По спине его пробежал холодок.
Чего ты хочешь, демон? Квадим с тоской вспомнил домики с плоскими крышами и дымки от летних очагов. Каналы, рисовые поля и плантации. Боги, в какую же дрянь он ввязался!
Ну а чего еще он ждал? Онболезнь. Ончума, слякоть под ногами. Он принадлежит помойке.
Но все же Квадим прикрыл дверь и бухнулся на колени, разглядывая в полутьме вышивку. Одна из обезьянок подавала ряженой товарке колодезной воды.
Яйца Шеххана! Будь он проклят, если что-то понял!
Впрочем, обезьянкам Квадим верил. Если чего подсказываютэто стоит сделать. Он долго бродил от колодца к колодцу, целый день бесцельно слонялся по городу, но в конце концов демон его все равно обхитрил.
Не колодец.
Сперва он завидел рыжего жеребца, в золотой сбруе, а на стройных ногах, над бабками, позванивали браслеты с бубенцами. Это ж надо: нацепить браслеты на коня!.. Но в следующий миг Квадим забыл и о причудах богачей, и о лошади. Торговец одну за другой подносил на пробу патрикию чаши вина. Неужто демон хочет этого? Да его же зарубят! Вот прямо здесь, на месте.
И все же он пихнул купца и подал кружку простой воды из колодца.
Долгие два вздоха они смотрели друг на друга, патрикий и последний из бедняков.
По правде, он вовсе не выглядел значительно, этот вельможа. Весь скрюченный, сгорбленный, одним словом, недомерок. Но глаза выдавали ума Квадим знал, недомерки бредят философской чушью.
Ха! сказал патрикий.
И еще сказал:
Ты знаешь, тебя убьют прежде, чем успеешь крикнуть.
«Берегись!»взвился в голове вой. Квадим и сам знал, что тут бы поосторожней. «Уж лучше выдать себя за дурака», подумал он.
Означенская вода есть то, что пьют люди, с ужасным гортанным выговором сказал падальщик. Мы в земле Царя Царей являем простейшего. Мой бог сказал: поднеси воду вместо вина вельможному, дабы лучшие люди помнили, что был пожар, и боль, и погубить.
Через два дня он сидел в одном из дворцов-крепостей Накатты, где поднимали лапы мраморные львы, а бронзовые статуи соседствовали с пирующими. Он притащил на пир гроб, таскался с ним по доброй дюжине залов, погромыхивал досками и не забывал набивать живот.
Я суть сплошное удивлялся, возглашал он. Пир в дни чумы. Пир за пожаром! Продажные князья Царя Царей. Они такие. Но высочельная Накатта!..
Он ловил смешкии жаждал, чтоб над ним смеялись. Еще горсть недель. Каждый дар демона менял его жизнь так круто, только успевай перевести дух. Теперь он жил в новом доме у тупика Ина́роса. Целый бесов дом! Четыре комнаты. Всев дар от покровителя за развлечение.
Так странно: будучи нищим, он ни о чем не думал, кроме насущных дел. Напиться. Подмазать чиновника. Он перестал быть подонком, да только все его мечты кончились.
Вот покровитель из знати, этот точно знает, чего хочет! Если не искать еду, чем же занять долгие вечера? Квадим помнил, что людям нравится богатство, и купил драгоценности. Он тщетно пытался понять, что в них такого, пробовал рассматривать и перебирать самоцветы, но занятие нагоняло на него скуку. Падальщик привел в дом шлюху, выкупил с концами. На́втия ублажала его три, четыре, пять раз на днюсколько хватало мужской силыбыло приятно, но не то. Неужели это все, что может дать жизнь?
Квадим совсем было решил, что его обмануликогда на очередном пиршестве услышал стук клюки по мозаичным полам.
Хромой Трикей!
Сегодня он являл чудеса истинной веры, а на делепоказывал фокусы. То было тонкое искусствоне только обучиться трюкам, а еще сделать все неловко, чтобы отцы города заметили подвох. Пусть думают, что он смешной дурень. Главное, что дурнем-то оказался патрикий. Целый бесов дом, в четыре комнаты! Видят боги, оно того стоит.
Клюка остановилась всего-то в шаге от него, Квадим видел, как деревяшка уперлась в бесценный пол. Они встретились взглядами, и иноземец все понял. День. Может, два. Назавтра покровитель все узнает.
В ту ночь он забросил сумку с причиндалами в кусты прямо в саду патрикияа через час уже скрючился в тени за домом торгаша. Все как по маслу. Никто не увидит! В темной одежде разве что седина выблеснет в лунном свете. Квадим забрался на стену и кулем свалился в сад.
