Она была самим воплощением красоты, любви, притягательности. Черты ее небесного лица как бы терялись для земного взора, залитые небесным светом. Стройное гибкое тело было окутано сиянием, как полупрозрачной тканью. И онаневозможно поверить! смотрела на юношу с ласковой улыбкой.
Ты ничего не знаешь, но многое чувствуешь, проговорила она. ЯИнгерада, та, которую ты готов признать своей богиней. Яистинная повелительница южного моря и здешних архипелагов! Что ты знаешь о моем появлении здесь?
Рамбалан был в состоянии лишь тихо покачать головой. Откуда ему, простому парню с побережья, что-то знать о судьбах богов? Он был почти раздавлен тем обстоятельством, что богиня явилась ему лично
Ингерада между тем продолжала:
Столетия назад гордость людей, их властолюбие и алчность, раскололи Кристалл Вечности и отвратили от Империи Света благосклонность богов. В великой войне, которая была названа впоследствии «Падением Кристалла», не оказалось победителей. Проклиная себя, друг друга и даже своих небесных покровителей, люди покинули столицу В те дни мои жрецы кровавыми слезами оплакивали утраченную связь между людьми и богами. Им не доставало моего присутствия, которое они привыкли ощущать в храме Из погибающей столицы они бережно вынесли статую, которую прежде умащали дорогими благовониями и наряжали в роскошные одежды. Забрали они и драгоценные сосуды, и украшения, и музыкальные инструменты, и даже занавесы из тяжелой ткани. Все это, рискуя жизнью, они вывезли из разрушенной столицы, когда направились на юг вслед за владычицей Катурией.
Богиня говорила негромко, распевно. Она стояла на волнах, тихо покачиваясь, и свет колебался вокруг нее, словно ткань, потревоженная легким дуновением ветерка. Ее голос звучал ласково, успокаивающе, как колыбельная, и юноше начало казаться, будто он слышит эту песню сквозь сон. Погруженный в сладостное оцепенение, он не смел пошевелиться.
Жители архипелагов по-прежнему дерзают называть свое государство ИмпериейИмперией Южных Островов, хотя, конечно, это лишь осколок былой великой державы, продолжала богиня. Я хорошо помню, как Катурия прибыла сюда. Принцесса, дерзнувшая бросить вызов мужчине-сопернику. Великая чародейка, не побоявшаяся выпустить на волю армию монстровсозданий своего несчастного мужа.
Во главе своей разбитой армии молодая, красивая женщина ехала на юг. В седле она держала сына, маленького императора Борока. Ребенок, которого Катурия мечтала сделать правителем Империи Света, ничего не знал о предуготованной ему короне. Он мог лишь ощущать близость матери, ее сильные руки, ее теплое дыхание. Этого оказалось довольно, чтобы ребенок выжил и даже чувствовал себя счастливым.
Я помню, как Катурия достигла края земли и остановилась на берегу. В тот день бушевал шторм, нередкий осенней порой. Ветер яростно ревел, швыряя волны на берег. Острова лежали, наполовину скрытые серым туманом, безлюдные, одинокие, и лишь птицы гнездились на их изъеденных волнами скалах. Казалось, человеку не выжить в здешних краях. Но Катурия недолго всматривалась в смертоносное море.
Она повернулась навстречу своим людям. Они обступили ее. На их лицах лежала печать отчаяния. Они потеряли все, чем владели, все, чем когда-либо дорожили в жизни. Им мечталось завладеть всей Империей Светаи чем закончилась эта мечта? Одиноким берегом, где ничто не растет?
Катурия обвела их взглядом и остановила свой взор на моих жрецах. Они выглядели еще более жалко, чем воины. Ведь мои жрецы не приспособлены для трудных переходов, для жизни в лишениях. Эти нежные мужчины изранили руки и ноги, их кожа обветрилась и покраснела, из их глаз текли слезы, их губы кровоточили.
«Я хочу, чтобы на самом большом из островов был возведен храм Ингерады, распорядилась владычица Катурия. Говорят, боги оставили нас. Что ж, покажем, что, по крайней мере, мы не оставили богов. Я всегда почитала Ингераду, прекрасную и великую богиню-мать, богиню-возлюбленную, идеал всех женщин. Не отступлюсь от этого обычая и теперь! Пусть если не боги, так люди видят, что Катурия осталась верна себе и своей богине».
Меня растрогали эти слова. За множество веков я не забыла их.
