40
Шел дождь. В одиннадцать вечера Дортмундер вышел из люка, который располагался на переулке, в порывистый и холодный дождь. Он задвинул крышку обратно на место и укрылся возле ближайшей витрины. Ни души. Одинокий автомобиль, издавая хлюпающие звуки, пронесся мимо. Потоки ветра вползали под навес магазина, ударяя крошечными холодными каплями его лицо.
Прошло почти пять минут, прежде чем к обочине подкатился Линкольн Континенталь с номерами МD. Дортмундер пересек тротуар и оказался внутри сухого и теплого авто.
Извини, что так долго, произнес Келп. Тяжело найти машину такой ночью.
Найти машину то можно, ответил Дортмундер, пока Келп подъезжал к светофору. Но ведь тебе надо именно машина врача.
Я доверяю докторам, сказал Энди. Они любят людей, знают все о боли и дискомфорте. Когда покупают автомобиль, то хотят лучший и могут такой себе позволить. Говори, что хочешь, но я поддерживаю врачей.
Ладно, теперь, когда холод уступил, когда он начал согреваться, то стал менее раздражительным.
Светофор загорелся зеленым.
Где тот фильм? спросил Энди.
В Вилидж.
Хорошо.
Келп повернул направо, попал в центр Гринвич-Виллидж, свернул влево на 8-стрит и осторожно припарковался возле театра, где маркиза рекламировала американскую премьеру «Звук далеких барабанов». Именно это шоу собиралась сегодня вечером посмотреть Мэй, о чем она сообщила ему вчера, когда рука Дортмундера отмокала в Палмолив. Позвонив сегодня с их призрачного телефона в театр, они узнали, что последний концерт закончится в одиннадцать сорок.
Так и вышло. Начиная с 11:42 небольшие группы культурно обогащенных постоянных зрителей потянулись из театра, морщились от дождя, жаловались друг другу и торопились прочь от шквалистого ветра.
Мэй вышла одной из последних. Она на мгновение замерла под шатром, не решаясь и оглядываясь по сторонам.
Что она делает? спросил Энди.
Она знает, что делает, ответил Дортмундер. Она просто тянет время, чтобы мы увидели, есть ли за ней «хвост».
Конечно, за ней установлена слежка. Наверное, с полдюжины. Приятели Тини. Копы. Объединение террористов.
Ты слишком довольный, произнес Дортмундер.
Снаружи двое ничем непримечательных мужчин тоже стояли под шатром, по-видимому, тоже не зная, что делать, когда мир кино сменился миром дождя. Но затем Мэй, наконец, двинулась, через блок, в обратную сторону от Келпа и Джона. Спустя минуту оба замешкавшиеся мужчины двинулись в том же направлении, делая вид, что не имеют ничего общего друг с другом, с Мэй или еще с кем-либо.
Двое, посчитал Келп.
Вижу.
Если бы они только знали.
Не болтай.
Я имею в виду, что она несет.
Я знаю, что ты имеешь в виду.
Келп подождал пока Мэй и двое ее новых друзей не исчезнут из вида, в темноте, затем завел двигатель Линкольна и отъехал от обочины. Они догнали двоих незнакомцев, у которых возникли некоторые проблемы в «незнании» друг друга, а чуть позже и Мэй, которая шла как человек, поглощенный лишь мыслями о фильме.
Светофор на углу загорелся зеленым. Келп метнулся вправо, прижался к обочине и, не выключая двигатель, погасил фары. Дортмундер обернулся, посмотрел через залитое водой боковое окно на улицу, и его рука потянулась к задней дверной ручке.
Появилась Мэй. Она шла целеустремленно, но неторопливо. Женщина повернула направо и, на углу здания, исчезнув из поля зрения преследовавших ее мужчин, проворно бросилась к машине. Дортмундер распахнул заднюю дверцу, Мэй впрыгнула, и Келп поехал, еще раз повернул и только тогда включил фары.
Что за ночь! воскликнула Мэй, когда Энди сбросил скорость, и она смогла «отлипнуть» от спинки сиденья. Я поняла, что это ты, когда увидела номера MD.
Энди одарил Дортмундера быстрой триумфальной улыбкой:
Видишь? Это мой опознавательный знак, и, посмотрев в зеркало заднего вида, он добавил:Сзади никого.
Мэй рассматривала Джона, как курица-наседка.
Джон, как ты?
