Чёрт, да просто заткнись!
Нет, сказал Мэттью. Не заткнусь. Мне плевать, насколько глупым это звучит, но этоправда. Тебе хотелось бы стать волшебником, разве нет? Я слышал твои ремаркине думай, что я их не заметил. Но знаешь что? Иногда я жалею, что не могу быть тобой!
Это заставило Грэма внезапно остановиться:
Чего?
Я сказал, «иногда я жалею, что не могу быть тобой», повторил Мэттью.
Значит, тыдействительно идиот.
Ты просто не можешь видеть себя так, как видят остальные. Я, Коналл, мальчишки в замке, чёрт, даже взрослыевсе это видят! Единственное, чем ты не являешься, так это волшебником.
Грэм уставился на своего друга пустым взглядом.
Тыидеальный сын идеального рыцаря, а твоя матьсамая преуспевающая дворянка во всём королевстве. Ты танцуешь лучше всех в замке, у тебя безукоризненный почерк, идеальная стрельба из лука, верховая езда я могу долго продолжать. Ты лучший во всём, что делаешь, и люди это знают. Они это видят. Даже когда ты ходишь, твоё равновесие настолько хорошее, что мне кажется, будто я хожу, ковыляя.
Я даже близко не могу переиграть тебя в шахматы, заметил Грэм.
Будто кому-то есть до этого какое-то дело, сказал Мэттью. Смотри. Протянув руку, он взял с верстака киянку, и без предупреждения метнул её своему другу в лицо.
Грэм поймал её на лету:
И что это было?
Мэттью одарил его кривой улыбкой:
Если бы ты сделал то же самое со мной, у меня остался бы жуткий синяк.
Ты всегда поддерживаешь вокруг себя щиты.
Смысл в том, что я бы киянку не поймал, и даже если учесть мою собственную неуклюжесть, большинство других людей тоже не поймали бы. Но я знал, что тыпоймаешь, отозвался молодой волшебник.
Нет ничего магического в ловле молотка.
Однажды кто-нибудь наверняка метнёт в меня что-то гораздо хуже, или не в меня, а в того, кто мне дороги я надеюсь, что ты будешь рядом, и поймаешь это. Закончив, Мэттью покраснел от смущения.
Грэм не ответил. Он сам пытался справиться со своим смущением. Первым его порывом было обратить всё в шутку, или подшутить над чувствами друга, но что-то его остановило. Через некоторое время он ответил:
Ладно. Что мне нужно делать?
Сперва мы тебя протестируем, чтобы посмотреть, являешься ли ты стоиком. Если нет, то я могу попытаться показать тебе, каково этоиспользовать эйсар, ответил Мэттью, прежде чем добавить:Протяни руку.
Грэм вытянул руку, и Мэттью взял её своей собственной.
Я попытаюсь направить в тебя часть моего эйсара, объяснил он. Если ты стоик, то ничего не почувствуешь, но если нет, то начнёшь ощущать своего рода тепло, почти как жар. Скажешь, если это случится.
Прошло несколько секунд, и Грэм почувствовал нагрев у себя в руке, когда сквозь его плечо в центр его сущности полилось нечто подобное жидкой теплоте. Удивлённый, он сказал:
Чувствую!
Хорошо, сказал Мэттью. Не отпускай. Я посмотрю, смогу ли я оценить твои испускание и ёмкость.
Почему это хорошо? спросил Грэм. Разве это не значит, что у меня нет иммунитета к магии, как у моего отца?
Он не имел иммунитет к магии, поправил Мэттью. Он был лично неизменяемым в некоторых отношениях, но большинство физических приложений эйсара всё же влияли на него как обычно. Выражение на лице Грэма сказало ему, что его объяснение было впустую. В общемнет, для моих целей это хорошо. Это значит, что некоторые более крутые штуки, которые я хочу сделать с мечом твоего отца, будут возможны.
Например?
Дай мне сосредоточиться. Скажешь, если руку начнёт жечь, или если почувствуешь, будто вот-вот взорвёшься.
Что?!
Доверься мне.
Ладно, сказал Грэм. Он ждал, пока теплота продолжила расти, и начал чувствовать покалывание во всём теле. Через пару минут его рука начала выдавать ощущения того, будто она горела:Начинает болеть.
Только рука, или всё тело? спросил Мэттью.
