Полная.
Круглая, налитая, как яблоко из маменькиного сада. На такую воют оборотни, а волкодлаки и вовсе теряют разум Лихо не опасен, будь опасен не выпустили бы с Серых земель
Евдокия не наивна.
Евдокия слышала о людях, которые переставали людьми быть. Но боялась не его, но за него, растревоженного что подумал?
Известно что
И ушел как бросил обидно и страшно оттого, что не вернется а если вернется, то каким?
луна показалась, выглянула, белая монета с полустертою золотой каймой, будто бы надкушенная с одного бока. Но рана зарастает, прибывая день ото дня
Будет луна, и будет сила Аленка замолчала, устремив взгляд в окно.
Тоже видела?
Чуяла?
А говорили, что будто бы у сестрицы сил мало, что едва-едва хватит их раны затянуть а она слышит вот и сама не понимает, откуда у нее это взялось.
Отцовская кровь очнулась?
Или же, напротив, материнская? От той прапрабабки, про которую говорили, будто бы она прирожденная колдовка? И впору бояться родной сестры
близких.
Двое, и обоих Евдокия любит. Она-то человек обыкновенный и мало на что в колдовском мире годный, только и может, что богам молиться. Пусть заслонят. Сберегут. Силами наделят, потому как иначе что бы ни обреталось в зеркалах сторожем клятых душ, оно выберется
Панночка Алена. Себастьян поднял недоеденный кусок колбасы и кое-как отер о покрывало. И вид себе вернул прежний, слегка придурковатый. Аленку взял за ручку жирными пальцами, срыгнул сыто, отчего бедную аж передернуло, и к ручке припал.
Обслюнявил всю знатно.
Вернитесь к себе. И ведите себя как прежде
Аленка ручку выдернула и торопливо за спину спрятала. А ведь колбасу краковельскую она на дух не переносит из-за чесночного ее запаха.
А вы?
И я вернусь. От доем и вернусь. Он еще и грудь волосатую почесал, сказав доверительно: Вы не представляете, до чего мне жрать охота
У двери Аленка тайком понюхала пальчики и скривилась-таки
чесночный дух привязчивый.
Но ушла, унося осколки разбитых мечтаний.
Евдокиюшка Себастьян перекинул покрывало через плечо и снова грудь поскреб, а с вами
Со мной можете комедию не ломать. Влюбляться в вас я не собираюсь.
Даже так
Взглянул пристально, и неуютно стало под этим колючим, лишенным всяческого дружелюбия взглядом. Еще немного и наизнанку вывернет
Как уж есть, ответила Евдокия, заставляя себя глядеть в глаза. И улыбаться.
Как маменька учила
А вы подумайте
Уже подумала.
Я могу быть очаровательным и очень милым мы с вами чудесно проведем этот вечер
Рука сама собой к канделябру потянулась. Себастьян хмыкнул и, пощупав затылок, Аленкиными стараниями целый, сказал:
Ладно-ладно с Лихо я сам поговорю он взобрался на подоконник, а вам, панночка Евдокия, нервы лечить надобно вы слишком остро на все реагируете.
Вот поганец!
Глаза б Евдокиины его не видели
И платье свое забирай! крикнула она, швырнув мятый комок в темноту
Гавел ничуть не удивился, увидев ненаследного князя. Тот, выбравшись из окна, весьма бодро и, по мнению Гавела, несколько необдуманно сиганул в кусты роз.
Сорт «Белая панночка» отличался крупными бутонами бледно-золотистого колеру и шипами исключительной длины. Сам Гавел уже успел свести с оной панной знакомство, а потому сдавленную, но весьма выразительную, можно сказать, наполненную яркими образами ругань князя слушал с сочувствием.
И платье свое забирай! донеслось из окошка, и на голову Гавела свалился надушенный мягкий ком, надо полагать то самое платье
Гавел платье скомкал еще более и спрятал в сумку: вещественным доказательством будет.
Или пойдет на платочки старухе, а то не напасешься
соседка снова жаловалась
требовала, чтобы Гавел из своей командировки вернулся а он, слушая в телефонный рожок возмущенное бормотание, лишь вздыхал
пришлось злотень сверху пообещать
и наверняка мало будет
но последний месяц судьба к Гавелу была благосклонна весьма, и банковский счет его потихоньку прирастал. Если бы не старуха, этих денег Гавелу хватило бы года на два, и не в той каморке. А что, снял бы квартирку в приличном доходном доме, пускай и небольшую, но чистенькую и нанял бы кого убираться дважды в неделю. Купил бы себе белую фильдекосовую рубашку, а к ней желтый галстук и пиджак фиолетовый, бархатный, с хлястиком на черных пуговичках
Тросточку опять же.