Хорошо.
Ты выглядишь нормально, с сомнением произнесла женщина.
Я ведь не долго отсутствовал, Мэй.
Ты кушал?
Конечно, я кушал.
Мы ели пиццу, ответил Келп и снова повернулна красный сигнал, запрещенный в городе Нью-Йоркеи двинулся на окраину города.
Пицца для тебе это слишком мало, сказала Мэй.
Дортмундер не желая обсуждать свои пищевые привычки спросил:
Ты принесла?
Конечно, и она передала небольшой бумажный пакет коричневого цвета, в который запаковывают сэндвичи.
Взяв пакет, Джон спросил:
Обе вещи?
Ты не должен это делать, Джон.
Я знаю, что не должен, но хочу. Обе здесь?
Да. Обе.
Как шоу? спросил Энди.
Неплохо. Говорилось о проблемах европейского влияния на Африку в конце девятнадцатого века. Очень интересный мягкий фокус камеры. Лирика.
Может, и я схожу на него, подумал Келп.
Дортмундер потрогал коричневый бумажный пакет.
Там лежит еще что-то.
Носки, ответила Мэй. Я подумала, такой ночью как эта тебе понадобятся сухие носки.
Мэй, я не могу тебя подбросить домой, но остановлюсь в блоке от него, хорошо?
Конечно. Просто отлично, коснувшись плеча Дортмундера, она добавила:Все будет хорошо?
Со мной ничего не случится, заверил Джон. Теперь, когда я, наконец-то, знаю, что делаю.
Убедись, что никто не узнает тебя. Вам двоим опасно появляться на людях, напомнила она.
У нас есть лыжные маски, успокоил Келп. Покажи.
Дортмундер вынул две маски из кармана куртки и показал.
Милые, сказала Мэй, кивнув.
Я хочу вон ту с лосями, попросил Келп.
41
Мэй открыла дверь квартиры и вошла в гостиную, переполненную полицейскими.
Боже мой, если бы я знала, что здесь вечеринка, то по пути купила бы печенье.
Где вы были? спросил самый крупный, злой и самый взъерошенный полицейский в штатском.
В кино.
Мы в курсе, вмешался второй. После кино.
Пошла домой, и она покосилась на часы, стоящие на телевизоре. Шоу закончилось в 11:40, я поймала такси и уже дома, а на часах еще нет даже двенадцати.
Копы посмотрели на нее с сомнением, но затем уверенность к ним снова вернулась.
Если вы поддерживаете связь с Джоном Арчибальдом Дортмундером начал большой, злой и потрепанный полицейский в штатском.
Но Мэй прервала его:
Он не пользуется вторым именем.
Что?
Арчибальд. Он никогда не употребляет имя Арчибальд.
Меня это не волнует, ответил коп. Вы понимаете, что я имею в виду. Мне до лампочки.
Отозвался второй офицер:
Гарри, успокойся.
Меня это раздражает, вот и все, ответил большой, злой и неопрятный коп. Блицкриги, слежки, являться без приглашения и работать в две смены. И все это из-за одного недотепы с загребущими руками.
Человек, сказал Мэй официально, считается невиновным, пока не доказана его вина.
Черта с два, полицейский повел плечами, потом сказал своим коллегам:Ладно, уходим. И посмотрев на Мэй:Если вы контактируете с Джоном Арчибальдом Дортмундером, передайте, будет лучше, если он сдастся добровольно.
Зачем мне говорить ему об этом?
Просто помните, что я сказал, ответил коп. У вас могут, тоже, возникнуть проблемы, понимаете.
Проблем у Джона станет ещё больше, если он сдастся.
Да ладно.
И копы, тяжело шагая, вышли, оставив за собой открытую дверь. Мэй ее закрыла и произнесла:
Какашки, и открыла освежитель воздуха Эйрвик.
42
Дверь ювелирного магазина сказала «хрррруусь». Дортмундер снова надавил плечом:
Ну, давай, пробормотал он.
Щёлк, ответила дверь и впустила их. В этот раз Дортмундер уже знал все хитрости и уловки данной конкретной двери, поэтому одной рукой он схватился за проем и таким образом не потерял равновесие, а лишь переступил через порог. Он остановился и оглянулся на Келпа, который стоял на обочине под проливным дождем и старательно смотрел по сторонам Рокавей-бульвар. Дортмундер жестом подозвал его и Энди радостно захлюпал по тротуару. Присоединившись к Джону в теплом магазине, он произнес:
Милое местечко.
