что поцелуй любви сможет пробудить возлюбленную к жизни. Но она оставалась всего лишь изваяниемпрекрасным и не живым.
От реки доносились шумные всплески. «Купается!»подумал Иванушка. И живое юношеское воображение внезапно преподнесло ему виды обнажённой Настасьи Микулишны и воды, стекающей по выпуклым местам её загорелого тела в разные таинственные женские впадины, куда не проникает походный загар. Эти мысли были тягучими, золотисто-медовыми и жаркими как летний зной, и разительно отличались от прохладного душевного томления. Они походили на те невнятные сумбурные сны, в которых к Иванушке являлись прекрасные нагие девы, и наутро он просыпался в постели, оскверненной липким семенем.
Он стыдливо поёрзал по траве и с беспокойством осознал, что будь статуя из плоти и крови, то посчитала бы эти бесстыдные мечты самой настоящей изменой.
* * *
Увлечённый философскими рассуждениями о морали, нравственности и девушках, Иванушка не заметил появления незнакомца.
Мрачный тип, несмотря на жару наглухо затянутый в чёрную кожаную куртку с серебряными заклёпками, вёл в поводу флегматичную лошадку неопределённо бурого цвета. Его белые засаленные волосы, небрежно перехваченные на лбу тонким ремешком, грязными сосульками свисали на плечи. Было видно, что путешествует незнакомец давно, и не всегда по пути ему встречается возможность помыться. Нечеловеческие жёлтые глаза с вертикальными зрачками бесстрастно оценивали обстановку: лужа крови, ещё одна, мухи, труп лошади, труп змия, ростовой меч, сброшенные сапоги. Наконец они остановились на Иванушке.
Геральт. Из Ривии, кивнул незнакомец:Ведьмак.
Иван. Из Тридевятого, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал, произнёс Иванушка, поднимаясь с травы. Царевич.
Я пройду напоить лошадь. По невыразительной интонации не было понятно: вопрос ли это, утверждение или просто обозначение мирных намерений.
Да, пожалуйста. Только там, Иванушка неопределённо махнул рукой в сторону реки, моя мой спутник.
Ведьмак по имени Геральт ещё раз бросил взгляд на двуручный меч и, оценив его размер, уважительно присвистнул. Потом носком сапога осторожно потрогал дохлого змия:
Хороший самец. Молодой. Железа с ядом на хвосте не вызрела как следует. А вторая где?
Вторая?
Самка. Крупная крылатая гадина. Местные кметы снизу по течению уверяли, что она утащила у них корову. По воздуху. Этот не мог.
Этот действительно не мог. Иванушка посмотрел на змиеву бескрылую тушу и почувствовал, как сердце уходит в пятки. Он бросил затравленный испуганный взгляд в сторону реки, откуда всё ещё доносились шумные всплески:
Там Т-там!
Но ведьмак уже всё понял. Коротко выругавшись, он рванул из заплечных ножен небольшой лёгкий клинок.
Стереги Плотву! крикнул уже на бегу, врезаясь в камышиные заросли.
Иванушка оглянулся. Лошадка меланхолично объедала развесистый кустик лопуха. Такая точно никуда не убежит. В то время, как на берегу Что там этот белоголовый сказал? Крупная и крылатая?
Он помнил, как даже бескрылый змий одним ударом хвоста сбил наземь его лошадь, как вонзил острые кривые когти в бок, распоров брюхо, как брызнула во все стороны густая тёмная кровь. Обезумевшая от боли Ромашка ещё некоторое время была жива, пыталась подняться на ноги и жалобно ржала, пока тварь пожирала её внутренности, подбираясь всё ближе и ближе к горлу.
Он помнил, как срывая голос, звал на помощь. Потому что понималне убежать и уже чувствовал, как когти чудовища рвут на куски его самого. Вмешательство Настасьи Микулишны было как нельзя кстати. Но даже ей пришлось бы туго без меча или будь у чудовища крылья. А что будет, если крылатая гадина нападёт на безоружного?
Всхлипывая от ужаса, Иванушка попытался выдернуть из змиевой шеи меч. С третьей попытки тот с противным чавканьем поддался. Вот только поднять его Иванушка не смогдоволочь бы сил хватило. «Если есть, для кого», мелькнула простая и пугающая мысль.
