Наместник прислушалсясквозь рев действительно прорывались крики «Слава!». Там, где толпа выплеснулась на расчищенную мостовую, десятки рук тянулись, чтобы на мгновение коснуться резной повозки.
Протяните им руку, господин! Они на всю жизнь запомнят прикосновение царя!
От волнения Фахиз так сильно сжал ладонь наместника, что тот скрипнул зубами.
Что-то не так. Неправильно. Недоброе предчувствие распрямилось, встало во весь рост казалось, купола в душном воздухе и те задрожали сильнеебудто столица смеется над незадачливым ухажером.
Перегнувшись через витой подлокотник повозки, иль-Аммар опустил руку, почти касаясь протянутых ладоней.
Боль ударила в спину жгучим хлыстом, заскрежетала по ребрам. Наместник закричал, но из горла вырвалось клокотание напополам с кровавой пеной. Он еще видел, как солдаты бросились к господину, как забился в дальний угол повозки Фахиз. Знамя с пурпурной башней покачнулось и мазнуло наместника по лицу.
А больше он не видел ничего.
Наутро город опустел. Вымер. Ни звука, ни встречного, ни даже бродячего псасловно звери и те высыпали на Дорогу Царей поглазеть на иль-Аммара. Это устраивало Каи. На Старый Город опустилась тишина, лишь отдаленный рык тамтамов нарушал безмолвие.
«Как тяжелую ношу несложно опустить» подобно молитве повторял жрец.
Последний день. Если не решится сегодня, войско узурпатора войдет в город, и тогда лучше не думать, что тогда будет! Самое меньшее, они превратятся в изгнанников, и каждый храм в городе станет домом нового бога.
Жрец не торопился. Огромный гонг в храме Атамы, владыки времени, прозвонит два, а то и три раза, пока иль-Аммар доберется до дворца. Тамесли все пойдет, как должноверховный будет отрезан от своих людей. Когда войско узурпатора подступит
Каи не успел закончить мысль.
Сперва послышался далекий шум, потом тамтамы пропустили удар и вовсе смокли. В наступившей тишине гул перерос в голодный рев. Ну точно рык пустынного льва.
Кобыла всхрапнула, когда жрец ударил ее пятками. Холодный комок страха зашевелился внизу живота. Сердце колотилось словно бы в основании горла.
Они встретились на базарной площади, под потемневшими стенами палаты писарейвсадник и группа оборванных голодных беженцев. Мимо Каи бежали женщины и дети, спеша укрыться по домам. Некоторые мужчины сопровождали их, но гораздо больше выламывали палки из купеческих навесов и высаживали двери здания, где писцы Царя Царей скрепляют сделки.
Около дюжины обернулись к жрецу, но тот не стал дожидаться, пока налетчики сообразят, кто он. Пришпорив лошадь, он ворвался в лабиринт навесов и палаток, заставив кобылу петлять меж бочками, ящиками и грудами корзин.
Над площадью раздались крики «Асам!» Единыйно вскоре потонули в гневном вое, что требовал денег, зерна и хлеба.
Они прячут еду! кричал один. Они всё прячут!
Хлеб! ревел другой. Ищите зерно и хлеб!
Десятки голосов подхватили его призыв: какие боги, когда поклонения требует желудок?
В закутке за тюками ткани Каи остановился. Что бы ни случилось на Дороге Царей, прорываться туда сродни самоубийству. Кобылка Сатры тяжело дышала, роняя хлопья пены. Оставлять ее при себе еще большая глупость.
Жрец уже слышал треск ткани и стук перевернутых корзиндолжно быть, толпа добралась и до базара. Хлопнув лошадь по крупу, он начал сдирать неподатливые кольца и браслеты. Мало быть пешим, когда все в тебе выдает жреца Каи вдруг задохнулся от ужаса. Все тщетно! Любой узнает его по бритой голове и татуировке на лбу.
Он кромсал шелка и хлопок ритуальным ножом, когда в убежище ворвался ражий детина с выломанным из мостовой куском мозаики. Мгновение они смотрели друг на друга, как на вставших из погребального костра духов.
Каи первым бросился на противника, ударил затылком в грудь, повалил наземь. Краем глаза он видел, как царапают по пыли скрюченные пальцы, как отошла назад сжимавшая камень рука
Времени на размышления не было. Каи просто вцепился громиле в горло: как зверь, как собака Как шакал. Укусил со всей силы, рванул Горячая отвратительная влага заволокла рот, в лицо ему прянуло вонью.
