Карпеня вновь издал тяжелый вздох и, нервно постукивая карандашом по столу, уставился в одну точку на белой, как операционный стол, стене воронцовского кабинета.
Воцарилась гнетущая тишина. Посопев еще немного, Карпеня вновь извлек из кармана платок, отер пот на багровом лбу и, не отводя взгляда от стены, начал:
Первым делом я бы избавился от дамочки.
То есть? удивился Воронцов.
Искать будут двоих, пояснил Карпеня. Следовательно, надо разделиться и уходить порознь.
А если нельзя? Если велено только вместе?
Тогда изменить внешность. До неузнаваемости.
Но рост-то не изменишь, возразил Малышев. Вес не изменишь, посадку головы, форму рук и ног, характерные приметы Портреты обоих будут размножены в тысячах экземпляров. Кто-нибудь да сличит, это уж точно
Лечь на дно, изрек Карпеня. Притаиться. Выждать.
Это неплохой для нас вариант, кивнул Воронцов. И все-таки рассмотрим их действия. Итак, сделал Мишин то, что ты предложил нам сейчас. Дальше куда? В какую сторону ты бы подался?
Думаю, в ту, где его ждут меньше всего. Он так обучен, товарищ генерал.
То есть домой, в СССР? Ты это имеешь в виду, Игорь Иваныч?
Ну не то чтобы прямо в СССР, но
И вновь в кабинете воцарилась тишина. Прервал ее спустя минуту сам хозяин:
То, о чем я вам сейчас скажу, является государственной тайной. По ряду причин создалось положение, при котором изъятие этой дамы является вопросом чрезвычайной важности. И потому мы будем действовать в нескольких направлениях сразу. Времени у насне больше суток. А успеть надо многое. Теперь конкретно. Полковник Терентьев, вы вылетаете в Прагу и руководите блокированием Мальцевой и ее сопровождающего. Особое вниманиеграницам и транспортным центрам. Задача-максимумубрать. Задача-минимумне дать покинуть пределы страны и таким образом выиграть немного времени для других наших мероприятий. Используйте все средства, какие сочтете необходимыми. Забирайте и Щербу из Лодзиможет, хоть в третий раз ее не упустит. По прибытии информируйте меня каждый час, невзирая на время суток. Выполняйте!
Терентьев встал, сухо кивнул и вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
Подполковник Малышев, Воронцов повернулся к «зампотеху», мне необходим посредник для контакта с Моссадом. Желательно, чтобы контакт этот произошел в какой-нибудь нейтральной стране. Лучше всего в Швеции. Этот человек не должен быть советским подданным. Используйте кого-нибудь из социал-демократов или лояльных к нам журналистов, но не скомпрометировавших себя связями с нами. Короче, на ваше усмотрение. Думаю, будет неплохо, если этот человек окажется по происхождению евреем. В течение часа подберите мне по вашим картотекам кандидатуру. Выполняйте!..
Когда дверь закрылась и за Малышевым, Карпеня вопросительно уставился на начальника управления:
Что ты задумал?
Понимаешь, дед, что-то мне не верится, что наши капканы в Чехословакии сработают. А мне нужны гарантии. Ему, Воронцов многозначительно кивнул на потолок, нужны гарантии. Уберем ихслава Богу. А если нет? Короче, с Малышевым займешься сам, Игорь Иванович. Вернее, с его кандидатурой.
Что нужно?
Предложить им сделку. У насих человек. Молодой парень, настоящий патриот. Хотят спасти его от пулипусть меняются. Они намМальцеву с Мишиным, мы имОфера Тиша
Неравноценно получается, Юлий Андреич Карпеня поскреб состоящий из сплошных складок затылок. Двоих на одного
Хорошо, кивнул Воронцов. Пусть скажет, что мы еще дадим адрес одного из арабов, отличившихся в Мюнхене, в семьдесят втором. Им это понравится. Но не более одного, понятно, дед?
Карпеня кивнул.
А если они не пойдут на это?
Тогда плохо, задумчиво протянул Воронцов. Тогда, дед, очень плохо. А потому раскинь мозгами и придумай какую-нибудь виртуозную пакость. Такую, чтобы, скажем, из Аргентины или Колумбии местные власти вышвырнули сразу десятка три американских дипломатов.
Для чего столько?
А так. Баш на баш.