Старик Трикей спал, но застать его врасплох не получилось. В последний миг тот ухватил с прикроватного столика бутылку и треснул Квадима. Голова взорвалась болью. Пару мгновений падальщик приходил в себя. По лицу его быстро потекла кровь.
Проклятье, да у старика нож!
Квадим едва успел перехватить запястье торгаша. Где-то внизу тяжело затопали охранники.
Второй рукой он схватил калеку за шею. Давай же! Дохни, бесы бы тебя взяли! Дохни, старик! Но близость смерти придала торгашу сил. Тот царапался и кусался. Кровь текла из рваной раны на лбу, падальщик совсем ничего не видел. Но одной рукой крепко держал горло, а другойруку с ножом. Ему стоило труда вывернуть калеке запястье. Со всей дури он стукнул старика головой в переносицу. Воспользовавшись мгновением слабости, Квадим повернул руку так, что нож нацелился торгашу в бок. А потом навалился всем весом.
Темнота. Возня.
Потом старик как будто обмяк, и пальцы стали липкими от крови.
Ты обнял смерть, сказал Азмир Многорукийно время теперь текло вспять, отсчитывало мгновения до события, которое еще должно случиться. Губы игрока шевелились, выговаривая: туам ли ннахйа.
Затем Квадим упал во тьму, густую и непроглядную, как внутренности гроба. В бездне томилось нечто: к далекому свету тянулись тощие руки с острыми когтямино пока что они застыли в муке. Тварь еще не могла пошевелиться. Она была так близко, Квадим различил черные волоски на тыльной стороне ее ладоней. Еще он видел лицокак две капли морда Бледного Типа, но высохшая и с пустыми глазницами. Так вот ты какой на деле? Когда не дух, не видение, а сам Тип, во плотивот какой?
Боги!
Дверь с треском распахнулась.
Квадим швырнул в нее теньпригоршню мрака родом из того мира. Снова провал. Должно быть, он как-то избавился от охраны? Потому что вынырнул из теней уже дома. В ушах звенел его собственный крик. Падальщик скрючился на полу в позе младенца.
Кое-как Квадим встал.
Может, демон его спас, но толку-то? Как знать, если он ничего не помнит? А что, если старик выжил? Если его ищут и теперь прочесывают город? А может, ничего и не было, все просто кошмар?
По лицу падальщика стекла струйка крови.
Проклятье Проклятье, проклятье! Он заметался от стены к стене.
Квадим давно не пил: с тех пор, как стал шутом патрикияверней, всего лишь раз, для представления «пьяный проповедник», такие штуки не повторяют. Но сейчас он просто должен выпить. Иначе сойдет с ума! Падальщик держал кувшины в подполеподальше, чтобы не было искушенияи теперь начал осторожно спускаться. Перед глазами плыло. Прежде, чем шагнуть вниз, он нащупывал перед собой каждую ступеньку.
Конечно, тряпка его уже поджидала.
Семь обезьян Боги, да будьте вы прокляты! Семь обезьян вооружились кривыми ножами, они пинали хромого старика и приплясывали.
Квадим привалился спиной к стене и сполз на пол. Падальщик пил, пока кровь не застыла и тогда сковала его лицо сухой коркой. Он провалился в сон, яркий и страшный, где была тьма, а по нему ползали мухи, залезая в уши и в нос. Он задыхался, просыпался и вновь падал в забытье.
В редкие минуты, когда Квадим приходил в себя, он вновь лакал вино, прямо из горлышка кувшина.
Еще он вспоминал домпоследнее место, где был счастлив. Мальчишкой он вбирался на откос, и оттуда смотрел, как Великая Река несет мимо зеленоватые воды. Кружево теней успокаивало. Белые кубики домов, залитые солнцем поля и дымок над летними очагами во дворах.
Да у тебя жир вместо мозгов, вот что, говорил Петрас. Светлая же голова, с такой бы горы свернуть, а ты!.. и он махал рукой.
Бесов пройдоха, из всех торгашей падальщик только о нем и жалел. Хоть бы и потому, что старьевщик оказался прав.
Он думал, во всем виновата нищета. Это из-за нее он обирает мертвецов и живет, сбывая краденное. Из-за нее ест, воруяи быстро скрывается в толпе. Это из-за нищеты он день за днем видит, как режет друг друга пьяная матросня, дерутся за места шлюхи, а юноши с глазами влажными, как у газели, спрашивают, ищет он удовольствий или продает.