Вот она входит в реку и волны расступаются вдоль её сильного тела
Пушистые венчики рогоза били по лицу, слезились глаза, руки онемели от тяжести богатырского клинка, но надо было тащить, и он тащил.
Она с шумом ныряет, и длинные распущенные волосы червонным золотом вплетаются в серебряные речные струи
Иванушка, пыхтя, продирался к берегу. Под ногами чавкала влажная глина. Плеск и хлопанье тяжёлых крыльев становились всё громче, всё неотвратимее.
Оно атакует с воздуха. Распластавшись над жертвой, оно выпускает когти, а ядовитый хвостовой шип бьёт без промаха. Один удар приходится в беззащитную шею. Второйв бок. Женщина безуспешно пытается закрыться руками, мышцы вскипают под загорелой кожей. Но разве можно схватить хищную тень, внезапно упавшую с неба? Когда когти впиваются в позвоночник, женщина отчаянно кричит. Но нет никого, кто пришёл бы ей на помощь.
Последние несколько шагов до отмели Иванушка преодолел кубарем, запутавшись в осоке. Меч пролетел вместе с ним и, прежде чем приземлиться, больно припечатал незадачливого оруженосца по спине. А и в самом деле, нечего без уважения хватать и куда-то волочь.
Ошалело вертя головой, Иванушка вдруг увидел и замер, поражённый зрелищем грандиозной битвывторой за сегодняшний день.
Самка действительно была крылата и примерно в полтора раза больше самца. Но одно её крыло бессильно повисло, сломанное в нескольких местах. Вторым, здоровым крылом она яростно молотила по песку и воде. Длинный шипастый хвост, обвивался вокруг тела Настасьи Микулишны, но конец с ядовитым жалом был безжалостно втоптан в ил мускулистой женской ногой. Охота пошла не так, как задумывалась: беззащитная жертва внезапно превратилась в охотника и богатырским захватом вцепилась чудовищу в горло. Крылатая гадина шипела, брызгала слюной и тщетно пыталась освободиться.
Белоголовый ведьмак Геральт, пригнувшись, кружил вокруг переплетённых в смертельной схватке телчеловеческого и змеиного. Вот он молниеносно распрямился, сверкнув коротким мечом, и второе крыло, отсеченное поперёк сустава, отлетело в сторону.
«Боится, догадался Иванушка. Не атакует в полную силу, не хочет ранить не ту».
После очередной порции быстрых режущих ударов, нанесённых в туловище и шею, тварь стала двигаться намного медленнее. Но она всё ещё была жива и опасна.
A dyeabl aep arse!на незнакомом языке прокричал ведьмак. Мне нужны её брюхо и горло!
И тогда Настасья Микулишна расхохоталась. Только теперь в её смехе не было ничего радостного, добродушного или весёлого. Он был похож на яростный раскат грома, предвещающий наступление бури.
Иванушка увидел, как мощные сильные ноги, ища устойчивую точку опоры, по колено зарылись в ил. На теле богатырши вздулись огромные мускулы, переплетённые синими верёвками жил. Она вдохнула так глубоко, что слышно было, казалось, на другом конце Тридевятого царства. Руки, сжимающие шею чудовища, напряглись, плечи расправились. Раздался оглушительный хрустплоская змеиная голова вывернулась под каким-то немыслимым углом, и чешуйчатая шкура начала рваться под внутренним напором сломанных костей.
Длинное шипастое тело чудовища дёрнулось в предсмертной судороге, скребнуло когтями илраз, другой, постепенно ослабляя хватку, кольцами сползая вдоль телабогатыря? женщины? воплощённой стихии смерти?
А она ещё стояла, и змиева серая вязкая кровь стекала по рукам и груди, смешиваясь с её кровьюалой, живой, человеческой, для того, чтобы устремиться вниз, уйти в воду, впитаться в землю. Она стояла долго-долгоцелых три или четыре удара сердцапрежде, чем упасть на труп поверженного врага.
* * *
Нож был тупым. Мясо поддавалось плохо. До сих пор, наверное, ни одному царевичу не доводилось свежевать лошадиный кумпяк. К тому же Ромашка пролежала на жаре добрых полдня, и уже начинала пованивать. Иванушку подташнивало. Но ему показали, как надо, и он старался.
