Так это что? С любой так будет?
С любой, малец. Так что силы не трать, не жалей.
Так значит следующей ни помогать, ни меняться для нее не буду! решительно подытожил Иннокентий.
Ну и дурак, вздохнул Казимир. Будешь остальным бабам за одну тварь мстить, несчастным и останешься, потому что они твари, но не все. А как свою бабу угадать? А никак! Тебе всё это сказано для чего было? Чтобы ты понял, что не о чем жалеть, ты поступал так, как велит твоя природа. Бабья природатребовать помощи. Твоя природапомогать слабым. Ну, а если она решила, что все такие хорошие, как ты, и все будут ей помогать, как ты, так ты бабу отпусти. Пусть идёт. На свете мужиков обиженных много, и много кто бабам мстит. Пусть баба идёт, она такого обязательно встретит. А ты время на сожаления не трать, ищи следующую Понял?
Понял! Вот пусть она на такого нарвётся, а потом сама ко мне прибежит, будет рыдать и прощения просить!
Ничего ты не понял, вздохнул старик. Смотри, вон уже трактир виден отсюда. Ищи, где ты книгу потерял? На каком месте?
Иннокентий внимательно сверху холма, на котором они стояли оглядел местность и уверенно ткнул пальцем в сторону придорожных кустов.
***
И кому же я должна верить? спрашивала Евтельмина жену лекаря. Ежели я поверю мальчишке, а я, признаться, очень хочу ему поверить, очень! Не знаю, почему!
Королева состроила полную изумления рожицу перед зеркалом, высоко подняв брови и округлив рот. Застыв с таким выражением лица, Евтельмина залюбовалась собой, но скоро продолжила:
А если не поверю ему? Токому?
Если вы поверите музыканту, монотонно подхватила жена лекаря. Возможно, он проведет в замок магию и тем самым подвергнет опасности и вашу жизнь, и вашу власть. Мы не знаем планов колдунов, весьма вероятно, что они желают втереться в доверие к вам, чтобы занять трон
Да! королева восхищенно послала в зеркало воздушный поцелуй. Но как? Как они смогут завоевать мое доверие? Это почти невозможно.
Лекарская жена ущипнула себя тайком, чтобы не начать спорить и не раскричаться на собеседницу.
Моя королева, но ведь они дали вам красоту
Они! Дали мне красоту! Ха! Ха! Ха! Они дали мне! Что ты говоришь, глупая! Я всегда была красива! Всегда! Просто этого было не видно! Мое доброе сердце В общем, я уже рассказывала.
Моя королева, тогда есть одно тайное средство, которое поможет узнать, кому верить!
Какое же?
Слуховые ходы.
Что? Что такое слуховые ходы?
Ваш замок строили старые мастера для старых недоверчивых королей. В стенах остались промежутки, в которые может поместиться человек, если немного согнется, и, уверяю вас, тот, кто окажется там, может услышать все, о чем говорят люди в разных комнатах. Например, из слуха главной залы можно узнать, что творится на кухне.
И часто ты? Часто ты подслушивала?
О нет, моя королева! Ни разу! Я просто знаю, что ходы должны быть, но не знаю, есть ли они.
А кто знает?
Тот, кто строил, и старые короли
А где тот, кто строил?
Их убили сразу же после того, как замок был готов
Почему?
Из недоверия, моя королева. Вдруг бы они рассказали, где находятся те самые ходы?
Что за нравы! Кто мог отдать такой глупый приказ?! И как мы теперь узнаем?
Моя королева, я уверена, в библиотеке сохранились чертежи и записи обо всем
Королева немного удивилась, что дело обстоит так просто и что сама она не догадалась до такой мелочи, и тут же сказала:
Я как раз это и хотела сказать, вечно ты перебиваешь!
Жена лекаря присела в знак уважения.
В королевской библиотеке не было множества книг. Да и не все короли с королевами умели читать и писать. Евтельмина не умела. За нее было кому уметь считать, писать, читать, издавать, подавать и наддавать. Королева помнила эту старинную часть замка, где был совершенно особенный и не очень приятный запах, ее бабка говаривала, что она сюда бы захаживала, конечно, если бы ей не приходилось так часто чихать от пыли. Бабка тоже не умела читать, но умела изящно скрывать свои недостатки.
Лекарская жена с ловкостью кошки вскарабкалась к верхним стеллажам и вытащила оттуда, кажется, самую пыльную и толстую книгу.
