То есть, это я до этого момента был уверен. А теперь уже и сомневаться начал.
А Дерек, тем временем, спокойно засунул меч в ножны, отбросил в сторону плащ и вытащил из своего мешка странную конструкцию. Как будто выкованные из железа волчьи челюсти, но с приделанными к ним длинными ручками. Спокойным, даже ленивым шагом подошел к, еще продолжающему дергаться, телу, воткнул свои странные щипцы ему в бок и, с мерзким хрустом, сжал ручки. Обернулся ко мне.
Придержи его, что встал столбом?!
Я сглотнул, бросился к лежащему телу и прижал его к полу всем своим весом. Капитан, пыхтя, и дергая ручками, с трудом вырвал свой инструмент из тела Константина. Поднял его над распахнутым горлом мешка, раскрыл щипцы и уронил истекающий кровью кусок мяса в мешок. Снова впился окровавленными железными зубами своего инструментана этот раз в горло.
Держи!
А я что? Я держу. Что я, не понимаю, что ли? Это уж непременно надо, я и сам секундой ранее отметилгорло рассеченное мечом, ни с чем не спутаешь. Обязательно надо замаскировать.
Так что, он зверопоклонник был? спросил я только чтобы не молчать, а то уж больно тошно становилось. Все слова мертвого уже Константина в ушах звучали. Как-то раньше я об этом не задумывался, но сейчас определенно моему сердцу происходящее не очень нравилось. А что поделаешь?
Нет, дергая ручками щипцов, натужно ответил Дерек, Святым он был. Настоящим. Только от этого еще хуже.
Выдернул, кинул еще кусок в мешок, перевел дух.
Скольких ты знаешь егерей, что Единому всерьез поклоняются?
Я прикинул.
Много
Как думаешь, часто они сюда захаживалидушу перед святым человеком излить?
Я промолчал. Дерек хмыкнул.
Именно что. Лучше бы уж он был зверопоклонником. Так нет же, он всерьез верил(ты заметил?) в то, что говорил. Что его единому богу не нравится, когда люди убивают бестий да вот от таких проклятье, кость зацепил от таких идейных больше всего бед и бывает.
Дерек вырвал из обезображенного тела очередной кусок, бросил его в мешок, критически поглядел на его содержимое, потом завязал и протянул мне.
Возьми. Выкинешь на свалке у Южных ворот.
Я? я отдернулся, почему?
Ты еще спрашиваешь? Разве я ввалился к тебе посреди ночи и принялся вдохновенно вещать о нависшей над региментом угрозе? Заодно проверишь, действительно ли покойный был святымпо легендам, перед их мощами все животные падают ниц и закрывают глаза.
Ну, я и взял. А что было делать, опять же?
Недоброе местосвалка у Южных ворот. Сюда свозят все отходы с кожевенных мастерских, что располагаются с обеих сторон городской стены к югу от Красного рынка. На Красном же рынке (и в ближайших кварталах) располагаются три четверти всех мясных лавок города. Отходы с них везут, разумеется, сюда же. Легко представить, какие тут витают ароматы. Ежедневно поутру вуотацесии заливают тут все известью, но помогает это малонаоборот, дух становится тяжелее и злее, проникает, кажется, прямо в мозг, даже при плотно зажатых ноздрях, и от него очень быстро начинает мутнеть в глазах. Кстати, человеческий труп на этой свалкенастолько обычное дело, что местные нищие давно уж промышляют тем, что добывают более-менее прилично выглядящие трупы (и их части) для колдунов, гадалок и школяров-медикусов.
Ни ворон, ни крыс здесь нет. Точнее, они есть, но на глаза не показываютсяих чайки выжили, коих тут мириады. Даром что на Лаке одну-то редко когда увидишьно тут я чаек понимаю: какой смысл, напрягая глаза и мышцы, охотиться за рыбой, когда на свалке можно жрать от пуза, никаких усилий для этого не прилагая. Вполне по-человечески. И вообще, очень они мне префектов, на хлебном месте осевших, напоминаютсварливые, жирные, наглые и летать уже почти не умеют. Неприятно мне на них смотретькрасивые птицы, а превратилисьв крылатых крыс каких-то. Но на этот раз, смешно сказать, меня они успокоили. Вроде и не верил я в эти сказкинасчет святых мощейно мои руки и в самом деле подрагивали, когда я опустошал свой мешок перед торопяще-жадными взорами разучившихся летать чаек. Наверное, это и в самом деле сказки. Или Константин не был святым. Чайки, махая крыльями и разевая в крике окрашенные красным клювы, отбирали друг у друга куски все еще парящего мяса, а я стоял и думал о странности жизни и странном смысле, который порой скрывается за привычным обликом происходящего.