Только рука, ответил Грэм. После этого боль в руке стихла, но покалывание в теле продолжало расти. В конце концов он начал чувствовать, будто всё его тело вибрировало от энергии. Он чувствовал себя сильным и быстрым, гораздо больше, чем обычно.
Ты всё ещё в порядке? осведомился его друг.
Ага, но я чувствую себя очень хорошо, будто могу пробежать сотню миль, и не устать, сказал Грэм.
Прошла четверть часа, и ощущение продолжало нарастать.
Ты всё ещё в порядке? сказал Мэттью с взволнованным выражением лица.
Чувствую себя чудесно! пророкотал Грэм. Не останавливайся!
Мэттью не останавливался ещё десять минут, прежде чем отпустить руку своего друга:
Хватит.
Зачем ты остановился?
Слишком опасно. Какой бы ни была твоя ёмкость, она, очевидно, очень высока, либо ты не можешь правильно судить о том, насколько близко к своему пределу ты подобрался, ответил Мэттью.
Грэм засмеялся:
Я не чувствую опасность. Не думаю, что за всю жизнь когда-нибудь чувствовал себя настолько хорошо. Его голос звучал громче обычного для его ушей, но настроение его было слишком хорошим, чтобы волноваться об этом.
Мэттью выглядел встревоженным:
Это определённо необычно. Твоё испускание очень низкое, что нормально для большинства не-магов, но ёмкость у тебя очень большая, как у волшебника.
Я даже не уверен, что означают эти два термина, которые ты всё время используешь, признал Грэм. Это хорошо или плохо?
Мэттью пожал плечами:
Не уверен. Чёрт, мы даже не знаем, что такое «нормально». Никто никогда не изучал ёмкость в обычных людяхвозможно, это не особо необычно, хотя я почему-то в этом сомневаюсь.
Но что это значит? с нажимом спросил Грэм.
Ну, можешь думать об этом как о бутылке вина, сказал Мэттью, используя ту же аналогию, которую его отец приводил годы тому назад. Вино в бутылкеэто эйсар, магия, энергия, которую мы все используем. Горлышко бутылкитвоё испускание, оно определяет, насколько быстро вино может выливаться из бутылки и вливаться в неё. Твоя ёмкостьэто то, насколько велик объём бутылки, сколько в неё вмещается вина.
Твоё испускание было очень низким, вероятно типичным для обычного человека, но ёмкость твоя была очень высокаслишком высока, чтобы её было безопасно проверять таким методом. Я остановился, потому что начал уставать, и начал волноваться, что мы можем зайти слишком далеко, объяснил Мэттью.
А что случится, если ты зайдёшь слишком далеко?
Мэттью снова пожал плечами:
Без понятия. Ты можешь загореться, или взорваться, или потерять рассудок. Вероятно, это будет похоже на то, что происходит, когда ломается одна из железных бомб моего папы.
Это звучало нехорошо.
О, сказал Грэм.
Теперь, когда я знаю твои относительные способности, я могу начать планирование чар для меча, выдал его друг.
Грэм кивнул:
Значит, полагаю, ты хочешь, чтобы я удалился? Он слишком хорошо знал Мэттью. Его друг уже был готов вернуться к своему уединению, чтобы начать работать над своим проектом.
Мэттью улыбнулся.
Как долго я ещё буду себя так чувствовать? спросил Грэм. Его тело ощущалось невероятно лёгким, будто он плыл над поверхностью земли.
Несколько часов или, может, дней, сказал Мэттью, уже опустив взгляд в свою книгуего разум начал уплывать прочь. Просто будь осторожен. Это немного похоже на то, как бывает при получении уз земли, вот только ощущение постепенно пройдёт по мере истощения дополнительного эйсара.
Грэм кивнул, прежде чем выйти за дверь. Он потянулся к ручке, и тут всё полетело к чертям. Мягко потянув, он был поражён, когда дверная ручка оторвалась. Сама дверь резко распахнулась, впечатавшись в стену, отскочила, и криво повисла на петлях. Внезапное отсутствие сопротивления заставило Грэма потерять равновесие, и он протянул руку, чтобы схватиться для сохранения равновесия за низко шедшую балку. Его рука каким-то образом не попала, куда он нацеливался, и вместо того, чтобы схватить балку рукой, он пробил её предплечьем.
Боль пронзила его руку, и он закончил падать вперёд. Грэм почти подхватился, но остановился раньше, чем его рефлексы смогли вызвать ещё какие-то неприятности. Он заставил себя не двигаться, пока не улёгся твёрдо на пол.