И в дни выходные гулял бы в королевском парке, как иные приличные люди
Гавел вздохнул, сам себе признаваясь, что мечты его эти, пусть и не особо сложные, все ж несбыточны. От старухи ему не избавиться, так что и тросточка, и пиджак, и рубашка остались в памяти, а Гавел сделал снимок
Меж тем Себастьян Вевельский из кустов вырвался и, сплюнув погрызенный лист «Белой панночки», потянулся. На сей раз князь был не совсем обнажен. И если Гавелу досталось платье, то себе Себастьян оставил женские преочаровательного вида панталончики, с кружевами и атласными бантиками
он потянулся и поскреб плечо, на котором проступила жесткая черепица чешуи.
А потом легкой походкой двинулся по дорожке. Таиться ненаследный князь и не думал, он шел не спеша, то и дело останавливаясь, поводил носом, точно принюхивался, и что-то бормотал
Гавел держался в отдалении
а если все не так, как Гавелу виделось?
Если не в изменившихся пристрастиях его дело, а в том, что не выдержал Себастьян Вевельский тяжкой акторской работы? Разумом подвинулся?
Гавел нахмурился и почесал шею: его, в отличие от ненаследного князя, комарье окрестное, лишенное всякого пиетета перед королевскими владениями, очень даже жаловало.
а и вправду
Князь все же
и работа у него мало лучше Гавеловой вспомнить хотя бы те месяцы, которые князь в банде Соловейчика пробыл или дело с крестовецким маньяком, неделю Себастьяна на цепи продержавшим тогда ли он разумом подвинулся?
или еще раньше?
Ах, до чего нехорошо получилось
Себастьян Вевельский, остановившись у очередного куста, опустился на четвереньки. Нюхал он траву, и землю, и фонарный столб, который повадились метить местные кобели. Именно этот столб ненаследный князь изучал с особым тщанием.
До чего интересненько, сказал он громко, окончательно убеждая Гавела в своей ненормальности.
а если так, то и с ведьмаком, выходит, не все ладно?
Гавел похолодел.
Конечно, слухи-то давно ходили, дескать, разменял Аврелий Яковлевич не первую сотню лет иные-то старики и на седьмом десятке блажить начинают. Но ведьмак-то крепким оказался, держался не выдержал или княжеское безумие на него повлияло?
А может, в тот, самый первый, раз стал Гавел свидетелем некоего таинственного ритуала?
Или не свидетелем, а
Помешал?
Он ведь слышал, что ритуалы ведьмаковские лишних глаз не терпят, а он с камерою полез и статейка та, за которую ныне корил себя, да только что с тех угрызений совести
Меж тем Себастьян, окончательно освоившись, двинулся в глубь парка, туда, где располагался зеленый лабиринт, в который Гавел и днем-то соваться не смел, уж больно замысловатым сей лабиринт сделали
И как быть?
Стражу вызвать, чтобы скрутили безумца?
Гавел, потянувшийся было к свистку, в последнюю секунду передумал. Навряд ли безумца вовсе без присмотра оставили бы, а значит, надобно ждать.
И держаться поближе.
Снимок ненаследного князя в панталонах и с розанчиком в руке получился чудо до чего хорош
Глава 3О серьезных разговорах, а также влиянии алкоголя и фазы луны на мужские нервы
Наша служба и опасна, и трудна
Лихослав обнаружился в центре лабиринта, у фонтана, в который залез, что характерно, с ногами. Он склонил голову, и пухлая мраморная девица в весьма символическом облачении, не скрывавшем пышных ея форм, поливала эту самую голову водой. Вода лилась из кувшина, который девица возложила на плечо, кокетливо придерживая двумя пальчиками. И Себастьян, прикинув устойчивость конструкции и вес этого самого кувшина, испытал некоторое волнение.
Все-таки Лихо он любил.
По-своему.
