Слышь, Богдан вынул кляп изо рта Бориса. Ты с кем связной?
Тьфу, да кому вы верите-то? выпалил тот в ответ.
Понятно, положил снова кляп в рот приятелю Богдан. Остается одно, действовать вместе.
А почему вы все верите Миролюбу? выпалила Матильда.
Ой, да никто никому тут уже давно не верит, все устали до смерти, отозвался Вениамин.
***
Ну-ка, Казимир усадил Аксинью напротив себя за стол. Опиши-ка мне того мальца
Молодой, закатила она кверху глаза. Ласковый такой, жалко его
Да ты его опиши, а не замуж за меня выдавай!
Высокий он, светленький Говорил, что ученик твой. А зовут Борисом.
Ничего не понимаю, Казимир постучал по столу пальцами. А что еще говорил?
Ну что, ничего не говорил, спросил, как звать меня и все
А с Георгием что? Его он знает?
Ну не-е по-омню-ю я-а-а, нетерпеливо протянула Аксинья. Не помню. Хороший мальчишка. Добрый.
Добры-ы-ый, повторил за ней нараспев Казимир. То-то и оно, что до-о-обрый
Ну тебя, разбирайтесь сами, а меня не впутывайте! Мое делогоршки мыть да щи варить. И без вас забот хватает!
Иди-иди, Аксиньюшка, Георгий придет, скажи Нет, ничего не говори. Лошадь я у него возьму
Аксинья только рукой махнула, поспешно удаляясь в сторону кухни.
Казимир, не торопясь, собрал в дорогу хлеба и сыра, захватил фляги с водой и чем покрепче, присел на дорогу, хлопнул себя руками по коленям, помотал головой и протянул привычное: «Ну дела-а»
Лошадь не лошадь, но старая кляча, стоявшая на заднем дворе, вздрогнула при появлении старика и понимающе заржала, готовая отправиться куда угодно на своих старых узловатых жилистых ногах, лишь бы не на бойню.
Казимир потрепал ее по холке:
Ничего, тут недалеко.
Лошадь неспешно везла Казимира по утоптанной неширокой тропинке в лесу. Вверху сквозь сосновые ветви пробивалось солнце, в кронах щебетали птицы. И, если бывают души у лошадей, то именно так выглядела бы сейчас радость лошадиной души. Старая кляча, казалось, даже пробовала перейти в галоп, мотая время от времени головой, задирая ее в сторону сорочьего треска, и уж так было легко и привольно ей, спасшейся от верной смерти на бойне, доказавшей всему миру, что кляча-тоеще ого-го! Она была благодарна седому старику, сумевшему поверить в нее!
Да и Казимир чувствовал это настроение. Хотелось глубже дышать, затягивая в легкие побольше воздуха и не выпускать его изнутри, а хранить все это теплое солнечное великолепие в себе как можно дольше. Захотелось петь, что-то такое широкое, как певали во времена его детства мужики, идущие с сенокоса. И было в их песне что-то такое честное, настоящее, было право отдыха после тяжелых трудов, и была гармония со всем миром, была благодарность матери-природе, была спешка к любимым семьям, детям и женам
Казимир и хотел петь, и не умел. То есть когда-то, он это точно помнил, он с удовольствием подтягивал тоненьким мальчишеским голоском с печки, когда бабы в зиму собирались в избе плести кружево и тянули при этом свои бабьи страдания. А вот, став взрослым, будто разучился. Казалось бы, чего такого: раскрывай рот да говори, только медленно
А вотникак. Впрочем, раньше его это нисколько и не тревожило. А тут несколько дней, прямо чувствовал, что, если не запоет сейчас во всю силу, разорвет его изнутри какое-то и знакомое, и забытое где-то и когда-то давно чувство.
Вот и сейчас желание вылиться изнутри наружу подступило к горлу, сжав его стальным кольцом. Казимир огляделся, нет ли кого, кто мог бы стать свидетелем его позора, и, убедившись, что, кроме лошади, его никто не услышит, раскрыл рот пошире и попробовал протянуть: «А-а-а!»
Первая проба вышла, прямо сказать, не очень, звук был хриплый и трусливый, как заяц, но за ней последовали вторая и третья. И с каждым разом все лучше и лучше. И вот уже сам Казимир удивлялся, что в его звуке появился и даже показался знакомым какой-то давний напев. Слов он припомнить не мог, но мотив лился из него уже сам по себе, как майский ливень, не останавливаясь ни перед чем.
Казимир закрыл глаза и как будто немного замер, слушая сам себя и боясь спугнуть внезапное открытие. Лошадь, кажется, тоже на время отвлеклась, потому что через несколько мгновений она завалилась плашмя наземь, придавив хоть и тощей, но все-таки тяжелой тушей своего седока.
