Решив не тратить попусту силы, я молча смотрела, как рябой не без труда зафиксировал поднос на подставке, вынул из кармана одеревеневших от грязи и морской воды штанов алюминиевую столовую ложку, шваркнул ее между стаканом и тарелкой, после чего взял курс к иным берегам.
Эй! окликнула я.
Чего? он полуобернулся и одарил меня недобрым взглядом из-под рыжеватых бровей.
А сахар чем размешивать? Пальцем?
Черенком. Не барыня поди!
И с лязгом захлопнул дверь.
Все. Как сказал бы наш редакционный фотокор Саша, встреча прошла в теплой, дружественной обстановке.
Хотя чай был практически бесцветным и едва теплым (во всяком случае, растворить в нем сахар так и не удалось), а ячневая каша напоминала по консистенции и вкусу цементный раствор слабого замеса, я уничтожила завтрак за минуту. Голод, как известно, не тетка. Не успела я расправиться со своей нехитрой трапезой, дверь вновь заскрежетала. Мне даже не надо было отрывать взгляда от начисто опустошенной тарелки, чтобы убедиться: этоко мне
10США, штат Вирджиния. Ричмонд
4 января 1978 года
Спустя много лет, описывая эпизод, который, как выяснилось впоследствии, кардинальным образом изменил жизнь очень многих людей, Юджин утверждал, что то был знак свыше, рука провидения. По его словам, на подъезде к Ричмонду в глаза ему бросилось необычное название мотеля, выписанное красно-синими неоновыми трубками: «Смеющаяся дева».
Еще не соображая толком, что он намерен предпринять, Юджин включил правый поворотник «импалы» и въехал на просторную асфальтированную площадку перед двухэтажной коробкой мотеля. Оставив дома после разговора с Уолшем почти все вещи, которые брал с собой в Европу, он ехал на встречу с матерью налегке. В синей спортивной сумке, небрежно брошенной на заднее сиденье, были лишь бритва, смена белья, да пара свитеров, между которыми покоился пластиковый пакет с несколькими обоймами к армейскому кольту. Мать, естественно, понятия не имела о его возвращении. Таково было одно из неписаных правил «фирмы»никогда и никому (естественно, кроме прямого начальства) не сообщать ни по телефону, ни письменно о том, где находишься и куда собираешься.
Мать Юджина всегда относила внезапные появления сына в родительском доме на счет его детского пристрастия к сюрпризам. Естественно, Юджин не пытался ее в этом разубедить
Переночуете у нас, сэр? хозяин мотеля, дородный человек в темном костюме и синей бабочке, с нескрываемой симпатией смотрел на Юджина.
Даже не знаю Юджин поскреб в затылке.
Смотрите, сэр, толстяк выразительно пошевелил пухлыми губами и взглянул в окно. Погода портится. По радио обещали снегопад. Да и ехать на ночь глядя по такой скользкой трасседело рискованное.
А почему вы решили, что я куда-то еду? Юджин пристально взглянул на толстяка. Номера моей машинывирджинские, вещей с собой нет
Сэр, улыбнулся хозяин, я почти тридцать лет занимаюсь отельным бизнесом. Поверьте мне: в чем в чем, а в психологии клиента я разбираюсь. Так чтопереночуете или поедете дальше?
Пожалуй, вы меня убедили
До завтра?
Да, до утра.
С вас двадцать долларов, сэр.
Не считая названия, мотель этот во всех отношениях был типичнымнеизменный американский стандарт преследует клиентов от Юты до Миссисипи, от Фриско до Нью-Хэйвена. Идеально чистая спальня. Стерильный туалет. Широкая и жесткая, как бильярдный стол, кровать. Библия в добротном переплете на ночном столике. Черно-белый телевизор на тумбочке. Широкое окно с пластиковыми жалюзи, из которого открывался вид на широкую ленту шоссе ВирджинияСеверная КаролинаФлорида.
Юджин вздохнул, бросил сумку на идеально застеленную кровать, скинул короткую черную меховую куртку, с облегчением расстегнул плечевую кобуру и повесил ее в крохотный платяной шкаф. «Выпить бы чего-нибудь», подумал он, и тут же в номер коротко постучали.
«Если это посыльный с бутылкой Джонни Уокера, пробормотал Юджин, направляясь к двери, я переселюсь сюда навсегда».
У входа действительно переминался с ноги на ногу посыльныйпрыщеватый подросток в синей форменной курточке, отделанной желтым галуном. Однако в руках у него была не бутылка, а продолговатый белый конверт.
