Мы ее опять свяжем, сказал Элаин.
Нужно снять с нее браслет, сказала Ликка.
Если мы это сделаем, она умрет, возразил Элаин. Я предпочитаю рискнуть.
Ты предпочитаешь рисковать нашими жизнями, чтобы сохранить жизнь этой голодранке, которая пыталась нас убить.
Что поделать, Ликка, сказал Элаин, я не могу по-другому.
Ну да, с горечью заметила Ликка, ведь ты избранный, тызащитник своего клана. Единственный в своем роде. Ты не смеешь марать свою репутацию.
Элаин так удивился, что даже не нашелся, как ответить ей. Подобные мысли просто никогда не приходили ему в голову.
Поэтому, не вдаваясь в дальнейшие препирательства с лучницей, Элаин устроил Атессу рядом с Фавиолом, позаботился о том, чтобы у нее была мягкая подушка из куска дерна, а затем привязал ее к выступающим из земли корням большого дерева.
Когда с этим было покончено, Элаин занялся Фавиолом. Он нашел на поясе у молодого аристократа флягу с согревающим питьем. Ту самую флягу, которую дал ему Элаин после схватки с Атессой. Внутри еще булькалоФавиол оставил несколько глотков. Элаин поднес горлышко фляги к губам молодого человека и заставил его выпить. Тот проглотил, закашлялся и наконец открыл глаза.
Это я, сказал Элаин.
Ты? Фавиол смотрел на него дико, как будто не узнавая. Потом затрясся, но не от страха: Элаин с удивлением понял, что Фавиол смеется. Ты! Ну, и что же ты сделал, когда убежал в разгар сражения?
Я уничтожил плотину, объяснил Элаин.
Ему было безразлично, что подумает о нем Фавиол. Если аристократу угодно считать его трусомпожалуйста. Сейчас Элаин просто отвечал на вопросы.
Ты уничтожил что?! спохватился Фавиол. Так это ты!.. Плотина там, в верховьях! И ты сумел сломать ее? Но как?
Заклинание.
Ты разве маг?
Нет, этим заклинанием мог воспользоваться любой, а мне его вручила наш Магистр.
Фавиол откинул голову назад и вдруг захрапел. Элаин в первое мгновение испугалсяуж не агония ли это. Но тревога была напрасной. Физические и эмоциональные переживания окончательно истощили силы Фавиола; молодой аристократ попросту заснул.
* * *
Утром оказалось, что браслет Ирривы почти полностью завершил исцеление Атессы. Наконечники стрел сами выпали из ран, плоть почти залечила саму себя. Теперь только веревки удерживали Атессу на месте, но еще пара часови она наберется сил достаточно для того, чтобы порвать любые узы.
Элаин не стал этого дожидаться. Он пробудился с рассветом и первое, что сделал, снял с руки девушки браслет Ирривы. Атесса яростно шипела, извивалась в своих путах, пыталась кусаться и лягаться, но Элаин надавил локтем на ее горло и вынудил подчиниться.
Исчезновение браслета оказало на Атессу поистине магическое действие. Бесследно пропала ее дьявольская сила. Она обмякла в руках Элаина и на короткое время потеряла сознание.
Все, все кончено, пробормотал он, развязывая ее и тихонько похлопывая по щекам.
Она обхватила его шею руками и безутешно заплакала.
Такая тоска, такая тоска! повторяла она, мотая головой.
Элаин приблизительно догадывался о том, что творится в ее душе. Только что девушка ощущала, как ее переполняет мощь, она жила, охваченная темной радостью, чувствуя непрерывную связь с источником магии, и вот все закончилось: она одна во всем мире, наедине с собственной слабостью и с многочисленными бедами, которым почти невозможно противостоять.
Ты не одна, сказал Элаин.
Она вздрогнула и замерла в его руках.
Ты читаешь мысли?
Нет, просто догадался.
Она вздохнула.
А где браслет? спросила она вдруг.
Я его убрал.
Можно взглянуть на него хоть разок?
Нет, ответил Элаин. Это запрещено.
Точно так же он заявил и Фавиолу, когда молодой аристократ предложил надеть браслет сперва ему самому, а затем и Ликкечтобы ускорить процесс выздоровления.