Белоголовый Геральт развёл на краю обрыва небольшой костерок, расседлал и напоил Плотву. Первая порция лошадиной вырезки уже аппетитно шкворчала, и Иванушка не мог думать ни о чём, кроме скорого ужина.
Эй, как там тебя Ведмед? Ведун? раздался из кустов голос Настасьи Микулишны. У тебя вторых портков не найдётся?
Геральт пробормотал что-то неразборчивое. Несмотря на свои ловкость и силу, он был на полголовы ниже богатырши и в полтора раза меньше в обхвате.
Настасья Микулишна показалась у костра, густо перемазанная вонючей мазью из ведьмачьих запасов. Рыжие волосы заплетены в две косы, запасная чистая рубаха, не перехваченная поясом, едва прикрывает колени.
Хорошие были штаны, из цельного оленя, жаль, не успела снять. Зато сапоги целы. Ванюша сберёг, она подмигнула Иванушке.
Как ты эту гадину, а? восхищённо воскликнул он. Голыми руками! Никто так не смог бы!
Никто по здравому разумению и не стал бы, спокойно отозвался Геральт. Для нежити нет ничего лучше доброго меча и ведьмачьего слова.
Покажи, внезапно загорелась Настасья Микулишна. На мне и покажи.
Ты человек.
Уверен?
Жёлтые ведьмачьи глаза оценивающе заблестели. Геральт напрягся, прикоснулся рукой к груди, будто прислушиваясь к чему-то, и кивнул:
Человек. Мой заговорённый амулет определил бы нежить.
Разве люди бывают такими сильными? Иванушка шмякнул в лопуховый лист очередной кусок Ромашкиной вырезки. Вот Илья из Мурома Добрыня, Никиты сын Алексей из поповского сословия Они онибогатыри. И рождены, чтобы бороться с чудовищами.
Почти как ведьмаки, спокойно кивнул Геральт. Но даже онилюди.
Настасья Микулишна шумно выдохнула и принялась надевать сапоги. Иванушка понял, что сморозил какую-то глупость.
А мне вот другое интересно, внезапно сменил тему Геральт. Как мы этих тварей делить будем? За крылатую мне кладень серебром обещали. Каждая монета с профилем чьего-то царственного батюшки. За бескрылого я полкладня премии выторгую. Ну и по мелочизубы там, когти, безоары, роговые пластины с хребта. У вас ведь маги есть?
Волхвы есть.
С этими каши не сваришь, скупые. Придётся на амулеты пустить и оптом продать торговцам. Большая часть денег не моя, я только к раздаче подоспел.
Моей доли на новые штаны хватит? уточнила Настасья Микулишна. Мне Ванюша за своё спасение коня богатырского сулил, но на кой мне конь без штанов? Ни перед царёвы очи явиться, ни перед супругом оправдаться, коли из похода в одной рубахе и сапогах вернусь.
И кто твой супруг? непроизвольно вырвалось у Иванушки. Вот только он не разобрался, завидует наречённому или малодушно жалеет его.
Богатырь, как и я. Добрыней звать.
Будь я женат, задумчиво проговорил Геральт, переворачивая прутики с кониной, завёл бы на старости лет дом да клочок земли. И уж точно не отпустил бы любимую жёнку за семь вёрст киселя лаптем хлебать.
А удержал бы? озорно спросила Настасья Микулишна.
Как говорил один мой хороший друг менестрель жёнок не силой, а кой-чем другим держать надо. Как там твои раны? Заживают?
Как на собаке. К утренней зорьке и следов не останется. Зря ты на меня свою пакость ведунскую изводил. Без тебя обошлось бы. Я живучая.
Иванушка вытер грязные руки о лист лопуха. Запахло горьковатым травяным соком.
Геральт молча принял от него новую порцию мяса и стал нанизывать на прутики.
Твоя порция уже готова.
Иванушка благодарно вгрызся в конину. Ромашка оказалась жёсткой, но с голодухи удивительно вкусной. Вот только соли бы ещё. И хлеба. И кваса. И брусники мочёной кисленькой с огурцами малосольными из царского погреба.