А-а понимающе протянул Карпеня. Похоже, что хозяина нашего крепко прижали. Надо же!..
Похоже.
Понял, товарищ генерал-лейтенант, Карпеня, кряхтя, встал и аккуратно задвинул на место стул. Дайте мне пару часовкое с кем покалякать. Надеюсь, что-нибудь толковое сочиним
Давай, дед, давай, хмуро кивнул Воронцов. Все к тому идет, что если не придумаем, как вывернуться, то он выразительно развел руками.
Ну и что? утешил Карпеня. Ну и потопаем в отставку! Зато времени сколько будет! Опять-таки свобода Порыбачим наконец вволю.
Может, и порыбачим. Да только в качестве наживки.
Это как же? Карпеня вскинул кустистые брови.
А так же, усмехнулся Воронцов. В виде земляных червей
9ЧССР. Прага
9 января 1978 года
Когда мы пересекли железнодорожное полотно с задранным носом полосатого шлагбаума и оставили позади грязно-синий щит с надписью: «Welcome to Prague!», было уже темно. Витяня выглядел неважно. Почти навалившись всем телом на обитую кожей рулевую колонку, он внимательно всматривался в малолюдные улицы, то и дело косился в сторону вытянутого смотрового зеркала и вел «мерседес» с осторожностью новичка, сдающего последний экзамен строгому инструктору.
По мере того как затягивалось наше вынужденное путешествие по братским странам социализма, мой школьный приятель тускнел буквально на глазах. Я вдруг обратила внимание на то, что в слабых отсветах уличных фонарей черты его лица как-то заострились и нос, почти как у ростановского Сирано, заметно вытянулся. Конечно, я понимала, что усталость и колоссальное напряжение минувшей ночи и дня способны свалить любого, даже самого выносливого человека. Но к тому моменту я уже достаточно хорошо знала Мишина, чтобы не заблуждаться относительно истинных причин его хандрымой поводырь почуял опасность. При всей своей затертости, сравнение этого элегантного молодца с загнанным зверем казалось весьма наглядным. Даже через плотный плащ на теплой подкладке я кожей ощущала, как он напряжен, как собраны для стремительного броска его мышцы
Помню, я тогда обратила внимание на то, что первые признаки реальной тревоги проступили в жестах Витяни уже при въезде в Прагу. Я-то полагала, что на пустынных заснеженных трассах, по которым мы выбирались из приграничных районов, вероятность быть обнаруженными и схваченными была значительно выше. Но Витяня, судя по его поведению, думал иначе, а почемуя поостереглась спрашивать: уж больно серьезно и, что мне особенно не нравилось, затравленно вглядывался он в дорогу.
Мне казалось, что Витяня колесит по немноголюдным улицам Праги без какого-то определенного планатак просто, выигрывая время. Вместе с тем бросалось в глаза, что город Мишин знает превосходно. Почти без усилий, автоматически, как тогда, инструктируя меня по дороге от Дома кино, он сворачивал на какие-то узкие улочки, выныривал на ярко освещенные, широкие проспекты и вновь окунался в темноту переулков среди старинных особняков, многоэтажных типовых коробок и неброских витрин
Надо сказать, что неопределенностьобычное состояние любой нормальной женщины, которая, миновав томительный период девичества, зависимости от родителей и тревог за судьбу выпускных экзаменов в школе, почти всю остальную жизнь практически ни в чем не уверена. Неопределенность в большом, среднем и малом. Неопределенность во всем. В ожидании прекрасного принца, в мечтах о покое и грезах о материальной независимости, в предчувствии материнства и в надеждах на повышение по службе В каком-то смысле состояние это хроническое, сродни аллергии на тополиный пух. Излечиться от неопределенности невозможно даже теоретически: у женщины в этом смысле очень стойкий иммунитет. Можно лишь развлечь или отвлечь ее на какое-то время. Причем подавляющему большинству женщин, даже самым толковым бабам, вполне достаточно абсолютно идиотской по форме и содержанию фразы типа: «Дорогая, все будет хорошо!» И этопри минимальнейших требованиях к личности успокоителя. Сущие пустяки, если разобраться: чтобы эти слова были сказаны трезвым, выбритым и по возможности неженатым человеком. Вот все.