Наверное, жрец потерял сознаниепотому что, когда он приподнялся, крики стали громче, а в окнах палаты писарей занялся огонь. По площади рыскала уже не одна группа бедняков.
Стараясь не смотреть на тело, жрец оглядел себя с головы до ног. Теперь никто не покусится на дорогую одежду: вся грудь была залита кровью, подол покрылся пылью, а плетеный пояс порвался. Осталось найти платок прикрыть бритую головуно в распоряжении Каи весь рынок. И нож слава богам, хоть он не потерялся.
Когда жрец выглянул из-за крайнего навеса, на площади почти никого не осталось. Налетчики отправились на поиски новой добычи, лишь старики да калеки перебирали, что оставила после себя толпа.
«Я выгляжу точь-в-точь как они», сказал себе жрец. И все же потребовалась пара глубоких вдохов, чтобы покинуть укрытие.
Дом писцов стоял пустым и разграбленным. Одна из створок осталась на месте, другая криво повисла на покореженном косяке. Окна, с которых сорвали резные ставни, таращились зияющими провалами.
Каи пересекал площадь, когда заметил несколько фигур, что отделились от торговых рядов. Жрец обернулся. Пятеро. В серых рубахах, с короткими увесистыми дубинаминичем не примечательные с виду.
«Им нет дела до меня, твердил Каи. Они ищут добычу. Зачем им грязный перепуганный горожанин?» Но все же он ускорил шаги оборванцы поспешили следом.
Жрец вбежал во дворик и попытался водворить на место створку ворот, когда услышал за спиной шум. Он обернулся вовремя, чтобы заметить еще троих, выбежавших из палаты писарей.
Испугаться Каи не успел. Он бросился в обход здания, в узкий проулок меж домом и оградой. Сандалии громко шлепали по пяткам, дыхание рвалось из груди. Но преследователи не отставали.
Первый поворот, второй вот-вот появится задняя калитка, а за ней квартал ремесленников. Уж как-нибудь он затеряется среди бесчисленных мастерских.
Но вместо калитки показался тупики пересохшая сточная канава ныряла в дыру под оградой. Когда жрец обернулся, перед глазами мелькнуло окованное дерево. А потом вселенная вспыхнула радужными брызгами.
Первым в беспамятство явился холод и следом за ним, рука об рукустрах. Повернув голову, Каи глухо застонал. Затылок отозвался тупой болью.
Желтый бог воплотился в тебе, Каи Серис! послышался дребезжащий и полный насмешки голос.
Жрец открыл глаза, но увидел лишь силуэт и свет за спиной говорившего. Тусклый огонек причинял боль, так что Каи вновь зажмурился. Против воли с губ его сорвался новый стон.
Это все, что ты можешь сказать, Первый Распорядитель? Сеиду Раммак, верховный жрец Шакала, встал. Каи слышал, как шуршит ткань, как стукнул поставец. То верховный переставил масляную плошку подальше. У пламенного борца должно быть, что сказать.
Жрец молчал. Молчал долго, втайне надеясь, что его оставят наедине с больюно Раммак все не уходил. Даже не пошевелился.
Это Воздающий? наконец спросил Каи. Это он не выдержал?
Жрец не боялся выдать союзника, свято уверенный, что Раммаку известно все. Смешно сказать Воздающий! Высокий пост предписывает управлять сворой убийц, знать обо всех шепотках, что бродят по городу. Если бы!
Когда они расставались, на Хафрая было жалко смотреть: от одной мысли, что ему придется исполнять обязанности, толстяка бросало в дрожь. О, он храбрился, и даже надулся от важностино был скорей смешон. И все же все же Хафрай единственный приятель юности, кому Каи верил. Его предательство ранило.
Жрец вновь открыл глаза. Теперь он ясно видел Раммака: сухонького старичка с несообразно большой бритой головой. Его бледные губы были такими узкими, что когда он негодовал, рот верховного сжимался в шрам.
Где я? предпринял новую попытку жрец. Он попробовал встать, но обнаружил, что привязан к лежанке ремнями. Со всех сторон их окружал мрак, и неподвижный сырой воздух указывал, что они в подвале.
Ты гость в моем доме, уголки губ Раммака скривились в усмешке. На всякий случай я приютил тебя подальше от храма. Просто предосторожность.
Чего ты хочешь?
Ты удивишься, когда узнаешь, верховный наконец пошевелился. Я ищу твоей помощи, Первый Распорядитель.