Измученные люди разбили лагерь на берегу и оставались там несколько дней в ожидании, пока утихнет шторм. Многие боялись преследования со стороны неприятеля, но никто, кроме них, так и не явился на берег. Едва лишь улеглась непогода, люди по приказу Катурии начали строить плоты. Прошло больше месяца прежде, чем беглецы из столицы Империи Света перебрались на островтеперь это Заберган, и начали там обустраиваться.
Как и говорила Катурия, первым при закладке поселения стало здание моего храма. Владычица лично следила за происходящим, она волновалась до слез, когда статую воздвигли на сером камне, укрепили и начали украшать. Она принесла мне первую жертвусвои последние благовония из тех, что имелись у нее при себе после бегства. Она отдала мне также прядь своих волос. Я до сих пор храню эти дары. Гляди!
И на ладони богини возникли предметыкрошечный пузатый сосудик из цветного стекла, теперь уже помутневшего, и свернутый змейкой золотой локон.
Сладкий аромат заполнил воздух, и у Рамбалана закружилась голова. Он коснулся щекой песка.
Богиня вдруг оказалась совсем рядом. Она присела на корточки у самой головы юноши, положила свою невесомую руку ему на плечо.
Среди тех жрецов был некто по имени Рамбалан, прошептала она. Он пришел сюда из столицы Империи Света, сопровождая священные реликвии из моего разрушенного храма. Он был великим жрецом, твой предок! Ни ты, ни твоя несчастная глупая мать даже не подозреваете об этом.
Почему ты почему ты называешь мою несчастную мать глупой? прошептал Рамбалан.
Потому что она продала жреческий перстеньпоследнее, что связывало ваш род со мной, ответила богиня. Теперь ее голос зазвучал резко, как удар медного гонга. Когда погиб твой отец, бедная женщина потеряла остатки рассудка! Что ты знаешь о своих предках?
Я? Рамбалан растерялся. У меня нет предков выговорил он наконец.
Он действительно верил в то, что сказал. У бедняков, людей незнатных, не имеется никакой родословной. Микуни хорошоон, по крайней мере, знает своего деда. Пусть дед Микунинесносный старик, ковыляющий на одной деревянной ноге, пусть он вечно пьян и всегда ругает внука, а то и норовит побить его; все же онкакой-никакой, а предок. Что касается Рамбалана, то он не был знаком ни с одним из своих дедов. Теперь ему уже казалось, что он и отца своего вспоминает с трудом.
Казалось, Ингерада читает его мысли. Она рассмеяласьнегромко, мелодичным, мягким смехом.
Быть бедняком и не иметь знатных предковне всегда одно и то же, Рамбалан! Все твое несчастьеот того, что люди считают свой род только по отцу. А отец твой действительно ничем не примечателен.
Он умер, проговорил Рамбалан зачем-то. Он не сомневался в том, что богиня лучше него знает все обстоятельства гибели моряка.
Ингерада пропустила это замечание мимо ушей.
Если бы смертные по-настоящему чтили богиню-мать, как чтила меня владычица Катурия задумчиво произнесла она. Но Катурия умерла Давно, очень давно Знаешь ли ты, мальчик, что в те годы, когда Империю Света хранил Кристалл Вечности, люди жили гораздо дольше, чем теперь? Известно ли тебе, что люди не ведали болезней и легко оправлялись от ран? Она вздохнула, и по гладкой поверхности моря пробежала рябь. Катурия была великой правительницей. Красивой женщиной. Она сумела сберечь остатки того, что некогда было прекрасной Империей. Но катастрофа уже разразилась над человечеством. И рано, гораздо раньше, чем предполагалось, Катурия начала стареть. Ей было всего шестьдесят лет, когда морщины покрыли ее лицо. Тебе, наверное, странно слышать такие слова, но когда-то люди замечали первые признаки старения лишь миновав столетний рубеж. Сейчас никто даже не доживает до такого возраста Каково же было отчаяние красавицы-императрицы! Она никак не ожидала увидеть, что старость настигнет ее так рано. В сто двадцать лет, глубокой старухой, она умерла.
Еще короче оказалась жизнь ее сына и наследника, императора Борока. Он постарел в пятьдесят и в семьдесят уже умер. Такова оказалась расплата за гордость, за то, что не уберегли Кристалла! Борок был последним из императоров Юга, кто считал свой род не по отцу, а по матери. Он называл себя «сыном Катурии», но уже его сын, Фарсал, именовался «сыном Борока».