Кабы Квадим не видел резню Ведь были, были дни, когда солдаты узурпатора не зарубили родителей, он не бежал и не скрывался. Дома царило спокойствие. Жаркое солнце. Мать одевалась так ярко, как все женщины Царства. Боги, она не успела даже поседеть, когда ее убили!
Дома.
Земля за морем, за временем, по ту сторону смуты.
Последний раз, когда он был счастлив.
Соль и лишайник. Здесь ими покрыт каждый камень.
В предательских скалах Панайона повисла водяная взвесь, даже солнце в ней казалось бледным и маленьким. Осенним. Квадим пытался определить по солнцу время, но вскоре забросил это занятие. Есть вещи пострашней, чем заблудиться в скалах.
Например, сойти с ума.
Как знать, может, он уже тронулся? Он вправду безумец, если подался в Панайон после всего, что вокруг творилось.
Падальщик долго, наверное, полдня просто сидел перед ковром. Ни ел, ни пиллишь всматривался и искал подсказки. Глупец, говорил он себе, глупец из глупцов. Но продолжал следить. Надеясь, что тряпка подаст ему знак или скажет, как дальше быть.
Все оставалось, как вчера: обезьянки вооружились кривыми ножами, прыгали и приплясывали. Временами он проваливался в сон и наблюдал видения одно страшней другого, а потом произошла перемена, которую он не углядел. Может, клевал носом, а может, такие перемены и нельзя заметить? Бесовки карабкались по скалам, а внизу, у подножия плескалось море. Он сразу узнал мать. Та была в ярком платье, вышитом виноградными лозами, и держала за руку черноволосого мальчишку. Обезьянки лазали по камням, а над ними, словно боги, проступали в небесах мать и сын.
Квадим сразу понял, что от него нужно.
Он прошел еще немного, когда открылось морене тот голубой платок из залива Накатты, а серое, пенное и жадное. Падальщик скривился и начал спускаться.
Что там, найдет еще одну вещицу, чтобы загнать на черном рынке? Бледный Тип начал повторяться, подумал он.
Вместо этого Бледный Тип просто ждал его. Внизу, у самой кромки прибоя.
Он был одет в лохмотья, остатки некогда царских одежд. Когти на слишком длинных для человека ногах вцепились в покрытые влагой камни. Морщинистая морда казалась еще старше в блеклом свете.
Я здесь. Ну что, доволен теперь? спросил Квадим.
Тонкая щель рта растянулась в усмешке.
Я ожидал услышать гнев вместо благодарности.
В голосе сквозила насмешка и что-то еще, что-то очень опасное. Плевать. Квадим шагнул навстречу демону.
Зачем ты меня притащил? Ну?!
Притащил? А зачем ты притащился, едва я позвал?
Вопросы на вопрос. Падальщику это совсем не нравилось. Он рявкнул:
Это ты, ты выполнял желания! В самом паскудном виде, самом волна ударилась о скалы, окатив его ледяными брызгами. Я знаю, чего тебе надо. Да. Знаю! Я видел тебя там, в темноте!
Если ты много знаешь, то чему удивляешься?
Опять насмешка. Силы оставили Квадима. Он закачался, прижав к голове кулаки.
Это сводит меня с ума. Оставь меня. Прошу. Я сойду с ума. Если ты не оставишь
Довольно! демон заговорил высоким недобрым голосом:Это сводит меня с ума! Твои страсти. Твоя черная, мелкая, грязная душонка, выплевывая слова, демон как будто поежился. Под обрывками царских одежд переступили нечеловеческие ноги с коленями назад, когти заскребли по камню.
Квадим попятился. Едва Бледный Тип умолк перевести дыхание, он вставил:
При чем тут мать?
Притом, что это твое желание, глупец! И то, которое я могу исполнить.
Падальщик расхохотался.
Демон молчал. Он ничего не говорил и не пояснял. Разве что шагнул вперед, где на него не падала тень утеса. Сквозь тонкую кожу на плечах торчали кости. Квадим осекся.
Тебе только того и надо!
Да, мне того и надо. Это самое большое, что я могу для тебя сделать. И последнее. Мне это нужно. Но и ты получишь то, о чем мечтал.
Очень долго они молчали. Черные глаза демона казались старше Накатты, старше скал, в которых они находились.
Ты лжешь. Чушь. Воскресишь мертвеца? Ха!
Демон поднял руку и неожиданно мягко сказал:
Лучше, мой мальчик. Много лучше. Я верну тебя туда, в детство. Ты снова будешь ребенком, ведь это важно. Как иначе ты встретишься с матерьютакой, как сейчас? Нет, ты станешь ребенком. И смуты никогда не будет. Ни голода, ни войны. Узурпатор не захватит Царство. Ты проживешь ту жизнь, которую должен был прожить.
