Хотя ни мне, ни Мойре на самом деле больше не нужно было отдыхать или спать, я осознал, что для нашего всё ещё живого средства перемещения это было не так.
«Это имеет смысл», ответил я. «Мы можем отдохнуть там, прежде чем продолжить утром».
«Куда ты намереваешься отправиться оттуда?»спросил он.
Это был вполне разумный вопрос, учитывая тот факт, что я пока не потрудился поделиться с ним своей запланированной целью.
«Будем двигаться дальше на запад, через океан».
«Там нет ничего кроме воды и ещё воды, когда минуешь редкие прибрежные острова», ответил он с ментальной ноткой любопытства. Гарэс приземлился на большом, но относительно твёрдом отрезке песчаного пляжа. Территория, где болото встречалось с океаном, была по большей части солёным мелководьем с кучей тростника и других растущих в солёной воде растений, но глаза дракона нашли для нас одну из немногих областей с твёрдой землёй.
Там есть остров, сказал я, используя свой голос, теперь, когда шум его крыльев стих.
Я его не видел, ответил Гарэс, будто он мог окинуть всю широту морей одним лишь своим взором. С другой стороны, я вынужден был признать, что у дракона было зрение не хуже орлиного. Если он в прошлом летал над побережьем, то в ясную погоду мог видеть на многие мили.
Я улыбнулся, хотя под шлемом выражение моего лица ушло впустую:
Он немного дальше, чем твои глаза могут видеть отсюда.
Насколько дальше? с подозрением спросил он.
Я немного подумал над этим вопросом, прежде чем ответить:
Я не уверен, но примерно на том расстоянии, которое мы пролетели сегодня.
Мы сегодня пролетели над половиной Лосайона, даже больше. На таком расстоянии там ничего нет кроме пустых глубин, сказал мне Гарэс, высказав это как факт.
Мойра выбрала этот момент, чтобы подать голос:
Гарэс верно говорит.
Голем не ошибается, ответил дракон, прежде чем безмолвно добавить:«Ты так и не сказал мне, зачем ты настоял на том, чтобы взять это существо с собой».
Это его отступление меня ошарашило. Мне и в голову не приходило, что он не знал, кто она такая. В конце концов, они были друзьями до войны с Балинтором, более тысячи лет назад. В то время кроме них больше не было живых архимагов. Конечно, сейчас она выглядела немного иначе, имея тело из земли и камня.
Прежде чем я смог объяснить, он снова заговорил:
Откуда ты знаешь моё имя?
«Я помню дни до войны с Балинтором», ответила она, на этот раз вещая свои мысли нам обоим. «Моя создательница жила и работала с тобой бок о бок, до твоего обращения в дракона».
Странно ты говоришь«создательница»; если ты была одной из Тагос Чэрэк, то не моей. Мойра Сэнтир что, создала твои узы после моей трансформации? осведомился он. Использованная им фраза, «Тагос Чэрэк», была старым термином, означавшим воина, которому архимаг дал узы земли.
Сразу отвечать Мойра не стала, и послала мне личную мысль, окрашенную неохотой:
«Быть может, будет лучше оставить моё происхождение в тайне. Ему это принесёт лишь боль».
«Я множество вещей держал в себе, но скрывать от него это было бы нечестно», сказал я ей. Раскрыв рот, я заговорил вслух:Мойра создала её как своего рода копию своей личности и воспоминаний перед боем с Балинтором, сказал я. Причину, толкнувшую её к этому, я не озвучил. Я сомневался, что даже дракон знал, что моя дочь была мне на самом деле не родная.
Глаза дракона расширились от изумления:
Я думал, что в вашем роду это было запрещено.
«Действительно, запрещено», сказала Каменная Леди, потупив взгляд, «но она всё равно решила это сделать. К тому моменту не осталось никого, кто мог бы оспорить её решение».
Дракон имел ввиду особый дар волшебников из рода Сэнтир, способность создавать разумные сознания из одной лишь магии. Подобно таланту Прэйсианов к невидимости, её род был способен создавать разумные заклинания в качестве временных слуг или помощников. Их создания принимали множество форм, порой будучи всего лишь маленькими посланниками, похожими на птиц, а порой будучи сложными сущностями, которые использовались для придания разума механическим слугам.
