Вэл?
Что?
У вас все в порядке?
Нет.
Вам плохо?
Очень. Мне кажется, нам пора наружу
Пока рано. Обождем немного.
Откуда вы знаете, что рано? У вас что, будильник перед носом?
Я чувствую время.
Вы знаете, который час?
Да. Примерно семнадцать десять. Плюс-минус пять минут.
Не может быть! Мы лежим здесь уже дня три, не меньше!
Еще минут пятнадцать, Вэл. Потерпите.
Я не могу больше.
Я знаю.
Сейчас зима Темнеет рано Думаю, уже можно выбираться из могилы лепеча все это, я отдавала себе отчет в том, что слова мои бессодержательны и бесполезны и что человек, которого я буквально уламываю, находится в таком же положении и, наверно, не меньше моего стремится наружу. Но я ничего не могла с собой поделать. Ну пожалуйста, я вас очень прошу!.. Как вы не понимаете, что я задыхаюсь?.. Я абсолютно не чувствую рук и ног Ну что решают какие-то пятнадцать минут?! А?..
Вэл, успокойтесь. голос Пржесмицкого звучал ровно, без намека на интонацию: и впрямь замогильный голос. Не распускайте себя. Сосредоточьтесь на том, что осталось совсем недолго. Поймите, это просто глупо: вытерпеть то, что мы вытерпели, и пустить все насмарку. Подумайте о Вшоле, в конце концов
Даже если он уже на том свете, ему все равно лучше, чем нам!
В течение нескольких долгих, томительных секунд Пржесмицкий молчал. Потом вздохнул и очень тихо, почти шепотом, сказал:
Не будьте злой, Вэл Вам это совсем не к лицу.
Простите меня
Все нормально, Вэл. Вы очень сильная и мужественная женщина. Не каждый мужчина выдержал бы это.
Расскажите мне что-нибудь. Не молчите, пожалуйста. Когда вы говорите, мне легче переносить этот кошмар.
О чем рассказать?
О чем хотите. Только не молчите.
Я плохой рассказчик, Вэл. Как-то привык больше слушать
Вы говорили, что уже бывали в такой ситуации. Это правда?
Да.
Где было страшнее всего?
Не здесь. В другом месте
Было так же холодно?
Наоборотжарко.
Тоже в лесу?
В пустыне.
В какой?
Это не имеет значения. Пустыня и есть пустыня. Нет деревьев, нет травы. Нет вообще ничего. Песок. Сплошной песок. Желтый и раскаленный, как сковорода Дышать можно только через носовой платок. А воздуха и так мало Словом, Вэл, по сравнению с пустыней эта могиласущий рай. И даже с кондиционером.
А я бы согласилась сейчас полежать в пустыне пару часов.
Вы бы не выдержали.
От кого вы прятались там? Тоже от КГБ?
Нет. От египтян.
Сколько вы там пролежали?
Ровно сутки.
Без воды?
У нас была одна фляжка на четверых.
Когда это было?
В семьдесят третьем
Вы их обманули, да? Выбрались?
Иначе я бы не имел чести лежать в одной могиле с вами.
А зачем вам все это?
О чем вы?
Кого-то преследовать Убивать Закапываться в землю Бред какой-то! А нельзя жить, как миллионы других людей?
Это как?
Пить утром кофе Идти на работу Обсуждать с друзьями футбол Книги читать, в конце концов
Вы думаете, я ничего этого не делаю?
На работу с пистолетом не ходят.
Вы знаете, Вэл, за что вас преследует КГБ?
Догадываюсь.
Это справедливо?
Нет, пан Пржесмицкий. Это несправедливо.
Но кто-то же должен вас защитить, верно? Вас и тысячи таких, как вы. А как это сделать без пистолета? Добрым тихим словом? Ваши соотечественники из КГБ разговаривают на другом языке.
Вам нравится ваша работа?
Оставьте в покое мою работу! Мне нравится моя жизнь. Я не делаю ничего такого, что противоречило бы моим убеждениям, моему представлению о том, какой должна быть жизнь и какими должны быть люди в этой жизни. Я никогда не убивал без нужды. Не пытал женщин. Не преследовал беспомощных. У меня есть мать. Жена. Была сестра Ей никто не помог тогда, в концлагере. Потому что Гитлер делал у себя что хотел. Это была Система, как сейчас в Советском Союзе. Если человек ведет себя так, как угодно Системе, он будет жить, есть, читать книги и ходить на футбол. Если же он пойдет против, Система его уничтожит. Как хочет уничтожить вас. Как уничтожила мою сестру. Как сожгла, расстреляла, похоронила заживо миллионы людей Это мерзкая система. Я ненавижу ее. И пока она существует, моя профессия нужна
Это уж точно, пробормотала я. Без работы вы не останетесь.