С прочими-то братьями не заладилось. Не то чтобы враждовали, скорее уж были они чужими, неинтересными людьми, по некоторой прихоти связанными с Себастьяном иллюзорными узами родства. Лихо дело другое
И совесть, большую часть Себастьяновой жизни дремавшая, вдруг ото сна очнулась.
Страдаешь? поинтересовался Себастьян.
На хрен иди
Страдаешь. Он присел на край фонтана и, зачерпнув воды, понюхал. Пахла ряской, судя по всему фонтан если и чистили, то давно, и стенки массивных чаш изнутри успели покрыться пышной шубой ила. На водяной глади расползлось кружевное покрывало ряски, а пухлые ноги красавицы с кувшином позеленели и покрылись едва заметными трещинами.
Выбравшись из фонтана, Лихослав подобрал мундир, который валялся на траве, и попытался надеть прямо на мокрую рубаху, но в рукава не попал.
Иди ты
И нажраться успел
Тебя не спросил.
Это точно, не спросил а спросил бы, я б ответил, что и тебе нервы лечить надобно
Он успел поймать Лихо за шиворот.
Стой, кому сказано! Не было ничего.
Без тебя знаю.
Стоял Лихо неуверенно, покачиваясь, но было в движениях этих его, пусть и пьяных, что-то неправильное.
Нечеловеческое.
И лицо переменилось. Скулы стали острее, переносица шире, а из-под верхней губы клыки проглядывали и глаза так характерно желтизной отливали.
Что, не нравлюсь? Лихо оскалился.
Голос и тот переменился, ниже стал, глуше, с характерными рычащими нотами.
Дурень, ласково произнес Себастьян, но руку убрал.
От дурня слышу. Лихо потер переносицу, явно пытаясь успокоиться.
Оттуда подарочек?
Откуда еще.
Кто знает?
Здесь или
Здесь. Мир в целом мало Себастьяна волновал. А вот Познаньск местечко такое, чуть расслабишься, мигом слухи прорастут, один другого краше.
Генерал-губернатор ведьмак твой
Он не мой, он общественный.
Ведьмак общественный, куда более спокойным голосом повторил Лихослав, Евдокия теперь вот и ты.
Я, значит, последним. Себастьян подвинулся; и братец, махнув рукой, будто бы разом для себя приняв решение, присел рядом. Что Старик говорит?
Да известно что. Кровь себя проявлять будет, чем луна полней, тем сильней сам я не перекинусь точно, а потому опасности для людей нету Лихослав поскреб щеку, поросшую плотной жесткой щетиной. Бриться устал только соскребу, а она опять и ладно бы бородою росла, отпустил бы, и леший с нею, так нет же щетина. Колется
Он вздохнул и поднял голову, уставившись пустым немигающим взглядом на кругляш луны.
Сказал еще, что я везучий что если б не навья кровь, проклятие убило бы
Клятое везение, вывернутое.
И злость разбирает, хоть и не на кого злиться.
Пил зачем?
Затем
Послушай. Себастьян вытащил из волос веточку, раздумывая, что бы такого сказать. Извиняться он не любил и, говоря по правде, не умел. Я наверное, был не прав
Когда?
Тогда и сейчас тоже, но сейчас Он сунул пальцы в волосы, нащупывая припухлость. Благодаря умелым рукам эльфиечки боль отступила, но шишка осталась. Сейчас меня вынудили! Она меня шантажировала
Лихослав хмыкнул.
Револьвером угрожала
Еще скажи, что изнасиловать пыталась. Братец сунул руку под воду. Тонкая пленка ее покрыла и широкую ладонь, и пальцы, которые будто бы стали короче, и широкие длинные когти.
Не пыталась. Это я предпринял меры а она меня канделябром. Дважды.
И как?
Хреново
В смысле помогло?
Удивленным Лихослав не выглядел.
Успокоившимся тоже.
И на луну по-прежнему смотрел, на сей раз, правда, в фонтане отраженную. Луна эта то и дело шла рябью, почти исчезала, будто тонула, но все одно появлялась снова и снова.
Смотря от чего. Больше я к ней точно не полезу, если ты это хотел знать.
Кивок.
И пожатие плечами. Хотел, но сам не заговорил бы. Упрямая дурь семейная черта. И пожалуй, сказано все, что должно было быть сказано, только на сердце спокойней не стало.