Чего тебе, парень?
Это вам, сэр, доложил мальчишка и протянул конверт Юджину.
Ты уверен, что именно мне?
Да, сэр. Мне сказали, в пятьдесят третий номер.
Кто?
Мужчина в баре.
Ты его знаешь?
Н-нет, сэр.
Юджин нашарил в кармане джинсов пятидолларовую купюру и протянул ее курьеру.
Ты его знаешь?
Рассыльный помялся, но затем, видимо, поборов соблазн, спрятал руки за спину.
В чем дело, парень?
Сэр, тот джентльмен из бара дал мне двадцатку, чтобы я не отвечал на ваши вопросы. Мне велено только передать это.
Ты умеешь держать слово улыбнулся Юджин.
Я стараюсь, прыщавое лицо подростка стало пунцовым.
Окей. Но пятерку все равно возьмизаслужил.
Спасибо, сэр.
Закрыв номер на ключ, Юджин подошел к лампе и внимательно рассмотрел пакет. Это был фирменный конверт мотеля «Смеющаяся дева» с эмблемой и номерами телефонов в нижнем правом углу. В конверте лежал небрежно сложенный листок, вырванный из обычного блокнота. Послание содержало всего две строки:
«В баре, через десять минут. Нужно встретиться по проблеме, одинаково интересующей вас и меня».
Юджин нахмурился. Автором записки не мог быть кто-то из своихколлеги Юджина никогда не пользовались подобного рода приемами да и вообще избегали личных встреч, не продиктованных необходимостью. И потом, никто не мог знать, что он окажется сегодня в этом мотеле. Действительно никто, поскольку он сам решил заночевать здесь всего несколько минут назад. Значит, за ним следили и, возможно, от самого дома. Юджин понимал, что за всей этой историей вряд ли стоит злой умысел. Опасаться вроде бы нечего. Иначе зачем было незнакомцу вступать в переписку да еще назначать встречу в баре?
В то же время инструкции «фирмы» категорически запрещали в таких случаях идти на контакт без ведома руководства. Нарушать эти правила разрешалось в исключительных случаях, о чем в данной ситуации не могло быть и речи. Инструкции предписывали немедленно собраться, уничтожить все следы своего присутствия, по возможности незамеченным исчезнуть с места обнаружения и с ближайшего телефона-автомата кодом проинформировать о случившемся непосредственного начальника.
Юджин повертел записку в руках, потом щелкнул зажигалкой и сжег ее вместе с конвертом в мраморной пепельнице с фирменной эмблемой мотеля. Затем подошел к платяному шкафу, снял с вешалки плечевую кобуру, аккуратно закрепил ее под мышкой, вытащил тяжелый кольт, проверил обойму, водворил пистолет на место, накинул куртку и, закрыв номер на ключ, спустился вниз.
Что-то случилось, сэр? осведомился хозяин, привстав в своем закутке.
Где я могу пропустить пару стаканчиков?
Если я скажу, что в ближайшей больнице, вы ведь все равно не поверите?
Простите, я просто устал с дороги
Бар в цокольном этаже, сэр.
Спасибо.
Бар был стандартизован в той же мере, что и весь мотель: вытянутая, полузатемненная кишка коридора, левую часть которого занимала дубовая стойка бара с четырьмя ярусами разнокалиберных бутылок, а правуюневысокие столики, наполовину обжатые кожаными диванчиками. Со света Юджин не сразу рассмотрел посетителей, заметив лишь, что несколько столиков заняты. Подойдя к стойке, он заказал у молоденького бармена в белой рубашке двойной «скотч», дождался, пока толстый стакан с янтарной жидкостью, запотевший от неимоверного количества льда, перекочует к нему в руки, и направился с ним в дальний конец бара. Усевшись за пустой столик спиной к залу, Юджин пригубил виски и тут же отставил стаканпить расхотелось.
Можно составить вам компанию? голос за его спиной, без сомнения, принадлежалхоть об заклад бейсястопроцентному янки.
Почему бы и нет? тихо ответил Юджин, не оборачиваясь.
