* * *
В числе дам были также две дочери князя Лангиштского, четыре дочери агашского царя и ещё четыре девушки из его рода. Их история в принципе типична для агашских порядков. Ашинатогл не был здесь чем-то особенно выделяющимся среди других царей. Скорее он оказался даже более гуманным, поскольку был уверен в своей силе, воле, харизме и уме.
Когда Ашинатогл бежал из заточения и поднял восстание, чтобы вернуть себе трон, который, как считали почти вся армия и население, принадлежал ему по праву, его поддержал младший брат Турнготлин. Брат особенной волей и умом не отличалсяон просто любил Ашинатогла и ненавидел ничтожного Турнгоклитла, которого знать посадила на трон. Кроме того, сразу же присоединился к восставшему его дядюшка Тукультининур, по возрасту не намного его превосходивший. Повстанцы легко заняли столицу, пытавшийся бежать братец-царь был схвачен. Ашинатогл лично убил всех его детей (включая девочек, чтобы не было семени от подлеца и труса), а затем снёс голову неудавшемуся царю. Такой исход считался в Агаше почётным. Все считали, что новый царь поступил правильно. Царствующий братец уже убил большинство братьев, а оставшихся царь и два его союзника также обезглавили лично.
Как и полагалось, Ашинатогл затем дал союзным принцам командование южной и северной провинциями: наиболее угрожаемыми направлениями. Тукультининур, отправленный на север, показал себя бездарным полководцем при набеге Единобожников. Ашинатогл отругал дядюшку, хлестнул раза три плетью и сместил его, но казнил всех ничтожных взрослых двоюродных братьев, разбежавшихся в первой же битве. Самого дядюшку он заточил в горной крепости, в прекрасном месте, с отличным садом внутри крепостных стен, оставив ему лишь семь красивейших жён.
С младшим братом Ашинатогл поступил более жёстко. Как только дошли смутные слухи, что тот готовит заговор, он велел ослепить Турнготлина (тем самым лишив его возможности занимать престол), но также оставил в живых и поселил вместе с семью жёнами в тщательно охраняемом дворце в горах вблизи от Калгашта. Детей своего брата Ашинатогл, пока у самого не родилось четыре сына, забирал себе, как только их отрывали от груди, но затем всех сыновей брата казнил, чтобы не было проблем с престолонаследием. Так же он поступил и с детьми дядюшки. Девочки же воспитывались в царском гареме, а затем царь, если сам не соблазнялся племянницей либо двоюродной сестрой, выдавал их замуж. Вновь родившихся сыновей охранники везли к царю и по дороге "нечаянно" роняли в пропасть, после чего хоронили со всем почётом. Это избавляло царя от неприятной обязанности самому отрубать головы младенцам.
Две племянницы и две кузины царя прибыли с ним, поскольку выдать свою дочь за Атара Ашинатогл не мог: жениться на племянницах у старков было нельзя. Но накрепко привязать два царства друг к другу династическими браками он был твёрдо намерен.
Желая показать уважение старкским обычаям, князья Аникара и Логима также привезли с собой по жене (независимо друг от друга выбрав ту, с которой развестись было не жалко) и по дочери. Захватил две жены и пару дочерей с собой также союзник Атара, верховный хан пуников Чюрююль, прибывший на празднество с целью войти полноправным членом в союз. Так что женское общество тоже оказалось смешанным. Позади пиршественных столов стояли переводчицы: священницы и трое Древних, которые справлялись с этим делом гораздо лучше.
Женщины агашцев были одеты по немного смешанной моде: головы не были повязаны платками, лица открыты, платья без рукавов и с умеренно широким вырезом для шеи. В женском обществе они такого наряда не стеснялись, но кто со стыдом, а кто в нетерпеливом ожидании, думали о том моменте, когда начнутся взаимные визиты и танцы и они предстанут в открытой красоте перед чужими мужчинами. Горянки сняли лишь платки. Их длинные платья были с рукавами и полностью закрытыми, но изящного покроя, подчёркивавшими стройность стана, пышность бёдер и грудей. Степнячки были в шароварах, блузках и коротких халатах без рукавов. Обнажать руки и плечи им было привычно, так что они чуть-чуть стеснялись лишь непокрытой головы и полностью открытого лица.