Что?
Я говорю, пан Пржесмицкий, что все это очень сложно
Это пустяки по сравнению с тем, что нам сейчас предстоит.
Все? Мы выходим наружу?
Попробуем тихо сказал Пржесмицкий и добавил на иврите какую-то фразу, после которой я вспомнила о существовании еще одного человека. Водитель был верен себе и за все время пребывания под землей не проронил ни слова.
Несколько минут прошло на фоне беспрерывного шуршания осыпающейся земли. Потом я почувствовала какое-то изменение, а затем моя осторожная догадка переросла в уверенность: в могилу хлынул поток воздуха. Только тут я поняла, что земля в принципедовольно слабый проводник кислорода. Тем временем за плечами у меня что-то происходило. Как я догадалась, орудовал в основном молчун водитель. Прошло еще несколько минут, и я почувствовала чью-то ладонь на своем локте.
Давайте ваши руки, Вэл, прошептал Пржесмицкий. И потерпите: мне придется протащить вас.
В каком смысле?
В прямом
Скоро я поняла, что он имел в виду. Лаз находился в той части могилы, где лежал водитель. Видимо, чтобы не поднимать лишнего шума или по каким-то иным соображениям, мои провожатые решили выбираться наружу именно оттуда. Пржесмицкий прорыл что-то вроде кротовьего коридораочень узкого, который в любую секунду мог рухнуть под тяжестью пластов грунта, и, схватив меня за обе руки, потащил сквозь него с такой силой, что пуговицы моей дубленки, а затем и кофты моментально оторвались. Хватка у Пржесмицкого была, что называется, стальная. К счастью, мои руки онемели настолько, что боли я не чувствовала, только легкое покалывание
В лесу уже сгустилась тьма, так что после длительного пребывания под землей я могла не бояться слепоты. Пржесмицкий довольно нелюбезно подсадил меня снизу, две здоровенные ручищи водителя, ухватив меня за ворот и рукав дубленки, выволокли наверх, а еще через секунду я услышала тихий голос:
С прибытием на этот свет, пани!
29ПНР. Лес
Ночь с 6 на 7 января 1978 года
Я было открыла рот, но Пржесмицкий сделал предостерегающий жест, и я тут же его захлопнула. Меня настолько поглотил мучительный процесс восстановления нарушенного кровообращения в конечностях, что я даже не заметила, как осталась в гордом одиночестве у оскверненной могилы. Оба израильтянина куда-то бесшумно исчезли. Вид у меня был еще тот, даже в темноте: слипшиеся влажные патлы, растерзанная дубленка без пуговиц, разорванная кофта и полный песка и сухой глины лифчик. Вначале я попыталась как-то привести себя в порядок, потом, поняв, что это дело безнадежное, начала растирать руки и ноги и просто не успела испугатьсячерез несколько минут Пржесмицкий и водитель вернулись. Водитель сразу устремился к могиле и стал придавать ей девственный видутрамбовывать землю, присыпать ее снегом и сосновыми ветками, а Пржесмицкий присел возле меня на корточки и неожиданно широко улыбнулся:
Порядок, пани?
Кажется, да.
Теперь начинается самое интересное.
Я уже чувствую.
У меня к вам мужской разговор, Вэл.
Я отморозила ногу и ее нужно ампутировать?
Такой вы нравитесь мне куда больше.
В могиле мне не хватало юмора?
В могиле вам не хватало воздуха.
Что за разговор?
Инструкция. Первое: что бы ни случилось, вы держитесь строго за моей спиной. Второе: пока не закончится наша вылазка, вы не произносите ни слова и стараетесь передвигаться с минимальным шумом. Желательно вообще беззвучно. Третье Пржесмицкий сделал паузу и вытащил из-за пазухи пистолет. Вы знаете про эту штуку что-нибудь, кроме ее названия?
Я умею стрелять из автомата Калашникова.
Уже хорошо. Принцип тот же. Вот смотрите, я передергиваю затвор и ставлю пистолет на предохранитель Пржесмицкий щелкнул маленькой кнопкой. Для стрельбы нужно отжать кнопку и нажать на курок. Естественно, предварительно прицелившись. Пистолет автоматический. Сделав выстрел, отпустите спусковой крючок, иначе израсходуете в две секунды всю обойму. В обоймедевять патронов. Вы все поняли, Вэл?