Охуеть! воскликнул Мэттью с противоположного конца помещения. Не двигайся!
«Уже догадался», подумал Грэм. На задворках своего разума он вспомнил холодный день годы и годы тому назад. Его отец обучал недавно инициированного Рыцаря Камня. «Представь, что всё вокруг сделано из бумаги. Двигайся медленно, и касайся всего так, будто считаешь, что оно распадётся на части. Через пару дней начнёшь привыкать».
Мэттью изучал сломанную потолочную балку. Округлив глаза, он посмотрел вниз:
Ты где-нибудь ранен?
Рука, сказал Грэм. Означенная конечность была выгнута под невозможным углом, и из нескольких порезов сочилась кровь. Из кожи торчал кусок чего-то зазубренного и белого.
Ох, чёрт!
Нам придётся позвать твоего папу, сказал Грэм, вспоминая первый раз, когда отцу Мэттью пришлось лечить ему сломанную руку.
Его друг долгий миг смотрел ему в глаза, пока его разум силился осознать ситуацию.
Нет, наконец сказал он. Я могу сам её залечить. Если мы его позовём, то он будет задавать много вопросов.
А ты умеешь?
Ну, я далеко не так хорош, как он, но я могу срастить кость и заживить кожу, сказал Мэттью. Думаю, остальное вылечится само. Папа пытался научить нас про целительство всему, что мог.
Ты уверен? неуверенно спросил Грэм. Не хочу остаться калекой.
Уверенность Мэттью постепенно начала возвращаться:
Ага, уверен, а если и ошибаюсь, то мы можем показать твою руку Мойре через день или два. У неё такие вещи получаются лучше, чем у меня.
А если она тоже всё испортит?
Мэттью одарил его диким взглядом:
Тогда мы сделаем тебе новую руку, магическую руку, выкованную из лучшей стали, и зачарованную, чтобы иметь силу дюжины человек!
О боже, простонал Грэм. Убей меня сразу. Просто сделай, что можешь.
Ладно, сказал Мэттью, прикусывая губу, когда начал использовать свои чувства, чтобы решить, с чего начать. Будет больно.
Когда твой папа это делал, больно не было, с лёгкой тревогой ответил Грэм.
Ага, кивнул его друг. Он знает, как блокировать нервы, чтобы остановить боль. Этой частью я ещё не овладел.
Почему нет?!
Ну, мне же не удаётся практиковаться на людях каждый день, сказал Мэттью в свою защиту. и у некоторых людей есть к этому инстинктивная склонность в отличие от меня, признался он.
Бля, сказал Грэм.
Было гораздо больнее, чем он ожидал, но Грэм почти не издавал звуков, сжимая зубы и не раскрывая рот, чтобы давить в себе невольные хрипы и вскрики. Потребовалась вся его воля, чтобы сидеть неподвижно, пока Мэттью не закончил.
Глава 4
Леди Роуз Торнбер сидела передней приёмной семейных апартаментов, которые делила со своим сыном и своей дочерью, Кариссой. Время было раннее, настолько раннее, что даже для жаворонков оно было чересчур, но для Роуз оно не было чем-то необычным.
Она осторожно прихлёбывала чай, чтобы не обжечь губы. Некоторые люди предпочитали пить первую чашку у окна, чтобы наслаждаться утренним солнцем, но она никогда себя не утруждала. Небо едва начинало светлеть ложной зарёй, когда она просыпалась каждый деньсмотреть было не на что. К тому времени, как солнце покажется из-за горизонта, она уже допьёт свой утренний чай, оденется, и начнёт работать над ожидавшими её задачами.
Утро, Матушка, тихо сказал Грэм, входя в комнату.
Прошлым вечером он вернулся поздно, когда она уже легла, а теперь уходил до рассвета. Это показалось ей странным.
Доброе утро, милый мой сын, ответила она. Куда ты направился столь рано?
Подумал проехаться с утра верхом, сказал он после почти неуловимого мига колебаний.
Лицо её не дрогнула, но внимание Роуз в этот момент резко сосредоточилось на её сыне. Его уклончивость была необычна, и отвлекла остальную часть её разума прочь от занимавших её повседневных мыслей. «Почему он лжёт?»
Она делала некоторые скидки на его возраст. В конце концов, ему было пятнадцать. Однако в отличие от большинства подростков, он пока почти ничего не пытался скрыть от своей матери. Он унаследовал от отца его чрезмерную честность, что, наверное, было к лучшему, поскольку врун из него был ужасный.