Единственным правилом, которого всегда придерживались волшебники Сэнтиров, было никогда не создавать истинную копию, клона самих себя. Это считалось жестоким и бесчеловечным, и, учитывая мой собственный статус чего-то подобного этому, я был вынужден согласиться с их умозаключениями.
Я с интересом наблюдал за этими двумя сущностями, просуществовавшими уже более тысячи лет. Двое свидетелей и участников одной из величайших трагедий, когда либо случавшихся с человечествомдвое знакомых, не разговаривавших друг с другом с того дня, как Гарэс трансформировался, и погубил как врага, так и людей, которых он собирался защищать. Для столь долгожданной встречи эти двое были удивительно подавленными. Они долго молчали.
По прошествии, казалось, часов, хотя, вероятнее всего, лишь пары минут, дракон снова заговорил:
Так ты помнишь сказал он, позволив фразе повиснуть в воздухе, не в силах завершить её, хотя мы все знали, что он мог иметь ввиду лишь одно событие.
«Яна самом деле не Мойра Сэнтир, но эти воспоминания у меня есть. Я всё помню, как если бы я была там лично», ответила она ему.
Воздух между ними будто гудел от едва подавляемого напряжения. Исходившие от Гарэса эмоции были настолько мощными, что даже его твёрдо контролируемый разум, с его странной рептилииевой природой, не мог их скрыть. Его внутренняя боль пульсировала, и моё собственное сердце будто резонировало с ней. Это напомнило мне о том дне, когда я стал таким, какой я стал сейчас, о дне, когда меня разлучили с моей семьёй и всеми, кого я знал и любил.
Может, будет лучше, если я оставлю вас до утра. Мне нужно поохотиться, и начал дракон, отворачиваясь.
Мойра резко шагнула вперёд, положив ладонь на его массивную переднюю лапу прежде, чем он смог снова взлететь:
«Подожди. Тебе нужно это знать. Она простила тебя, перед смертью. И остальные простили, даже Мордэкай, хотя он сперва злился. Они поняли твою ошибку, и они чувствовали то же отчаяние. Они мы мы все допускали свои собственные ошибки».
Использование ею имени «Мордэкай» на миг сбило меня с толку, пока я не осознал, что она имела ввиду моего предка, мужчину, которого она любила.
Ошибки? Я допустил не ошибку! Я убил своих людей. Рвя и сжигая, я уничтожил всё, что было мне дорого, с горечью огрызнулся дракон.
«Твой разум был не твоим собственным, после трансформации»
То был этот разум. Тот, который вы видите сейчас перед собой. Я не менялся с тех пор. В своей ярости я убивал всё, что двигалось, а когда ничего не двигалосья ждал. Я ждал и охотился дни напролёт, ловя выживших, когда те выходили из укрытий! сказало он, криком прервав её попытку утешения.
Однако Мойру его ярость не поколебала:
«Ты был новым существом, обезумевшим от нового тела и чувств, гонимым инстинктами, которых ты никогда прежде не испытывал. Ты адаптировался, и в конце концов научился контролировать себя, иначе сейчас у нас не было бы этого разговора».
Ты не убила своих начал он, но она его прервала:
Я уничтожила целую нацию, и всех невинных, что всё ещё скрывались на её территории. Я помогла создать Сияющих Богов, и я несу вину за всё, что они натворили с тех пор, как мы оставили их осиротевшими и без хозяев. ПЕРЕСТАНЬ ВИНИТЬ СЕБЯ. Если я могу тебя простить, если я могу простить себя, то и ты тоже можешь. У тебя было более тысячи лет на то, чтобы горевать», выдала она напряжённым от эмоций мысленным голосом, который в некоторые моменты повышался до ментального эквивалента крика.
Слушая их, я не мог не подивиться её решимости. Когда-то я вырезал почти всю популяцию здоровых мужчин Гододдина, когда они вторглись в Лосайон, и я до сих пор не простил себя до конца. После этого я был в ответе за гибель ряда невинных людей, когда я пытался защитить своих друзей и семью. Питэр и Лилли Такер всегда первым делом приходили мне на ум, когда я думал об этом. Хотя доводы Мойры были сильны, я так и не простил себя полностью. Я лишь научился жить с этой виной.
