Я поставила пистолет на предохранитель, сунула оружие в карман дубленки и посмотрела на Пржесмицкого:
Куда теперь?
Побудьте здесь еще несколько минут.
А вы?
Я же сказал: несколько минут
Они действительно вернулись через несколько минутсовершенно неузнаваемые в зеленых солдатских шинелях польского образца и с «Калашниковыми» на груди.
Прекрасно выглядите, мрачно констатировала я, думая в тот момент совершенно о другом. Все эти фокусы с загробной жизнью, убийствами и маскарадным переодеванием начинали действовать мне на нервы. Я вдруг разуверилась в успешном исходе нашего предприятия. Возможно, сказывалась нечеловеческая усталость и колоссальное психологическое напряжение, но в тот момент мне уже было совершенно безразлично, чем все кончится. На меня навалилась страшная, какая-то ватная апатия.
Порядок немного изменился, Вэл, Пржесмицкий взглянул на ручные часы и поморщился. Мы впереди, выза нами. Чуть что не таксразу падайте. Поняли? И пожалуйста, Вэл, поосторожнее с пистолетом
Я кивнула и поплелась за своими спутниками, с трудом переставляя распухшие ноги. Сколько мы так шли, я не помню.
Вокругбыло тихо. То ли охотники за нашими скальпами притомились за день и решили дать себе отдых до утра, справедливо рассудив, что деваться нам в общем некуда, то ли нас уже вели несколько сотен пар зорких глаз и просто давали возможность выйти на открытое и хорошо простреливаемое место, чтобы спокойно, без хлопот, как в тире, перещелкать всю нашу троицу.
А потом неподалеку раздался ровный гул мотора тяжелого грузовикатак близко, точно мы стояли у дверей гаража. Не оборачиваясь, Пржесмицкий махнул рукой, и я послушно, как робот, рухнула в снег.
Судя по всему, Пржесмицкий прекрасно ориентировался, в его действиях не было даже намека на хаос. Я увидела, как он схватил водителя за плечо и потянул его куда-то в сторону. Команду следовать за ними я не получила, но почему-то подумала, что так будет лучше. Тихонько поднявшись, я обогнула толстую сосну, причем больно оцарапала щеку, и увидела в некотором отдалении смутные силуэты. Я осторожно прокралась к ним и пробормотала:
Нехорошо бросать девушку в лесу.
Нехорошо нарушать приказы, не оборачиваясь (он, по-моему, вообще никогда не оборачивался), ответил Пржесмицкий.
Куда это вы так пристально смотрите?
На шоссе.
Шоссе в лесу?
Разуйте глаза, Вэл. Мы в пятнадцати метрах от трассы.
Но я ничего не вижу.
Когда ваши глаза привыкнут к темноте, увидите. А теперь тихо, ни звука!..
Он был прав: через пару минут я уже довольно отчетливо разглядела и черно-бело-серую ленту шоссе, и, главное, здоровенный армейский грузовик с урчащим мотором. Он стоял с погашенными фарами и работал вхолостую, должно быть, для обогрева тех, кто сидел в кабине.
Вы думаете, получится? мой вопрос уткнулся Пржесмицкому куда-то между лопаток.
Возможно.
А чего мы тогда ждем?
Еврейская жена молила Бога, чтобы он принес удачу ее мужу в лотерее. Знаете, что ответил этой наивной женщине Бог?
Что?
Он сказал: «Ну как я могу помочь твоему мужу, если он даже не покупает лотерейные билеты?»
Я захихикала.
Понравилось?
Очень.
Так вот, Вэл, чтобы сыграть в эту игру, нужно приобрести лотерейный билет. Подождем
30Москва. Лубянка. КГБ СССР
7 января 1978 года
В Лодзи было четверть четвертого утра.
Чтобы перебросить скованного по рукам и ногам стальными браслетами Вшолу из здания Воеводского управления контрразведки к военному аэродрому, понадобилось двадцать минут. Еще тридцать пять минут занял полет в тесном отсеке сверхзвукового МиГ-23. И столько жедорога в серой «Волге» с наглухо задраенными, несмотря на непроницаемую морозную ночь, черными шторками, в которой трое молчаливых мужчин в черных плащах и с незапоминающимися лицами доставили скрюченного Вшолу на Лубянку.
За те полтора часа, в течение которых «ценный груз» находился в пути, эксперты Первого главного управления перелопатили и проанализировали значительную часть гигантской компьютерной картотеки, выполняя личное распоряжение генерала Юлия Воронцова: срочно идентифицировать личность схваченного в Польше человека, выдающего себя за уголовника из Амстердама.