В кого надо стрелять?
В того, кто попытается схватить вас. Или выстрелить в вашу сторону. Короче, в любого, кто станет на вашей дороге.
А где будете вы?
Рядом. Все время рядом.
Тогда зачем мне этот пистолет?
Вы взрослая женщина, Вэл. Вам лучше знать, что будет, если вы попадете в руки своих соотечественников. Если у вас есть иллюзии на сей счет, если вы надеетесь, что с вами не случится ничего страшного, что вы вернетесь домой и вас не расстреляют, не сгноят, не посадят в тюрьму как изменницу Родины, то отдайте мне пистолет и идите вон туда Пржесмицкий кивнул в сторону. Всего километров пять-шесть по этой дороге, и, можете не сомневаться, друзья из КГБ вас встретят. Правда, в таком варианте я не совсем понимаю, зачем вам понадобилось забираться вместе с нами под землю Если же нет, то все мои инструкции остаются в силе. Итак?
Знаете, я лучше оставлю пистолет у себя.
Хорошо, улыбнулся Пржесмицкий. Только запомните еще одно: пока я живстрелять только по моему приказу. Какой бы критической вам ни показалась ситуация. Договорились?
Я молча кивнула.
В этот момент к нам подошел водитель, хмуро отряхнул руки и колени от налипшей глины, обвел лес оценивающим взглядом и вопросительно посмотрел на Пржесмицкого. Тот молча кивнул. Тогда водитель по-ковбойски выхватил из-за пояса очень странный автоматмаленький, черный и осторожно примкнул к нему несоразмерно длинный магазин.
Кадима! негромко сказал Пржесмицкий.
И мы окунулись в темноту леса
Небо было темно-свинцовым. Казалось, что верхушки сосен подпирают тяжелые, грязные облака, такие плотные, что сквозь них не пробивался даже отблеск бледной луны. Падал мелкий-мелкий снегточно крупа из прохудившегося мешка. Согласно инструкции я держала курс на спину Пржесмицкого. За мной двигался водитель, но его шагов я не слышала. Этот грузный человек вообще не издавал никаких звуков.
Мы шли в таком порядке минут сорок. Вдруг Пржесмицкий замер, вслушиваясь в тишину, а потом, не оборачиваясь, сделал рукой резкий жест, словно отгоняя меня в сторону. Я тут же нырнула в колючую тьму густого ельника и затаилась. А через минуту услышала чьи-то голосанегромкие, приглушенные, но довольно явственные. Я вытащила из кармана дубленки тяжелый пистолет и, стараясь не шуметь, отжала кнопку предохранителя. Она отошла на удивление легко. Несмотря на мороз, гладкая, с вдавлинками для пальцев, рукоятка пистолета была мокрой, словно его только что вынули из стакана с водой. Я не сразу поняла, что причиной томумои мгновенно вспотевшие руки. Помню, больше всего в тот момент поразил меня запах собственного пота, совершенно незнакомый, чужой и резкий, как запах животного. С тех пор я перестала верить в хладнокровных ироничных баб, работающих на всевозможные спецслужбы и выполняющих сверхсекретные миссии в самых экзотических уголках земного шара. Женщинасущество биологическое, и никакая тренировка не способна выбить из нее первородный страх перед оружием. Я и сейчас убеждена, что стрелять, спокойно выбирая живую мишень и тщательно прицеливаясь, удел мужчин.
А потом я увидела два силуэта. Разглядеть их в темноте было непросто. Просто две тени, черные на черном, прокладывающие себе дорогу в зловещей тьме. Одна из них курила, и когда неяркая вспышка сигаретного огонька осветила совсем еще юное, безусое лицо с морозным румянцем на прыщавых щеках, я успела заметить так хорошо знакомый мне по занятиям на военной кафедре автомат Калашникова. Солдаты меня не видели, однако стволы автоматов смотрели так, словно жили отдельной от их владельцев жизнью и чувствовали, что вот сейчас, через секунду, для них найдется подходящая работа
«Они ищут тебя, Валентина. Они пришли сюда за тобой, думала я, вся передергиваясь от мелкого озноба. Они выспались, хорошо поели, выпили по кружке горячего чаю с хлебом и тушенкой, а потом их собрал командирможет, польский, а может, и русскийи приказал схватить тебя, связать, засунуть в рот кляп, избить как следует и увезти на Лубянку. Или убить прямо здесь, в лесу, на этом самом месте, чтобы и духу твоего не осталось»
Совершенно не соображая, что, а главное, зачем делаю, я обхватила рукоятку пистолета двумя руками, медленно подняла его на уровень правого глаза, прищурила левый, попыталась поймать сквозь прорезь маленькую черную мушку и, к ужасу своему, ничего не увидела. Тьма вокруг сгущалась, поглощая мою руку с пистолетом.