Квадим поднял руку потереть лоб, но в последний миг вспомнил, что там рваная рана. Ему вдруг стало очень холодно. Брызги промочили их с головы до пят. Ветер пронизывал до костей. Брехня, сказал он себе. И нервно облизнул губы, точно пробуя предложение демона на вкус.
Демон не уговаривал его. Он сел на камень, опустив голову. Позвонков у него оказалось больше положенного, они торчали из щуплого тела, как шипы.
Я буду ждать, пока ты решишь, сказал Бледный Тип. У меня в распоряжении вечность.
А что он мог решить? Нет, это чушь. Конечно, чушь. Ни один колдун такого не может. Но демон и не колдун. Квадим боялся представить, какие темные силы ему подвластны, такая мощь не укладывалась в голове. «Это то, чего он хочет. Захватить меня и вырваться в мир». Но ему-то какое дело?
Плевать на мир. И на всех его долбанных жителей. Царство, Высокий городпусть все катятся в Бездну.
А пирамида из голов? А женщина с козлиной головой? Она развела ноги, и на ее лоне поблескивал иней.
«Это его кошмары, вдруг понял падальщик. Так же, как он видит мои».
Квадим потряс головой. Неловко пошевелился, приводя в чувство одеревеневшие руки. А если уйти, что тогда? Он просто продолжит сходить с ума. Равно как этот не-человек. На мгновение он вновь погрузился в кошмар. Тьма была такой густой, что облекала тело, как вода.
Поколебавшись мгновение, он шагнул к демону. Квадим заметил, что дрожит от страхано и демона била такая же дрожь.
Согласен, наконец сказал он. Слышишь? Я готов.
В мыслях падальщик вернулся к матери. Вернее, к тому, что еще помнил. Совсем немного. Всего-точерные волосы и ласковые, очень мягкие руки.
Хорошо, Квадим, демон поднялся.
И как же «ты это сделаешь», хотел спросить падальщик. Он не успел. Свет померк, как будто солнце зашло за тучи, и воздух вдруг стал гуще. Запах пыли, и крови, и гнилого мяса заставил его сглотнуть, чтоб не вырвало.
Казалось, скалы зашатались. Где-то далеко утесы терлись один о другой, оглашая окрестности скрежетом. Звук нарастал и нарастал, когда сам воздух, густой и твердый, вдруг начал крошиться. Квадим не стал смотреть на это безумие.
Он закрыл глаза и шагнул прямо в бездну.
Во всяком случае, демон его не обманул.
Он шел узкой пыльной дорогой, меж квадратных домов с плоскими крышами. Под ногами хрустели битые черепки. Жара стояла оглушающая, даже курицы умудрялись вздымать клубы пыли. Квадим подпрыгнул и гаркнул, распугав всех птиц. Он ничего не мог поделатьгубы сами собой растянулись в ухмылке.
За тридцать уже не чувствуешь, насколько стал слабей и старше. Думаешь, полон сила на деле-то медленно угасаешь. Слишком медленно. Так что не замечаешь утраченное: дикую энергию, от которой усидеть на месте решительно нельзя.
Тешу́б. Деревенька, где он вырос, звалась Тешу́б.
Наверное, пройти еще немного.
Селение прозябало в ужасающей нищете. Мужчин не было (и верно, днем все в поле) а женщины, которых он встречал, задубели от солнца и от ветра. Их лица стали коричневыми, как кора, и рано покрылись морщинами. Он ожидал найти зелень, но кругом была только пыль. Лишь пара чахлых карагачей простерли к небу кривые ветви.
Не беда. Демон не мог забросить его далеко.
На Квадима снова обрушились воспоминания. Был жаркий день, отец на днях по новой вскрыл глиняные кирпичи известкой, белые стены дома слепили глаза. Сквозь навес из пальмовых листьев свет падал тонкими иглами. Во рту еще стоял вкус риса с перцем.
Совсем немного.
За покосившимся хлевом тропинка уводила в гору, на лысый бугор над рекойи Квадим зашагал по ней. Оттуда, с высоты, он и увидит Тешуб. Белые домики. Поля с густой травой. Плантации гранатовых деревьев. Тутошний князь совсем уж обирает крестьян.
А на бугре сидел старик, при виде мальчишки он захихикал тонким надтреснутым голосом.
Проклятье! Квадим знал этот блуждающий взгляд. Черный дурман. И где только выискал так далеко в глуши? Зелье можно купить в столице, и в крупных городах тожено здесь, среди полей и плантаций?..