Я раскрыл свой рот, чтобы добавить свои собственные мысли:
Я тоже пострадал от своих ошибок, но я думаю, что, быть может
Не вмешивайся! мгновенно зарычал дракон, перебивая меня. Его словам вторило ментальное настроение Мойры.
Они минуту молча смотрели друг на друга, пока я не осознал, что они общались приватно, исключив меня из разговора. То было неприятное ощущение, и я испытал облегчение, когда Мойра наконец спросила меня:
«Поскольку мы остановились на ночь, мне бы хотелось побыть с Гарэсом наедине, чтобы разобраться в нашем прошлом. Могу я быть свободно до завтра?»
Этот вопрос меня удивил, но я с готовностью уступил:
Определённо, просто позаботься, чтобы вы оба вернулись с рассветом.
Дракон согласно кивнул, и опустил своё тело, чтобы Каменная Леди могла взобраться ему на спину. Несколько мгновений спустя их не стало, а я остался на песке один, окружённый природной красотой солончаков позади, и великолепием заходящего солнца над океаном передо мной. Я не мог не задуматься о том, какова будет тема их разговора.
Гадать было бесполезно, поэтому вместо этого я насладился великолепной картиной розовых и оранжевых отсветов на облаках позади меня, в то время как само море наполнилось пастельными тонами, отражёнными в пенных гребнях волн. Поскольку я не нуждался во сне, ночь грозила быть нудной. Даже обычная походная рутинаогонь, еда и так далее всё это стало ненужным. «Когда я закончу эти дела, то и я тоже стану ненужен».
Такие меланхоличные мысли часто посещали меня в те дни. Вздохнув, я вытащил свой ключ к Камере Железного Сердца, и начал долгий процесс вытягивания её силы. Та мне понадобится в грядущие дни, в этом я был уверен.
Глава 16
Мои спутники вернулись в предрассветные часы, до появления над горизонтом солнца. Может, слово «спутники» было слишком щедрым«прислужники» или «невольники» подошли бы лучше, поскольку я практически не оставил им выбора в их обстоятельствах. «Что-то я радостный этим утром», с сарказмом заметил я.
После их прибытия я заметил важную перемену. Каменная Леди перестала быть каменной.
Когда я только обнаружил дракона на пределе дальности своего магического взора, я без проблем опознал их обоих, в основном из-за их характерного эйсара. Хоть Гарэс Гэйлин был большим и внушительным физически, его мощный эйсар сиял подобно маяку. У Мойры Сэнтир он был гораздо тусклее, по большей части из-за того, что она больше не производила эйсар так, как это делало бы живое существо. У неё было лишь то, что осталось от её создателя, и этот запас постепенно истощался за прошедшие века, пока мои чары не изменили базовую природу её существования.
Её радикальная физическая перемена стала видна лишь после того, как они приблизились. Теперь она была из плоти и крови. Её искусственный дух, с его ограниченным эйсаром, скованным моими чарами, был всё тем жени один волшебник не спутал бы её с нормальным человеком, но теперь она находилась в теле, состоявшем из живой плоти. Тёмные, почти чёрные волосы обрамляли бледное лицо со светло-серыми глазами и бледно-розовыми губами. Её новое тело было почти небрежно прекрасным, ни одна из её черт не была чем-то выдающимся, но их совокупность приятно радовала глаз.
Я скрыл своё удивление:
Гораздо лучше, вчера ты дерьмово выглядела.
Её брови изумлённо поднялись:
Человек, которого ты напоминаешь, был гораздо обходительнее. Твои комментарии тебе не к лицу. Жизнь стала бы для тебя гораздо проще, если бы ты перестал так упорно пытаться выставить себя мудаком.
Рад видеть, что наша разлука вернула тебе интерес к обмену колкостями, сказал я, втайне рассматривая её. Она была одета всего лишь в простую шерстяную сорочку. Я также хотел бы напомнить тебе, что ты знала Мордэкая не очень хорошо. Он был далеко не таким обходительным, как тебе хотелось бы думать.
Дракон внутренне смеялся. Глазами это было не увидеть, но я чувствовал его веселье, и оно меня раздражало.