Солдаты между тем остановились, вглядываясь в темноту. Тот, что курил, щелчком отшвырнул сигарету, и она, описав дугу, опустилась где-то за моей спиной. Я мучительно пыталась угадать, куда же они направятся дальше. Если в мою сторону, то это конецразминуться со мной или просто не увидеть меня они не могли. И тогда я решила: если они двинутся ко мне, я нажму на курок. В тот момент из моей головы вылетело буквально все: инструкции Пржесмицкого, устройство пистолета, мучительные часы, проведенные под землей, сам факт существования двух моих спутников, которые должны были находиться где-то рядом и страховать меня Я полностью отрешилась от реальности, целиком сосредоточившись на силуэтах двух парней с автоматами.
Стерев пот со лба грязным рукавом дубленки, я на секунду покачнулась и потеряла равновесие. Понимая, что через мгновение грохнусь наземь, я схватилась за колючую лапу ели. И тут же раздался предательский треск сухого дерева.
Я даже не успела толком испугаться: буквально через долю секунды оба солдата как-то неуклюже осели и повалились на снег. Все это происходило совершенно беззвучно, словно в немом кинофильме. А лесная мгла, чисто символически подсвеченная лунными отблесками, придавала этой картине мистическую окраску
Будь ситуация хоть чуть-чуть менее зловещей, я бы сообразила, что просто так люди на землю не падают. Однако у инстинкта самосохранения, очевидно, есть свои законы. Мозги перестают функционировать начисто, элементарная способность сопоставлять факты и делать выводы мгновенно пропадает, остается только защитная реакция. Тебе угрожает опасность, ты не знаешь, с какой стороны она подступит, но ощущаешь ее всем существом, каждой клеточкой. Тыодна против целого мира и обязана защитить себя
Боясь шевельнуться, не мигая, я смотрела на смутные очертания двух безжизненных тел. О своих спутниках, как сказано, я просто забыла. Как и о том, впрочем, кто такая я сама и что привело меня в это страшное место. Единственная мысль связывала меня с реальностью и не давала отключиться окончательно: где мой пистолет? Почему я не чувствую в ладони его влажной рукояти? Что я буду делать без своей единственной защиты?
Пистолета не было.
Он исчез.
Сообразив наконец, что оружие, скорее всего, отлетело в сторону, когда, схватившись за ветку, я пыталась сохранить равновесие, я тихонько опустилась на колени и стала шарить по рыхлому снегу, то и дело натыкаясь на сучья и колючие сосновые иглы. От напряжения и страха я вся взмокла. Отбросив слипшиеся волосы назад, я посмотрела вверх, на небо, но ничего не увидела. Темнота в моем природном укрытии стояла практически такая же, как в могиле. Больше всего мне хотелось отползти от этого места как можно дальше, чтобы, не дай Бог, не наткнуться на чью-нибудь обледенелую руку или нос. Но куда? В какую сторону?..
А я думал, вы начнете стрелять, прошептал за моей спиной Пржесмицкий.
От неожиданности я вздрогнула.
Я потеряла пистолет
Где?
Здесь.
Пржесмицкий коротко мигнул фонариком, нагнулся и протянул мне оружие рукояткой вперед.
Спасибо.
Пожалуйста.
Вы их убили? я кивнула в сторону двух тел.
А их надо было угостить сигаретами?
Но
Что у вас там треснуло?
Ветка.
Вы понимаете, что такое солдат в боевом оцеплении?
Судя по вашему прокурорскому тону, нет.
Это значит, что оружие снято с предохранителя, что палец на спусковом крючке, а огонь открывается по любой подозрительной цели. Плюс нервы и эффект темноты, когда за каждым деревом мерещится враг. Так что, не подсуетись мы, эти парни изрешетили бы вас. И только потом стали бы разбираться, в кого стреляли, по кабану, юркой белочке или живому человеку