Ну, и где? нетерпеливо спросила ее Евтельмина, как только толстушка раскрыла фолиант.
Моя королева, я не смогу так быстро, мне необходимо ее прочесть, и, наверное, не только ее.
Ну, так сколько ж тебе надо времени?
Не меньше суток, если повезет, а, может, и побольше.
Королева недовольно надула губки:
Ну, а мне что делать все это время?
Может быть, стоит заказать новый портрет?
И Евтельмина тут же умчалась из скучной пыльной библиотеке на ходу раздавая приказы слугам, чтобы выписали лучших художников да заказали лучших кистей.
Однако, что-то не давало покоя королеве. Там, в старинной и странной комнате сидит сейчас незнакомая ей женщина, чье имя она даже не знает, и читает то, что читали и трогали ее деды, проникает в какие-то тайны, что доверены были только этим молчаливым фолиантам, которые сулили смерть тем из людей, кто проник в них
«Придется ее убить?» подумала королева. «Жаль, конечно. С ней было приятно поболтать. А что поделать? Вдруг она узнает эти тайные ходы и проведет по ней армию врагов, чтобы захватить мой дворец!» И Евтельмина тут же представила, как между стен движется, бряцая латами и звеня копьями, отряд молодых черноусых бойцов, чтобы захватить ее, такую беззащитную, в одной сорочке на кровати В некотором смысле это видение королеве даже понравилось, больше всех понравился тот, который был во втором ряду, ну та-ак смотрел!
Но пока надо было что-то решать с лекарской женой. Ведь вдруг флейтист хочет помочь ей, а эти двое, умеющие читать, изо всех сил стараются не допустить, чтобы самим занять трон.
Ах, как это все-таки утомительно! вслух сказала королева.
Что именно, моя королева? рядом послышался чарующий бархатный голос.
Евтельмина даже немного подпрыгнула на месте от удивления. Рядом с ней все это время находился тот самый черноглазый флейтист. Евтельмина кинулась быстро соображать, что именно она сказала вслух, а чтоподумала про себя, молча. Вдруг все это время она болтала с самой собой без умолку, а он слышал это?
Ты давно тут, мой мальчик?
Мы встретились с вами у библиотеки
«Ах, наверное, он слышал все, что я наболтала сама себе!» королева до боли прикусила губу. И в этот момент ее поразила новая догадка. «А что, если флейтист уже знает про слуховые ходы. Иначе, как объяснить то, что он все время оказывается там, где и она. Да, влюблен, конечно, влюблен, подкарауливает! Но как же он узнаёт, где караулить?»
Что ты там делал?
Гулял, знаете ли, там особенный воздух.
Да-да, воздух там действительно не такой, как повсюду. И часто ты там гуляешь?
Бывает, иногда.
Что-то я раньше там тебя не встречала, схитрила королева. А ведь я там бываю почитай, что каждый день
И правда, удивительно, ведь я тоже! не растерялся музыкант.
***
Толстая неуклюжая женщина с перевязанными какими-то грязными тряпками ногами плюхнулась на землю в придорожных кустах. И тут же взвыла, потому что вместо мягкой травы и податливой земли ощутила, как что-то весьма недружелюбно врезалось ей в правую ягодицу. Она, кряхтя, заворочалась на месте, пытаясь развернуться и разглядеть обидчика.
Чем-то твердым оказалась прекрасная книга с удивительно дорогой и нарядной обложкой, в которую были инкрустированы разной величины камни, по виду драгоценные.
Повертев ее немного в руках, толстуха сунула в черный заплечный мешок и устроилась на земле поудобнее, чтобы с комфортом позавтракать. И свой завтрак, завернутый в еще более грязные тряпки, чем ее ноги, она уже рассматривала с куда большим интересом, чем найденный фолиант.
Аксинья не пожалела ей ни вонючего сыра, ни плесневелого хлеба. Толстуха вздохнула, припоминая свой разговор в трактире с поварихой.
Что ж ты, старая, а детей не оставила на свете, кто тебе воды подаст? В гроб-то все мы ляжем, да только перед тем, как лечь, пожить придется, тут-то дети пригодились бы.
Не твое дело, буркнула Аксинья и передумала отдавать ей собранное в дорогу, велев обождать еще немного.