Однако это не имело бы никакого значения. Немногим людям удавалось лгать Роуз в лицо.
Тогда обними свою мать, пока не ушёл, сказала она ему. Я могу тебя и не увидеть весь оставшийся день.
Грэм остановился, и повернул назад, сменив направление движения с лёгкой заминкой.
«Он надеялся пройти мимо меня, не подходя слишком близко», осознала она, ставя свою чашку на приставной столик, пока вставала, чтобы его обнять. Сын охватил её одной рукой, держа свою правую сторону подальше от неё.
Она позволила ему выбраться из её объятий, но его действия сказали ей, куда смотреть. Когда он снова отступил прочь, она заметила синяки рядом с его правым запястьем, почти скрытые манжетой его рубашки. Теперь, когда она знала, что искать, она также заметила, что сама его кисть казалась слегка отёкшей.
Он был в драке.
Тут её разум пустился вскачь, просматривая прошлый день, а потом и позапрошлый. Ещё до того, как он отошёл на несколько футов, она сократила временной промежуток, в течение которого он мог заработать это ранение. «Вчера, после середины утратогда я видела его в последний раз», подумала она, запоминая время. «Он шёл повидаться с Мэттью».
Мэттью она видела позже, и он был в порядке. Из драки с Грэмом он в целости бы не вышел. Это она знала точноволшебником он был, или не волшебником. Драка была с кем-то другим, через некоторое время после этого. Она мысленно перебрала всех, кого видела за ужином вечером прошлого дня.
Левая ладонь Грэма была на дверной ручке, когда Роуз наконец заговорила:
Мне нужно беспокоиться о Мастере Грэйсоне? Её сон дёрнулся, когда это имя сорвалось с её губ.
Прошу прощения? невинно отозвался он.
Его реакция уже подтвердила её подозрение:
Не строй из себя дурака, а то люди могут и поверить в этом, ответила она, позволяя своему раздражению начать проявляться в голосе. Она почти сразу пожалела о своих резких словах, но не позволила себе показать слабость. Я лишь хочу знать, нужна ли тебе помощь с тем, во что ты ввязался. Мне нужно что-нибудь сделать с Мастером Грэйсоном? Следует ли мне беспокоиться о твоей ране?
Лицо Грэма явным образом вытянулось. Он уже давно усвоил, что было почти невозможно скрыть что-то от острого взгляда его матери, и знал ещё в тот миг, когда она его остановила перед уходом, что она скорее всего догадается о его ране. Тот факт, что она начала с имени Чада Грэйсона, был удивителен, но он уже привык к её логическим умозаключениям. Он даже не утруждал себя попытками понять, как её ум до этого дошёл.
Нет, Матушка, я не хочу, чтобы ты что-то делала с Мастером Грэйсоном, ответил он, позволив своей горечи проявиться в его голосе.
Следи за тоном, предупредила она.
Зачем, Матушка? Я никогда не смогу ничего скрыть от твоего интеллекта! отозвался он, позволив своему голосу повыситься.
Лицо Роуз было спокойным, невыразительнымверный признак того, что он разбудил её гнев:
Меня одурачить тебе, возможно и не следует пытаться, но если не научишься управлять своими эмоциями, то однажды обнаружишь, что твои враги используют их против тебя.
И это важно, верно, Матушка?! Весь мир полон одними только врагами? Ты вообще слышишь, что говоришь? Тебе такая жизнь нравитсяпостоянно бояться, постоянно следить за тенями? Лицо Грэма покраснело, и он совсем отбросил осторожность. За свои короткие пятнадцать лет он никогда так с ней не говорил, а раз уж он теперь переступил черту, то с тем же успехом может и высказать ей всё, что думает.
Её глаза сузились:
Да! Это важно, очень важно в мире политики, в пире дипломатии! Однажды ты будешь Хайтауэром. Ты осознаёшь, что это значит?
Хайтауэр был самым важным из титулов Леди Роуз, она унаследовала его от своего отца, хотя её собственная фамилия теперь была Торнбер. По сути это значило, что она руководила городской стражей Албамарла, а также несла основную ответственность за логистику и снабжение всей армии Лосайона.
Конечно же осознаю! Я только и слышу об этом от тебя и учителей! Однако я ничего не слышу о том, чтобы учиться мечу! Разве ты не думаешь, что человека, руководящего таким количеством солдат, следует научить хотя бы основам фехтования?