Ах ты, стерва! взвыл Казимир.
Ругательство получилось не таким музыкальным, как только что было все, что производил он. Лошадь пыталась встать на ноги, раскачиваясь всем телом, отчего причиняла еще большие страдания своему седоку.
Казимир нащупал свой нож, с трудом вырвал его из ножен и обнял кобылу покрепче, пытаясь приблизительно понять, где у той в таком положении может находиться сердце. Промахнуться было нельзя, удар мимо обещал ему скорую смерть от того, что лошадь окончательно выйдет из-под контроля.
Старый вояка, он точно знал, как избавиться от лошади, понимал, что нога его раздроблена в лохмотья, и ближайшее время, пока он будет валяться здесь, не в силах ползти дальше, лошадь будет его единственной провизией и брюхо ее единственным его домом
В таких передрягах он и сам бывал, и знал по рассказам приятелей. Все было просто: быстрый глубокий удар в сердцеи лошадь затихнет. Выпустить кровь ей, чтобы как можно дольше продержалась и не стухла. Подкопать дерн под собой, насколько это возможно, чтобы освободиться из-под трупа животного, пока не застыло.
И нож в руке, и сердце нашел Казимир, и лошадь, как будто понимая, что другого выхода нет, затихла и приняла свою участь Но что-то было не так. Столько людей убил за всю жизнь Казимир, а лошадь эту глупую не мог
Вместо привычного способа устранить препятствие, он прижался к лошади плотнее и прошептал ей:
Давай, родимая, давай, милая, по чуть-чуть, вот так, вот так, моя хорошая
Лошадь, обалдевшая от ласковых слов, которых и жеребенком-то ни от кого не слыхала, сделала то, чего не делал еще ни один породистый скакун. Она просто встала на все свои четыре тощие ноги, увлекая седока, бережно, чтобы тот, обессилевший, не потерял равновесия и не упал с другой стороны ее крупа
Дела-а-а
Казимир целовал свою клячу в твердые торчащие из-под кожи кости и рыдал, как маленький.
Умница моя!..
***
«Только б не упасть, только б не упасть», повторял про себя Иннокентий, сжимая зубы так, что челюсть начало понемногу сводить.
Они мчались, не разбирая дороги, он и его спутница, наброшенная хомутом на круп лошади. Одной рукой Иннокентий держал поводья, другой поддерживал Лею. О том, чтобы выбирать путь и направлять бег лошади не было и речи. Она сама неслась, куда хотела, сминая кусты, чудом огибая овраги и едва не врезаясь во встречные деревья.
Голова Иннокентия болталась, желудок подпрыгивал вместе с лошадью, юноша начал икать. Лея открыла глаза и увидела своего возлюбленного в самом неприглядном виде: чумазого, со съехавшей на ухо грязной повязкой, растянувшего руки коромыслом
Не таким она его помнила. В ее воспоминаниях юноша стоял посреди деревни, красивый и высокий, с длинным сверкающим мечом
Очередная выбоина грубо вытолкнула Лею из воспоминаний, заставив сильно удариться головой. Нужно было срочно действовать, пока этот грязный мужлан не увез ее совсем далеко от того места, куда она так спешила. Чувствуя, что руки ее связаны, девушка негромко застонала. Для Иннокентия и этого было достаточно.
Проснулась! воскликнул он, натянув на себя поводья, заставляя лошадь скорее затормозить.
Он схватил Лею и прижал к себе. Девушка не растерялась и в ту же секунду ее прекрасные белые зубы вонзились в нежную мочку уха.
Лошадь встала как раз вовремя, потому что Иннокентий, почувствовав, наконец, что он и Лея в безопасности, дал своему уставшему организму расслабиться окончательно, а сильная боль в ухе решительно перевела его из реальности в мир духов. Юноша поник и стал медленно сползал вниз. Лея, окрыленная легкой победой над пленителем, мешком свалилась на него сверху и стала оглядываться в поисках чего-то острого, чтобы растрепать веревку, стянувшую руки. Однако ни шила, ни ножа за пазухой у юноши не нашлось. Девушка кое-как поднялась и уже занесла ногу, чтобы пнуть своего похитителя, однако, на полудвижении замерла. Перед ней было какое-то очень знакомое лицо. Не то лицо старика, который несколько раз за пару дней хватал ее в плен.
Кеша? Кеша! бросилась она перед ним на колени, дула в нос, кусала за бровь, чтобы хоть как-то привести его в чувство.