Ты определённо сполна получил его упрямство, прокомментировала она. Разве тебе не любопытна моя перемена?
Вместо того, чтобы подтверждать её ремарку, я честно ответил:
Действительно, любопытна.
Гарэс выбрал этот момент, чтобы присоединиться к разговору:
После нашей беседы прошлой ночью я предложил изменить ей тело. Это было маленьким подарком.
Я подозревал, что он хотел сказать «возмещением», но в последний момент передумал. Из того, что я знал о древнем архимаге, он не верил, что когда-либо сможет искупить свои грехи. Это также был один из очень немногих известных мне случаев, когда он использовал свои способности архимага. В прошлом он трансформировал своё собственное тело пару раз, но трансформировать себя и делать это для кого-то другогодве больших разницы.
По моему собственному опыту, это подразумевало чрезвычайный уровень близости, поскольку для достижения такого эффекта требовалось такое же слияние, какое использовалось во время большинства продвинутых типов исцеления. Простое исцеления требовало лишь волшебства, но для сложной реконструкции тканей требовалось своего рода интуитивное, врождённое знание субъекта. Такого рода знание невозможно было получить извне. Гарэс был вынужден до некоторой степени стать ею, прежде чем он смог трансформировать её тело к человеческой форме, которую она помнила.
Наиболее выдающейся частью, по моему мнению, было то, что в прошлом Гарэс подчёркнуто демонстрировал свою вызывающую независимость. Он заставил меня поверить, что та была фундаментальной частью его драконьей природы, однако тот тип слияния, который был необходим для трансформации Мойры, эту идею полностью опровергал. Либо дракон с самого начала лгал мне, либо он полагал, что находится в огромном долгу у этой тени когда-то знакомой ему женщины.
Это также сказало мне, что он по-прежнему полностью владел своими способностями и волшебника, и архимага, сколько бы веков он ни прожил в драконьем облике.
Всё это промелькнуло у меня в голове за секунды, в то время как мой сознательный разум силился найти подходящий ответ.
Это испортит твою репутацию, если об этом узнает общественность, наконец сказал я.
Тут Мойра Сэнтир резко засмеялась. Не деликатным, женственным, частично подавленным смехом, который порой используют женщины, а более честным хохотом, полным хрюканья и неподобающего женщине уханья. Я уже больше года не слышал женского смеха, и для меня стало неожиданностью, насколько мне его не хватало.
Нам нужно поговорить наедине, сказал я дракону, прежде чем обратиться к Мойре:В течение следующих пяти минут ты больше не можешь слышать или использовать какие-либо способы подслушать этот разговор, приказал я. Выражение её лица сменилось на раздражённое, когда моя команда возымела эффект, лишив её слуха.
Игнорируя выражение её лица, я кивнул Гарэсу, и зашагал прочь, показывая, что ему следует двигаться следом.
Это было весьма деспотично, проинформировал он меня.
Будто мне есть до этого какое-то дело, ответил я. У меня нет времени волноваться о своём социальном капитале. Я на самом деле даже не настоящая личность, и мне нужно ещё многое сделать.
Глаза дракона сузились:
Тогда отдавай приказы, Господин, чтобы поскорее закончить этот разговор, заявил он сочившемся сарказмом голосом.
Чары, которые я использовал, чтобы не давать ей исчезнутьте же, которые были использованы при создании Сияющих Богов. Если с ними ничего не сделать, то она будет вынуждена существовать всю оставшуюся вечность, чего, я уверен, она не желает, особенно учитывая то, как хорошо распорядились своим бессмертием боги, объяснил я. Наклонившись близко к голове дракона, я прошептал слова, являвшиеся ключом к чарам Мойры. Ты хорошо расслышал меня? спросил я после этого.
Да.
Эти слова позволят тебе отпустить её, когда всё это закончится, объяснил я.
Зачем ты поделился ими со мной? спросил он.
Потому что я верю, что ты поступишь правильно, даже если я сам не смогу, просто заявил я. Теперь, особенно после того, как он её трансформировал, мне стало достаточно ясно, что Гарэсу Гэйлину было глубоко небезразлично благополучие тени Мойры Сэнтир. Это делало его идеальным кандидатом в те, кому можно было доверить это знание.