Вы забыли о том, что главное в жизни человекане отец, а мать Будь иначе, ты помнил бы о своем предке, о Рамбалане, который вышел из столицы вместе с другими жрецами Ингерады, богиня приложила ладонь к груди, показывая, что, в отличие от неблагодарных людей, она умеет хранить память. Ты знал бы, что твоя мать происходит из этого древнего рода и что кольцо, которое она так неосмотрительно продала сегодня торговцу, последняя ваша связь с прошлым
Что я должен делать? спросил Рамбалан.
Найди кольцо, отозвалась богиня. Надень его. Служи мне как жрец, не обязательно в храме, служи мне тайно, служи мне всей своей жизнью. В этомтвоя истинная судьба, в этом твое предназначение.
Ты обещаешь мне покровительство? прошептал Рамбалан.
Богиня рассмеялась, и снова рябь пробежала по морю.
Покровительство? Я? О, нет, неразумный! Боги оставили этот мир, боги не оказывают никакого покровительства неблагодарным смертным!
Но я буду благодарным, поклялся Рамбалан.
Ты не сможешь, ответила богиня. Благодарным может быть сильное существо, долголетнее, крепкое. А такое немощное создание, как человек, чья жизнь обрывается, едва начавшись, как может оно выразить свою благодарность? В молитвах и слезах? Принося в жертву тленные вещи, в которых нет никакой ценности? Даже если ты отдашь мне свою жизньэтот дар будет слишком ничтожен для меня. Нет, Рамбалан, я не смогу покровительствовать тебе. Но перстеньжреческий перстень твоего предкадругое дело
Она хотела, кажется, добавить что-то еще, однако внезапно в глубине моря зародилась огромная волна. Странный гул раскатился по всей бухте, и водяной вал, похожий на чудовище с изогнутой шеей, зародился за спиной богини. Он обрушился на храм и богиню и уничтожил их, а затем ринулся на берег.
Рамбалан закричал, понимая, что не успеет убежать и спасти свою жизнь и проснулся.
Ничего не изменилось. Он по-прежнему лежал в бухте, вжавшись в маленькую пещерку у основания скалы, а на море все так же бушевал шторм.
Но теперь мальчику казалось, что среди сердитых серых волн он различает на воде крохотное золотое пятно, где скрывается царство абсолютного покоя, красоты и радости. Водяной храм богини Ингерады, которой давным-давно служил некий Рамбалан
Рамбалан! Почему мать дала ему это имя? Может быть, она что-то знала о своих предках и только притворялась несведущей?
Подросток, спотыкаясь от волнения, помчался домой.
Дома все оставалось по-прежнему: все та же тьма, все то же безнадежное отчаяние. Сестренка спала, беспокойно вздрагивая во сне.
Мама, заговорил Рамбалан, перестань завывать и ответь мне: почему ты назвала меня Рамбаланом?
От изумления вдова замолчала и уставилась на сына широко раскрытыми обезумевшими глазами.
О чем ты спрашиваешь?
О моем имени, настаивал он. Откуда ты взяла его?
Оно было написано на кольце, ответила она наконец, с трудом преодолевая оцепенение. На старом кольце, которое у меня хранилось.
Рамбалан затрепетал, когда услышал это признание. Стало быть, сон его не был обманомбогиня действительно являлась ему, и его предок на самом деле
Где это кольцо? спросил Рамбалан сурово.
Зачем тебе какое-то старое кольцо, начала было мать, но Рамбалан прервал ее:
После смерти отца я остаюсь мужчиной в нашем доме. После смерти отца я буду нашим кормильцем, и я знаю, что ты ждешь от меня этого. Но не жди, что, став главой семьи, я останусь прежним послушным мальчиком. Ты обязана теперь подчиняться мне, как подчинялась отцу. И я спрашиваю тебя, где это кольцо?
Я его продала, пролепетала мать, в страхе глядя на сына. Но почему ты так обеспокоен? Это всего лишь старое кольцо. Кусок металла, за который я выручила немного денег. Ведь прежде, чем ты заработаешь хоть немного, она позволила себе чуть повысить голос и даже съязвить, нам нужно на что-то жить Твой отец не оставил никаких сбережений, а я обязана кормить вас, иначе вы умрете.
Ты продала его! повторил Рамбалан, пристально глядя на мать. Что ж, все сходится. Расскажи, кто его купил.
Торговец, ответила она. Он приходил в поселок, когда тебя не было.
Бродячий торговец? Откуда он приходил? Как он выглядит? Он называл свое имя? Рамбалан схватил мать за плечи и начал трясти, так что у нее лязгнули зубы.