Человека, который не слышно опустился на диванчик напротив, Юджин видел впервые. Скорее всего, это был его ровесникбелокурый мужчина среднего роста с удивительно черными, какими-то жгучими цыганскими глазами. Гладко выбритое лицо без морщин, тонкие, профессорского вида очки, добротный твидовый пиджак в мелкую темно-серую клетку, надетый на тонкий кашемировый свитер, серебряный «Роллекс» на запястье делали его похожим на представителя интеллектуальной среды. Этакий «высоколобый» с рекламного проспекта: «Оксфордлучшее образование и гарантированный успех в будущем!» Да и руки незнакомцаузкие, белые, с идеально подстриженными и покрытыми бесцветным лаком ногтями, красноречиво свидетельствовали о том, что их хозяин никогда не занимался физическим трудом.
Это вы прислали мне записку? спросил Юджин, вертя в пальцах стакан и прислушиваясь к позвякиванию льдинок.
Да.
Вы знаете, кто я?
Да.
И вы уверены, что не ошиблись, назначив мне встречу?
Да.
Все эти три «да» незнакомец произнес совершенно спокойным тоном, без нажима.
Меня зовут Грин он отпил из своего стакана и поморщился.
В чем дело?
Вместо «Уайт лейбл» этот мальчишка налил мне «Джонни Уокер». В мотелях всегда бардак
Итак?.. Юджин уже с любопытством разглядывал незнакомца.
Как я сказал, меня зовут Грин. Я знаю, что у вас возникла проблема. И, мне кажется, мы бы могли обменяться услугами ко взаимному удовольствию. Если вас интересует мое предложение, будем разговаривать. В противном случае мне придетсяколь скоро я уже заплатил за это пойло четыре долларадопить виски и распрощаться.
Вы следили за мной?
Я бы сформулировал это иначе.
Например?
Я искал встречи с вами в относительно спокойном месте.
О какой проблеме, собственно, речь?
Мистер Простите, как я могу называть вас?
Вам известно мое настоящее имя?
Естественно.
Вы меня пугаете.
Поверьте, сэр, это совсем не та цель, которую я преследую.
Окей, называйте меня Вэл.
Хорошее имя черные глаза Грина коротко блеснули за стеклами очков. Так вот, Вэл, речь пойдет о вашей тезке
11Балтийское море. Борт сухогруза «Камчатка»
4 января 1978 года
Пожилой, невысокого роста мужчина с коротким ежиком седых волос, одетый в мешковатый серый костюм и черную рубашку с распахнутым воротом, изобразил на тонких губах что-то отдаленно напоминающее улыбку, сел на табурет и ровным чистым голосом никогда не курившего человека сказал:
Здравствуйте, Валентина Васильевна. Как
Чувствую себя хорошо, в семье все нормально, на здоровье не жалуюсь, на судно доволокли благополучно, обстановка в каюте превосходная, жалоб на обслуживание нет! отбарабанила я и вновь уткнулась в пустую тарелку.
Мне говорили, что у вас своеобразное чувство юмора, тихо сказал мой гость.
А мне никто не говорил, что говорил вам, что у меня своеобразное чувство юмора.
Что ж, мужчина поморщился, однако весь его вид продолжал служить наглядной иллюстрацией к известному российскому долготерпению. Вы можете называть меня Петр Петрович.
А зачем?
Простите?.. мужчина с ежиком даже запнулся.
Я спрашиваю, зачем мне вас так называть?
Ну, в разговоре ведь трудно обходиться только местоимениями.
А-а-а я вытащила сигарету и закурила. Значит, мы с вами будем разговаривать?
Конечно, Валентина Васильевна. Нам ведь есть что сказать друг другу.
Вы уверены?
Не сомневаюсь.
Странно я стряхнула пепел в тарелку, где еще недавно бурыми комьями радовала взор ячневая каша. Лично мне, уважаемый Петр Петрович, абсолютно нечего сказать вам.
Очень жаль, Валентина Васильевна! на лице гостя читалось искреннее огорчение. Если бы я не знала, кто он, впору было поверить, что он и впрямь расстроился. Очень жаль. Особенно если учесть, как много вопросов у меня к вам накопилось.
Вы любопытны, Петр Петрович?
Признаюсь, больше люблю задавать вопросы, нежели отвечать на них.
Вы знаете, я тоже. Может, уступите даме, Петр Петрович, и ответите на несколько наболевших вопросов?
Охотно, Валентина Васильевна.
Где я нахожусь?
На судне.
Я уже сообразила, что не на самолете. На каком судне?
На нашем, Валентина Васильевна, мягко улыбнулся Петр Петрович, делая ударение на втором слове. На советском.
И мы, соответственно, плывем на родину, да?