Мы достаточно молоды и сильны, чтобы поправиться самостоятельно, без всякого браслета, возразил Элаин. Мы не имеем права рисковать. Эта вещь чересчур опасна для того, чтобы снова пускать ее в оборот. Вспомните, господин Фавиол, какова была ваша изначальная цель. Вы хотели возвысить свой род, положившись на волю богов. Вот и следуйте своей цели, не сбивайтесь с пути.
И Ликка, как ни мечталось ей избавиться от уродливых кровоподтеков на лице и от постоянной головной боли, вынуждена была поддержать Элаина. К тому же никто так и не понял, где он спрятал браслет.
* * *
У ворот Кабаллона путники распрощались с Атессой. Девушка выглядела растерянной и опечаленной, но, в общем, вполне готовой начать новую жизнь. Она намеревалась забрать Тасона и найти работу в городских стенах. Теперь, когда у нее был полный кошель серебра, она собиралась купить себе и брату приличную одежду и вполне могла рассчитывать на хорошее место.
Последний из оставшихся в живых слуг Фавиола, следуя изначальной договоренности, снял несколько комнат на лучшем постоялом дворе Кабаллона, так что у путников была пара дней передохнуть перед возвращением в Старый Форт.
Обратный путь, как это нередко случается, занял гораздо меньше времени, нежели дорога в Кабаллон. Поредевший отряд добрался до Старого Форта всего за двое суток, лишь один раз переночевав в лесу.
Магистр встретила их лично и каждого взяла за руки, одаривая своим сердечным поздравлением. Фавиол, довольно бодрый, несмотря на то, что со лба у него был содран здоровенный лоскут кожи, готов был в любое мгновение приступить к многословному повествованию о тяготах и испытаниях, которые довелось пережить ему, выполняя поручение Магистра.
Но Адара спросила лишь одно:
Где браслет Ирривы?
Фавиол замялся. Потом он выговорил:
Мы забрали его.
Где он? повторила Адара.
Элаин осторожно приблизился к Фавиолу и незаметно сунул ему в руку какой-то небольшой предмет, завернутый в платок.
Фавиол схватил сверток, мгновенно догадавшись о том, что это такое.
Вот он, госпожа, с поклоном произнес Фавиол.
Элаин едва заметно улыбнулся. Вот что значитистинный аристократ! Ни на миг не смутился.
В общем и целом, Фавиол нравился Элаину. Чуть заносчив, но не труслив и не прячется за чужими спинами. Подвержен обычным человеческим слабостямоднако и это простительно: он ведь не великий государь и не служитель божества, а обычный человек
Адара взяла приношение, откинула углы платка, и браслет Ирривы засверкал на ее ладони. Фавиол и Ликка не могли оторвать глаз от этой драгоценности. В противоположность им Адара и Элаин смотрели на легендарный артефакт совершенно равнодушно.
Хорошо, промолвила наконец Адара. Ты справился с моим поручением, Фавиол, и доказал, что достоин нашего дара. Ты получишь щит с изображением скрещенных мечей Вереса и Ингерады. И да принесет этот щит в твой дом достойную невесту, а вместе с нейдостаток, славу и благосостояние всему роду!
* * *
Элаин недолго просидел в пиршественной зале, где было устроено настоящее празднество в честь благополучного возвращения отряда. Время оплакивать Васко и других погибших придет завтра, а нынче все радовались уничтожению предателя-следопыта, заводившего отряды в ловушку, и возвращению опасного артефакта в храм Вереса, где браслет Ирривы уже никому не сможет повредить.
Выслушав положенное количество здравиц и утолив голод, Элаин скрылся с пира. Он возвратился в казарму и устроился спать. Ему хотелось почувствовать себя в безопасности и наконец-то отдохнуть, не будучи вынужденным спать вполглаза.
Спустя пару часов его все-таки разбудили.
Это была Ликка. Лучница держала в руке глиняную лампу, которая окрашивала ее лицо в мрачный багровый цвет.
Элаин, сказала Ликка, не притворяйся. Ты уже не спишь.
Он застонал.
Она села рядом с ним на кровать и затормошила его.
Не спишь, не спишь повторяла она.
Не сплю покорно согласился Элаин. Что с Фавиолом?
Фавиол больше не твоя забота, напомнила она и увидела, как он с облегчением вздохнул. Должно быть, дорого далась молодому солдату роль командира целого отряда. Фавиол пьян от вина и радости, он рассказывает, как в одиночку сразил целые полчища нежити, прибавила Ликка со смешком.
Хорошо, пробормотал Элаин. Теперь я могу поспать?