* * *
Во время разговоров старкские женщины и девушки больше всего интересовались: бывает ли у их новых знакомых любовь? Агашки и горянки стеснялись даже говорить на эту тему. Агашки из состоятельных семей всю жизнь проводили в гаремах, из мужчин видели лишь отцов, братьев, мужей и сыновей. В знатных семьях даже братьям не разрешали видеться с сёстрами и разговаривали они лишь через занавес из материи. Горянки же просто были шокированы откровенностью вопросов северянок. А вот степнячки неожиданно оказались словоохотливыми. Ведь в быту кочевников женщину не запрёшь в гарем, как делали все состоятельные семьи в Агаше. В горах и в Агаше считалось, что женщина обязана хранить девственность до свадьбы и абсолютную верность своему мужу. На практике, конечно, всё было не совсем так, но все делали вид, что другого просто не бывает, а когда всё-таки случается, виновниц побивают камнями либо сдирают с них кожу заживо. Такие случаи, естественно, тоже время от времени происходили
У кочевников женщину не изолируешь от жизни. И мужчины вынуждены часто отлучаться из стойбища: то пасти скот, то в набег, то пытаться отбить скот и добычу после удачного набега на их стойбище. И обеспечить охрану стойбища даже самый грозный воин не может: хитрые соседи могут подстеречь тот момент, когда он со своими нукерами отлучился. Так что захват жён и невест друг у друга был обычным явлением.
Степнячки рассказали: в степи спокойно принимают, что невеста ещё до свадьбы предаётся любви со своим женихом, и даже калым за это не снижают. А вот если жених, побывав в лоне невесты, попытается увильнуть от свадьбы, тут уж весь род невесты, а то и всё её племя восстанут на такого. Более того, не очень осуждается, даже если девушка отдаст девственность доблестному батыру, а не жениху. Правда, семья её в этом случае ругает и наказывает, но в основном потому, что размер калыма резко снижается.
Если возлюбленный не угоден родителям, но любовь глубокая и взаимная, он чаще всего может умыкнуть девушку. Умыкают иногда даже чужих жён. Правда, если похитителя настигнут во время погони, родичи девушки либо женщины имеют полное право его убить, и никто им мстить не будет. Но такая опасность не останавливает степных удальцов.
По поводу верности жён постоянные набеги заставили сделать большие оговорки. Если ватага, совершившая набег, забирает женщину либо девушку с целью получить выкуп, они отрывают клок её одежды и привязывают к юрте либо повозке похищенной. Если же один из удальцов желает её взять себе, то клока не оставляют. Насиловать пленниц противоречит степной чести, а женщины знают: удальцам полагается уступать.
У кого украли жену либо невесту, для восстановления чести должен выкупить её либо отбить. Если клок одежды не оставлен, то единственный путь: отбить. Правда, после провала пары попыток набега степняки больше не осуждают незадачливого мужа или жениха и лишь немного подсмеиваются над ним.
Даже с мужем, собравшим выкуп и приехавшим возвращать жену, порой происходит конфуз. Хозяин юрты угощает его кумысом, качая головой, благодарит за выкуп и отказывается его принять:
Твоя жена уже заплатила мне достойный выкуп своей нежностью и лаской.
В этом случае муж имеет право получить, наоборот, небольшой выкуп с похитителя, и новый брак считается состоявшимся. Но, если он всё-таки берёт жену назад, то не имеет права её упрекать и ребёнок, зачатый в плену, считается законным. Тем более так происходит с отбитой назад женой или невестой.
Так что любовь у степняков есть. Иногда очень бурная и трагическая, иногда спокойная и ласковая. Слишком много жён даже у ханов не бывает: нукеры и батыры будут смеяться, и мобильность при перекочевке потеряешь. А у обычного батыра, почти как у знатного старка: не более двух жён. Иногда случается и больше, когда приходится взять себе жён убитого брата.
Неожиданно любимая жена хана Айгунь попросила принести саз и спела проникновенную, целомудренную и нежную песню о любви батыра и прекрасной дочери враждебного хана. Высокородная поэтесса Рустансса сразу же переложила её на старкский.
Два племени могучих рядом жили,
И в вечной распре меж собою были.