* * *
Очнулся я от дикой боли. Хотя это очень мягко сказаношею и голову словно тисками сжимало. Кроме того, меня подташнивало, и ощущался во рту кислый привкус блевотиныявные признаки сотрясения мозга. Надо жеоказывается, он у меня еще естьмозг-то. Я уж и не надеялся. Но вот что страннокамень прилетел мне в затылок, а болит больше лоб. С чего бы?
Кстати, я связан. В этом-то ничего удивительного нет, с учетом последних отложившихся в памяти событий. А вот рот у меня зачем заткнут? Они что, не хотят слушать мои крики о пощаде и вопли ужаса? Очень странно.
Заставив себя забыть о головной боли, я открыл глаза, быстро окинул взглядом обстановку и снова опустил веки. Вергов поблизости не видно, и можно надеяться, что никто из них моего пробуждения тоже не заметил. И хорошопусть считают, что пленник еще в отключке. А я пока ситуацию поанализирую.
Итак, что я увидел?
Вергов, повторюсь, не увиделни одного. Но это ничего не значитну, ходят где-нибудь по своим делам. Или просто спят (что даже скорее всего). Потому что увидел я горывозвышались над лесом, освещенные нежными лучами восходящего солнца, скалистые вершины и могли они быть только предгорьями Пиреней. Что, в свою очередь, значит: верги меня всю ночь тащили, бегом, да еще и по весьма оживленным зачищенным территориям. Утомились, небось. Кстати, северная сторона Пиреней уже полвека как чисто людская территория. Теперь, видимо, нет.
Тогда и кляп вполне понятен, и мое состояние. Интересно, сколько раз за эту ночь меня по голове били, чтобы я некстати не очнулся? Наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Не говоря уже об оставшейся, да. Ну ладно, с этими вопросами разобрались, уже хорошо. Что дальше? Привязан я, судя по еще сохранившимся в теле остаткам ощущений, к гладкому столбу пальма в три толщиной, а стоит этот столб на небольшой поляне под поросшим смородиновыми кустами косогором. Слева распадок неглубокий уходит мне за спину, вода негромко журчит: опять же за спиной. Логово тут у них, однозначно. Больно место подходящее, уж я-то знаю: насмотрелся. Лес, овраг, всенепременный ручеек и, по обе стороны от неголежки. Корневища, кучей наваленные и сверху лапником прикрытыебобровые хатки, и те со стороны аккуратней выглядят. Но, то со стороны, а внутри даже подобие уюта какого-то имеется. Сучки торчащие подровнены, щели тесом и ветками заделаны. Пол подстилкой травяной застелен, из пучков переплетенных стеблей лисохвоста, с редкими ветками полыни и мятычтобы блох из шерсти выгонять. Ну и запах там характерный весьмарезкий, терпкий, хоть и не сказать, что неприятный, но тревожный. Звериный.
А к чему я привязанто столб наказаний. Стоит такой обычно где-нибудь на отшибе, но от логова недалеко. Обычно к нему щенков нашаливших привязывают. На день, на ночь, особо провинившихсядней на три-пять. Сложно сказать, кто у кого идею стащилв Империи похожих столбов тоже полностолбов позора. Правда у нас, людей, суть наказания чуток отличается. Любит у нас чернь постоять вокруг позорного столба, подразнить осужденных, в лицо им поплевать, тухлыми яйцами закидать, ну и так далеесколько у кого фантазии и подлости хватит. У вергов не так. Столб этот, который я по людской мерке 'столбом позора' назвал, на их языке вообще 'деревом спокойствия' называется. И в том, чтобы быть к нему привязанным, особого позора вовсе нет. А суть наказания для стоящих тутдать успокоиться, побыть в тишине одиночества, подумать о своем поведении и о дальнейших действиях.
Вот только ко мне это не относится. То, что от Рива оставалоськ такому же столбу привязано было. И нет у меня никаких причин надеяться на иной исход для себя самого. Если б я в сознании был, когда меня привязывали, я мог бы мышцы напрячь, а потом их расслабить и возникшей слабиной ремней воспользоваться. Верги, правда, эту хитрость отлично знают, но эти-тоновы. Могло б и получиться. Да что толку об этом думать, и, тем более, сожалеть? Что былото было, что сталото есть.