Скажи, где ты прятал браслет? настаивала Ликка.
Браслет? не понял Элаин.
Браслет Ирривы. Ты снял его с руки девушки там, в Кабаллоне, и куда-то спрятал. Где ты его держал?
Носил на своей руке, ответил Элаин. Где же еще?
Ты носил браслет Ирривы? поразилась Ликка. На руке?
Ну да, а что здесь такого?
Ты знаешь, что! воскликнула лучница. Человек привыкает к браслету, прирастает к нему. Человек никогда добровольно с ним не расстанется
Ну а я расстался, равнодушно зевнул Элаин. Я ведь избранный. Ты еще не забыла?
«ПЕРСТЕНЬ МОРЕЙ»
Нечасто выпадала Рамбалану и Микуни возможность беззаботно погулять по берегу с кувшином вина в одной руке и корзиной, полной сладкой выпечки, в другой. Беспечный день, когда босые ноги утопают в горячем песке, а море расстилается до самого горизонта, спокойное, ленивое, залитое, словно раскаленным серебром, пылающим солнечным светом
Большую часть жизни эти парни проводили на палубе торгового судна«Принцессы Черепахи». Хозяин «Принцессы», господин Вишима, богатейший человек на острове Энтикон, владел еще несколькими кораблями и роскошной усадьбой на западной оконечности острова.
Богатство отнюдь не делало господина Вишиму человеком щедрым. Напротив, чем больше он имел, тем сильнее экономил, и в первую очередь на своих людях.
Недавно «Принцесса» вернулась из долгого рейса к Забергану, самому большому из островов Империи Юга. Плавание оказалось чрезвычайно удачным, и господин Вишима, весьма довольный результатом, предоставил команде целых три дня отдыха. Он также проявил неслыханное великодушие и выдал сверх обычной платы еще дополнительную, в знак поощрения.
И Рамбалан, и Микуни большую часть заработанных денег отдавали семьям, оставляя себе лишь самое необходимое. А что поделать, если на берегу их возвращения с нетерпением ждали матери У Микуни, кроме матери, был на попечении калека-дед, а у Рамбаланмладшая сестренка. Что до отцов, то те давно погибли в море.
Стоило бы проявить предусмотрительность и неожиданный подарок господина Вишимы пустить на хозяйственные нужды: починить старую шлюпку, на которой, если выдавалось время, ребята ходили в море, или залатать наконец крышу родной хижины. Однако молодым морякам такое даже в голову не пришло. Жизнь их слишком коротка и скупа на радости, даже самые простые. Не сговариваясь, приятели купили в местной лавочке сладостей и красного вина в глиняных кувшинах, оплетенных лозой таким образом, чтобы их удобно было носить с собой, повесив через плечо. И вскоре они уже столкнулись на пляже, за мысом.
Эй, Рамбалан! закричал Микуни, издалека завидев приятеля.
Тот растянулся на пескеглядел на море и лениво потягивал из своего кувшина. Птицы бесстрашно расхаживали поблизости, ожидая, пока человек замешкается и у него можно будет украсть сладости.
Рамбалан махнул Микуни рукой.
Я так и знал, что ты сюда придешь.
Микуни плюхнулся на песок рядом с другом.
Что поделаешь, у нас с тобой нет тенистого сада с беседками, чтобы отдыхать после утомительного дня ничегонеделанья, как поступает господин Вишима.
Ты несправедлив к бедному хозяину! засмеялся Рамбалан. В конце концов, он ведь оценил наши труды. Нам хватило на выпивку и еду.
Кстати, о еде, заметил Микуни. По-моему, птицы уже распотрошили твой корзину.
Рамбалан вскочил и с громкими проклятьями начал гонять птиц. Микуни развалился на песке, заложил руки под голову.
Как чудесно смотреть на море с суши, а не с палубы корабля, промолвил он. Моя бы воляни за что не стал бы моряком.
Правда? Рамбалан вернулся с тем, что удалось отбить у разбойниц-птиц. Одно разломанное печенье он сунул в рот, другое предложил приятелю.
Микуни весело захрустел выпечкой.
Точно тебе говорю, Рамбалан, подтвердил он. В душе я совершенно сухопутный человек. Если бы мне повезло родиться где-нибудь в другом месте, не на острове, где простому человеку нет другого занятия, кроме морского промысла эх Он вздохнул, но без всякой грусти. Микуни никогда подолгу не печалился, не злился, не обижался. У него вообще был легкий характер.