«А ведь в первый раз она мне что-то хорошее собрала, это уж верно», рассуждала толстуха. «И тряпка вот почище была, и вышитая. Чего это она вдруг взбеленилась? А я с чего про детей начала разговоры разговаривать? Хорошая ведь тетка. Что меня все время куда-то то волокёт, то поговорить тянет».
Здравствуй, девица, хрипло и весело прозвучало совсем рядом неожиданное приветствие.
Толстуха обернулась и, прикрыв глаза от солнца рукой, разглядывала двоих занюханных путников, одногопостарше и наглого на вид, второгопомоложе и крайне тощего. Пока она соображала, кто из них мог к ней обращаться, тот, что постарше подсел к ней ближе, запустил руку в ее завтрак и, уже аппетитно чавкая, повторил приветствие:
Здравствуй, девица! Пожрать не найдётся?
Откуда ж? привычно ответила на дорожный вопрос толстуха. Саму бы кто накормил
Да уж, тяжело тебе, бабонька, посмеивался старик.
Тяжело, старинушка, отозвалась она, глядя, как исчезают остатки её перекуса у него во рту.
Ещё мгновение помешкав, толстуха резко вскинула ладонь и хорошенько врезала её ребром деду по горлу. Он закашлялся, мгновенно покраснев и задыхаясь.
А ты, бабонька, не промах
Ты, старый, и у ребёнка леденец не вытащишь, ощетинилась тетка, ловко подъедая остатки своего завтрака. Что? Съел? Или еще наддать?
Нет уж, сыты по уши. А сыр твой вонючий тебе ведь Аксинья дала? Этакая мразь только у неё водится
Точно, она
А ты добрым людям этого г.вна пожалела
Ладно, чего уж там. А Аксинье своей приветы шли от меня, скажи, мол, ела и нахваливала.
Оба они уже смеялись, ловко переворачивая общение и всячески подъелдыкивая один другого. В этой словесной перебранке оба находили какое-то особенное удовольствие, которое не мог понять юноша, оставшийся стоять за их спинами, маясь от голода на солнцепёке. Тот пытался решить, слушая их, за кого ему надлежит заступиться: за слабую женщину, умело, однако ж, вырвавшую из горла нахального старика еду, или за нахального старика, ворующего из-под носа женщины провиант.
Ладно, мать, прервал его размышления старик. Скажи-ка ты нам вот что. Что там у Аксиньи? Георгий дома или в отъезде куда по делам?
Все дома. Вас только нет, съязвила толстуха.
А вы куда идёте? попытался вклиниться в разговор Иннокентий.
И Казимир, и новая тётка глянули недобро на юношу.
А вот такие вопросы на дороге задают только разбойники или королевские псы, поучительно сказала толстуха.
Ну и пожалуйста, а что, про Книгу тоже нельзя спросить? обратился юноша к Казимиру, как будто советуясь.
Отчего ж нельзя? Про книгуможно.
Иннокентий перевёл взгляд на толстуху, а та уже держала на вытянутой руке роскошный фолиант:
Эту? спросила она.
Её! сглотнул Иннокентий.
Ну так, значит, иду я за тобой, Кеша
Вот те раз! хлопнул себя по коленям Казимир. Пошли к Георгию тогда все вместе, я давно ногой бараньей хочу чарку закусить!
Глава, которую можно и не читать
Вскоре компания кряхтя и охая, гудя желудками, как сводный королевский оркестр, добралась до корчмы.
Иннокентий, несмотря на яркий дурманящий и аппетитный запах копчёной рыбы, попятился.
Не трусь, малец, в этот раз по-другому всё будет, подбодрил его Казимир.
Толстуха тоже неуверенно шагнула через порог. Процессию возглавил старик.
Здорово, Аксинья! крикнул он, входя в помещение.
Из-за полинялых занавесок, перегораживающих выход во двор, выглянула баба и тут же, расцветя и разулыбавшись, двинулась к Казимиру по её собственному выражению «почеломкаться».
Что, Георгий дома? спросил он её.
Дома-дома, вышел только, к вечеру будет. Садитесь, гости дорогие. Привет, молодой, хлопнула она по спине Иннокентия. Куда ж ты утёк-то?
Иннокентий не нашёлся, что ответить, а Аксинья уже сверлила глазами толстуху.
Что? Сыр мой понравился?
Ещё как, тётенька, за добавкой вот пришла, рассмеялась тётка.