Знаешь, очень серьезным тоном произнес Лихослав, все-таки оторвавшись от созерцания луны-утопленницы, наш полковой целитель всем касторку прописывал. Не важно, болотная лихорадка, понос или ветру в уши надуло касторка, говорил, от всего помогает. А если нет, то надобно продолжать терапию и верить
Ты это к чему?
К тому, что если ты еще раз к моей невесте сунешься, я тебе горло перерву.
Белые клыки блеснули в лунном свете.
Лихо
Я не шучу, братец, поверь.
Он встал и отряхнулся, с длинных волос полетели брызги.
Я ушел не потому, что отступил, а чтобы не убить тебя. Испугался, что не сумею удержаться выпил
То есть набрался ты раньше?
Встретил одного знакомого надо было кое о ком расспросить о сослуживце его давнем. Старая уже история, одиннадцать лет тому. А сам понимаешь, волосы он отжимал, накрутив на кулак, на трезвую голову никто говорить не станет.
Помощь нужна?
Нет, сказал резко, зло. Не устраивай снова за меня мою жизнь.
Не буду. Клянусь своим хвостом.
Лихо хмыкнул, но как-то не зло. И Себастьян, решившись, спросил:
Еще злишься? Ну за то за прежнее.
За Христину?
Переспрашивает, можно подумать, что Себастьян его не от одной когорты невест избавил. Но ответил и в глаза посмотрел, удивляясь тому, что гаснет в них волкодлачья наведенная зелень. Почти прежними становятся, синими.
За нее.
Не злюсь. Лихослав потер переносицу. Было нехорошо было.
Это верно.
Нехорошо. А тогда казалось идеальный вариант.
Я и вправду хотел тебе помочь. Себастьян поежился: хоть и лето на дворе, а по ночам все одно прохладно, и от воды еще тянет. Я ж видел распрекрасно, что ты ей не нужен титул это да а ты так договорной брак.
А ты, стало быть, нужен?
Нет. И я не нужен. Разве что приключением нервы пощекотать экзотика я для всех них экзотика а если не я, то другое приключение найдут. Было бы желание. У нее было.
Мог бы просто сказать, проворчал Лихослав.
Мог бы наверное а ты бы услышал?
Не знаю.
Вряд ли, Себастьяну ли не знать, сколь беспощадна к здравому смыслу первая любовь. И Лихослав понял.
Я не могу вспомнить ее лица, признался он. Волосы светлые были и еще над губой родинка. Справа? Или слева? А больше ничего даже цвет глаз.
И, наверное, в этом был смысл.
Вспомнилась вдруг Малгожата, но не лицо, а роскошный бюст, который сделал ей в общем-то неплохую партию Себастьян узнавал.
Из любопытства.
Я вот думаю, что было бы, если бы не ты.
Ничего, наверное. Она и до свадьбы не дотерпела, а уж потом
ни особого ума, ни красоты и уже тогда было непонятно, что Лихо нашел в этой девице с узкими губами и странной манерой шепелявить, не потому, что Христина не могла иначе могла, но не хотела. Она играла в маленькую девочку.
Банты, куклы, чулочки
И огромные глаза, которые смотрели на Лихо с обожанием. Правда, лишь до того момента, когда Лихо смотрел в эти самые глаза. А стоило ему отвернуться, и обожание сменялось скукой.
Расчетом.
И был бы ты сейчас женат, рогат и глубоко несчастен, подвел итог Себастьян.
Братец фыркнул
Дальше сидели молча. Себастьян думал о зеркалах и призраках полнолунии, до которого осталась неделя колдовке, способной лица менять
одержимой Богуславе.
Иоланте, замершей на пороге лабиринта.
панне Клементине, которая слишком откровенно не замечала странностей Цветочного павильона, а значит, напрямую была с этими странностями связана.
о королевиче
Ядзите, метках обо всем и сразу, уже отдавая себе отчет, что история эта слишком запутана, чтобы сводить ее лишь к Хольму
Мать. Себастьян поймал мысль, которая не давала ему покоя.
Что?
Я знаю, кто ее отец, но не мать
Чья мать? поинтересовался Лихо, выныривая из фонтана.
Решил все-таки утопнуть от несчастной любви?
Решил все-таки протрезветь. Он стер длинную нить водоросли, прилипшую к щеке. Так чья мать-то?
Панны Клементины. Ты знаешь, кто был ее матерью?