Где мои союзники?
Кто где Раммак колебался с ответом. В последний раз, когда я видел Хафрая, он добрался до храма и дрожал от страха. Часть твоих людей попалась под руку бунтовщикам, так что бедняга остался совсем один, верховный хихикнул. Успокойся, он слишком слаб для предателя. Ты говорил с другими храмами?
Жрец молчал.
Кто из высших жрецов тебе помогал? Какая часть дружины пошла за тобой?
Вопросы сыпались один за другим, Каи просто закрыл глаза. Наконец Раммак устал от звука своего голоса.
Чего ты хочешь? повторил жрец.
Ты нетерпелив, Раммак сжал челюсти. Пятнадцать лет службы Шакалу, и столько нетерпения! Твой друг Хафрай был прав. Он предлагал избавиться от меня сразу, неужели ты думал за два дня и набрать союзников, и созвать синод? Тебе бы нужно знать: игра по правиламнеторопливое развлечение. Тем более, против того, кто уже все подготовил.
Если я осужден, вынеси приговор и
И ты опять нетерпелив, Каи Серис! перебил Раммак. И не умеешь проигрывать. Я служил трем царям и дважды оставался в дураках. Теперь я кое-чему научился.
Он замолчал на мгновение и заговорил вновьсладко, почти слащаво:
Но, я думаю, это нынешнее положение сбивает тебя с толку. Трудно мыслить здраво, когда лежишь привязанный к скамье. Когда я уйду, слуга проводит тебя в гостевые комнаты. Приведи себя в порядок, и тогда поговорим. Я дам тебе три звона.
Верховный встал, заслонив свет, его худые рук нервно подергивались, будто не находя себе места.
Я повторяю, мне нужна помощь, а не покаяние.
Зашаркали шаги, зашуршала одеждаРаммак ушел. Каи остался в полной темноте.
Гонг в храме Атамы бил гулко и мерно. Три звона как прикажете отмерять время, если гонг все звонит, и звонит? Резкий медный голос раздражал Каи, он проникал даже во внутренние комнаты. С тех пор, как жрец покинул подвал, гул преследовал его повсюду.
Сперва Каи гадал, кто удостоился чести, но вскоре сообразил: это не похоронный бой. То бил набат, который столица не слышала несколько столетий.
Из окон Каи ничего не разглядел. На то и Район Садов, что за окном встают дворцы и ряды кипарисов. Вдоль канала, что отделял их от города, суетились белые фигурки солдат. На все вопросы слуги отвечали молчанием.
Казалось, время остановилось. Гонг все звенел, разлив над крышами тревожную жалобу, и тени в комнате застыли. Видно, у Раммака нашлись солнечные или водяные часыпотому что в конце концов двери отворились, и на пороге возник слуга.
Верховный ждал Каи во внутреннем дворике. Из подвешенных на медных цепях корзин свесились веревки ползучих растений, шепот фонтана сливался с голосом гонга и защищал от любопытных ушей.
Присоединяйся! Раммак протянул кубок из красного стекла. Выпей. Тебе станет лучше.
Что это?
Охряное стекло преломляло цвета, но, похоже, напиток был коричневым и густым, как кисель.
Вытяжка из корней хебени. Очищает сознание и приносит спокойствие.
«Если бы он хотел убить меня он мог это сделать сотню раз». Жрец поднес чашу к губам, и Раммак рассмеялся, потешаясь над его нерешительностью.
Ты дважды спрашивал, чего я хочу, Серис, наконец заговорил верховный. Не стану больше тебя томить. Садись, садись
Ему доставляло удовольствие разыгрывать радушного хозяина.
Но позволь сперва объяснить, как там дела за каналом. Иль-Аммар мертв, веско произнес верховный. Не стану скрывать, это моих рук дело. Но в этом можно найти и светлую сторону: взойди он на престол, нас ждали бы охота на тени, всеобщий страх и волнения на улицах.
Кажется, мы все это получили, хмыкнул Каи. Раммак, как ни в чем не бывало, продолжил:
Те жрецы, что поддерживали тебя, тоже частью мертвы. Некоторые не добрались до храмов. Видят боги, Серис!.. Бунт вовсе не моя затея, хоть и не стану кривить душой, я готовил нечто подобное. Но то, что творится сейчас, на руку только беднякам. Эти волнения он на мгновение умолк, не то подыскивая слова, не то давая собеседнику вслушаться в набат, они вредны всем. Мне, тебе, храмам, Единому Царству тоже, если на то пошло.