Дортмундер закрыл дверь.
Из-за этой лыжной маски у меня чешется лицо, пожаловался Джон и почесался.
Келп надел свою маску; его напряженные глаза блестели между резвящихся лосей на черном фоне.
Но защищает от дождя, сказал он.
Здесь не падает. Сейф вон там.
Табличка «Закрыто. Мы отдыхаем, чтобы улучшить качество обслуживания» всё ещё висела в витрине, а судя по затхлости воздуха внутри помещения, здесь никто не показывался после визита полицейских в среду ночью, которые разыскивали Византийский Огонь. Владелец магазина на данный момент находился в тюрьме, его родственники были озабочены другими делами, а власти пока не нашли магазину применения.
Так, по крайней мере, им казалось.
Сорок восемь часов, сказал Дортмундер. Видишь те часы?
Но на них 12:40.
Именно такое время они показывали и в среду ночью, когда я был здесь. 48 часов!
Может они остановились, предположил Келп и подошел, чтобы послушать тиканье.
Они работают, возразил Джон, раздражаясь. Одно из случайных стечений обстоятельств.
Работают, согласился Энди.
Он вернулся и посмотрел на напарника, который уселся, скрестив ноги, как портной, на пол перед хорошо знакомым сейфом, и разложив свои инструменты вокруг.
Сколько времени тебе понадобится?
Последний раз я справился за пятнадцать минут. Сейчас быстрее. Будь начеку.
Келп подошел к двери и стал наблюдать за пустой улицей. Через двенадцать минут дверца сейфа издала звук плок-чанк. Дортмундер осветил фонариком карандашом пустые лотки и отделения, если не считать того старья, что он забраковал в прошлый раз, а также лоток, полный дрянных заколокв форме позолоченных животный с полированными камнями вместо глаз. То, что надо.
Порывшись в кармане, Джон извлек Византийский Огонь и надолго задержал на нем взгляд. Яркость, прозрачность и чистота цвета. Глядя на него, казалось, что ты проваливаешься на километры вглубь этого чертого камня.
Моя самая большая победа, прошептал Дортмундер.
Чего? раздался со стороны двери голос Келпа.
Ничего.
Джон положил рубин на лоток с заколками в виде животных; подозрительные павлины и львы взирали своими вытаращенными глазами на этого аристократа. Дортмундер перемешал содержимое лотка и задвинул его обратно.
Как дела?
Почти закончил.
Чок-вир; он закрыл и запер сейф, закрутил ручку. Инструменты вернулись в специальные карманы в куртке. Он поднялся на ноги.
Готов?
Одну секунду.
Из другого кармана Джон вынул часы Мэй, нажал боковые кнопки: 6:10:42:11 и подошел к витрине. Осветив фонариком наручные часы, которые лежали за стеклом, он выбрал идентичные, в небольшой покрытой войлоком коробке с открывающейся крышкой. Он зашел за прилавок, подошёл к откатной двери на витрине, открыл её, и вынул из коробки часы под которыми лежала сложенная в несколько слоев бумажная ИНСРУКЦИЯ ПО ПРИМЕНЕНИЮ. Хорошо. 6:10:42:11 вернулись на витрину, где он и нашел их раньше. Новые часы в коробке с инструкцией оказались внутри его кармана. А лыжная маска вернулась на лицо.
Теперь я готов, сказал Дортмундер.
43
Это было во всех газетах. Начиная с первых утренних тиражей, которые вышли ночью еще перед тем, как Мэлоуни покинул город и направился домой, в Бей-Шор и, заканчивая поздними, которые попали на улицу, когда он утром уже вернулся в свой офис утром. Каждый мерзкий выпуск каждой мерзкой газетенки содержал одну и ту же мерзкую статью под заголовком «Цена легкомыслия Шерифа». В ней говорилось о теперь уже известном всем инциденте, когда Мэлоуни прервал телефонный разговор с парнем, укравшим Византийский Огонь.
Может это те придурки из ФБР рассказали о произошедшем прессе? Не стоит исключать и такой вариант, что у Мэлоуни имеется парочка врагов прямо здесь в Департаменте полиции Нью-Йорка. Все утро его друзья полицейские звонили ему, выражали соболезнования, говорили, что такое может случиться с каждыми ведь эти сволочи были правы, моглозаверяли, что сделали все возможное, чтобы надавить на редакции более поздних изданий, но тщетно. Подонки знали, что они в безопасности, а главный инспектор Мэлоуни пошел ко дну и его можно пинать безнаказанно.