Пока гости рассаживались, Аксинья улизнула за полинялые занавески и через некоторое время явилась оттуда вновь, но уже парадно неся на широком плоском блюде несколько копчёных дымящихся огромных рыб. Все это великолепие она торжественно водрузила на центр стола и не уходила, ожидая похвалы.
Казимир издал очень странный звук, похожий на песню нерестящегося волколака, выбравшегося из гнезда темным февральским утром и обнаружившим, что вокруг поют русалки.
Дааааа, в той же манере протянула ему в ответ довольная Аксинья.
Неужто? прогнусавил Казимир.
Лещ, батюшка, Аксинья была на вершине блаженства от такого теплого приёма, оказанного её стряпне.
Толстуха и Иннокентий переглянулись, ожидая объяснений.
В то же самое время Казимир аккуратно запустил толстые заскорузлые пальцы под блестящую и переливающуюся перламутром и золотом чешую, слегка приподнимая её и бережно отворачивая на сторону. Из-под драгоценной блестящей, закопчённой поверхности вырвались клубы ароматного пара. Обнажилось белое, легкое, как взбитая пуховая перина, мясо, убранное вдоль рыбьего хребта широкими пластинами, которые подрагивали от малейшего движения, источая в воздух нежнейший аромат. Вскоре показались прозрачные озерца жира под плавниками и на горбу огромной рыбины. Казимир бережно сгрёб теплое нежное мясо и неторопливо отправил в рот, жадно облизывая каждый палец.
Вкусовые рецепторы внутри Казимира и лещ, довольное мурлыканье старика и урчание в его желудке сыгрались в этот момент в сложнейшей симфонии вкуса и радости.
Юноша и толстуха продолжали наблюдать за приятелем, однако их желудки, несмотря на недоверие самих хозяев, упорно подпевали наслаждающемуся старику.
Они ждали, что вот сейчас им объяснят, что происходит, и что это такое, и как это едят. Однако, Казимир запустил вторую пятерню в рыбину, потом погрузил пальцы между ребрами леща и в третий раз, а никаких объяснений не последовало.
Иннокентий первый решился закончить ожидание и последовал примеру старика. И вскоре недоверие на его лице сменилось таким удовольствием, что и толстуха не удержалась и торопливо засуетилась над лещом.
Однако, Казимир быстрыми движениями ударил её по обеим рукам.
Мед-лен-но, убирая каждую косточку, смакуя каждый ку-со-чек, пропел он, и тётка кивнула.
Ближайший час гости трактира провели молча и сосредоточенно. Их руки неторопливо мелькали над тающими перламутровыми рыбами. Со стороны могло показаться, что трое танцуют какой-то старинный обрядовый танец рук, которыми они медленно и плавно перебирали в воздухе, то погружая их в нежность, то взлетая ими ввысь, в самый рай наслаждения.
Когда всё было закончено, гости отвалились на спины скамеек с блаженными лицами.
Ле-е-ещ, поднял палец кверху Казимир. Копчёный.
Все медленно и понимающе кивнули. Глаза их оставались полуприкрыты, мягкие улыбки неподвижно застыли на лицах, как на картинах древних богов.
Иногда мне жаль людей, которые не могут есть леща всегда, как только захотят, философски продолжил Казимир через некоторое время. Неподалёку от трактира есть озеро, там и живёт эта рыба. Я вырос здесь, мы всегда ели леща. Вы сами видите, что леща есть надо медленно, избегая костей и наслаждаясь вкусом. Вот и люди, которые здесь живут, такие медлительные и рассудительные, как я. И я думал, что везде так. Однако, походив и поездив по свету, я понял, что вот так: захотел лещапошёл и съел его, такого больше нигде нет. Во всем Краю лещей едят только по большим праздникам, а уж копчёных так и вовсе не пробовали, потому что, кто же будет коптить леща, которого везли во льдах многие дни и ночи. Нет дураков же? И сейчас мне так жаль этих самых людей. Я, признаюсь вам, наверное, счастлив, ведь нигде в мире нет такой привилегии, как у нас тут. Да и люди-то наши, те, которые едят леща, таких нигде и не найдёшь больше. Весь Край мясо жрет. Мясочто? Ешь себе и ешь. А лещ? Прежде, чем кусить, подумаешь да посмотришь, нет ли кости. Вот как мы тут едим, так мы тут такие рассудительные и есть.
Все медленно и понимающе кивнули, не поднимая век и стараясь затаиться и не спугнуть ненароком от лишнего движения разлившееся по всему телу наслаждение.