О том, в результате чего я в такой, прямо скажем, незавидной ситуации оказался, я стараюсь не думать. Сглупил, что тут скажешь. Сам же недавно размышлял о том, что никогда на вержью приверженность традициям рассчитывать не стоита сам? Спиной к поверженному противнику повернулсяи не для того, чтобы его спровоцироватьа всерьез на его порядочность рассчитывая! Даже мысли ведь не возникло! А ведь должен был догадаться, просто обязан! Ведь не одну подсказку мне Судьба-злодейка подкинула, и даже не двеподыгрывала любимчику, не иначеа что толку? Так уж лучше об этом не думать, а то только и остается, что ругать себя ругательски, да зубами скрежетать.
Тут я шорох за спиной уловил. Тихий, на грани слышимости. Да и тот потому услыхал, что верг подходящий от меня таиться и не думал. Обошел меня, спереди вплотную подступил, лицо мое обнюхал. Ну, вот и кончилась моя игра. Я сам, к примеру, завсегда сознание потерявшего от притворяющегося таковым запросто отличудля наблюдательного человека это несложно. Что уж о вергах говорить. Так что вздохнул я и глаза открыл.
Вот как? От неожиданности у меня даже голова меньше болеть стала. Самка, причёмта самая. Это поначалу бестии одного вида все на одно лицо морду, то есть, выглядят. А потом подмечать начинаешь, что у них, как у людейдвоих похожих еще поискать. Так что узнал я её. Да и грудь правая у неё наискось тряпицей какой-то перехвачена, а из-под перевязи мелкие зубчики листьев зорянки высовываются. Сильно болит, наверноетак-то традиция велит им боль терпеть и на раны особого внимания не обращать. Дурная, кстати, традицияне один верг через неё от загноившейся раны конец свой нашёл. Интересно мне, зачем она пришла? Над побежденным поиздеваться? За боль свою отомстить? Возможно, но вряд лине принято это у них. Они и пытать-то меня будут не по собственному желаниючтобы жажду мести удовлетворитьа потому что долг им велит не давать злейшим врагам легкой смерти. Я сначала думалприкрываются они только этим долгом, ну как наши экзекуторы в храмах, которые вслух все о благочестии да умерщвлении плоти, а как розги в руки возьмутсобственная плоть аж дыбом встает и слюни изо рта текут. Я одному такому челюсть набок своротил в прошлом году (уж больно гадко мне было на него смотреть), так еле потом от храмового суда отбилсядо принципалов дело дошло, сам капитан меня отстаивать ходил. А вот верги и в самом деле от вида мучаемых врагов никакого удовольствия не получают, хотя мне это, честно говоря, понять трудно. Нофакт. Не в последнюю очередь по этой причине они нас редко живьем берутхоть долг им и велит, но рвения особого в его исполнении здесь они не проявляют. Так что, скорее всего, верга просто посмотреть на меня пришлане удивлюсь, если я первый человек, которого она вблизи видит.
Тут она нож быстрым движением выхватила и полоснула им у меня за ухом. Я даже дергаться не пыталсясмысл? Да и не в меня она целиласья сразу заметил. Ремень, в несколько оборотов вокруг моей головы обернутый, ослаб; я головой замотал, ремень скинул, а потом уже и кляп выплюнуть можно стало. Что я и не замедлил сделать. Хорошо-то как. Не в том смысле, что приятно, хотя это тоже, конечно. Пропитанная рвотными массами жесткая тряпка во рту самочувствия не улучшает. Но главное, что я теперь свободно говорить могу. И, стало быть, могу попытаться скорую свою судьбу изменить слегка. Признаться, не очень мне хотелось умирать несколько часов, глядя на то, как верги обгладывают мои же кости. Уж лучше сразу. И шансы естьчто верга эмоции плохо в узде держит, это я уже заметил. Молодая еще, да и характер такой, видимо. Если разозлить её хорошенько, может и не сдержаться. Только непонятно покакак. Оскорблять бессмысленно, этим я её только повеселюне то у меня положение. Да и сообразит она сразу, чего я добиваюсь. Так чтоумнее надо действовать. Помолчу-ка я, подожду. Не просто так же она кляп мне выплюнуть позволила. Поговорить хочет, скорее всегону так я не против.
Самка молча нож в ножны вложила, перевязь поправила, а потом вдруг и спросила:
Зачем ты мне поддавался?
Я аж всерьез удивился.