Старейшин мудростью Совы слывёт орда,
Батыров доблестью вся Ворона орда.
У хана Сов Газель прозвали дочь,
Увидевший лицо еёне спит всю ночь.
Средь Воронов храбрей бойца нет, чем Домбай,
Акынов песнями прославленный Домбай.
Газель идёткак бабочка летит,
А улыбнётсявсех как солнцем озарит.
Как тополь, строен, крепок стан Домбая был,
В движениях, как эфа, быстр он был.
За Вепря Чёрного просватали Газель,
Бойца великого и страшного, как зверь.
И вот красавицу отправили к нему,
С богатой свитою отправили к нему.
Застал в степи врасплох их доблестный Домбай,
И клич победный вновь услышал край.
Герой увидел вдруг прекрасную Газель,
От гнева побледневшую Газель.
"Ты рви лоскут моей одежды, честный враг,
Тебе служить не стану я никак!"
"Готов я быть всегда рабом твоих очей,
Готов на всё, сражён огнем твоих очей,
Женой единственной ты станешь, госпожой"
Ей ласково сказал Домбай герой.
"Когда на самом деле мною ты пленён,
Всех отпусти, сегодня кто пленён.
Пойду к тебе я выкупом за всех,
Но не надейся мой услышать смех!"
"Я отпускаю всех, любя навек тебя,
И с раной в сердце отпускаю и тебя!"
И, поражённая, смутилась вдруг Газель,
Не зная, что же делать ей теперь?
И повернул кортеж назад к её отцу,
Суровому и строгому отцу.
"Я не могу теперь женою Вепря быть,
Душою рвусь другому я служить!"
"Коль был бы он нам друг, не худший враг,
Тебя отдал бы сразу: дочке я не враг!
Отправлю сына я с дарами, пусть Домбай
К нам перейдёт, и славит пусть наш край.
Тогда ему отдам без выкупа тебя,
Он сам пусть будет выкуп за тебя!"
"Любимый брат, не медль, скорее поезжай,
Батыру милому волос прядь передай,
И расскажи ему, навек его люблю,
Отныне и до смерти одного люблю!"
Расцеловал любимой дар Домбай,
Но не согласен он предать свой край.
И помрачнел лицом отважный брат:
Сестру свою жалел всем сердцем брат.
"Ты в полнолунье приезжай один,
Пусть дева разрешит раздор мужчин"
И поскакал к возлюбленной батыр,
Увидел вновь бесценную батыр.
Стоял с ней рядом брат и им сказал:
"Отец мой нынче курултай собрал.
Я убедил его, что нужен честный мир,
И свадьбой вашей закрепим мы мир!"
Но Чёрный Вепрь потребовал отмстить,
И курултай не смог мир утвердить.
Решил тогда Домбай: "На свете мне не жить,
Когда должны мы с милой розно жить"
Любимой брат им согласился помогать,
Батыр отправился невесту умыкать.
И скачет с милым в ночь теперь она,
Великим счастьем переполнена она.
Но увидал побег их верный раб,
Донёс всё Вепрю неразумный раб.
И скачет за влюблёнными погоня,
Но не нагнали бы влюблённых кони,
Когда бы не вмешалась тут Судьба:
Нору сурка подставила Судьба,
Сломала ногу вдруг кобыла, подхватил
Батыр Газель и сзади усадил.
Погоня стала милых настигать,
Безжалостно и быстро настигать.
Вот на пригорок их скакун вознёс,
И стук копыт им острый слух донёс.
"Смотри и радуйся, любимая, теперь:
Моя дружина скачет к нам теперь!"
Отец стрелу в батыра вдруг пустил,
И прямо в грудь невесте угодил.
И запылала горем воина душа,
И отлетает в небо девичья душа.
"Своею грудью я прикрыла твою грудь,
Не мсти, живи, люби, меня лишь не забудь".
Поцеловал любимую свою батыр,
И бросился один на всех врагов батыр.
Копьём он сразу Вепря выбил из седла,
И тотчас смерть к жестокому пришла.
Отца-убийцу саблей острой зарубил,
Но брат любимой тут стрелой его сразил.