С моей стороны было бы не просто наивно, но и глупо рассчитывать на тонкость и психологический такт Витяни Мишинакиллера-одиночки, скрывающегося, как и я, от охотников и еще меньше рассчитывающего в случае чего на пощаду. Но подсознательно я все-таки ждала, что Витяня если и не успокоит меня, то хотя бы объяснит, почему он так напряжен. Как и любому человеку с развитым стадным инстинктом, его нервозность передалась мне, и не лишенная приятности дремота, одолевавшая меня в комфортабельном «мерседесе», рассеялась, как туман под отвесными лучами солнца.
Потянувшись за сигаретой, я обнаружила, что коробка «Парламента» пуста. Почему-то мне стало очень обидно.
Курить хочется, тихо напомнила я о своем существовании.
Мне тоже, буркнул Витяня, пристраиваясь в хвост какой-то обшарпанной «шкоде».
Может, остановимся где-нибудь и купим? я старалась сохранять дружелюбный тон. Не говоря уж о том, что я не ела с утра.
Я тоже.
Да что ты заладил, как кукушка: «Я тоже», «я тоже»?! не утерпев, взорвалась я. Ты б еще Островского начал цитировать! Совсем охренел?!
Посмотри в боковое зеркало, без видимой связи тихо приказал Мишин.
Я и без него знаю, что выгляжу, как чучело.
Не на себя, идиотка! рявкнул Мишин. Назад посмотри!
Кинув косой взгляд в роскошное, втиснутое в хромированный металл и черный пластик боковое зеркало «мерседеса», я увидела фары нескольких машин, следовавших от нас на некотором удалении.
Ну и что? я пожала плечами. Мы без толку колесим по городу. Естественно, впереди и позади едут машины. Что тебя так встревожило? Не бизоны же за нами топают
Посмотри внимательнее! Витяня уже шипел, как проткнутая отверткой камера. Видишь красный «жигуль»? Третья машина в левом ряду. Ну, разуй глаза, дубина! Видишь?..
Я взглянула в зеркало внимательнее и молча кивнула.
Так вот, подруга, эта тачка шпарит за нами уже пятнадцать минут.
Мало ли поеживаясь от внезапно охватившего меня озноба, пробормотала я. Может, совпадение? Чего на дороге не бывает
Совпадение, говоришь? Витяня вдруг по-мальчишески шмыгнул носом и, прищурив воспаленные глаза, начал что-то высматривать впереди. Что ж, подружка, давай проверим
Минуты через две мы подъехали к светофору. Витяня ощутимо сбавил скорость и почти плелся, словно чего-то выжидая. Через мгновение я поняла, чего: когда зеленый свет сменился желтым, Мишин уловил секундную паузу и, пришпорив мощный мотор «мерседеса», рванул под светофор в тот самый момент, когда ярко вспыхнул красный свет.
Теперь смотри внимательно! крикнул Витяня. «Мерседес» взвизгнул тормозами и изящно обогнул притулившийся у обочины желтый троллейбус с погасшими окнами и опущенными штангами. Сейчас ты убедишься, Мальцева, что случайно только кошки родятся да милиционеры
Как всегда, он оказался прав: через несколько секунд я увидела, как красный «жигуль», обойдя на большой скорости несколько машин, устремился за нами, но в последний момент, видимо обнаружив исчезнувший столь неожиданно объект слежки, пристроился за черной «Волгой» и уже старался больше не высовываться.
Ну, что теперь, Витяня? Похоже, все? спросила я и вдруг почувствовала нечто вроде облегчения. Словно прорвало наконец долго мучивший нарыв. Внутренне я уже давно капитулировала. Наверно, еще там, в польском лесу, когда улыбающийся Пржесмицкий помогал мне опуститься в собственную могилу с той же шляхетской любезностью, с какой во времена пани Дульской женщин сажали в карету. Но по-настоящему я выбросила белый флаг только теперь, стекая, как подтаявшее желе, с кожаного кресла «мерседеса».
Эй! Витяня схватил меня правой рукой за плечо и тряхнул с такой силой, что я щелкнула зубами. Мальцева, ты чего? Испугалась, что ли?! Не позорь Мытищи, Валентина! Прорвемся, еще не вечер!
Самый настоящий вечер, болван, безучастно возразила я и поинтересовалась:Что будем делать, комиссар? Пойдем в штыковую или взорвем себя гранатами?
Да уж придумаем что-нибудь, очень серьезно откликнулся Мишин. Не боись.