Поиск велся в святая святых советской контрразведкив обшитом звуконепроницаемыми панелями и свинцовыми листами операционном зале, где благодаря мощной системе кондиционирования постоянно поддерживалась температура +19° и категорически запрещалось курить даже самым высокопоставленным визитерам. Именно здесь функционировал «супермозг» КГБгигантская ЭВМ с объемом памяти на миллиарды бит информацииточная копия суперкомпьютера, созданного американской фирмой IBM специально для центра космических полетов НАСА на мысе Канаверал. Его технология была выкрадена два года назад благодаря дерзости, прекрасным связям и фантастической предприимчивости одного швейцарского нелегала, расиста по убеждениям, даже не подозревавшего, что фотокопии четырех томов технической документации суперкомпьютера попадут в итоге не в ЮАР, а в помпезное здание на Ленинградском шоссе, неподалеку от Москвы-реки, где размещался основной корпус Первого управления КГБ СССР.
Именно этот компьютер, а вернее, та информация, которая бесконечно вводилась в его поистине бездонную память, представляла собой настоящую сокровищницу, в сравнении с которой якутские алмазные копи и платиновые рудники Боливии представлялись сущей безделицей, мелочью, не заслуживающей серьезного внимания. Всеот шифровок глубоко законспирированных нелегалов до безграмотных дворничьих доносов, от аналитических выкладок и прогнозов профессуры Института США и Канады до восторженных наблюдений провинциальной советской туристки, очутившейся в награду за ударный труд где-нибудь в Швейцарии или на Мальтевносилось в память компьютера, чтобы затем, после тщательной обработки, эта информация в предельно сжатом виде улеглась в надлежащую ячейку памяти и могла быть востребована в любой момент, когда это понадобится.
После того как переданная в Москву по закрытому кабельному каналу фотография Вшолы прошла несколько «прокруток» через десятки сличительных программ, операторы получили ответы на все вопросы. Затем старший офицер вложил их в продолговатый синий конверт с грифом «Совершенно секретно. Напечатано в одном экземпляре. Тов. Воронцову. Лично в руки», опустил его в жерло пневмопочты и набрал цифровой код.
Таким образом, когда Вшолу ввели в кабинет Воронцова, на столе у начальника Первого управления уже лежали два сколотых листка перфорированной бумаги с плотно напечатанным текстом.
Воронцов внимательно оглядел коренастого брюнета, которого, казалось, абсолютно не смутили гигантские размеры генеральского служебного кабинета, больше похожего на фойе филармонии.
Ну как, нравится? негромко спросил Воронцов по-голландски.
Что именно вы имеете в виду? голландский Вшолы был безупречен. Москву или ваш кабинет?
Вы знаете, кто я? уже по-русски спросил Воронцов.
Естественно, нет.
Знаете, где находитесь?
Нет.
Понимаете, почему вас привезли в Москву?
Догадываюсь.
Ну хорошо, не будем терять времени Воронцов еще раз взглянул на листки, затем сдвинул очки в тяжелой роговой оправе на кончик носа и, глядя на Вшолу поверх толстых линз, сказал:
Ваше настоящее имяОфер Тиш, вы коренной израильтянин, уроженец киббуца Галиль. Ваш отец, Вилли Тиш, родом из Голландии, из Остерволде. Ваша мать, Елена Тиш, урожденная Вайншток, приехала в Палестину в 1948 году из Черновцов. Ваши родители поженились в 1949 году, а в пятьдесят втором родились вы. Войну 1973 года вы, господин Тиш, прошли в составе отдельного разведывательного батальона. Участвовали в нескольких диверсионных вылазках в районе Суэцкого канала. Ваше воинское звание«сеген»лейтенант. С 1975 года работаете в оперативном отделе Моссада. Выполняли специальные задания в Бейруте, Александрии, Гааге, Тире, Триполи. В совершенстве владеете русским, голландским, немецким, французским и польским языками Коротким тычком среднего пальца Воронцов водворил очки на место. Есть еще ряд деталей вашей славной биографии, господин Тиш. Однако, думаю, нет смысла тратить время на то, что вы и так знаете. Как видите, меня не особенно интересуют детали вашей работы. Вы здесь, в КГБ, исключительно потому, что ввязались в очень неприятное дело, последствия которого, вполне возможно, могут принести серьезный урон интересам государственной безопасности моей страны.
Я разговариваю с вами как коллега с коллегой: помогите мне, и я отплачу вам той же монетой
Простите, вы не совсем четко сформулировали условия предлагаемой сделки
Хорошо! начальник Первого управления снял очки и помассировал переносицу. Куда девалась ваша группа? Где она?