Иннокентий приоткрыл глаза и посмотрел на девушку:
Лея? Скорее! Мне нужно к королеве!..
К королеве? Хорош, гусь! Я тебя от смерти спасаю, а ты про королеву?
Лея, не сейчас, нам нужно торопиться, попытался встать Иннокентий.
Ну вот тебе нужно, ты и иди! А меня развяжи, и иди к своей королеве один! И посмотрим, как она тебе жизнь будет спасать! Иди-иди, что застыл?!
Ну что ты такое говоришь?
Что говорю? Нет, это ты мне скажи: будет твоя королева ради тебя жизнью рисковать, а?
Да откуда я знаю. Причем здесь это?
Конечно, ни при чем. Тут ничего ни при чем. Я бегу, спасаю его к этой самой королеве, меня чуть не убили. И я тебя нахожу, и опять спасаю тебя, ты ведь сейчас чуть не умер. Я тебя еле в чувство привела. И что я слышу? Может быть, я слышу: «Ах, Лея! Спасибо, Лея!»? Это я слышу? Не-ет. Я слышу: «скорее к королеве!»
Да причем здесь это, Лея. Я ничего не понимаю
Конечно, валенком-то не прикидывайся! Никто тебя не держит. Развяжи меня и иди к своей королеве. Проваливай! А я всё! Плевать я на тебя хотела! А ну-ка, развяжи меня!
Иннокентий привстал на одно колено и протянул руки к Лее.
И не уговаривай! выкрикнула она и отвернулась
Не уговариваю, руки давай, развяжу
Хам ты, Кеша! смягчилась Лея. Мог бы хоть прощения попросить
Да за что-о?!
Ни за что! Всё! Развязывай давай!
Иннокентий даже отвернулся. Но Лея не унималась. Однако и близко не подходила, опасаясь, видимо, что Иннокентий ей все-таки руки развяжет и придется убираться восвояси.
Иннокентий понимал, что вот сейчас надо показать характер, как бы хлопнуть кулаком по столу и сказать что-то вроде «Замолчи, женщина!», но не мог.
Не мог и все. Понимал, что глупая баба не уймется, что она ждет, чтобы мужик цыкнул, иначе какой он мужик. Но не мог.
Догадывался, что Лея, однажды взяв верх, никогда больше не будет считать его главным, чувствовал, что теряет ее, но цыкнуть не мог.
Лея, что ты хочешь от меня? проговорил он твердым тихим голосом.
Девушка опешила, она готова была еще пару дней проспорить, у нее было достаточно сил еще, чтобы упрекать его и слушать его оправдания. Однако, она была совершенно не готова к такому равнодушно-уверенному голосу. Совершенно не понимая, как действовать в ситуации мужского спокойствия, она прибегнула к тому способу, которым владеют все женщины Края. Она заплакала. Заплакала, и тут же победила. Иннокентий бросился обнимать ее, развязал ее руки, целовал закостеневшие пальчики, грел своим дыханием ладони.
Лея была счастлива, все доказательства любви к ней, которые она вымогала у своего друга шантажом скандала, она получила. Чего еще нужно женщине? Разве, что отделаться от крохотного чувства вины, что ее поведение чуть не стало причиной ссоры:
Кеш, а Кеш, давай никогда не ссориться? А то ты вечно начинаешь?
Давай, моя хорошая, еще крепче обнял ее юноша, раз и навсегда зарекшийся теперь разбираться в извилинах и поворотах женских капризов.
Баба-то она, что кобыла, раздался рядом хриплый смех.
Лошадь, на которой к поляне домчались юные влюбленные, задрала морду и заржала, узнав хозяина.
Лея дернулась, Иннокентий заслонил ее.
Да что я вам теперь сделаю, аккуратно сползая с лошадиного крупа сказал Казимир. У меня теперь одна нога всего. Убежитене догоню
Да и я не убегу, дядь, засмеялся Иннокентий. У меня ноги две, только обе не ходят.
Лея не понимала, как это так вышло, что ее любимый жених и ее заклятый враг могут так мило улыбаться друг другу.
Кеша! Ты ж ничего не знаешь! Это ужасный старик! Он чуть не убил меня, затараторила она.
Как? Разве он мог? Это же мой приятель, только мы с ним случайно разминулись
Да нет, малец, не случайно
Что значит неслучайно? не догадывался Иннокентий.
Бывает так, понимаешь Я ведь потом-то тебя действительно спасти хотел, да тут морок какой-то на меня нашел
Мо-орок? протянула Лея. Вот оно что, а как это было?
А тебе зачем? прищурился старик.
А не твое дело!
Какая ты девка скандальная, плюнул Казимир.