Если мы с вами имеем в виду одну и ту же страну, то да.
Я так понимаю, что мое желание плыть или не плыть в одну и ту же страну именно в вашей компании в расчет не берется?
А разве вы не мечтали как можно скорее попасть домой, в Москву?
Мечтала, конечно, краснея, ответила я. Но без вашей помощи и не на этом плавучем унитазе.
И мы так думали, радостно кивнул Петр Петрович. До самого последнего момента. Пока не увидели ваш авиабилет в совершенно противоположную сторону. Впрочем, если город Атланта уже находится на территории СССР, то мы принесем вам извинения за излишнюю подозрительность.
Мы, как я понимаю, это вы?
В настоящее времяда.
А вы, Петр Петрович, простите, кто?
А яваш соотечественник, Валентина Васильевна. Причем обратите вниманиеочень терпеливый соотечественник. Дело в том, что до желанной встречи с родными берегами плыть нам еще долгоне менее двух суток. И большую часть этого временихотите вы или нетвам придется провести в моем обществе. Мы будем беседовать, уточнять, проверять, анализировать, опровергать или подтверждать. Мы будем воскрешать в памяти различные события и сопоставлять факты
У вас просто грандиозные планы, Петр Петрович!
Да будет вам, Валентина Васильевна, это только так, контуры, светская беседа. Настоящая работа начнется в Москве, уж поверьте мне на слово Ну что ж, если я ответил на ваши вопросы, может быть, теперь вы ответите на мои?
А у меня есть выбор?
Не думаю.
Тогда зачем спрашиваете?
Мы же люди, Валентина Васильевна. И общаться, как бы ни сложилась ситуация, должны как люди. Иначе тупик. Лично я не люблю тупики. А вы?..
Я молча, не перебивая, слушала его и поражалась, насколько естественно, просто и убедительно вел себя со мной коренастый Петр Петрович. Попадись мне этот тип с седоватым ежиком на интервью, представься он машинистом сцены провинциального театра, начинающим собирателем крышек от пивных бутылок или начальником станции московского метро, я бы наверняка поверила каждому его слову, каждой раздумчивой паузе, каждой интонации Петр Петрович не пережимал, ничего не играл и не разыгрывал, не хитрил, не лукавил Он просто жил. За долгие годы работы в органах образ немолодого, чуть усталого, но мудрого и сдержанного мужчины, способного понять и простить, выслушать и рассудить, войти в положение и посочувствовать был у него, видимо, отрепетирован и отшлифован до мельчайших деталей. Наверняка он знает несколько языков, вполне возможно, когда-то работал в системе МИДа, на все сто процентовсемьянин с большим стажем, чуткий и верный муж, ласковый и терпеливый отец Словом, согласитесь, это было что-то новенькое на моем коротком, но чрезвычайно насыщенном событиями и встречами отрезке сопряжения с идеями и инструкциями КГБ СССР. Во всяком случае, я довольно смутно представляла себе невысокого и очень мирного на вид Петра Петровича прыгающим с третьего этажа прямо на загривок идеологического врага. А впрочем, именно такой тип работника им, наверно, и был нужен. Особенно если иметь в виду ситуацию, при которой измученная перестрелками, угрозами и корабельной качкой свидетельница несколько суток мыкается в замкнутом пространстве крохотной каюты, терзая свое воображение суровыми картинами неотвратимой кары. Как говорится, сам Бог велел прикрепить к такой свидетельнице с ярко выраженными психопатическими симптомами спокойного, терпеливого и уравновешенного собеседника, который обязан в максимально короткий срок вытянуть из нее, временно избегая вышибленных зубов, отбитых почек и сломанных ребер, все необходимое.
Пока я предавалась этим безрадостным размышлениям, Петр Петрович по-хозяйски устанавливал в моем уютном жилище новый порядок: поднос с грязной посудой был перенесен в угол, а его место на подставке занял маленький черный магнитофон. Проржавевший иллюминатор был не без усилий отдраен, и ворвавшийся в каюту холодный, терпкий воздух сразу очистил помещение от сигаретного дыма и прочих мерзких запахов. Закончив приготовления, Петр Петрович спросил:
Может, хотите кофе?
Если его варят в той же кастрюле, что и чай, то не стоит.
Здесь не испанский отель, Валентина Васильевна, с достоинством сообщил Петр Петрович. Мы находимся на борту рядового советского сухогруза, совершающего обычный рейс. Так что придется довольствоваться тем, что есть.