Вы так и не нашли их?
Не тяните время, Тиш.
Я давал присягу. Как военный человек, вы должны меня понять. Отвечать на такие вопросы равносильно тому, что нарушить присягу.
А умереть в двадцать пять летэто чему равносильно?
Случается, люди уходят и в более раннем возрасте.
Да, но не по собственной вине.
Боюсь, мы с вами вступаем в область философии
Да, вы правы, коротко кивнул Воронцов. На философию времени нет. На уговоры и прочие способы извлечения информациитоже. Итак, Тиш: либо вы отвечаете на мой вопрос, либо вас уводят из этого кабинета и максимум через десять минут пустят пулю в затылок в одном из подвальных помещений.
Вы не сказали самого главного.
Чего я не сказал? вскинул брови Воронцов.
На что я могу рассчитывать, если приму ваши условия?
Пятнадцать лет строгой изоляции за убийство нескольких граждан Польской Народной Республики и подполковника КГБ, а также за шпионаж против Польши и СССР.
Благородно, пробормотал Вшола.
Более чем! Воронцов встал и, опершись руками о полированную крышку стола, наклонился к арестованному. Надеюсь, вы понимаете, Тиш, что по любым законам, кроме израильских, даже за десятую долю содеянного вами расстрелединственный и стопроцентный вариант?
Да.
Хотите жить?
Хочу.
Принимаете мои условия?
Да. Но мне нужны гарантии.
Честное слово советского офицера.
Я знаю, что такое честное слово офицера Армии обороны Израиля. Но не более того. Мне даже неизвестен ваш чин. Не говоря уже о том, что вы, возможно, и не офицер вовсе, а какой-нибудь высокопоставленный партийный чиновник.
Яначальник Первого управления КГБ СССР генерал-лейтенант Воронцов. В Моссаде мое имя знают многие. Возможно, даже такие молодые люди, как вы. Я, кстати, был в числе тех офицеров советской разведки, которые в начале пятидесятых годов инструктировали ваших соотечественников, Тиш.
Вы не рассердитесь, господин генерал, если я вас кое о чем попрошу?
Что еще?
Покажите ваше удостоверение.
Воронцов побагровел. Вшола видел, что генерал по-настоящему взбешен и тратит поистине титанические усилия, чтобы сдержаться и не врезать ему в челюсть. Прошло несколько секунд, после чего Воронцов, видимо совладав с нервами, двумя пальцами извлек из нагрудного кармана темно-синего пиджака удостоверение и небрежно кинул его через стол Вшоле.
Ну как? Теперь убедились?
Вшола молча кивнул.
Где они?
Где и былив лесу.
Весь район поиска прочесан трижды! сорвался на крик Воронцов. Силами двух общевойсковых дивизий. Их там нет, Тиш!
Они там, господин генерал. Я даже могу показать вам, где именно.
Где?
Дайте карту.
Воронцов нажал на клавишу селектора и бросил:
Крупномасштабную карту Западной Польши. Немедленно!
В кабинете воцарилась напряженная тишина.
Через минуту без стука вошел статный молодой человек в прекрасно сшитом костюме, молча положил перед генералом обтянутую полиэтиленом карту и вышел.
Вшола встал и, окинув карту коротким взглядом, ткнул пальцем:
Вот здесь. С точностью до тридцати метров.
Это тот самый район, Тиш, почти шепотом произнес Воронцов, который войска буквально перевернули вверх дном. Их там нет.
Они там. Я закопал их.
Они погибли?
Когда закапывалбыли живы.
Ах, вот где собака зарыта Воронцов с любопытством взглянул на Вшолу и усмехнулся. Хитро. Хоть и старо, как мир
Не отрывая тяжелого взгляда от Вшолы, Воронцов нащупал трубку, поднес ее к уху и коротко бросил:
Щербу на связь. Немедленно!..
Через несколько секунд в трубке отчетливо щелкнуло.
Щерба? Бросай людей в квадрат 1703. Район оцепить. Выполняй. Жду результатов!
Генерал положил трубку.
Я выполнил свою часть сделки, господин генерал-лейтенант, тихо сказал Вшола. Теперьваша очередь.
Вы торопитесь, Тиш. Подождем подтверждения вашей информации. Если мы их возьмем, тогда другое дело.
А если нет?