Ага, ты меня чуть не убил, а я скандальная?! А как я, по-твоему должна на тебя реагировать?
Да не убил бы я тебя. Не убил. Ты мне для другого нужна была.
Для чего же?
Не твоего ума дело
Объясните мне всё! потребовал Иннокентий.
Ну, девк, ты помолчи, а я попробую, глядишь, вместе и договоримся, а ты, малец, костерок какой разведи, мы тут и заночуем
Пока Иннокентий возился с огнивом и выдувал из себя весь воздух, лишь бы хватилось хоть малое пламя и заходило по тоненьким хворостинкам, старик успел рассказать о себе, честно и не утаивая ничего о своей работе, чем вызвал гневное фырканье Леи, которая не успокоилась фукать, пока нижняя губа ее не побелела и не занемела от частого использования не по делу. И, наконец уверив всех в своей неприязни к Казимиру, она успокоилась и уселась у будущего костра, позевывая и потягиваясь, хлопая глазами, закрывающимися от хлопот прошедшего дня.
Ну так я тебя и умыкнул, потому что, ну сам понимаешь Значит, магия в тебе есть
Ты бы мне это рассказал несколько дней назад, я б не поверил ни за что, протянул Иннокентий. Но теперь я точно знаю, что-то такое есть во мне. Моя очередь, стало быть, рассказывать, только ты, дядь, особо не рассчитывай, что меня поймаешь
Эх, малец, то, что в тебе что-то есть, я и без тебя знаю, вот из-за тебя и со мной что-то не то творится который день Я вон сегодня запел даже
Лея попробовала фыркнуть, но вместо увесистого презрения вышло писклявое «пю-ю», что рассмешило всю компанию.
Ну вас!
Ну так я скажу все же, пожалуй. Так я, как с тобой спелся, так мне все что-то не так, вроде, как и прежде все, а все не так. Ну вот тебе пример. Никого в жизни не жалел. Знаю, что магизло это, все беды от них. А вот тебя пожалел. Ну, кто его знает, глянулся мне малец или что там на старости лет бывает, все старики слезливы, ну, думаю, мой черед настал Ан нет. Дело не только в этом. Я вам одно скажу, вы-то никому не скажете, а я в себе носить тоже больше не могу. Вот с тех пор, как с тобой по болотам якшался, мне сны дивные видеться стали, вроде и сны, вроде, и не сны вовсе. Тут я не мастак говорить. Одно деломать я свою припомнил. Да только вот не пойму, то ли правда она такая была, то ли это так мне голову закрутило, что кажется правдой. В общем вспомнил я вот что: мать моя колдуньей была. Вот даже иной раз забудусь, от дел отвлекусь, а ее заклинания в башке так и торчат, тут как тут. И вот я тебя-то спросить хочу: это сила в тебе какая, головы чтоб морочить, или я правда как будто что-то вспоминать начал?
Сила у него! не выдержала Лея. Так и называетсяморок.
Оба мужчины обернулись на нее.
Да-да, именно так. Кешамаг. С тех пор как тебя украли, а мама твоя ко мне пришла и спрашивает, мол, ты Иннокентия любишь? Я говорю, мол, люблю. А она глазами так сверкает и шепотом: «А жизнь за него отдашь?» Спрашивает меня. А я? «Конечно, говорю, отдам». Это вот вы все думаете, что, если человек родился бабой, то ему в правую руку горсть заколок надо насыпать, а в левуюмужика, чтоб она в него желчью могла плевать. А бабачеловек сложный. Только вот вы понять этого не можете!
Ну а что ж в бабе сложного-то? засмеялся Казимир.
Ну как это что? Ну все ведь сложное! Ай, да что с тобой это размусоливать, ты ведь все равно не поймешь. отмахнулась Лея. Так вот, мама твоя мне тогда и рассказала, что ты сын известной колдуньи в Краю, которую уничтожила королева. А бабка твоя за то королеве отомстила, дочку ее страхолюдиной такой сделала, что та мимо зеркала, не переблевавшись, пройти не может. Поначалу даже в королевстве зеркала попрятали, так принцесса у пруда болтаться любила, раз на себя глянула, потом месяц икала. Так-то бабка твоя, Кеш, отомстила за мать твою. А сама во дворце с принцессой осталась, чтоб та не смогла никак себе красоту вернуть. А тебя деду отдала, сказала, мол, вези старый подальше от дворца, найди кормилицу, которая его примет, золота много дала, и вот твоя матушка в нашей деревне согласилась тебя от всего укрывать и воспитывать. Только уговор был такойтебя так воспитать, чтоб ты ни сном ни духом не знал о волшебстве