Поддавался? переспросил я и принялся пристально взглядом повязку её на груди изучать. Но она от моего вопроса только отмахнулась, как от мухи назойливой.
Да. Поддавался. Ты Рорха победил, он лучший боец во всём клане, мне до него далеко. Ты мог бы тремя ударами бой закончить и победителем выйти. Шрас тогда не успел бы гневу поддаться и честь свою потерять. Ты играл со мной, да? Как кот с мышью? Почему ты бой затянул!? Отвечай! и смотрит мне своими изумрудными глазами прямо в душу.
Потому что ты красивая, выпаливаю я вдруг, сам не поняв, с какой стати. Верга даже отшатывается на шаг. Глаза у неё становятся, как у двухнедельного котёнкабольшие, круглые и почти пустыени одной мысли в них, только отчаянная грусть от полного непонимания происходящего.
Хращ х-ращ? спрашивает потрясенно ('Что? Что?') Ага. Всё же не на имперском они думаютна своем.
Красивая ты, повторяю я, поэтому тяжело мне было тебя ударить. Не только с тобой всю схватку боролсяс собой тоже.
Самка скалит зубы и тянется к ножу. Потом опускает лапу и сообщает мне:
Ты сошел с ума, человек.
Я сошёл с ума, соглашаюсь, так. Другого объяснения у меня нет.
Выдыхаю и добавляю:
Даже вот сейчасмне тебя разговорить надо, попытаться убедить сделать то, что мне нужно, а я вместо этого чушь всякую несу и тобой любуюсь.
Это для неё уже слишком. Прошипев что-то сквозь зубы, она выхватывает нож и одним движением почти втыкает мне его в глазострие замирает на волосок от зрачка. К счастью, мне удаётся не моргнуть. Верга, оскалив зубы и прижав к голове уши, смотрит мне в глазахолодным, злым и испытующим взглядом. Я смотрю в ответне моргая, не отводя взгляда, спокойно и увереннопо крайней мере, мне так представляется. 'Зеркало истины' это у них называется. Проверка на правдивость. Если в какой-то момент она решит, что я солгал, одним глазом у меня станет меньше. Не то, чтобы это меня сильно пугало в данной ситуации, но рефлексы есть рефлексы. Сдерживать их никогда не просто.
Редко, но попадаются среди вергов одноглазыеослеплённые 'зеркалом истины'. Не все из них отъявленные лгуныда и не может таких быть в обществе патологических правдолюбов. Но моральные устои у этиходноглазыхобычно послабее, поэтому мы их всегда стараемся живьем брать. Их частенько удается разговорить, тем или иным способом. Почти все наши знания об укладе жизни вергов, их привычках и повадках от таких вот одноглазых получены.
Наконец, верга нож от моего лица отвела. Кивнула задумчиво, и, не успел я еще понять, что происходит, как земля у меня из-под ног ушла. Ноги-то у меня до полной нечувствительности затекли за те несколько часов, что я к столбу примотанным простоял. Ну и простоне ожидал такого. Встал кое-как, за столб держась, посмотрел на вергу недоумённо.
Уходи, сказала она, сморгнула, и что-то неуловимое мелькнуло в её глазах, нет в победе над тобой чести для нашего клана, не будет её и в твоей смерти.
Я просто ушам своим не поверил. Бред какой-то.
Но знай, когда мы встретимся в следующий раз, я буду готова. И тот день станет для тебя последним.
Я оглядываюсь, бросая взгляд на темнеющие в утреннем полумраке кучи хвороста по обоим сторонам ручья. Десятка два, не меньше, и это только те, что я вижу. Сотня рыл минимум. Машинально разминаю руки.
Они же узнают, что это ты меня отпустила, говорю я невпопад. Единый и милосердный, что я несу?! Господи, если ты естьяви чудо, отсуши мне язык. И мозги прочисть заодно, а то там гниль какая-то завелась, не иначе.
А ведь знаю я, что нужно сейчас сделать, чтобы перестать терзать самого себя и равновесие душевное вернуть. Отлично знаю. Ничего сложного. Шаг вперед, правую лапу в захват, нож отобрать, развалить ей горло одним ударом, и дать деру. И можно будет забыть всё произошедшее, как неприятный сон. Хочу я этого? Да!
Я даже сделал этот шаг. Полшага. Всё она поняласразу. Появись в её глазах страх, закричи она, своих разбудить стараясь, попытайся на меня напастья бы всё сделал, как задумал. Но она просто протянула мне нож и посмотрела на меня со снисходительной усмешкой. Дескать, я так и знала.