Нет ничего более низкого, чем пресса, сказал Мэлоуни и смахнул со своего стола на пол последний выпуск газеты.
Леон переступил через нее и произнес:
Еще один телефонный звонок.
Друг или враг?
Тяжело сказать. Это снова тот мужчина, с Византийским Огнем.
Инспектор уставился на него:
Леон, ты издеваешься надо мной?
О, главный инспектор! и Леон захлопал глазками.
Мэлоуни покачал головой:
Леон, сегодня я не в настроении. Уходи.
Он настаивает на разговоре с вами, возразил помощник. Цитирую, и он придал своему голосу глубокий фальцет, для взаимной выгоды. Вот как он сказал.
Подожди-ка. Может, есть возможность исправить произошедшее, начать заново, запихнуть ту статью в трусливые издательские глотки? Взаимная выгода, хм? Приблизившись к телефону, Мэлоуни спросил:
Какая линия?
Вторая.
Записать, отследить и обнаружить, приказал Мэлоуни и уже более глубоким голосом добавил:Я буду удерживать его на линии. И когда Леон покинул кабинет, инспектор включил вторую линию:- Кто это?
Вы знаете, ответил голос.
Тот же голос.
Джон Арчибальд Дортмундер, произнес инспектор.
Я не Дортмундер, возразил Дортмундер.
Ладно, спокойно согласился Мэлоуни, присаживаясь в свое кресло для долгой милой беседы.
Вы заблуждаетесь, продолжил незнакомец. Вы поймете, что Дортмундер не тот, кто вам нужен и будете продолжать поиск, пока не выйдете на меня.
Интересная теория.
У меня проблемы, сказал голос.
Мягко сказано.
Но ты тоже в беде.
Мэлоуни напрягся:
Не понял?
Я читал газеты.
Каждый сукин сын читает газеты, ругнулся Мэлоуни.
Возможно, мы могли бы помочь друг другу, предложил голос.
Мэлоуни разозлился, в глубине души:
Что ты предлагаешь?
У нас обоих проблемы, сказал усталый, потерявший терпение, пессимистичный и самоуверенный голос. Может быть, вместе мы найдем выход из положения.
Леон на кончиках пальцев ног переступил газету на полу и положил записку на стол перед Мэлоуни, на которой было написано «Телефонная компания не может отследить звонок, номера не существует». Инспектор взглянул на записку и произнес в трубку:
Подождите, прикрыв микрофон, он поднял глаза на Леона и спросил:Какого черта?
Телефонная компания в растерянности, ответил Леон. Они заявили, что звонок поступил откуда-то с юга 96-ой стрит, но они не могут проследить его. Это что-то наподобие ретрансляции.
Звучит слишком глупо, чтобы в это можно было поверить.
Но они все же пытаются отследить вызов, сказал Леон, без особой надежды в голосе. Они попросили удерживать его на линии как можно дольше.
Леон, ты издеваешься? спросил Мэлоуни.
И не дожидаясь ответа, он нажал на кнопку со второй линией и услышал гудки. Сукин сын пропал.
О, Боже, воскликнул инспектор.
Он отключился? спросил Леон.
Я снова потерял его.
Взгляд Мэлоуни устремился вдаль, а в это время телефон на столе Леона снова зазвонил и тот убежал. Инспектор наклонился вперед, локти уперлись в стол, руки обхватили голову и понеслись невероятные мысли: Может мне пора на пенсию, как сказали, те чертовы газеты.
Вернулся Леон.
Это снова он. На этот раз он на первой линии.
Мэлоуни так быстро накинулся на телефон, что чуть было не проглотил его.
Дортмундер!
Я не Дортмундер.
Куда ты пропал? спросил инспектор, пока Леон, пританцовывая, вернулся к своему телефону, чтобы еще раз позвонить в телефонную компанию.
Ты поставил меня на удержание, произнес голос. Больше так не делай, договорились?
Но ведь это заняло всего секунду.
У меня проблемы со связью, продолжил голос. (На заднем фоне послышался, возможно, еще один недовольный голос). Так что просто не включай режим ожидания. Никаких гаджетов.