Рамбалан покачал головой:
Ты никогда прежде об этом даже не заикался.
К слову не приходилось, объяснил Микуни.
И кем бы ты стал, если бы у тебя имелся выбор?
Садовником, не задумываясь, ответил Микуни. Сажал бы цветы, деревья. Впихивал бы их в землю плотно-плотно, чтобы не вырвали ненароком корней и не ушли странствовать по морю.
Неплохо, одобрил Рамбалан. Ну а я
Знаю, знаю, Микуни встал, потянулся, щурясь на солнце. Ты хочешь разбогатеть и считаешь, что такое возможно только в морском плавании.
Я не считаю, а определенно знаю. Дело даже не в богатстве, а в чем-то более значительном. Да, моя судьба ожидает меня где-то в море.
Несколько лет назад Рамбалан поделился с Микуни своей тайной и время от времени испытывал острое сожаление о том, что не сумел удержать язык за зубами.
* * *
Это произошло, когда Рамбалану минуло четырнадцать, вскоре после гибели его отца, утонувшего во время ужасного шторма. Мать плакала не переставая, с каждой минутой старея на несколько лет. Сестренка мало что понималасидела, забившись в угол, как перепуганный зверек.
Рамбалан ощущал страшную тяжесть на сердце. Он понимал, что отныне становится главным кормильцем семьи. Сравнительно беззаботное отрочество навсегда отошло в прошлоетеперь ему предстоит печься о том, чтобы у домашних всегда были кусок хлеба и крыша над головой. По сравнению с этим все другие бедствия отступали в тень. Рамбалану даже казалось, что он не столько горюет по отцу, сколько злится на него за то, что тот слишком рано бросил на сына все свои заботы.
Шторм продолжал бушевать еще несколько дней после того, как потопил десятки рыбачьих лодок и два крупных корабля. Рамбалан, тем не менее, не мог больше оставаться в хижине и слушать лихорадочные всхлипывания матери и жалкое поскуливанье сестры. Он ушел из поселка в бухту, за мыс. Там и ночевалв бухте, под прикрытием одной из скал.
На вторую ночь Рамбалан проснулся от того, что неожиданно наступила тишина и вокруг пылает неестественно яркий свет, ярче, чем даже солнечным днем. Подросток открыл глаза и едва не закричал от изумления: он совершенно не узнавал местность.
Все вокруг переменилось, словно какая-то таинственная магия перенесла его в иные края. Никаких следов шторма не было и в помине. Море, гладкое, как зеркало, блестело под солнечными лучами. Лучезарный небосвод изливал на землю потоки света.
И, что самое удивительное, посреди моря высился храм какого-то божества, такой прекрасный, что глаз не отвести. Тонкие витые розовато-фиолетовые колонны поддерживали крышу галереи с причудливыми водостоками. Островерхая крыша также имела спиральную форму. Каким-то образомочевидно, при помощи магии, вода поднималась вверх по колоннам и низвергалась вниз из водостоков и по желобам с крыши, так что весь храм казался живым, дышащим. Он словно был погружен под воду и вместе с тем высился над водой, парил.
Это Плавучий Храм, услышал мальчик тихий женский голос.
Он быстро обернулся, но никого не увидел. Лишь на песке заметил отпечаток босых ног, а в отдалении раздался приглушенный смех.
Какому божеству посвящен этот храм? крикнул мальчик.
А как ты сам думаешь? донеслось издалека.
Рамбалан задумался. Ему пришло на ум, что весь этот разговориспытание, в котором потерпеть неудачу все равно что умереть. Поэтому чрезвычайно важно было ответить на все вопросы правильно.
Он осторожно произнес:
В Империи Южных Островов поклоняются богине Ингераде, возлюбленной и матери, хотя многие моряки предпочитают избирать своим небесным покровителем Котру, друга всех жуликов, путешественников и торговцев.
Но кого избираешь для себя ты? снова спросил голос.
Ингераду! закричал Рамбалан. И повторил спокойнее и тверже:Мое божествоИнгерада. Ей я буду верен до скончания века.
И тут на воде прямо перед ним возникла женщина. Она не была похожа ни на одно земное создание из всех, что встречались Рамбалану прежде. Он даже не смог бы определить, красива она или нет, потому что в ее присутствии все эти земные понятия теряли всякий смысл.