Поднял клинок свой кверху новый хан,
Батырам двух племён промолвил слово хан:
"Пусть эта кровь навеки распрю смоет,
Пусть к дружбе путь всем нам она откроет.
Тела влюблённых честно вы омойте,
И тело хана тоже вы омойте".
Брат отпихнул ногою Вепря труп,
И разрубил на части этот труп.
"Виновник смерти доблестных людей
Останется лежать поживою зверей.
В одном кургане всех троих похороню,
И с ними всю вражду племён похороню".
В степи курган доныне тот стоит,
Весною весь тюльпанами покрыт.
Мужчины стали прислушиваться, что делают женщины, пока ещё не входя в их зал. Племянница агашского царя Штлинарат спела, аккомпанируя себе на арфе, агашскую песню о любви соловья к розе и о коварной пери, разлучившей влюблённых. Её тоже немедленно переложили на старкский.
В саду тенистом царского дворца
Раскрылись днём душистых три венца:
Людского не видавшая лица,
Созрела средь кустов цветущих роза.
И, привлечённый чистою красой,
Влюбился всей невинною душой
Рождённый этой радостной весной
Певец пернатый, незаметный, серый.
Любимую он приобнял крылом,
Согрел её своим живым теплом,
И всей земле запел певец о том,
Как он безумно обожает розу.
Прильнувши к телу нежного певца,
Готова быть с ним рядом до конца,
Забыв о том, что рядом сад дворца,
Красавица садов раскрылась в счастье.
Но песнь любви до неба донеслась,
До облаков бегущих поднялась,
И в души горних духов полилась,
Прелестницу пери она пленила.
Сокровище небесной красоты,
Затмившая все смелые мечты,
Раздвинув все колючие кусты,
Пери с небес в дворцовый сад спустилась.
Очарованием пери пленён,
Небесной красотою поражён,
Её рукою нежной привлечён,
Певец замолк, совсем забыв о розе.
"Не расточай зря здесь любовь свою,
Достоин петь в предвечном ты раю,
Я страстью неземной тебя залью,
В небесный сад ты улетай со мною".
Завяла роза в грусти и тоске,
Лишь лепестки остались на песке,
Казалось ей: в небесном далеке
Певца любимый голос уловила.
Затем Ириньисса спела свою песню о далёком возлюбленном. Тут из зала мужчин донеслось сначала пение графа Ликарина, а затем бас царя Ашинатогла, переложившего песню Ликарина о рабе царствующем на агашский. Это послужило сигналом к началу взаимных визитов и танцев.
* * *
Мужчины тем временем, как обычно на пиру, пытались решить некоторые политические или торговые вопросы. Цари быстро договорились, что недалеко от порта в Дилосаре будет агашский квартал, где агашцы смогут жить по своим обычаям и судиться между собой по своим законам. Сразу же к Атару подступили князья-горцы, стремясь добиться того же, но царь отшутился, поскольку место для агашцев он, на самом деле, уже присмотрел и предусмотрел, а здесь надо было ещё подумать. Впрочем, соглашение об агашском квартале требовалось подробно обсудить в более подходящей обстановке. Время для этого было: Ашинатогл не собирался уезжать по крайней мере ещё дней десять. Хан Чюрююль тоже доволен: завтра пуников торжественно примут в союз. А о том, что сначала надо было бы согласовать все условия, он по степной простоте не подумал: ведь ему гарантировали, что степняки будут иметь полный почёт и равноправие с другими членами союза (правда, не оговорив при этом, со старшими или же с младшими).
Хан тораканов Улугай получил на пиру место не гостя, а полководца армии: он вместе с тремя своими беками нёс почётный караул около стола высшей знати. Им иногда подносили лучшие вина и изысканные блюда, но понемногу. Четыре степняка выглядели эффектно: они действительно были богатырями и красавцами. В честь своей победы царь Атар попросил лучших мастеров сковать им лёгкие парадные доспехи и подарил шёлковые халаты, а Улугаю халат из шерстяного шёлка, на Юг попадавшего исключительно редко. На халатах была вышита эмблема тораканов: лис, поймавший волка, а выше маленькая эмблема Лиговайи: мужчина с мечом и женщина с лютней. У беков шитьё было серебром, а у ханазолотом и жемчугом.