Она испуганно высвободилась.
Да что с тобой! Почему ты так обеспокоен?
Это было очень старое кольцо, говоришь? Это было кольцо наших предков!
Кому сейчас есть дело до предков! отмахнулась мать. Она поежилась, глядя, как затвердело лицо Рамбалана. Торговца звали Атреус, по крайней мере, так он говорил. Он с одного из островков архипелага. Вроде как здешний. Нам хватит денег прожить неделю! А за это время шторм утихнет, и ты сможешь наняться на корабль. Попроси половину жалованья вперед, чтобы мы с сестрой могли тебя дождаться.
Рамбалан знал альтернативу: если он не найдет работу и не получит вперед половину жалованья, мама продаст сестренку работорговцам. Выхода нет.
Ему пришлось на время забыть о богине, о перстне, о торговце Атреусе и сосредоточиться на поисках работы. Рамбалану повезло: приказчик господина Вишимы с сочувствием отнесся к сыну погибшего моряка. Он даже заплатил ему чуть больше, чем полагалось бы такому неопытному и такому молодому матросу.
Сынок, сказал приказчик, щуря красноватые слезящиеся глазки, господин Вишима умеет заботиться о своих людях. Разумеется, нам уже известно о гибели нескольких кораблей. Мы знали, что будут сироты. Господин Вишима распорядился позаботиться по крайней мере о некоторых. Он одобрительно относится к тем, кто не просит подаяния, а хочет работать.
На самом деле у приказчика имелось много свободных вакансийшторм позаботился об этом. Но мальчишке совершенно не обязательно знать о том, что ему оказали не такое уж большое благодеяние.
На «Принцессе Черепахе» Рамбалан крепко подружился со своим соседомМикуни. Тот тоже потерял отца и вынужден был распрощаться с детством. И если на суше мальчишки нередко дрались, то на море они начали ценить дружбу по-настоящему.
* * *
Вот ему-то, Микуни, своему единственному другу, Рамбалан и рассказал как-то раз о видении богини и о жреческом перстне. Тогда Микуни даже не думал потешаться над другом. Он отнесся к истории Рамбалана очень серьезно. По словам Микуни, он испытывал гордость от того, что столь знатный человек не гнушается водить с ним знакомство.
Но со временем притупилась острота новизны и тайны. Микуни привык к тому, что его товарищ происходит от древних жрецов Ингерады. Привык он и к тому, что Рамбалан грезит о возвращении перстня. И постепенно Микуни начал потешаться над слепой верой Рамбалана в то, что когда-нибудь во время своих странствий по морю он найдет торговца Атреуса и выкупит у него свое семейное сокровище.
Ну хорошо, говорил Микуни, когда они отдыхали после вахты, положим, ты даже сумеешь отыскать этого Атреуса. Как ты его узнаешь?
По имени Я расспрошу его обо всем, волновался Рамбалан. И он, конечно, вспомнит!
А если нет? Микуни гораздо более трезво смотрел на вещи. Предположим, он давным-давно забыл вдову моряка и какое-то кольцо, которое она продала ему в спешке! Такое тебе в голову не приходило? Что же ты думаешь, твоя матьединственная женщина, которая так поступила? Да у этого Атреуса полна корзина подобных безделушек, и за каждой стоит чья-то семейная трагедия. Больно нужно ему забивать себе этим голову.
Но даже эти, довольно здравые, рассуждения не могли поколебать уверенности Рамбалана в успехе. Когда-нибудь ему повезет. Нужно только подождать, твердил он, нужно лишь найти подходящий момент.
* * *
«Принцесса Черепаха» бросила якорь в порту Рагеза. Это сравнительно большой остров, ближайший к Забергану. Пока шла разгрузка, а в портовых конторах велись переговоры о следующем рейсе, у матросов было время отдохнуть в городе, и Рамбалан с Микуни сошли на берег вместе с остальными, кто был свободен от вахты.
Рагез был погружен в лиловые сумерки. Густые кроны деревьев казались черными, а дома, окруженные садами, выглядели игрушечнымив полумраке они казались меньше, чем были на самом деле. Благоухающие цветы за резными оградами, тихое журчание фонтанов, причудливые лестницы, ведущие наверх, на холм, где был расположен город, все это представало взору путешественника настоящей сказкой. В отличие от других портов, Рагез не мог «похвастаться» скоплением нищих хижин. Создавалось впечатление, что здесь вовсе нет бедняков.