Ведьмак поднял с земли пустой котелок.
Эй, ты чего замолк? Обиделся? окликнула его Настасья Микулишна.
За водой пойду.
Может, я? подхватился Иванушка.
Сиди лучше. Чай, давно ночь наступила. А там два змеячьих трупа и остатки твоей лошади. Мало ли кто полакомиться забредёт? Геральт прищурился, проверяя, легко ли выходит из заплечных ножен меч. Кикиморы, утопцы, гули
Гули? Из колыбельной, которую няньки детям поют? удивился Иванушка. Ой, люли, люли, прилетали гули, сели на полати, стали ворковати
Те, да не те. Ночные гули питаются разной падалью, но могут, осмелев, нападать на одиноких путников.
Иванушка кивнул, вслушиваясь в темноту, внезапно наполнившуюся крайне подозрительными шорохами и скрежетанием.
А сюда они не придут?
Нет, огня боятся. Да и зачем? Внизу еды на всех хватит.
Я пойду с тобой, предложила Настасья Микулишна.
Геральт неопределённо пожал плечами. Иванушка испугался, что он сейчас согласится, и оба его защитника растают в неуютной тьме среди нежити и всяких гулей, про которых уж точно не стоит петь колыбельные песни.
Но Геральт ушёл, а Настасья Микулишна осталась.
Она полулежала по другую сторону костра, вытянув свои сильные ноги, и задумчиво жевала травинку. Отблески пламени смягчали её лицо, делали его зыбким, загадочным и нежным?
А вот скажи мне, Ванюша, меня можно полюбить? Не по долгу, не по договору, а просто таккак любят какую-нибудь Василису?
М-м-можно.
Щекам стало жарко, дыхание сбилось. Иванушка склонился над своим ужином, надеясь, что со стороны и в полумраке его румянец не очень-то заметен.
Он вдруг вспомнил, какой беспомощной была Настасья Микулишна сразу после схваткив крови, грязи, с висящими на спине и боках клочьями кожи, ободранными о шипастую шкуру. Благо, что хоть сама кое-как шла, не пришлось волоком волочь. Геральт в первую очередь распаковал одну из седельных сумок и влил раненой в рот добрую порцию какого-то зелья. И только потом, гоняя Иванушку к реке за водой, бережно промыл и обработал каждую глубокую рану и царапину. Иванушка, таская котелок за котелком, стыдливо отворачивался, но странному белоголовому ведьмаку, казалось, было всё равно, что под его руками обнажённое женское тело.
«Хвостовой яд самки может вызывать нарастающий паралич, вполголоса объяснял Геральт. В первые часы после боя он не особо заметен, но потом мышцы начинают остывать и, если не принять меры, превратишься в калеку». «И сидел Илья Муромец на печи тридцать лет и ещё три года», поддакивала Настасья Микулишна, ничуть не смущаясь своей наготы.
* * *
Молчание затянулось. Иванушка вдруг сообразил, что костёр почти прогорел и подбросил хвороста. Ночь была тёплой, но мало ли Гули опять же.
Из-за деревьев выкатилась большая, слегка надкушенная с одного бока луна. Стало светлее.
Ты о чём задумался, царевич?
Да так. Ты красивая.
Спасибо тебе, Ванюша, уважил добрым словом, Настасья Микулишна поднялась на ноги, длинная рубаха соблазнительно колыхнулась вокруг её крепкого стана и бёдер.
Иванушка замер, ожидая чего-то неясного и волнительного. Ведь бывает же, что спасители влюбляются в спасённых принцесс и требуют в награду не коня, а поцелуй или ночь, полную страсти. Иванушка не был принцессой, но он помнил, как Настасья Микулишна жарко обнимала его сразу же после битвы с первым змием Только бы белоголовый Геральт не вернулся не ко времени.
Однако она всего лишь потянулась во весь свой немаленький рост.
Пойду до ветра схожу. От этих зелий меня пучит, сказала простым и будничным голосом, и романтическое очарование сразу исчезло. Да не кисни ты, я быстро. Других змеюк тут не водится, а от гулей отмашешься головешкой. Хотя чудится мне, будто наврал нам Ведун про них для пущей важности.