А чего они ждут, Витяня? Почему следят за нами, а не хватают сразу? Они что, садисты? А, Мишин? Им нравится наблюдать, как повешенные содрогаются напоследок?..
Да не то чтобы Просто еще не уверены.
В чем не уверены?
Ну, сама посуди, подруга Мишин говорил подчеркнуто спокойно. Я с удивлением обнаружила, что от его нервозности не осталось и следа. То ли таким образом он пытался успокоить меня, то ли этот матерый зверюга, взлелеянный в спецпитомниках советской разведки, учуял наконец, откуда именно грозит опасность, принял решение и теперь, как тигр перед прыжком, собирал воедино все силы. Не знаю Но говорил он очень просто и доверительно. Без привычной иронии. И я верила каждому его слову. Они, Валя, скорее всего получили команду реагировать на все подозрительное. А тутмашина с дипломатическими номерами. Кто такие? Откуда в Прагу въезжают? Почему вечером? Да и баба сомнительная в машине Сейчас они наводят справки. Связались со своим центром, те, в свою очередь, запросили посольство, уточняют имена, номер машины, должность
Но им ведь скажут, что
Правильно, кивнул Витяня. Обязательно скажут. Если уже не сказали.
И тогда?
И тогда нас возьмут в кольцо. В искусственный капкан из тяжелых грузовиков, сквозь который даже на «мерседесе» не прорвешься. Только на танке. Они, подруга, не станут стрелять по данлоповским покрышкам нашей респектабельной тачки или завывать сиренами на ночь глядя. К чему нарушать покой граждан? Сейчас не шестьдесят восьмой. Закон и порядокпрежде всего! Они нас просто зафлажкуют, как волков, и вытеснят на удобное место.
Удобное для чего?
Чтобы выпить на брудершафт.
А может, это и к лучшему? спросила я, не слыша своего голоса.
Что «это»? тихо поинтересовался Мишин.
Устала я, Витяня Веришь, как собака устала. Да и смысла особого не вижу.
В чем?
Ну, допустим, выберемся мы и из этой передряги, что вряд ли, если твои рассужденияне плод фантазии. А дальше? Попадем в такую же ловушку через пару часов. И так до бесконечности. Устала я от ваших шпионских страстей. Не по мне это все
Мне обратно нельзя, Мальцева он сбросил скорость до минимума и ехал теперь, почти прижимаясь к бровке тротуара. Никак нельзя. Понимаешь?
Догадываюсь.
Ну вот Мишин вдруг полуобернулся ко мне с просветленным лицом. Слушай, у меня есть идея!..
Если этот «мерседес» такой же, как у Фантомаса, то я поддерживаю: взлетай!
Когда выберемся из этого дерьма, напиши очерк, а?.. Или даже не очерк, а повесть. Напишешь, подруга? Ты же у нас талант. Литературное дарование мытищинского разлива.
Кретин, улыбнулась я, неожиданно ощутив в горле вязкий ком. Написать посмертно повесть еще никому не удавалось. Это тебе не орден Ленина получать.
Ну, а если мы все-таки вырвемся? продолжал допытываться Мишин, бросая косой взгляд в зеркальце. Сможешь написать? Только правдиво, все как было?
Не знаю. Отстань.
А обо мне напишешь?
Какая ж песня без баяна?
А что напишешь?
Витяня! я с удивлением уставилась на него. Ужель и тебя гордыня обуяла? Никак в историю войти хочешь?
Так что ты напишешь обо мне? не принимая моей иронии, Мишин коротко сверкнул глазами и прикусил губу.
Правду.
А какая она, правда?
Ужасная.
Ты думаешь, все настолько плохо?
Не умея ответить на его вопрос, я промолчала.
Потом, толком не понимая, что я делаю, а главное, зачем мне это, я придвинулась к нему и как-то очень неловко чмокнула его куда-то между ухом и шеей.
Не бери в голову, Мишин, прошептала я. Нет между нами разницы, понимаешь? Нет в нашей замечательной стране грешных и праведных, нет хороших и плохих, а есть только блок коммунистов и беспартийных. Очень тяжелый блок. Из самого прочного в мире бетона и арматуры. И даже Хемингуэй, учись он с нами в одном классе и пройди то, что прошли мы, писал бы не о потерянном поколении и корриде, а передовицы с отчетно-выборной партконференции Фрунзенского района. Не бери в голову, слышишь!..