Послушай меня, мальчик Воронцов повертел в руках очки, и в его глазах сверкнул огонек. Когда я начал заниматься разведкой, тебя еще не было на свете. Я допускаю, вполне допускаю, что ты просто тянул время. Давал своим товарищам возможность что-то предпринять и уйти. Если мои люди увидят могилу пустой, значит, так оно и есть. Значит, ты выиграл. Хотя мне кажется, что им в любом случае не уйти. Что ж Идея самоубийства, хоть и не приемлет ее Бог, достаточно живуча. Не ты первый, Тиш, не ты последний. Подождем Возможно, ты умнее, чем я думаю, и сохранишь себе жизнь. Но вряд ли
Минут через двадцать коротко звякнул телефонный аппарат. Воронцов схватил трубку, плотно прижал ее к уху и, послушав, осторожно, словно она была сделана из горного хрусталя, положил на рычаг.
Ты обманул меня, Тиш.
Ваши люди не нашли их, не так ли?
Именно. Не нашли. Пока не нашли. Судя по всему, твои друзья пролежали там до наступления темноты, а потом выползли из могилы. А ты, Тиш, стало быть, молчал, да? А потом, когда время вышло, заговорил и даже выторговал себе кичу вместо пули? Ты умный еврейский мальчик, верно, Тиш? А ястарый русский дурак?
Я этого не говорил, пробормотал Вшола.
Этого еще не хватало, буркнул генерал. Прощай, Тиш. Ты оказался глупее, чем я предполагал. Нельзя обманывать старших
Воронцов нажал кнопку, вмонтированную в панель письменного стола. В кабинет вошел молодой в штатском, который приносил карту, и коснулся плеча Вшолы.
Уведите, сквозь зубы бросил Воронцов, мысли которого были уже далеко от этого роскошного кабинета.
Вшола встал и пристально посмотрел на Воронцова.
Я хочу кое-что сказать вам, господин генерал.
Что еще? Вы знаете, где они сейчас? У вас есть информация относительно их дальнейших планов? Или?..
Я о другом. Мне пришла в голову одна любопытная мысль. И поскольку выпоследний человек, с кем я могу ею поделиться, то я хотел бы ее высказать.
Говорите.
Страна, офицеры которой не держат данного слова, в конце концов обязательно развалится.
Это все?
Все, господин генерал.
Уведите.
31ПНР. Лес. Шоссе
7 января 1978 года
Наш «лотерейный билет» материализовался через три часа двадцать минут в виде расплывчатой фигуры мужчины, выпрыгнувшего из кабины грузовика и пристроившегося у колеса для отправления малой нужды. Видимость была скверная, признаки надвигавшегося рассвета проявлялись только в том, что тьма начала приобретать какой-то белесый, расплывчатый оттенок.
Лишь по легкому колебанию воздуха у моего лица я догадалась, что кто-то рядом резко поднялся с места. Я разглядела фигуру Пржесмицкогосгорбленную, как бы прижатую к земле. Низко наклонясь, словно прячась от пулеметного обстрела, он делал очень странные, петляющие шаги, двигаясь по направлению к грузовику. Потом его сливавшаяся с темнотой польская шинель и неуклюже торчавшая на голове шапка-ушанка вовсе исчезли из поля зрения: непосредственно перед шоссе пролегал неглубокий кювет.
Затаив дыхание и морщась от гулких ударов собственного сердца, я до рези в глазах всматривалась вдаль. В этот момент мне почему-то вспомнились наши университетские культпоходы, когда все подруги, зная, что я физически не переношу сцен насилия, убийств и прочих киноприемов воздействия на зрителя, смотрели не на экран, а на меня, в жутком страхе сползавшую с жесткого, исцарапанного похабными надписями кресла куда-то на уровень заплеванного пола. И вот теперь, зная почти наверняка, что именно сейчас произойдет, я тем не менее твердо решила не упустить ни одной детали. В тот момент у меня не было ни времени, ни желания анализировать суть патологических изменений в собственном характере. Возможно, пережитое не только закалило меня, но и сделало более черствым и даже жестоким человеком. Что ж, моей вины в этом не было: смерть, ставшая за последние месяцы моим неотступным, уродливым спутником, перестала связываться в моем сознании с чем-то противоестественным, диким, невозможным. Я поймала себя на мысли, что уже ничего не боюсь. Что бы ни случилось. И насколько невероятным ни выглядел тот факт, что япсихически полноценный и достаточно интеллигентный человекхладнокровно наблюдала за тем, как сейчассейчас вот! убьют ни в чем не повинного молодого солдата, и при этом не кричала, не вызывала милицию, не стучала в стенку соседям, меня эти нюансы уже не волновали.