Каи молчал. Он представлял, как каменный пес, чья статуя покоилась тут женабросится на первого служителя.
Я хотел натравить всю ораву на храмы. По толпе пошел бы слух, что наместника убили жрецы предупреждая возражения, Раммак поднял руку:Простецы на улицах не знают, что вы на него поставили. Завтра в город войдет войско, вскоре воцарится порядок. Просто старые боги ушли бы в изгнание. Растворились, пропали на задворках Царства вместе со своими жрецами.
Ты забываешь о храмовых дружинах, напомнил Каи. Они найдут, чем ответить бунтовщикам.
Серис бескровные губы верховного скривились. Твои дружинники ходят по тем же улицам. Они пьют в харчевнях и развлекаются с теми же танцовщицами. Они не пойдут против друзей и соседей.
Сама мысль ввести в город войскокощунство! продолжал Каи. Столица священна. Ни один узурпатор не захватывал ее, все проливали кровь подальше от города. Толпы разорвет любого, кто приведет на улицы мечи. Ему придется бороться с беднотой, и вельможами, и городской дружиной. Каждый час на троне будет таить смерть: от яда или меча телохранителя
Секрет в том, перебил Раммак, что жители столицы могут делать, что вздумается. Они сами начали войну на улицах, а мой князь только явился бы вовремя, чтобы встать на их сторону. Его воины открыли бы ворота храмов и тамошних амбаров, выгнали старых жрецов и посадили на алтари того, кого ждет толпа.
Пару ударов сердца Каи молчал.
Ты говоришь, что ошибся?
Верно, Раммак поднес к губам чашу. Я не ждал, что от вида крови они взбесятся, как уличные псы. Все началось со смерти иль-Аммара, а когда волна покатилась, ты не прикажешь паводкам, чьи посевы разрушать. Я не могу натравить толпу на храмы, она уже воюет против всех. Для меня этот бунтто же, что и для тебя.
И мы пришли к тому, чего ты хочешь.
Ты схватываешь на лету, Серис, съязвил Раммак. Ты второй человек в храме. Твои люди послушны, скажи им словои мы покончим с недоразумением. Мне нужно, чтобы храмы признали нового Царя Царей.
Под недоразумением ты понимаешь Шакала? спросил Каи. Я скажу словои он тоже отправится в изгнание?
Ты останешься, пожал плечами верховный.
Этого мало.
Серис, ты святоша, но не говори, что ты слеп, Раммак прищурился. Ты был там, в городе. Видел людей. Им больше не нужен Шакал. Равно как и Атама, Усир, и все боги, которых ты вспомнишь. Единый благоволит беднякам, и толпе это нравится. Что бы сделал иль-Аммар? Побросал проповедников в ямы? Но такая охота никогда не кончится: на их место придут другие, а против всего города бессилен даже Царь Царей.
А ты хочешь вовремя перебежать к победителю?
В этом и заключается игра, морщины смяли татуировку на лбу верховного. Тот, кто играет честно, обрекает на смерть себя и других. Он слишком твердолоб, чтобы остановить кровопролитие.
Каи залпом осушил чашу и вытер со лба пот.
Если бы не твоя игра по правилам, иль-Аммар был жив, говорил Раммак. И бунта бы не случилось. И пусть город готов вспыхнуть, всех смертей можно было избежать.
Каи отвернулся. На пару вздохов в садике воцарилось молчание.
Что ты сделаешь, если я не соглашусь? наконец спросил жрец.
Я? казалось, верховного удивил вопрос. Я отпущу тебя в любом случае. Дам подумать. Мое дело может выгореть, но твое уже проиграно. Твое божье войско в осаде на Песьей площади. Сделай то, что я хочуи останешься при дворе. Нет он развел руками, что же, у меня есть доводы посильнее.
Его слова повисли в воздухе, а в голове у Каи словно гудел собственный гонг. Дети? Самая сокровенная тайна, хранимая бережно, как священная реликвия Боясь, что голос его выдаст, Каи вопросительно поднял брови, и Раммак уронил единственное слово:
Сатра.
Он покинул верховного на переломе дня, когда солнце начинает клониться к вечеру. Столица дышала зноем. Ветер поднимал с мостовых бурые, как жевательная трава, облака пыли, только вездесущие мухи сновали в душном мареве. Пожалуй, лучшего времени, чтобы проникнуть в осажденный храм, не найтив сезон засухи, после полудня самая кровавая бойня стихает в это время дня.